Девять.

Гавр Голова раскалывается. Третий час идёт совещание, и я третий час слушаю отчёты по отделам этих тупоголовых баранов. Нет, не все бараны, но половина точно. От их блеяния и заикания хочется спать, и это я всего-то задал пару вопросов по их отделам, вот и мемекают, оправдываясь и неся такую ересь, что голова идёт кругом. Как Миха их слушает - не понимаю. Господин Кауфман должен приехать на днях, и обещанные мне Михой выходные резко закончились. Я не виню его, он сам не знал, также как и то, что Кауфман пришлёт своих дотошных финансистов проверить как документы, так и нас. Кауфман не дурак, чтобы вкладывать огромные деньги и силы в то, что может быть не кристально белым и чистым. Прагматик во всём, хотя я тоже без проверки не полез бы. То, что мы с ним сотрудничали ранее, - это одно, мелочь, а завод - это уже совсем другой уровень, соответственно и от проверки не отвертеться. Наконец-то последний начальник отдела закончил свой доклад, и все передали свои отчёты мне на стол. Было смешно, как это всё выглядит: словно школьники злобному учителю сдают домашнее задание на проверку, если бы я не устал как сволочь, то даже похихикал бы над ними, но не судьба, мне ещё встречаться сегодня с господами Хансом Земанном и Рупертом Труве, и надеюсь, что ненадолго. Я и так столько дней на ногах, без нормального сна и отдыха, что валюсь просто, да и Казика давно не видел не в спящем виде. С двумя дотошными, молодыми, типичными немцами с классическими арийскими лицами быстро расстаться не получилось. Они запросили все документы на завод. Ещё три часа, вырванные из моей жизни. Может, было бы всё проще, если бы ещё я хорошо говорил по-немецки, но к сожалению моё знание языка - на уровне ниже среднего и интуитивное. Я понимаю большую часть того, что они геркают, но общаться не могу, пара фраз - и все, а на английском они меня понимают, но изъясняются так, что пусть лучше на немецком геркают. Вот и мучили мы друг друга, включая улыбчивую девушку переводчицу Катю, у которой к концу нашей встречи скулы сводило, горло осипло, а её глаза стали такие безэмоциональные, что становилось жутко: а не робот ли она? Перенеся все вопросы, ответы на которые требовали рассмотрения очередной пачки документов, на завтра, я уже было спокойно вздохнул, как Руперт, улыбаясь на пару с Хансом, словно миллион выиграли и вообще не они только что выносили мне мозг, пригласили меня на ужин. Девушка-переводчица уже пальто взяла и даже улыбаться наконец-то перестала, устало вздохнула в унисон мне, но услышав предложение об ужине, споткнулась и такими жалобными глазами на меня посмотрела, что я бы, наверное, растрогался, но кто бы меня пожалел. Сам домой хочу, да и Казик дома один болеет. А уж вспомнить, как он воинственно у меня ключи просил, так вообще хочется плюнуть прямо сейчас на всё. В эти дни времени не было совсем, а узнать, зачем ему ключи, очень хочется, и я постараюсь сегодня это выяснить. - К сожалению, сегодня не смогу составить вам компанию за ужином… - вежливо и стараясь придумать на ходу причину отказа, произнёс я, но не успел договорить. - Ah, wir verstehen (от авт. Нем. «О, мы понимаем»), - весело перебил меня Ханс и, подмигнув, добавил. - Ihr Paar hat Glück gehabt. (от авт. нем. «Повезло вашей паре») Девушка переводчик уже собралась перевести, но я остановил её жестом. - Ich bedanke mich. Wir sehen uns dann morgen (от авт. нем. «Благодарю. До завтра»), - уже довольно оскалившись, медленно, на плохом немецком ответил я. Немцы закивали довольно головами, мол, какие