Причина вероятности

На улице ночь укрыла чёрным покрывалом молчаливые, безжизненные деревья. В доме уснуло все, и только лётчик беспокойно бормотал во сне. Его короткие непонятные высказывания прогнали робкую дремоту ученого. Тот опять заснул за столом, допоздна склоняясь над книгой, испещренной древними символами. Анатоль снова бился над разгадкой тайны некоего Народа, но ответов он упорно не находил. Ему нужно было хоть одним глазком взглянуть на сих странных существ, понять, как те устроены. Но судьба не была благосклонна к ученому. Ему оставалось только страдать от невозможности достижения своей цели. Или же ждать нужного момента. Анатоль поднялся со стула и подошёл к окну, всматриваясь в черноту за ледяным стеклом. Его отвлекли тихие всхлипы, доносившиеся из угла, где спал летчик. Ганс свернулся в комок, он тяжело дышал. Ему явно снился кошмар. Из непонятного бормотания, смешанного с всхлипами, ученому удалось выделить только женское имя — Эрика. Летчик перевернулся на спину и широко открыл глаза, влажные из-за слез. Ганс еще несколько секунд смотрел в черноту потолка (Анатоль не решился склониться над ним, боясь напугать), потом тяжело перевернулся на бок. Размеренное дыхание говорило о том, что летчик спит. Анатоль улыбнулся, обрадованный тем, что все обошлось. Ученый тихо прошел на кухню, стараясь не разбудить спящих на полу подростков, налил себе в кружку воды, по привычке открыв водопроводный кран. Кран? Откуда здесь такие удобства как водопровод или отопление? Анатоль не мог не заметить железные трубы, призванные обогревать помещение. Кто-то, вероятно, построил эти дома задолго до их появления здесь, даже раньше, чем тут появились те убитые люди, чьи тела они находили в каждом жилище. И вряд ли это был Народ. Хотя ученый уже не мог быть ни в чем уверен.

***

Утро незаметно подкралось дикой кошкой, солнце осветило пространство комнаты, нежно коснувшись щеки летчика. Тот довольно резко встал. Обычно Ганс просыпался до рассвета, но сегодня летчик почему-то изменил своей давней привычке. Он тяжело вздохнул и поплелся на кухню, где уже собрались остальные. Подростки ещё спали, а вот старики уже во всю беседовали за чашкой чая, граф задумчиво перемешивал фишки для лото, в которое они очень любили поиграть на досуге. Учёный тоже был тут. Анатоль снова и снова листал буквально затертый до дыр старый блокнот. Было видно, что он нервничает. Ганс расправил складки комбинезона, по привычке проведя рукой по вышитому орлу — символу войск, в которых он служил. Летчик подошел к группе людей и они резко осеклись, прервав свой разговор. Это напрягло Ганса, но он постарался не подать виду. Анатоль же, наоборот, приветливо улыбнулся другу. Александра Евгеньевна немного подвинулась, чтобы немец мог занять место за столом. Неспешная беседа стариков продолжилась. "Какие же все-таки они разные", — думал Ганс, глядя на живое, улыбчивое лицо старушки, — "и как же они похожи". Кирил Кирилович явно мухлевал, но Александру промахи не смущали. Она, конечно, все замечала, поэтому легонько толкала шулера под столом, призывая к порядку. Такое поведение старика ее явно забавляло. Ганс тоже решил включиться в игру — партия как раз подходила к концу. Старики совершенно не были против и с радостью предоставили немцу две карточки. В новой партии участников уже было четверо — тем веселей. Летчик впервые почувствовал себя дома. Это ощущение покинуло его еще в далеком тридцать девятом году, когда его призвали на фронт. И Ганс окончательно упустил его зимой сорок второго, когда потерял свою семью. А теперь чувство защищенности снова вернулось к нему. — Вы что, заснули, мой друг? — граф обеспокоенно посмотрел на немца, — Вы уже пропустили две фишки... Ганс немного огорчился своей рассеянности и решил больше вникать в игру. Правда выиграть у него так и не вышло. В этот раз удача была на стороне Александры Евгеньевны, а новой партии