Девять.

Я не смотрел на Гавра – не хотел. Он прав. - Удивлён, что я догадался? – тихо, спокойно, даже как-то грустно продолжил он, в то время как я молчал. - За прогулы тоже увольняют, - хрипло и устало произнёс я, попытавшись отстраниться от рук Гавра. - Ты забыл про один маленький нюанс – у тебя распределение, - глубоко вздохнул Гавр, отстраняясь сам. - Если ты уволишься, то придётся выплатить техникуму за все годы обучения. От его слов голова закружилась. Он прав! Опять! Я совсем забыл про это! Я опять ошибся! Мне не выбраться из этого болота… - Даже не думай! – вдруг зло рявкнул Гавр и вновь схватил меня, только на сей раз за плечи. - Откуда ты знаешь, что я думаю? – со слабой усмешкой ответил я. Гавр внимательно посмотрел на меня. - Это не так уж сложно, Казик, но ты этого не сделаешь. Это не для тебя, - медленно, но твёрдо произнёс мужчина, хотя и было заметно, что он бесится. Утверждение, в котором он снова и снова прав – я никогда этого не сделаю, как бы мне хреново не было. Просто не смогу, потому что уже один раз хотел, но не смог – это слабость, которая для меня непозволительна. И это бесит! - Таблетки с водой на тумбочке. Выпей их, - через пару минут произнёс Гавр и направился в коридор. - … И ты сам согласился жить у меня месяц, так что не нужно делать из меня монстра большего, чем я есть! - бросил он зло мне напоследок, даже не оборачиваясь, и скрылся в темноте. Я слышал, как он шуршал чем-то в коридоре, как зазвенели ключи и как он, хлопнув дверью, покинул квартиру, оставляя меня наедине со своими мыслями и самим собой. Не знаю, сколько я простоял, недолго, это точно. Кое-как отлепившись от стены, я прошёл на кухню, шатаясь и еле переставляя ноги. На столе лежал мой мобильный. Я схватился за телефон. Экран приветственно засветился, и я тут же набрал давно выученный наизусть номер. - Мама, привет! – поздоровался бодро я, пытаясь скрыть усталость и хриплость в голосе. - Извини, что не позвонил раньше. Телефон забыл на работе… - Казик, сыночка, я волновалась! С тобой всё в порядке? – проговорила взволнованно мама в трубку. – Я звонила, но ты был недоступен… - Да, мама. Всё хорошо, - вымученно улыбнулся я. Маме нельзя волноваться и нервничать, поэтому я и не позволю ей. – Как ты? У тебя ещё есть лекарства и деньги? Отец не сильно тебя достаёт? – завалил я её вопросами. - Есть. Ещё на месяц хватит, - чуть дрогнувшим голосом произнесла она. – И отец не достаёт… - Мама, ты опять экономишь лекарства! – зарычал я, моментально сорвавшись, но понял, что зря, поэтому уже тихо добавил: - Он опять забрал всю твою пенсию? Мама еле слышно заплакала в трубку. - Ну, мамочка, успокойся, пожалуйста! Я не хотел. Извини меня! Я вышлю деньги, только не экономь лекарства… Тихие, редкие, приглушённые, такие родные и такие душеразрывающие всхлипы в трубке рвали сердце на куски. Я «видел», как она сейчас сидит у телефона, вытирает с морщинистого лица солёные крупные слёзы, которые текут из выцветших, уставших, блёклых голубых глаз и пытается сдержаться, чтобы не показать, как ей тяжело, но я знаю, что это не так. Почти каждый раз, когда я разговариваю с ней, она плачет, и если не в трубку, то потом… Я знаю. - Тебе есть что кушать? – спрашиваю я, чтобы хоть как-нибудь её успокоить и перевести тему. - Да, - всё так же всхлипывая, отвечает она. – Мне хватит… - Завтра я вышлю деньги, - через несколько мгновений мягко произношу я. - Пообещай мне, что не будешь экономить лекарства. Ты же знаешь, доктор сказал, что их пить надо постоянно, плюс хорошее питание… - Хорошо, - быстро