они умные, догадались, и отбыли восвояси. Девушка же натянула привычную вежливую, надоевшую ей за вечер улыбку, хотя по глазам понял, что она обо мне подумала, и куда я должен сходить и не один раз, но она быстро спрятала свои посылы под пушистыми ресницами и, откланявшись, ушла вслед за немцами. - Кто на что учился! – фыркнул тихо я ей вслед. – Тебе за это деньги платят, и немалые. А немцы всё же молодцы, что придумали мне отмазку про свидание, хотя в чём-то они и правы – пара у меня есть, жаль, что баран упёртый, но надеюсь, что и он когда-нибудь оценит меня. Хлопнув себя по коленям, я встал и, собравшись, покинул офис, впервые за эти дни так рано. Заодно и за продуктами заеду, а то в холодильнике уже мышь повесилась, да и Казик на одной каше с мясом сидит. С такими мыслями я завел машину и поехал в магазин. В супермаркете я был долго, выбирая, что брать, пока не догадался позвонить Борису Дмитриевичу и уточнить, что можно Казику, а чего - нет. Половину «яда», как сказал Дмитрич, из тележки пришлось выложить, не всю конечно, а уже стоя на кассе, я вспомнил, что забыл взять овощи и фрукты, которые обязательны в рационе Казика, ведь это витамины. Возвращаться было лень, да и народу в очередь подтянулось много, поэтому решив, что успею ещё на рынок, расположенный недалеко от дома, я расплатился, закинул пакеты в машину и поехал туда. Успел. Они только начинали сворачиваться. Проходя мимо одной из палаток, я приостановился. Не знаю, что заставило меня обратить внимание на эту палатку с цветами, но я бросил взгляд - и замер, нахмурившись. Казик? Молодая девушка-продавец доставала охапки цветов из стеклянной витрины и подавала парню, который тут же их заворачивал и укладывал. Парень был никто иной, как Казик. Девушка смеялась и весело ему что-то рассказывала, пока он, не замечая ничего вокруг, продолжал заниматься укладкой цветов. Милая картина, ничего не скажешь! Хотя что говорить, если слов нет - одни маты! Девушка закончила с цветами и, что-то говоря Горностаеву, достала термос со стаканчиками, разливая по ним дымящуюся жидкость. Красная пелена перед глазами – и это слабо сказано. Вот, блядь, моё свидание! Получи, Гавр, и распишись! Мысли проносились в голове со скоростью звука. А вот и причина, зачем ему понадобились ключи. Ведь знал же, что ему нельзя их давать! Знал и дал, потому как с ним по-другому нельзя! А что я ожидал? Правильно… всё правильно… Я не имею на него права. То, что мы переспали тогда - это так. Он просто поддался мне в минуту слабости, не более. Блядь, но он же тогда рассказал мне! Рассказал то, что не рассказывают другим: про его первую любовь, про его девушку, но всё равно… От злости зубы заскрипели. Я сжал кулаки и прикрыл глаза. Мне нужно успокоиться… И нужно разобраться. Выдохнув, я открыл глаза и уже твёрдой походкой направился к ним. Чем ближе подходил к ним, тем больше понимал, как я ненавижу эту девушку. Все её движения, взгляды, тон, приятный голос, слова, звонкий смех - рассчитаны для него. Она заигрывает с ним. Она хочет его… - Вы работаете? – еле сдерживаясь, чтобы не рычать, спрашиваю я. Девушка, передаёт свой стаканчик с напитком Горностаеву, задевая, довольно интимно, я бы сказал, своими пальцами его руку, улыбается и, залившись слегка румянцем, весело мне отвечает: - Конечно работаем! В любое другое время она показалась бы мне симпатичной и обаятельной девушкой, но не сейчас. Сейчас я её уже не просто ненавижу, я готов сделать всё, чтобы она не улыбалась, не прикасалась и даже не находилась рядом с ним. Он