Девять.

Казик. Не знаю, что разбудило меня, но я резко открыл глаза, выныривая из вязкого сна в реальность. В первые секунды казалось, что в квартире звенящая тишина, и только сердце громко стучит в груди, отдаваясь в висках, но это поначалу. Стук сердца становится тише, и уже слышно размеренное тиканье часов, которые показывали начало одиннадцатого. Протерев опухшие глаза, я сел на диване и тут же ощутил боль и жжение в заднице, хотя и спину также заломило от неудобной позы в которой я спал. Сонливость развеялась окончательно. Воспоминания накатили огромной, безудержной снежной лавиной, готовой снести на своём пути всю мою выдержку и душевное равновесие. Картинки, словно яркий детский калейдоскоп, вставали перед глазами, отчего в душе начинало твориться чёрте что, и хотелось заскулить. Я схватился за голову, пытаясь прекратить этот поток воспоминаний, но мозг, не переставая, подкидывал ещё и ещё. Всё в мельчайших, в самых микронных подробностях, будто насмехаясь. Вчера всё было, как в тягучем, мутно-белёсом тумане, и воспринималось не так ярко и красочно, как сегодня. На душе - гадко, мерзко, муторно, будто в давно застоявшееся болото кинули камень, подняв со дна всю муть и гниль. И камень этот попал в болото не из-за того, что меня трахнул мужик, и я, как последняя сука, подмахивал ему, что было само по себе странно (моя реакция на это меня самого немного пугала, но я отодвинул это сразу на задний план), а, скорее, из-за моего поведения и истерики. Вчера я был в неадеквате, да и сейчас в голове был такой сумбур и каша, что очень сложно чётко мыслить и анализировать. Я вообще выжат досуха, словно лимон. Меня вчера накрыло, и всё, что я бережно хранил и оберегал от постороннего взгляда в своей душе, вылезло наружу. Вся моя боль и горькая обида на судьбу и природу, лелеемая, словно драгоценность, в полной неприглядной красе со слезами и соплями, предстала перед Гавром, открыв меня, сделав беззащитным и оголив, как в прямом, так и переносном смысле. Мне противно от самого себя. Представляю, как было Гавру. С каким-то мазохистским удовлетворением в голове пронеслась отогнанная мысль: теперь я оправдал своё прозвище «недомужик», поэтому можно разжать до сих пор стиснутые до побелевших костяшек кулаки и не рвать уже и так порванные на мелкие клочки душу и сердце. Ниже падать мне уже некуда, так что можно смириться со своим позором. Я сам виноват во всём, так же, как и в том, что я сам раздвинул ноги перед Гавром. Хоть не сдохну девственником. - Проснулся? - раздался со стороны двери насмешливый голос Гавра, заставивший меня отвлечься от своих мыслей и поднять на него глаза. Всё такой же холёный, он стоял в привычной позе, оперевшись о косяк двери и сложив на груди свои мощные руки. Новый черный костюм идеально сидел на его немаленькой фигуре, белая рубашка с накрахмаленным воротничком и расстёгнутыми верхними пуговицами смотрелась немного небрежно, но стильно и по-деловому, на запястье виднелись блестящие и по виду недешевые часы, показывая статус владельца, в принципе, как и всё остальное. Лёгкая небритость на лице подчеркивала его дерзкий вид, но невозможно было подумать, что он не побрился или не спал полночи, возюкаясь со мной, даже припухшая губа с ранкой, по которой я вчера съездил, придавала его образу шарм и брутальность, также, как и его тонкий светлый шрам на щеке. От него волнами исходила сильная пульсирующая энергетика, заполняя комнату и заставляя всех вокруг подсознательно напрягаться, будто ожидая чего-то. Знать бы только, чего… Вчера, да и раньше, я особо не замечал, как Гавр одним только своим присутствием давит на психику, не до того было, но сейчас это всё очень отчётливо чувствовалось и воспринималось по-новому. Я подобрался, ожидая от него самого худшего. Явно, он захочет напомнить мне о вчерашнем. - Твои вещи я выбросил, они уже никуда не годятся. Надеюсь, эти подойдут, - твёрдо сказал он, указав на диван, на краю которого лежала стопка одежды, и с вызовом посмотрел на меня. Не знаю, чего он ожидал, видимо, что я начну возмущаться, но я просто кивнул. То, что моя одежда была никакая, я и без него знаю. Она рабочая. Рубашки и вовсе не было, благодаря ему. А эту я верну ему. Надеюсь… Не хочу и не люблю быть никому должным. А ему и подавно. Постояв ещё секунду, мужчина привычно хмыкнул и быстро вышел из комнаты. После его ухода напряжение спало, а я спокойно вздохнул и прикрыл глаза. Посидев с минуту, я взял в руки стопку одежды. - Падать ниже некуда… - еле слышно прошептал я сухими губами, успокаивая себя, и принялся одеваться. Одежда не принадлежала Гавру: размер был намного меньше, да и новая вся. Тёмно-синие простые джинсы, серая футболка без надписей и новые чёрные носки с биркой. Белья нижнего не было, но это неважно, переживу как-нибудь. Одевшись, я резко встал и направился на поиски Гавра. Я сделал пару шагов, но почти у самых дверей меня повело. Голова закружилась, кислород в лёгких закончился, а желудок скрутило спазмами. Чтобы не упасть, я уже хотел было уцепиться за косяк, но не успел. Сильные руки Гавра обхватили меня за талию, а сам он, нахмурившись и сжав плотно губы, недовольно смотрел на меня. Сердце забилось чаще. - Я сам, - прохрипел я и, с вызовом посмотрев на Гавра, попытался высвободиться из его рук. Мужчина немного ослабил хватку, но отстраниться не дал, всё так же удерживая и разглядывая меня, а потом и вовсе наклонился к моему лицу очень близко, опаляя горячим дыханием и окутывая ароматом туалетной воды. - Хорошо, - довольно резко произнёс он и бросил взгляд на столик, где до сих пор стояла нетронутая тарелка с едой. На скулах выступил румянец. Про еду я совсем забыл из-за своих переживаний, зато вот организм - нет. Глубоко вздохнув, я, сцепив зубы, отвернулся, пережидая очередной приступ спазма. - Ты давно был у врача? - спросил уже нормально Гавр, и я явно почувствовал его острый, как лезвие, взгляд. - Нет, - тут же ответил я и грубо добавил: - Я проходил медосмотр два месяца назад, и у меня всё нормально. Вот… и что я ему должен был сказать? Да, и вообще, какое его дело? Я проходил медкомиссию перед тем, как устроиться на завод, а гастрит - не такое заболевание, которое может быть противопоказанием, да ещё если его и не нашли при медосмотре. Это я, ещё будучи дома, по настоянию мамы обратился в поликлинику, когда у меня начались боли в желудке, и меня точно так же скрутило. Тогда-то и обнаружили гастрит, но я пропил курс лекарств, и проблем никаких больше не было, поэтому я благополучно про него забыл до сегодняшнего дня. - В ванной на полке запасная зубная щётка и свежие полотенца, - произнёс Гавр после долгого изучения, разжал руки и, отойдя к двери, добавил: - И давай быстрее. Он не ушёл, как я предполагал, а остался стоять у дверей, сложив руки на груди и пристально наблюдая за мной. Я даже обрадовался, услышав про ванную. Умыться, привести себя и мысли хоть чуть-чуть в порядок мне не помешает, да и подальше от Гавра. Поколебавшись с секунду и с трудом выпрямив спину, я направился в ванную. Гавр немного посторонился, но его тяжёлый задумчивый взгляд я ощущал кожей. Каждый шаг давался с большим трудом, но я старался изо всех сил. Острая боль в желудке и неприятные ощущения ниже спины не давали мне возможности быстро проскочить мимо хозяина, но я всё же попытался, и у меня получилось. Как только я закрыл за собой дверь в ванную, то согнулся напополам и, тихо застонав, обхватил руками живот, выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Минут через пять, боль немного утихла, и я смог подойти к раковине. Попив холодной, просто ледяной воды из-под крана и сполоснув опухшее лицо с тёмными кругами под глазами и со ссадиной на скуле, я уже более-менее нормально выпрямился, не скрючиваясь. Гавр сидел на кухне за обеденным столом, обложенный бумагами, уставившись в монитор ноутбука. Даже тут, на кухне, он смотрелся как в директорском кабинете. При моём появлении он оторвался от своего занятия. - Присаживайся, - произнёс он и жестом пригласил