соглашается мама, и я слышу, как она вытирает рукой слёзы, слегка улыбаясь, только чтобы я больше не требовал с неё обещания, которое она нарушит. - Только не высылай много. Тебе тоже нужно… - и пока я не начал возмущаться, она тихо добавляет: – Ты ещё молодой, тебе семью свою заводить надо, а я справлюсь… - Я позвоню тебе послезавтра, - устало произношу я, потому как просто не смогу сказать ей, что у меня не будет семьи. Никогда. - Хорошо, сына. Буду ждать. Я люблю тебя. - Я тебя тоже, мам… Я тебя тоже… В трубке раздались короткие гудки, и я опустил руку, которая безвольно свесилась плетью. Телефон с грохотом упал на пол. Только сейчас я понял, как смертельно устал за этот разговор, который вымотал меня и высушил. Сердце стало биться чаще, голова закружилась, а по телу прошла волна дрожи и жара. Съехав по стене, я опустился на пол. Ноги перестали держать, а губы вмиг пересохли. В голове стучало, и сил подняться не было. Меня вновь стало трясти от холода. Задница и ноги, казалось, просто одеревенели на холодном полу. Стояние под ледяным дождём не прошло бесследно. У меня опять, видимо, поднялась температура. Или это просто нервное перенапряжение после разговора с мамой? Гавр говорил про таблетки на тумбочке… Нужно подняться. Только вот немного отдохну и пойду. До комнаты я добрался еле-еле. Перед глазами всё расплывалось, а ноги не хотели держать. На тумбочке лежали две белые капсулы, начатый блистер и стакан с водой. Потянувшись, я попытался их взять, но руки тряслись и не слушались. Капсулы покатились по гладкой поверхности и упали. Искать их я уже не мог. К моему сожалению, блистер тоже лежал на краю и очевидно упал вместе с ними, потому как его я тоже не заметил. Меня знобило, и хотелось скорее согреться. На кровать я почти упал, свернувшись калачиком и обняв себя за плечи. Не помню, когда последний раз болел, но так плохо я себя никогда не чувствовал. Иногда я проваливался в сон, но как мне казалось, всего лишь на пару минут. Я слышал, как открылась в дверь в квартиру, а через пару минут в комнату зашёл мужчина и остановился у кровати. Ледяная ладонь легла мне на лоб. - Чёрт! Упрямый баран! – ругнулся себе под нос почти неслышно Гавр и уже хотел было встать, но я успел потянуть его за рукав. Это Гавр… - Таблетки... – сухими губами и клацая зубами, почти прошептал я. Секунду Гавр смотрел на меня. - Что таблетки?! – спросил он, недоумевая, и посмотрел на тумбочку, на которой сиротливо стоял стакан, почти на самом краю. Глаза его расширились и потемнели. - Идиот, мать твою! - заорал он так, что я думал, что голова взорвётся от вспышки боли, и в который раз за день он схватил меня за плечи и затряс. - Блядь! - … Гавр… – слабо выдавил я из себя и закашлялся, отчего на глазах выступили слёзы. - Придурок… Решил, что сдохнуть проще?! Да?! – орал он на таких децибелах, что хотелось закрыть уши. - Они упали… - собравшись с силами, прошептал–просипел я, закрывая глаза и отключаясь. - Не отключайся! Не смей! Черт, температура скакнула, – как сквозь вату доносился до меня голос Гавра. Он был собран и сейчас скорее отдавал приказы, чем просил. – Я сейчас, только не отключайся! Мужчина, положив меня на кровать, рванул с меня футболку, оставляя полностью обнажённым, и почти выбежал из комнаты, чтобы тут же вернуться уже с аптечкой в руках. Раздался хруст ампулы, сначала одной, а затем и второй. В нос ударил запах спирта. Одним отточенным движением он перевернул меня на бок, прижав к кровати, и смазав ваткой ягодицу, вколол тонкую иглу, медленно и