мой. Втягиваю холодный, прохладный воздух и перевожу с неё взгляд на Горностаева. Она не виновата в том, что он такой… Горностаев сейчас похож на воробья, которого застал кот врасплох в амбаре за тасканием зерна, но воробья далеко не испуганного. Он смотрит прямо мне в глаза, застыв в глупой позе с этими стаканчиками, и оценивает. Ждёт. Ждёт моих действий. - …Какие вам цветы предложить? – щебечет на заднем плане девушка. - Любые, - на автомате зло отвечаю я. - Вам на какой-то праздник или для свидания? – кокетливо спрашивает девушка, пытаясь выяснить, что мне нужно, только зря. - Свидание, - всё же отвечаю я ей резко и грубо. - Посмотрите на эти розы, - предлагает девушка и показывает мне высокие насыщенно-бордовые с большими бутонами розы. Глупая. Мне не нужны цветы. Мне нужен он. Она видит, как я кривлю губы и даже не смотрю на её розы. Секунда, и улыбка исчезает с красивого личика, но затем вновь появляется. - Или вам предложить букет? Я могу составить. Вашей избраннице понравится! - снова весело щебечет девушка, доставая какие-то цветы и показывая мне. - Лилии. Белые. – Чётко проговариваю я ей, хотя видел, что их здесь нет. Есть розовые, бело-розовые, тигровые, но белых я не заметил. Девушка улыбается и кивает, а потом из-за прилавка достаёт ветку крупных белоснежных лилий. Цветов на ветке штук семь, не меньше, и это не считая ещё не раскрывшихся бутонов. Горностаев не сводит с меня глаз, всё ещё ожидая развития событий, и я не подвожу. Ни его ни эту прелестницу… - Надеюсь, они не больные? – едко и громко спрашиваю я, разглядывая цветок, а затем бросаю взгляд на Горностаева, который, моргнув, опускает голову. Он понял, что я имею в виду. Девушка запинается обиженно, но потом что-то щебечет, пытаясь уверить меня в качестве цветов, но мне плевать на неё и на цветы. - Спасибо за кофе. Мне нужно уже идти, - тихо произносит Казик девушке и, поставив стаканчики, уходит. Только вот хрен он угадал. Если я ничего не сказал ему сейчас, это не значит, что не скажу позже. - Будете брать? – напомнила о себе девушка. - Да, - произнёс я, доставая кошелёк. – Это ваш парень? - Казик? – удивилась она и посмотрела в ту сторону, куда только что ушёл Горностаев. Кивнув, я достал крупную купюру и посмотрел на девушку, на щеках которой снова выступил румянец. - Нет, это наш грузчик, - мило и почти невинно улыбаясь, произнесла она, немного потупив глаза. Овца, которая недостойна его. Пафосно? Может быть, но ей я бы точно не оставил его... Не говоря ни слова, я оставил деньги и, взяв лилии из рук девушки, пытавшейся их завернуть, пошёл за этим засранцем. Я был зол, и это ласково сказано. Я в бешенстве и на себя, и на него. Нужно было не давать ключи. Это не изменило бы ничего, понимаю. Привело бы к ссоре с ним и снова отбросило бы его от меня далеко назад. Я стоял тогда перед дилеммой: давать или не давать ключ. Спросить или не спросить, зачем ему, но я дал, не спрашивая, хоть это решение после очень тяжелого, сложного рабочего дня далось мне тогда ой как не легко. Да я не спал потом те пару часов, которые выделил себе на сон, убеждая самого себя в правильности поступка и смотря на него, неизменно спящего на краю кровати без одеяла, подальше от меня. Но теперь, из-за злобы и ревности, да-да, ревности, я могу признаться себе в этом, переполняющих меня, не уверен в моём поступке. Далеко Горностаев не ушёл, да и некуда. Остановившись у палатки с фруктами, он стал разговаривать с продавцом, затем надел перчатки и взял коробку, я же свернул к небольшой стоянке, расположенной