меня за стол, на котором стояла тарелка (по виду, с овсяной кашей), йогурт, кружка с чаем и бутерброды с сыром. Я и ухом не повёл, оставаясь стоять в дверях и задумчиво смотреть за окно, туда, где небо затянуло тёмно-серыми, свинцовыми тяжёлыми тучами, а ветер неистово качал верхушки деревьев, срывая листву, и гнал неповоротливые, ленивые облака. Наверное, будет дождь… - Казик… - начал было ласково говорить Гавр, но я перебил его. - Как я понимаю, нас ждут? - тихо и уверенно спросил я, всё так же глядя в окно, где один оторванный, почти пожухлый и местами порванный листок с дерева, трепало и швыряло в разные стороны мощным потоком ветра, заставляя его то подниматься, то крутиться в разные стороны. Ветер словно играл им в какую-то свою игру, не давая упасть на землю и поддерживая его в воздухе. Крышка ноутбука громко хлопнула, закрывшись, а ко мне стремительно приблизился Гавр. Я прикрыл глаза и спокойно отступил на шаг. Скорее, на автомате. Не хочу видеть снова его, его кривую ухмылку и прищуренные серые глаза. - Фраза «Давай быстрее» означала не то, что нас ждут, Казик. А то, что завтрак остынет, если ты будешь долго принимать водные процедуры, - медленно и тихо проговорил он. Я открыл глаза от неожиданности и удивления, дабы убедиться, что мне не показалось, ведь сказал он это с нотками не ехидства, или недовольства, а… нежностью и заботой. А теперь и вовсе смотрел на меня, улыбаясь. Внутри всё закипело от злости. Теперь я знаю, почему стоит бояться Гавра. А ведь я успокоился, смирился, уже мысленно начав снова погружаться в свой вязкий туманный мирок, пытаясь воздвигнуть вокруг себя непробиваемые стены одиночества и заново лелеять свою неполноценность, как Гавр сломал всё, снова оголив душу и разворотив воспоминания. Зачем он это делает? Трахнул и забыл! Зачем жалеть и лезть ко мне со своей сопливой показной нежностью и этим завтраком? Ведь ему не нужно это, так же, как и мне! Лучше бы он сказал это, как обычно: с ехидностью и вызовом, но не так! Хотелось сорваться и накричать на него, или наговорить гадостей, но я еле сдержался, и то, больно прикусив себе щёку. А ещё сложнее было не выдать своих эмоций. Раньше мне было намного легче. За годы я научился терпеть, игнорировать, но сейчас внутри звенело от его слов, будто меня откинуло на три года назад, в тот самый день, когда я пришёл в техникум, где уже все стены пестрели моими фотографиями, а бывшие знакомые и друзья смеялись, тыкая в меня пальцами, а уже бывшая первая любовь во всех подробностях, не стесняясь, смакуя, рассказывала подробности в курилке тем, кто ещё ничего не знает. Тогда я трусливо сбежал с занятий. Сейчас мне хотелось того же самого, но я не мог, да и не собирался. Просто… скорее бы всё закончилось! - Спасибо, но вы могли не утруждать себя. Думаю, меня покормят уже в другом месте, - вежливо, стараясь говорить холодно и отстранёно, произнёс я и безразлично посмотрел на него. Гавр был зол. Его громкое сопение, дёргающийся кадык, потемневшие глаза и раздувшиеся крылья носа, как у быка - всё говорило об этом, и я был рад этому. Пусть злится, чем сюсюкается. Так легче. Привычнее. - Хорошо, - вдруг совершенно ледяным и надменным тоном произнёс Гавр, уже успокоившись, и, смерив меня пронзительным взглядом, уткнулся в ноут, криво ухмыльнувшись. - У меня времени много. Фактически, я могу руководить всем и из дома. А следственная группа и завод подождут. Уел, сука! Такое чувство, что он мои мысли читает! Решил в благородного поиграть? Типа, трахнул, а теперь и покормить надо бедненького несчастненького вора с тяжелой судьбой?! Но это ничего страшного, я и не такое переживал, и это переживу, только теперь без истерик. Сам виноват. Вспомнив про истерику, слёзы-сопли, я, скривившись, как от лимона, сцепив зубы, отодвинул стул и сел. Я не смотрел на него, но взгляд прекрасно ощущал, а ещё его самодовольную улыбку. Сука… Три ложки овсяной каши и полчашки чая оказались очень сытными, но вкуса ни того, ни другого я не почувствовал. Это