не предвиделось. Сложив принадлежности в старую коробку, женщина принялась за вязание. Кирил Кирилович взял из ящика старую, замызганную газету, надел очки и принялся вчитываться в содержание давно уже неактуальных статей, иногда невнятно их комментируя. Летчик навел себе чай и, согревая почему-то замерзшие руки о горячую чашку, задумался о чем-то недосягаемо далеком и, вероятно, прекрасном. Анатоль раз за разом перечитывал содержание строчек, хоть и понимал, что это абсолютно бесполезно. Выжидать непонятно чего было ужасно самонадеянно и глупо. Нужно было действовать. Действовать Анатоль решил нахрапом. Быстро объяснив остальным, что он с летчиком планирует масштабную вылазку, которая продлится от одного до трех дней, ученый начал сборы. В вещмешках лежало только самое необходимое, все было строго и точно распределено. Припасы, медикаменты, вещи первой необходимости и химическая защита — все нашло свое место. Правда, на сборы ушло куда больше времени, чем предполагали друзья. Поход отложили на утро следующего дня — уже смеркалось. Анатоль моментально отключился, что было очень странно для него, а вот Ганс долго не мог уснуть. Он думал о том, что считают остальные, и почему никто не выступил против этого мероприятия или не пожелал присоединиться. Сны летчика, по обыкновению, монохромные, похожие на отрывки из старых немых фильмов. Только вот на сей раз воспоминания не принадлежали Гансу. Он, или не он, стоял в комнате, ужасно похожей на библиотеку в лесу, и беседовал с человеком, лицо которого было расплывчатым и неясным. А потом вдруг — вспышка света, парализовавшая сознание. И вот уже он стоит, окруженный недовольными фигурами с туманными лицами. Эти фигуры хотят лишь одного — чтобы его не стало. Сначала их мысли тихие, робкие, но потом они нарастают, сливаются в ревущий поток ненависти. Грудь пронзает боль, подобно копью Святого Георгия, впиваясь не в тело — в душу. И все меркнет, сливается в один черный ком, неисправный экран с противным белым шумом, опустошающим сознание. Дальше все совсем исчезает, и приятная чернота встречает летчика, предвещая фазу глубокого сна. Утром Ганс не чувствовал усталости, но прекрасно помнил подробности кошмара. Как будто тот страшный сон мог ему пригодиться. Летчик быстро позавтракал, и они с Анатолем двинулись в путь. За несколько коротких дней снег уже успел прилично растаять, а почки набухли куда сильнее. Жизнь оказалась сильнее смерти, как происходит год от года. Лес, вдоль которого они довольно долго шли, следуя прихотям тропки, проложенной кем-то, чье имя уже давно затерялось в веках, кончался, а его место занял широкий луг, пока еще пустой и голый. Кое-где еще лежал рыхлый снег, местами проглядывали сухие пучки прошлогодних трав. Вдали виднелся новый лесок. В воздухе повеяло чем-то неприятным. Это был не газ, напасть вообще не была материальной. Только сейчас летчик понял, что ни разу не слышал криков птиц, не видел следов животных. Как будто единственными существами в этой проклятой долине были только они. И еще таинственный Народ. А лесочек все приближался. И чувство тревоги нарастало. Ганс понял, откуда пришло то ощущение. На опушке лежал человек. Через сто метров стало понятно, что это ребенок не старше двенадцати лет. В груди летчика кольнуло. Анатоль сжал губы. Друзья молчали, боясь нарушить тяжелую тишину. До человека осталось всего каких-то десять метров. Вдруг тело ребенка всколыхнулось и пошло рябью. Иллюзия исчезла, растворившись в воздухе. Вместо ребенка на земле лежало странное существо. Его тело состояло из железного экзоскелета, пружины и шестерни которого переливались в свете полуденного солнца, и полупрозрачной черепной коробки, в которой была желто-оранжевая желеобразная субстанция, походившая на мозг. В специальных углублениях находились глаза, веки из тонкого металла напоминали затвор камеры. На груди существа был выцарапан коловрат, смотревшийся очень чуждо. Ганс подошел ближе, Анатоль тихо следовал за ним, по пути заряжая пистолет. Было видно, что ученый испытывает интерес, смешанный со страхом и отвращением. Жестами, он спросил у летчика: "Жив?" Ганс ответил, что не знает. И летчик действительно не знал. Ясно, что это существо маскируется под человека, но присутствие немца сняло с него эту маску. Что же это все-таки такое? Ганс решился на отчаянный шаг — он поднял с земли палку и постучал по грудной клетке представителя Народа. Палка оставила бороздку на металле, нарушая целостность древнего символа. Коловрат сверкнул мимолетной вспышкой, и металл снова стал гладким, как будто на нем никто ничего не царапал. Глаза существа открылись, и оно резко село. Было видно, что оно... Испугано? Ганс не ожидал, что создание, чьи собратья зверски уничтожали людей, может испытывать чувства. Немец понял ироничность этой ситуации — он сам был таким существом. Анатоль не отвел пистолет, но было видно, что ученый не собирается стрелять — научный интерес победил инстинкт самосохранения. Он тоже заинтересованно смотрел на существо. То застыло, проводя металлическими пальцами с желеподобными подушечками по грудной клетке, где раньше были царапины. Ганс мог поклясться, что содержимое черепной коробки существа поменяло свой цвет на зеленый. Вдруг раздались странные, дробные звуки, вне сомнения, источником был представитель Народа. Летчик легко принял морзянку. Существо кодировало русский язык. Но Ганс, прилично повоевав на восточном фронте, знал расшифровку. «Как вы меня нашли, а самое главное, зачем?» — существо устремило взгляд глаз-камер на дуло пистолета, — «я вижу, вам нужны знания. И без них вы не уйдете. А у меня как раз есть то, что вам нужно. Правда, я задам вам всего одно условие, оно несложное — оставьте меня в живых». Нельзя было понять тон, с которым оно говорит, но скорее всего, это было отчаяние. Летчик кивнул, почти одновременно с Анатолем. По крайней мере, всегда есть верная пуля. Существо приняло ответ и начало свой рассказ. «Мы, Народ, прибыли с планеты Плутон, и являемся представителями особой расы. Наш народ всегда мечтал попасть на вашу цветущую Землю — свою планету мы, увы, потеряли. Но наш корабль забросило не на планету, а в странное измерение вне континуума, откуда есть лишь один выход. И осуществить его можно лишь силой девяти фигур — восьми пешек и одного ферзя. Но каждый раз мы упускаем одно. В это измерение можно только попасть. Выйти из него уже нельзя. А ферзи и пешки только еще больше смещают континуум. Но наш Предводитель так не думает, — показалось, что существо тяжело вздохнуло, — и он всеми силами хочет вернуться. Только вот прежние фигуры все это прознали. Там тоже было два таких. И один из них тоже был ферзем. И предводитель приказал стравить друзей между собой, подставив одного из них. А потом оставить урок следующим, убивая каждого особым способом. Так вышло, что подставили ферзя. Другие фигуры взбунтовались, и убили его. Вы поймете, как это было, когда дойдете туда, — существо указало в сторону места назначения, — я был против всего этого. Не хотел вреда фигурам, потому что они не виноваты. И вы видели, что со мной сделали. Древний символ солнца, начертанный в правильную сторону может как защищать, так и калечить. И я вижу, не только мы придумали его носить», — существо указало на опознавательный знак над правым нагрудным карманом Ганса. Летчик опустил взгляд, а существо, тем временем, продолжило, — «свой рассказ я закончил. Но я был бы невероятно признателен, если бы вы разрешили мне пойти с вами. Здесь я долго не протяну». Существо смолкло. Ганс думал над его предложением, но все равно брать врага в дом было бы опасно. Хотя что-то подсказывало летчику — странное существо не врет. Анатоль же сразу нашел, что ответить: — Утро вечера мудренее, как говорится в народе. Поздно сегодня рассуждать, лучше подождем до завтра.