прямо у рынка, где припарковался, купив по дороге пачку сигарет. Сев в машину, я швырнул лилии на переднее сиденье и, смотря на проходящих мимо людей, закурил. Бело-голубой дым заклубился по салону, превращаясь в причудливые кудряшки и разные формы, а затем "растёкся" сизым облачком, которое тут же вытянуло в открытую форточку. Сердце и душа требовали прямо сейчас пойти и за шкирку притянуть этого упрямца в машину, не слушая доводов мозга, но так нельзя. Нельзя! Я видел, как он шёл от палатки цветов: спина напряжена, движения скованы, словно деревянный, и смотрит себе под ноги. Он будто боялся меня. И он в чём-то прав… Я уже и сам не знаю, чего от себя ожидать рядом с ним. Ему и так не сладко, но и мне тоже. Нужно просто набраться терпения. Терпение теперь для меня самое важное. - Блядь, если бы не эти немцы! – ругнувшись, я выбросил недокуренный бычок и вышел из машины, хлопнув дверцей. На улице лучше думается, и запах цветов вперемешку с табаком не раздражает. Обойдя машину три раза, я вспомнил про телефон. Надеюсь, он взял с собой мобильный. Набрав Гороностаеву смс: "Через сколько освободишься?", я принялся ждать. Давно заметил, что он не любит технику, хотя странно для него - он разбирается в ней. Я даже вбил свой номер в его сотовый, где была всего пара номеров, но как понимаю, он до сих пор его или не видел, или удалил, чтобы не видеть. Когда запиликал мобильный, я выдохнул. «Час, полтора», - гласила смс-ка. Ругнувшись, я быстро написал ответ: «Жду на стоянке». Час, полтора – ага, как же. Можно подумать, я идиот и не понимаю ничего, надеюсь, что у него не хватит фантазии не прийти, а то я тогда точно пойду сам за ним, и мало ему уж наверняка не покажется. Долго ждать не пришлось, минут сорок, и то, как я думаю, он специально тянул время. Со стороны рынка к стоянке медленно шёл Горностаев. Поморгав фарами, я завёл машину. За время, что его ждал, я успокоился, и в голове уже сложились некоторые идеи по поводу этого упрямца, осталось только подождать, что он скажет. Потоптавшись у машины, Казик открыл дверь и сел на заднее сиденье. Обернувшись, я посмотрел на него и вздохнул. Ребёнок, какой он ещё ребёнок. - Неужели я такой страшный? – не смог утерпеть я. - Там цветы, - тихо и безразлично ответил почти сразу Казик, поняв, на что я намекаю, а я чуть зубы не сломал, с такой силой стиснул челюсть. До дома доехали быстро и в привычном молчании. Казик так вообще отвернулся к окну, делая вид, что едет не со мной, а в маршрутке. Начинать с ним разговор в машине я посчитал не лучшей затеей, с него станется выкинуть какой-нибудь финт. Припарковавшись, я вышел. В багажнике ещё пакеты с продуктами, которые нужно забрать. Казик вышел из машины следом и, подойдя ко мне, молча взял два пакета, ожидая меня. Захлопнув багажник, я достал уже брелок, желая закрыть машину, как Горностаев тихо спросил: - А цветы? Его вопрос вывел меня из себя, а внутри как цунами поднялась волна ревности. Достав лилии, я щёлкнул брелком и не оглядываясь направился к подъезду, следом за мной пошёл и Горностаев. Проходя мимо урны, я бросил туда белоснежные лилии. Уже открыв дверь и ожидая Горностаева, я обернулся. Он стоял около урны и смотрел на цветы, которые сломанными белоснежными лепестками торчали из грязной замызганной урны. Глубоко втянув воздух Казик посмотрел на меня, и я увидел в небесно-голубых глазах арктический лёд с яркими вспышками злости и слепящей ярости, но буквально секунда - и они снова стали привычно чисто-голубыми, как горный родник. Он ничего