довольно болезненно вводя лекарство. Меня всё ещё знобило и хотелось укрыться, а перед глазами плавали круги. - Знаю, что холодно, но потерпи и только не засыпай, - тихо и чётко проговорил Гавр, перевернув меня на бок, всё ещё удерживая. – Я вколол тебе тройчатку. Температура спадёт довольно быстро, через минут пятнадцать - двадцать. В знак понимания я кивнул. Гавр смотрел на меня ещё с минуту. Его глаза сейчас были цвета стали, и взгляд серьёзный, колкий, острый, как лезвие бритвы, так что понять, в каком сейчас он состоянии и настроении, сложно, хотя я и не пытался, мне было не до того. Встав, Гавр собрал шприцы и вышел. Не знаю, сколько прошло времени, совсем немного, наверное, но лекарство подействовало. Я чувствовал, как по телу начинает разливаться тепло, голова становится лёгкой и пустой, кости и суставы медленно перестаёт выкручивать от температуры, и дико клонит в сон. Я пытаюсь не закрывать глаза, но это очень тяжело, пока не возвращается Гавр со стаканом воды в руках. Молча он помогает мне привстать, но я делаю попытку сам. Гавр сдерживается, чтобы что-то не сказать, и всё равно помогает мне подняться. Меня ещё немного знобит, но совершенно не так, как раньше. - Пей! – приказным тоном говорит Гавр и придерживает стакан у губ. Вода. Обычная кипячёная вода. Я хочу пить. Губы настолько сухие, что кажется: я не пил очень давно. Я тяну слабую руку к стакану. Сам. Я могу сам. Мужчина недовольно кривит губы и щурится, но молчит и терпеливо ждёт. Как только я обхватываю стакан, Гавр, убедившись что я держу его, встаёт и идёт к шкафу, по дороге расстёгивая рубашку и ремень на брюках. Мне хватает всего пару глотков напиться. - Всё, - произносит мужчина, даже не поворачиваясь и стягивая рубашку. - Ты должен выпить всё. Я вздыхаю. Не хочу, но пью, параллельно, на автомате, наблюдая за Гавром, который успел снять рубашку и брюки. Мощные, длинные ноги, покрытые тёмными волосками, такой же мощный торс, с широкими раскачанными плечами. Никакой хрупкости и минимум плавных линий. Он без нижнего белья… Не могу больше пить. Просто держу полупустой стакан и отвожу взгляд, смотря на стену. Гавр достаёт из шкафа широкие тёмные домашние брюки и, надев их, молча выходит. Горячая кружка с чем-то появляется прямо под носом почти из ниоткуда, а стакан из рук забирают. - Это бульон, и ты должен его выпить. После резкого спада температуры может быть обезвоживание. Ты сегодня почти не ел. - Спасибо, - шепчу я, принимая кружку, над которой поднимается пар. Я не хочу есть. Чувствую себя никак, но подношу кружку ко рту. Не чувствуя вкуса, делаю глоток. Бульон горячий, густой, с протёртым мясом и овощами, видимо. Сил - нет. Мыслей – нет, также как и желания есть, но понимаю, что должен. Гавр мог бы вызвать скорую, но не вызвал, да и как бы ни было, заботится обо мне, хоть и со шкурным интересом. Заботится… Странно и дико для меня. Никто не заботился обо мне, только очень-очень давно мама, но это было так давно, что я почти не помню. Теперь я забочусь о себе и о маме. Больше не могу. Глаза слипаются. Желудок полный. Кружку забирает Гавр, разжимая пальцы и накрывая одеялом. - Извини… те… Я не хотел, - шепчу я с закрытыми глазами. - Завтра с утра будет врач, - помедлив, говорит Гавр и выключает свет. – Но если температура не спадёт, я вызову скорую… - … И ты извини… – в полной тишине через минуту доносится до меня, но это могло и показаться от температуры. Вряд ли Гавр извинялся передо мной. Мне жарко и душно. Ощущение горячего тела рядом раздражает. Кожа мокрая и липкая. Я резко