Девять.

Гавр. Несносный упёртый мальчишка. Как я и думал, проснувшись с утра, он начал собираться на рынок. И почему я не удивлён? Он явно не ожидал увидеть меня на кухне, а был уверен, что я уже ушёл, только вот он не угадал. Я специально задержался, чтобы подтвердить его упёртость, а заодно и завтрак приготовить ему, а то за свою болезнь он довольно прилично похудел; и подозреваю, что днём он так же хреново питается, если не сказать, что не питается вообще. Казик, поздоровавшись, быстро ретировался в ванную и долго оттуда не выходил. Ребёнок. Он просто ребёнок… Которого слишком рано лишили детства. Да, я навёл справки про него. В душе неприятно заскребло. Если бы у меня был ребёнок, у него было бы всё, но… Сделав последний глоток кофе, я поставил чашку в раковину, и глянув на часы, пошёл к Казику, который только что прошмыгнул в спальню. Он как раз надевал свитер, но услышав мои шаги, замер со свитером на голове, как испуганный кролик перед удавом. На губах непроизвольно появилась улыбка. Лохматые, короткие, светлые волосы торчали из горловины свитера, рук не было видно, а внизу виднелась тонкая белая полоска кожи, и если бы не последнее, то я бы подумал что передо мной домовой – так он нелепо, смешно и по-домашнему выглядел. Сглотнув, я отвёл взгляд от него и, придав голосу стальные нотки, сообщил про завтрак и как бы невзначай добавил про температуру ночью. Некрасиво с моей стороны манипулировать и давить на него, но это такая мелочь по сравнению с тем, что я уже сделал и что сделаю, так что теперь лить слёзы поздно, особенно мне. Развернувшись, я быстро покинул квартиру. Рынок встретил меня неприветливо. Он только открылся, и народ подтягивался на работу неохотно. Ну, да, куда им спешить: все клиенты появятся позже - будний день как-никак. Хозяина точки, на которой работал Казик, найти оказалось не так легко. Продавцы в соседних точках ещё не появились, а в других на мой вопрос: «Кому принадлежит палатка с цветами?», - напрягались, окидывали меня подозрительным взглядом, озирались по сторонам, а потом и вовсе говорили, что не знают ничего, и пытались поскорее ретироваться. Брендовые шмотки и кашемировое черное пальто делали своё дело, и народ, соответственно сделав какие-то свои выводы, боялся отвечать. Это на рынке они конкуренты, а вот если налоговая или ещё какая проверка, то они тут же включали сарафанное радио, оповещая всех подряд. Но, к их разочарованию, уходить без нужной мне информации я не собирался. Выловив вдоль рядов небритого, со шлейфом не первой свежести перегара, с красными от алкоголя глазами, одетого в потрёпанные вещи мужичка и всунув ему в руку пару купюр, я тут же узнал всё, что мне нужно, а мужик же, счастливый от внезапно свалившейся на него суммы денег, бросил работу - а он явно тут где-то зарабатывает себе на бутылку - и направил свои стопы в ближайший магазин за чекушкой. Брезгливо проводив взглядом это существо и мысленно отряхнувшись, я пошёл к указанному месту. Хоронина Алка - стерва с яйцами, как назвал мне мужик хозяйку палатки с цветами, при этом сплюнув на землю - оказалась на месте, и именно там, куда мне и указали - на парковке около небольшого, видавшего виды, некогда белого, а теперь с гнилыми проржавевшими порогами и арками, местами загрунтованного в серый цвет микроавтобуса. Рядом с этим пятнистым чудом под названием микроавтобус суетилась, покрикивая на кого-то, румяная от утреннего холода, дородная, статная, с крутыми бёдрами, обтянутыми плотными облегающими наподобие лыжных штанами. Такая же куртка скрывала пышную, размера пятого, грудь, а русые, густые, с уже заметными на висках серебристыми нитями волосы были скручены в узел на затылке. Женщина выглядела на сорок-сорок пять и походила на тот прототип, который некогда описывал великий русский писатель: «Есть женщины в русских селеньях…». А судя по краткому комментарию забулдыги, то она не только в горящую избу войдёт, но и коня оттуда вынесет… С ней просто вопрос не решить, но я постараюсь. - Хоронина Алла? – поинтересовался вежливо я, подойдя к женщине. – Извините, не знаю по отчеству. Хоронина повернулась и сразу смерила меня взглядом - просканировала. - По какому вопросу? – нахмурившись, спросила нелюбезно женщина, явно не горя желанием со мной общаться. - По личному, - кивнув, соглашаясь с её бесцеремонностью, ответил я, переходя на деловой тон, но не забывая про улыбку. