Причина вероятности

Утро началось с того, что в дверь постучали. Открыв её, Якобсон увидел продрогшего мужчину сорока пяти - пятидесяти лет, одетого только в тонкие брюки и рубашку с коротким рукавом. На его голове красовалась соломенная шляпа. Якобсон, стараясь не терять ни минуты, впустил его внутрь. Человек, кутаясь в тонкое одеяло, стуча зубами, пробормотал: — Чавой-то денек не задался, укуси меня пчела. Как же я тут очутился? — он говорил с украинским выговором, употребляя некоторые слова на свой лад. — Лучше скажите, как вас зовут, — Анатоль попытался взять разговор в свои руки. — Я Николай Васильич, но все Васильичем кличут, — он крепко пожал руку ученому. Тот мог поклясться, что кости его ладони хрустнули. — Я Анатоль Сергеевич, учёный. Но Васильича это не интересовало. Он рассматривал остальных людей. Увидев Ганса он только покачал головой: — А этот, как его, немец, что тут забыл? Чего вообще тут происходит? Анатоль вкратце рассказал Николаю свою теорию, пару раз разбавив свою речь английскими словами, на что мужчина почесал затылок и пробормотал со смесью удивления, непонимания и восхищения: — Укуси меня пчела... Так вот оно что. Чавой-то я устал от всей этой болтовни. Так это, можно у вас тут чайку попить? А то я замерз совсем. Николай вел себя по-хозяйски, но это не вызывало ни у кого раздражения. Наоборот, этот новый человек разбавил компанию и даже еще больше сплотил ее. Васильич оккупировал себе место у небольшого фикуса и сидел, грея свои руки о горячую чашку. Анатоль, да и Ганс тоже, довольно удивленно наблюдали за этим человеком. Ученый задал уже привычный вопрос: — Как вы здесь оказались? Да и просто расскажите о себе, я думаю, что нам будет интересно... — ученый не договорил, так как этому человеку даже не требовалось объяснение. Было видно, что он любит поговорить. — Я работал на огороде, а потом как вспыхнуло! — он показал жестом, как именно вспыхнуло, — и я уже здесь! Ветер свищет, снег, мороз — думал, умру. Но набрел на ваш дом. Ну вот и история. Я уже говорил, но меня звать Николай Васильич Загорулько. Или просто Васильич. Да, ну и погодка тут у вас, — он имел странную привычку перескакивать с одной мысли на другую, — холодно до жути! Прям как у моей тетушки из Хабаровска! Эх, до чего ж чай хорош! — он шумно отхлебнул напиток. Ганс лишь покачал головой. Было видно, что немец не очень рад новому человеку. Летчик встал и с видимой тяжестью поковылял обратно на кушетку. Николай после его ухода еще более оживился. Он, скорее всего, был экстравертом и любил общество и других людей. По крайней мере, так думал Анатоль. — А всё-таки, здорово тут у вас! Ну может вы тоже представитесь? — Васильич в своей странной форме задал вопрос остальным. — Я Кирилл Кириллович Шувалов, приятно познакомиться, — граф протянул руку для рукопожатия, — А это Александра Евгеньевна. Когда они представились друг другу, ученому уже порядком надоела эта слишком однообразная компания, и он поспешил уйти в комнату с камином. Там было тихо. И там не было спорящих людей. Анатоль задумался. Как же всё-таки сложно ему, человеку, привыкшему жить в одиночестве и изоляции, привыкнуть к новым лицам, людям. Общество давило на учёного неподъемным грузом, мешало дышать спокойно. Как бы хотелось снова оказаться одному. И не слышать этих голосов, не выдавливать из себя улыбку, не быть таким учтивым и доброжелательным. Как же хотелось. Или нет. Или же общество именно этих людей было приятно Анатолю? Ему бы хотелось слышать их голоса? Или видеть их лица? И не к чему выдавливать улыбку, если она и так искренна. Анатоль посмотрел на языки пламени, мерно танцующие в камине, на чёрное небо за окном. Его взгляд охватил каждый уголок комнаты, каждую деталь. И столкнулся с таким же ищущим взглядом Ганса. Немец поспешил отвернуться. Ему, скорее всего, казалось ужасно неприличным смотреть кому-нибудь в глаза. Странный все-таки у них менталитет. Но там хоть не заставляют улыбаться всем и казаться дружелюбным. Вдруг Анатоль захотел спросить. — What are you looking for? [Что вы ищете взглядом?] — Якобсон спросил и понял, что задал совершенно некорректный вопрос. — Вы спрашивать, что я искать, или что я смотреть для? — Ганс повернулся, вопросительно подняв брови. Он выглядел задумчиво. — Что вы смотрите для. Этот вопрос. Как же странно. Вроде бы "to look for" значит "искать", но более точное значение "смотреть для, с определённой целью". Искать глазами. Ганс в ответ на этот вопрос пробурчал нечто нечленораздельное, вероятно смутился и отвернулся. Больше немец не говорил. Анатоль продолжил смотреть на огонь. *** День не задался с самого утра. Ганс, почувствовав себя лучше, починил старинный радиоприёмник. Среди белого шума отчетливо слышалась прерывающаяся то и дело морзянка. Три точки — три тире — три точки. Сигнал бедствия. SOS. Лётчик определил место, откуда исходил сигнал. Это был тот самый шалаш на краю поляны, в который за книгами ходил Анатоль. Якобсон собирался отправиться туда, чтобы выяснить причину, повлекшую за собой отправку сигнала бедствия. Но никто не хотел с ним идти. Александра Евгеньевна сослалась на головную боль, а остальные тоже не были в лучшем состоянии. Ганс чудесным образом выздоровел за ночь, что его, несомненно, напрягало, поэтому он не слишком громко проговорил: — Если никто не хотеть, то я пойти, — он знал, что его речь далека от совершенства, но именно сейчас немцу это было только на руку. Если бы он начал говорить на своём родном языке, русские бы точно отказали, ссылаясь на то, что не доверяют врагу. Но даже бы если не сказали, то точно подумали бы так. Анатоль, к удивлению всех остальных легко согласился. Николай долго его отговаривал, но учёный был непреклонен. Он твёрдо решил пойти с Гансом. Снег был белым и нетронутым, и, если бы не снегоступы, путники бы просто проваливались по пояс. Лес был тихим, враждебным, и ничто не нарушало его молчания. Ганс смотрел по сторонам, стараясь скорее заметить силуэт своего самолёта. Вот и он. Среди поваленных, мёртвых деревьев грудой никчемного металлолома лежал его мессершмитт. Крыло было согнуто под неправильным углом, куски обшивки торчали в разные стороны. Видимо, после того, как лётчик ушёл, что-то случилось с двигателем. Хотя это очень странно, что он взорвался в такой мороз. Главное, чтобы содержимое ящика было целым. Ганс подошёл ближе к своему боевому товарищу и с ощущением тоски провёл рукой по его металлическому боку. Ящик был цел. Шмидт осторожно достал его и мягко спустился вниз к Анатолю. В ящике лежали два пистолета. Оба принадлежали ему. Это был Вальтер ППК и Вальтер ПП. Ганс зарядил второй пистолет и отдал его Анатолю. Тот смотрел на оружие с удивлением, совершенно не понимая, что с ним делать. Ефрейтор зарядил свой пистолет и положил его в карман. Надевать кобуру не было времени. Анатоль с удивлением смотрел то на немца, то на пистолет. В его глазах читалось непонимание. Ганс закатил глаза. Как он мог забыть, что Якобсон принадлежит другому временному отрезку? — Я подумать, что оружие может быть полезно в случае опасности. Не считать, что тот, кто сидеть в убежище быть дружелюбный. Учёный утвердительно кивнул головой, и они продолжили свой молчаливый путь. Лес расступился, превращаясь в поляну. Вдалеке едва различимым силуэтом стояло то самое здание, в которое Анатоль прежде ходил за книгами. Подойдя к двери дома, Ганс показал жестом, что нужно остановиться и прислушаться. Как бы то ни странно, учёный легко уловил главную мысль. Он выглядел напряженным. Ничего не было слышно. Как будто что-то глушило любой звук. Шмидт хотел коснуться стены дома, но Анатоль резко оттолкнул его руку, не дав лётчику дотронуться до чего-то очень напоминающего мыльный пузырь. Тончайшая фиолетовая стена с разноцветными разводами окутывала все здание прозрачной пленкой. Анатоль мягко отступил к двери, и накалякал что-то на бумажке, и налепил её прямо на пузырь, не касаясь его руками. Тотчас же в нем образовалась трещина, достаточная, чтобы приоткрыть дверь. Учёный с грацией кошки шмыгнул внутрь, практически не производя шума. Ганс последовал его примеру, только сначала лётчик снял пистолет с предохранителя. В доме было темно. Пузырь глушил не только звуки, но и свет, цвета. Чуткое ухо Шмидта уловило свистящий звук, заставив немца пригнуться. Удар, однако же, пришелся на ноги. Уже через секунду их связывала толстая веревка. Руки вскоре тоже оказались примотаны к туловищу. Лётчик выругался. Их легко обнаружили. В глазах вдруг окончательно померкло. Яркий свет настольной лампы резал привыкшие к темноте глаза. Рядом слышалось недовольное сопение Анатоля. Он тоже был связан. Перед ними, рядом с лампой, стояли два бледных подростка, один из которых хищно улыбался. Другой выглядел так, будто был