открываю глаза и скидываю одеяло. Рядом, развалившись почти на середине кровати, в одних домашних штанах лежит Гавр, повернувшись ко мне спиной. Я отползаю к самому краю. Сердце стучит как сумасшедшее, и в груди немного болит. - Тебе плохо? – хрипло раздаётся голос Гавра, и он переворачивается на спину смотря на белоснежный потолок. - Нет. Гавр быстро перекручивается на бок, смотря внимательно на меня, и протягивает ладонь, чтобы пощупать лоб. - Зачем? – хрипло произносит он, но я вижу, что его губы ехидно кривятся и он злится. – Зачем ты врёшь, если тебе плохо? - Я не хочу в больницу, - мямлю я, оправдываясь. Почему я оправдываюсь перед ним? Зачем? Не могу ответить на эти вопросы… - Температура спадает, - грубо произносит он и, встав, берёт с тумбочки часы, потягивается как кот, и проведя рукой по щетине, будто сбрасывая сонливость, выходит из комнаты. До утра я спал как убитый. Заснул - просто провалился в небытие, и всё. С утра в теле чувствовалась слабость, в горле першило и было немного больно глотать, но по сравнению со вчерашним это ерунда, и чувствовал я себя намного лучше. Гавр появился в комнате с моими вещами. Положив их, он безэмоционально сказал, что пришёл врач, и развернувшись, вышел, прикрыв дверь. Не успел я натянуть нижнее бельё, как в комнату вошёл седой, с усами, пожилой серьёзный мужчина в белом халате и с чемоданчиком в руках. Столько дотошных, иногда смущающих вопросов мне никогда ещё не задавали. Все они задавались чётко, сухо, как по-военному. Осмотр был не менее дотошным. Мужчина даже спросил про синяки на лице, и мне пришлось соврать, но как мне кажется, он не поверил. Не умею я врать… Не остался без внимания и мой живот. - Гастрит? – спросил сухо мужчина, аккуратно нажимая пальцами на живот. - Да, - морщась от болезненного нажатия, произнёс я. - Когда последний раз сдавали анализы и делали ФГДС? Моё молчание было красноречиво. Мужчина покачал головой. - Хотите прободную язву или рак? – хладнокровно, по-деловому поинтересовался он. - Нет… Новый поток вопросов просто обрушился на меня: как питаюсь, чем, как регулярно, и так далее. Через час я был вымотан и выжат как лимон. Никогда не думал, что отвечать на вопросы так утомительно, а врачу тем более. Обычно пару вопросов и всё, а тут - допрос. В комнату тихо вошёл Гавр; остановившись у дверей, он привычно сложил руки на груди и, оперевшись о косяк, стал меня рассматривать. Повесив фонендоскоп на шею, доктор достал папку с бумагами из чемоданчика и стал что-то писать. - Не стой в дверях, - не оборачиваясь, вдруг произнёс доктор, не отвлекаясь от своего занятия. – Предварительно: острая пневмония, но тут ещё целый букет. Рекомендую госпитализацию, но зная, как ты относишься к этому, выписываю направление пока только на компьютерную томографию лёгких, анализы, ЭКГ… - Пока? – переспрашивает Гавр и вальяжной походкой подходит к доктору. - Да, - всё так же отвечая на вопросы и не отвлекаясь, говорит доктор. – После выздоровления ещё выпишу направление на ФГДС и УЗИ желудка. Желательно все анализы сделать в ближайшие дни. Антибиотики и лекарства я выписал, горло полоскать от трёх до шести раз в день, постельный режим, витамины, питание усиленное, но дробное, диетическое, никакого кофе, солёного, острого, иначе обострение гастрита приведёт к язве, также обильное питьё, и никаких нервных напряжений. Гавру в руки сунули кучу бумажек, и спрятав ручку в нагрудный карман, доктор продолжил: - При острых болях в желудке я тоже выписал препараты и расписал приём. Если температура скакнёт, не