не сказал, зато я для себя сделал вывод, что девушка-цветочница небезразлична, как я успокаивал себя сидя в машине. От этого захотелось закрыть его в квартире и не отпускать никуда. Развернувшись, я зашёл в подъезд, чтобы не сделать то, о чём только что подумал, ведь это всего лишь моё эго. Горностаев пришёл через минут двадцать после меня. Разувшись и сняв куртку, он принёс пакеты с продуктами, поставил на стол, а сам остался стоять, сверля меня взглядом. - Зачем тебе деньги? - ровно спросил я, ставя чайник на плиту. - Странный вопрос для человека, который может позволить себе купить цветы для того, чтобы сразу выкинуть их, - тихо ответил Горностаев, опершись спиной о стену и смотря куда-то сквозь меня. - Ты бы не пошёл работать на рынок, если бы тебе не нужны были срочно деньги, зачем? – повторил я спокойно вопрос, проигнорировав его выпад в мою сторону. Казик молчал. Стоял и молчал, всё так же глядя в никуда. Упрямый баран! - Если тебе нужны деньги - скажи, и я тебе дам, сколько нужно, только не стоит сейчас тебе работать… - начал спокойно я, но этот мелкий засранец вдруг захихикал, а потом, довольно резко прекратив смеяться, зло произнёс: - Спасибо, не нужно, я сам решу свои проблемы. Видит Бог, я хотел по-другому… - Решишь?! – рявкнул и зашипел я от злости и оттого, что задев случайно чашку, в которую наливал кипяток, опрокинул её себе на живот, ошпарившись. – Почему ты всегда всё делаешь наперекор, мать твою?! Из-за твоего упрямства все твои решения проблем сведутся к тому, что ты сдохнешь на этом грёбанном рынке от острой пневмонии за три копейки! Ты что, не понимаешь этого? Расстегнув пуговицы мокрой рубашки, я стянул её и швырнул на пол, продолжая орать на притихшего и побелевшего Казика. - Давай, скажи, что ты себя прекрасно чувствуешь, - уже тише, с издёвкой произнёс я, тяжело дыша, как загнанная лошадь, и подойдя к нему, опёрся рукой о стену около его головы. – Скажи, как у тебя нет температуры по ночам, как ты не кашляешь, как у тебя не болит в груди, нет насморка и не ноет порезанная нога от долгой ходьбы и нагрузки… Давай… И может, я поверю в твои слова, но не своим глазам… Казик молчал. Его кадык нервно дёрнулся, на шее пульсировала голубая венка, губы напряжены, но он даже не поднял на меня взгляд, смотря мне куда-то в район груди, но потом всё же поднял на меня глаза, полные черной ненависти и презрения. - Я благодарен за всё, но не стоит строить из себя заботливого дядю. Мне не пять лет, и я прекрасно знаю своё место, также как и то, зачем я здесь, - тихо, с кривой улыбкой и блеском в глазах произнёс наконец-то Казик то, что я и хотел услышать. То, что я знал, но хотел услышать от него самого. Вот как он меня воспринимает, и в этом виноват я сам. - Глупый мальчишка, – уже грустно и устало произнёс я и, развернувшись, ушёл в комнату, чтобы через минуту вернуться. - Хочешь денег? На, - сказал я и положил на стол две папки с технической документацией по новым станкам на немецком. – Насколько знаю, у тебя хорошо с немецким, также как и с техникой. Переведёшь за неделю - получишь половину своей зарплаты. Столько мы платим студентам за перевод. Ноутбук я тебе оставлю. Посмотрев на его растерянные глаза, я развернулся и вышел. Вот теперь одна надежда на то, что до него дойдёт, что он не игрушка для меня и не для постельной прихоти, а если нет… А если нет, то буду думать дальше, как приручить и заставить жить, а не существовать этого гордого упрямца. P.S. Благодарю Marbius за помощь в создании этой главки)))Спасибки за немецкий;)