испуган до смерти. Первый — поджарый парень с соломенного цвета волосами и голубыми глазами, видимо был лидером этого дуэта. Второй же — полноватый темноволосый и кареглазый, носил круглые очки в толстой оправе. Он, видимо ощущал некую неправильность ситуации. — Heads off! So, who are here? One nazist and a strange guy. It isn't good, — английский парня был ужасно ломаным, да и звучал он с австралийским акцентом. Ганс выругался громче. Паренек повернул голову на источник шума. — Так что же вы здесь забыли? — Кха... Так вы ведь сами послали сигнал бедствия, — Анатоля сильно ударили под ребра, и теперь он кашлял. Лицо темноволосого вытянулось. Он робко заметил: — Может... Может они и не хотели нам навредить? Они просто... — Что просто?! А это что? Муляж? А?! — Вальтер был направлен прямо в лицо Ганса, — Вот и проверим. Лицо Анатоля выражало странное смешение чувств. Вдруг веревка вспыхнула и распалась. Одним взмахом руки учёный выбил пистолет из кисти подростка и заломил ему руки. Ганс так и не понял, что случилось, как и темноволосый паренек. — Кит, вот видишь, к чему это привело... Зачем ты пытаешься противиться? Может они действительно хотели помочь? Кит на слова своего друга отреагировал смешанно, ворча ругательства и вырываясь из удивительно сильных рук ученого. Якобсон выглядел подавленно, не понимая ситуации. Он удивленно косился то на свои руки, то на руки Кита. Подросток продолжал вырываться. Учёный резко отпустил. Кит, не ожидавший подобного, по инерции врезался в шкаф и отключился. Темноволосый паренек покосился на друга и пробормотал: — Вот он всегда так. Я только скажу ему что-то определенно верное, а он не желает меня слышать, — он развязал Ганса, и немец теперь потирал покрасневшие запястья. Анатоль вопросительно посмотрел на летчика, словно бы волновался за него. А может и волновался. Черт знает этих ученых! Они зачастую очень странные. Ганс поднялся и положил Вальтер обратно в карман, не забыв поставить оружие на предохранитель. — Так он был заряжен? — Евгений покосился сначала на немца, затем на оттопыренный карман его шинели. — Nein, — легко соврал Ганс, потом выждал несколько мгновений и исправил своё высказывание, — то есть, да. Я подумать, что здесь скрываться угроза, вот и зарядить оружие. Редко когда лётчик говорил настолько добродушным тоном. Но сейчас нужно было расположить к себе хотя бы ещё одного человека. Анатоль утвердительно, как бы подбадривающе кивнул головой, подтверждая правильность действий Ганса. Да и подросток больше не боялся. Он тихо и неуверенно произнес: — Я... Я бы с радостью пошел с вами... Но сфера... Она не пускает меня отсюда... Я прикован к этому месту... — Просто попроси ее пойти с тобой. Это лишь разновидность энергии, которая подчиняется только тебе. Сконцентрируйся и позволь ей идти вместе с тобой, — слова Анатоля были мягкими, они внушали уверенность. Зависть кольнула Ганса. Чёрт бы побрал его косноязычность! Но немец лишь вздохнул и продолжил молча наблюдать. Подросток кивнул и закрыл глаза. Он, скорее всего, вел ментальную беседу со своей силой. И этот диалог окончился победой человека. Взвалив себе на плечо Кита, который едва переставлял ноги, пребывая в состоянии на границе с полной отключкой, подросток, робко представившийся Евгением, вышел из двери дома. Ганс и Анатоль последовали за ним. Сфера мягко окутывала четырёх людей, даруя им тепло. Также их ноги не проваливались в снег. В доме, собравшем так много людей, сразу стало тесно. Сфера, окружавшая Евгения, распалась, столкнувшись с огромным количеством энергии другого вида. Александра устало смотрела на новых людей. Она выглядела бледно. Анатоль внимательно посмотрел на женщину и тихо спросил её: — Вы ведь использовали её? Силу. Вы забыли закрыть канал, это может убить Вас, если не прекратить, — учёный говорил мягко, но с чувством тревоги, зная, что сперва его будет сложно понять. — Я вас не понимаю, — взгляд женщины был потухшим, безжизненным. Она приложила руки к вискам, словно пытаясь уменьшить головную боль. — Вам дана сила исцелять. И Вы это прекрасно знаете. Только забыли, как закрыть канал, вот и все. Нужно сделать, нужно порвать нить. Не дать силе совсем уйти, — в ответ на эти слова, женщина лишь кивнула. Она закрыла глаза и уснула. Ганс с недоумением покосился на Анатоля. Учёный сел рядом и начал объяснять. Летчик поймал себя на том, что он