обессудь - тут же госпитализация. Через три дня приеду, но чуть что - номер знаешь. Мужчина встал и, взяв чемоданчик, повернулся ко мне. - А вам, молодой человек, советовал бы лучше следить за своим здоровьем и питанием. Засим откланиваюсь, выздоравливайте. Гавр только вздохнул и, покачав головой, проследовал за доктором. - Я вас провожу, Борис Дмитриевич. После слов доктора стало стыдно. Оправдание в виде нехватки элементарно денег и времени не спасло. Деньги… Лучше бы и не думал о них. Маме нужно сегодня обязательно выслать, плюс деньги на лекарства мне, а зная, сколько они стоят, мне хватит на минимум. Встав с кровати, я начал одеваться. Меня штормило. Хорошо, что нужно сегодня сдать анализы, как раз можно зайти на почту. - Далеко собрался?- появившись в дверях, поинтересовался Гавр. - В поликлинику, - почти сказал правду я. - Сначала поешь и температуру померь, а уж потом собирайся, - фыркнул он и, развернувшись, вышел. Из-за стола Гавр меня выпустил только тогда, когда я почти всё съел и выпил чай с липой и мёдом. Выпустил - это громко сказано: перестал сверлить меня тяжёлым нечитаемым взглядом, всунув в руки градусник. Температура была небольшая, всего тридцать семь и три, и не успел я посмотреть, как Гавр тут же протянул руку. Посмотрев на протянутую ладонь, я встряхнул градусник, сбивая серебристую ртутную полоску. - Никакой поликлиники, - как отрезав, сказал мужчина и встал из-за стола. Почему-то в голове пронеслась мысль, что он и не собирался меня отпускать. Следом встал и я, только направился в коридор. Упрямство? Может быть. Пускай он думает, что хочет. Наши мнения расходятся, да и он мне никто. Шатаясь, я кое-как натянул ботинок. Голова кружилась, и шнурок завязать оказалось сложно. С меня пот лился ручьём, не говоря уже про головокружение и слабость. У нормальных людей в коридоре табуреточка стоит. - Куда ты собрался?! – раздалось громко и злобно рядом, и я поднял голову, отчего она закружилась и я чуть не рухнул, но вовремя уцепился за ручку двери. - Что ты за баран упёртый, Горностаев?! – продолжил, почти переходя на рёв Гавр. - Делаешь мне назло, да? Потому что я тебя заставил жить со мной месяц?! Я молчал. Пусть кричит. Я всё равно пойду. Мне нужно. Лицо Гавра покраснело. На шее вздулись и пульсировали вены. На губе блестели капельки слюны, а зрачок расширился и закрыл почти всю серо-стальную радужку. А я всегда думал, что они меняют цвет… - Спасибо, что помогли, - глубоко вздохнув, спокойно произношу я и смотрю ему в глаза. Он должен знать, что я благодарен и смирился со своей ролью, потому что он прав. - И да, я сам согласился на ваши условия, поэтому мне нет нужды делать что-то вам назло. Прямо около моей головы просвистел кулак, ударившись о мягкую обивку двери. - Мать твою, Казик! Почему твоя упёртость просыпается тогда, когда она на хуй никому не нужна?! Почему, блядь?! – чуть не срывая голос рычит Гавр. – У тебя температура, и ты еле стоишь! Какая на хер поликлиника?! - Мою мать… - повторяю я и смотрю в район тяжело вздымающейся груди Гавра. – Почему? Наверное, потому что моей матери нужны лекарства больше, чем мне, так же как и еда… Подымаю глаза и упрямо смотрю в тёмные глаза, то ли ублюдка, то ли человека... - Как же с тобой тяжело, Казик… Ты себе просто не представляешь… - неслышно, еле разборчиво, почти не шевеля губами, произносит Гавр и, проведя ладонью по лбу, словно вытирая пот, медленно разворачивается и уходит в спальню, чтобы принести мне оттуда мою зимнюю дутую куртку. Всё же человек… А я не верил до последнего…