всё упало в пустой желудок, который сразу насытился небольшой порцией. Молча встав под пристальным взглядом серых глаз, я взял чашку и тарелку и направился к мойке. - Можешь оставить, - властно донеслось мне в спину. Проигнорировав его «команду», я включил воду и помыл всё, даже те пять чашек, что стояли уже до меня, и кастрюльку с остатками овсянки. За то время, что он наблюдал за мной, я окончательно успокоился. - Мы можем ехать, - тихо сказал я, протерев последнюю кружку и повесив на крючок, и, обернувшись, посмотрел на Гавра. В прищуренных глазах появились опасные огоньки, но быстро исчезли. Бросив мимолётный взгляд на оставшийся йогурт и бутерброды, Гавр поджал губы и как-то подозрительно-довольно, но не без своего коронного ехидства, произнёс: - Поехали. Мои рабочие ботинки, чистые и вымытые, стояли в прихожей, а мне в руки впихнули кожаную чёрную куртку, размера на два или три больше. Сам же Гавр, не дожидаясь, видимо, моих пререканий, ушёл на кухню, чтобы собрать документы и ноут. Завязав ботинки, я покрутил куртку и надел её, хотя не хотелось. В нос ударил запах туалетной воды Гавра и чего-то ещё. Куртка так же как и вещи не принадлежала Гавру, она ему была мала. Это я отметил скорее на автомате. В машине мы ехали в молчании. Тихо и мелодично играла умиротворяющая музыка, а на лобовое стекло с приглушённым стуком упали первые, пока редкие, но крупные капли дождя. Ветер успокоился, затаившись, но это только на время. Ещё когда мы вышли на стоянку, на небе виднелись светлые голубые просветы, но сейчас всё затянула надвигающаяся с севера огромная, почти чёрная грозовая туча. В машине как то резко стало темно, но меня это порадовало. Внутри всё было в предчувствии и предвкушении того, что сейчас стихия обрушится на смрадный город и смоет всю грязь, которую развели люди, прибьёт к земле пыль, запахи бензина и выхлопов, очистив и наполнив воздух озоном и приятным запахом листвы и земли. Ненадолго, совсем на чуть-чуть, но и этого мне хватит, чтобы насладиться и запомнить этот неповторимый запах. Неосознанно я глубоко вздохнул, но почувствовал не запах озона и мокрого асфальта, а аромат горького цитруса и свежести. Гавр был сосредоточен и задумчив, но я тоже был далеко не оживленным. Его поведение с постоянными сменами настроения для меня загадка, и я не хочу её разгадывать. На душе и так гадко, мерзко, неуютно, совестно. Дождь так и не начался. Пара капель - и всё. Чёрные тучи ещё грозно висели на небе, в машине слышны были далёкие раскаты грома, но природа почему-то решила отсрочить дождь, а жаль. Машина подъехала к облезлым серым воротам завода, и они с мерзким скрипом открылись. В это же время где-то вдалеке послышался громкий, с эхом, раскат грома. На территории завода людей не было видно, и если кто-то и встречался по дороге, то старались побыстрее убраться. Небольшая стоянка для машин напротив входа в административную часть была полностью заставлена милицейскими уазиками, микроавтобусами и обычными машинами, но с тонированными стёклами. Пустовало одно место, как раз сразу напротив входа. Место для машины директора. Гавр, припарковавшись на своём месте, заглушил машину, но выходить не спешил. Побарабанив пальцами по обтянутому кожей рулю, он повернулся ко мне. Я не собирался ждать, пока он начнёт что-то мне говорить. Незачем. Мы на месте. Взявшись за ручку, я собирался выйти из машины, как щёлкнул замок. В это же время на улице поднялся сильный ветер, поднимая пыль, мусор и даже мелкие камушки, которые крутились стучали по машине. - Так что, Казимир, решил всё-таки сесть за Тукалина? - спросил насмешливо Гавр, смотря на меня в упор. Отвечать я не стал. Не его дело, что я решил. - О матери подумал? - вдруг серьёзно и тихо спросил Гавр, барабаня пальцами по оплётке руля. Меня передёрнуло и окатило ушатом воды. Его смена интонаций и этот вопрос застали меня врасплох. По позвоночнику словно кто-то прошёлся ледяными острыми когтями, сжимая и болезненно царапая изнутри. - Пошли, - проговорил