неосознанно понимает каждое слово, произнесённое Якобсоном. — Видите ли, я Вам ведь говорил, что занимался изучением энергий высокой частоты. Так вот, у каждого носителя свой, индивидуальный способ "договориться" со своей силой. Кому-то нужно сконцентрироваться, кто-то засыпает, а некоторые призывают энергии интуитивно, не осознавая. Единственное в чем я сомневаюсь, — он понизил тон до шепота, чтобы его голос не был слышен никому, кроме немца, — в чем я сомневаюсь, так это в себе. Я не понимаю, к какому типу относится моя энергия и относится ли вообще. И я не знаю, как её контролировать. Это меня сильно пугает. Я боюсь, что причиню кому-нибудь вред. Ганс вспомнил сумасшедший взгляд учёного, когда тот порвал веревки. С ним действительно было что-то не так. Что-то заставляло этого спокойного, немного стеснительного человека меняться, превращаться в свою полную противоположность. Но как мог судить он, Ганс, если даже сам учёный не знал этого? Лётчик задумался. В этом месте было как-то странно тихо, словно кто-то заглушил все звуки. А ведь совсем недавно, каких-то пять минут назад, здесь было довольно шумно. Что же изменилось сейчас? Немец поднял глаза и удивился необычной пустоте помещения. Звуки тихо, медленно, тягуче доносились из кухни. Цвета тоже исчезли. Состояние пространства напоминало ту сферу, что окутывала Евгения. Только та сфера была настроена дружелюбно, она излучала тепло и любовь, а эта... Эта дышала могильным холодом, гася все признаки существования. И он все-таки был не один. Анатоль сидел в нескольких дюймах от летчика, смотря тусклыми, безжизненными глазами, но ничего не замечая. Он был таким близким, но и таким далеким одновременно. Американский ученый, корни которого терялись в одной из самых загадочных стран. Россия... Эта страна была странной, непонятной, она внушала Гансу почти суеверный ужас. Как и жители этой страны. Русские. Они с виду такие мягкие и добродушные, всегда готовые помочь попавшему в беду, но немец видел и другую их сторону. Они готовы стоять до конца, совершенно не боясь смерти. И это пугало Ганса еще сильнее. Примут ли его? Он ведь совершенно другой, он злодей и враг для них. Он обречен на непонимание. Цвета стали ещё более тусклыми. Ганс огляделся. Вдруг кто-то коснулся его плеча. Рука была такой горячей, что лётчик ощущал её даже сквозь толстую ткань водолазки. Глаза Анатоля были... Они были пустыми или же наоборот, полными жизни? Ганс не понимал. Цвета медленно возвращались. Что же нужно этому ученому? Тело Анатоля била мелкая дрожь, он был бледен и судорожно сжимал в руках блокнот с записями. Ученый был несколько взволнован. Он пытался отдышаться. Ганс робко взялся за плечо Анатоля. Тот вздрогнул. Лицо ученого выражало странное смешение чувств. Он будто бы хотел что-то сказать, но при этом держал язык за зубами даже вопреки своей разговорчивости. Его что-то явно беспокоило. Только вот что? — Тебя что-то беспокоить? — Ганс все больше и больше удивлялся тому, как легко у него получается использовать слова из другого языка. — Нет, нет конечно, — Анатоль отнекивался, всем видом показывая, что говорить ни о чем не хочет. — Was, was ist das? — Ганс задал вопрос о странном явлении, произошедшем только что. — Что? — Анатоль, видимо, сначала не понял вопроса, — А, Вы про это? Это, я не знаю, что это. Учёный выглядел подавлено. Что-то с ним явно было не так. Только что? Ганс почему-то чувствовал вину. Когда ему требовалась помощь, Анатоль сумел её оказать, но что может сделать он, совершенно не знающий ситуации? Действовать. Как их учили: чётко и решительно. Лётчик положил руку на плечо учёного, надавив чуть более сильно, чем в прошлый раз. Анатоль удивленно покосился на немца. Ганс постарался придать своему лицу как можно более дружелюбное выражение. Взгляд учёного смягчился. Он опустил свою руку поверх руки Ганса. Какие же всё-таки горячие у него ладони... Летчик вопросительно посмотрел прямо в глаза учёного. Может быть в Америке его времени просто так принято? Вдруг Анатоль закрыл глаза, а его голова бессильно упала на плечо немца. По размеренному дыханию и сопению можно было сказать, что учёный спит. Так быстро отключился. Видимо, это из-за него гасли цвета. Но Ганс не чувствовал ни злости, ни обиды. Да и как можно обижаться на этого странного человека? Ганс понял, что тоже засыпает. Откинув голову на грядушку кушетки, он заснул.