Гавр через несколько минут, сверкая тёмно-серыми глазами. - Нас ждут. Щёлкнул замок, схватившись за ручку внезапно ослабевшей рукой я вышел на улицу на негнущихся ватных ногах, где сильные порывы ветра били в лицо и забирались под куртку, забирая остатки тепла. Гавр уверенной походкой направился к дверям, доставая мобильный и с кем-то разговаривая. Он прав! Прав! Я не думал о маме, только о себе. Жалкий. Какой я жалкий… Мне казалось, что всё, опускаться ниже некуда! Оказывается, есть! От этого хотелось заскулить, свернувшись клубочком прямо здесь, на грязном и выбитом за годы асфальте. Единственный человек в этом мире, кто не предаст и всегда будет любить меня, каким бы я ни был! Мама. Ещё вчера я даже не задумывался об этом, сетуя на природу и вскармливая обиду, отгородившись от всего, но сейчас меня просто рвало на куски от боли. Я не лучше своего папаши-алкаша, только и думающего о бутылке! Ненавижу себя! Но уже поздно… Поздно. «…Вот, пейте эти лекарства, что я прописал. Они хоть и дорогие, но эффективные. Сами понимаете, ваш возраст, сердце, проблема с позвоночником, плюс другие заболевания… - развёл виновато руками высокий немолодой доктор. - Только пить их желательно постоянно и ходить регулярно на обследования. - Это очень дорого, - еле слышно сказала мама, посмотрев на бумажку, где были записаны названия лекарств и их дозировка. - Может, есть замена? - Есть, но только у двух, - доктор взял листок и написал около некоторых другие названия. - Но боюсь, что по цене они будут одинаковыми. Остальные лучше пить обязательно, иначе могут отказать ноги и… - Мы вытянем, - произнёс я, не дав договорить доктору, и забрал листок.» Мама. Мамочка. Сейчас, как никогда, я захотел услышать её немного приглушённый и такой родной голос и всё рассказать ей, повиниться, но мобильный остался в раздевалке вместе с деньгами на лекарства на следующий месяц. Как я мог забыть? Как? Почему? Неважно, как и почему! Важно, что поздно… Уже поздно, и я сам виноват во всём! Опять! - Гавриил Венедиктович, а мы вас уже заждались, - весело произнёс высокий крепкий мужчина в джинсах и свитере прямо у дверей в кабинет директора. - Немного задержались. Все уже на месте? - спросил Гавр, пожав руку этому мужчине. - Обижаешь! - Верю, - ехидно протянул Гавр и уже хотел сделать шаг к кабинету, как я дотронулся до его руки. Эта мысль, простая, как пять копеек, пришла мне в голову внезапно. Гавр обернулся, вопросительно подняв одну бровь. Я уже мысленно собирался попросить его, как он обернулся к мужчине и сказал: - Иди, я сейчас. Мужчина, будто понимая хмыкнул и зашёл в кабинет директора. Все слова застряли в горле, а во рту стало так сухо, что кажется, я не мог ни слова сказать. - Ты что-то хотел? - спросил Гавр, внимательно рассматривая меня. - Да, - хрипло ответил я, прикусив губу и опустив глаза. Гавр молчал. Смотрел и молчал, а я, как последняя тряпка, не мог собрать слова в предложение. - Ну?! - довольно резко поторопил он. - Вы не могли бы забрать деньги, что у меня в шкафчике, и отправить моей матери? - выдавил я из себя совсем не то, что хотел, даже не поднимая глаз на Гавра. Секунда длилась, кажется, час. Ладони и спина взмокли, а я корил себя за свою трусость. Не смог! Не смог признаться! Ему не могу! Я не сразу понял, когда меня схватили за куртку и вытянули в коридор. - Ты же не это хотел сказать! Да?! - как гюрза, зашипел Гавр, встряхивая меня за шкирку. - Дурак! Скажи сейчас. Это не ты украл этот чёртов драгметал? Да? Мне в рот словно песка насыпали, поэтому я только и смог поднять глаза на Гавра и просто кивнуть. - Месяц будешь жить со мной, - не вопрос - констатация факта. Тяжелое дыхание, взбухшая тёмно-синяя вена на шее и серые с прищуром глаза, которые темнеют, уподобляясь по цвету той грозовой туче, которая нависла над городом, и внимательно смотрят на меня. И я не могу отказать, потому что он прав, а я - дурак, не видящий ничего вокруг, кроме своей обиды. За всё нужно платить… Кивок головы, и меня отпускают.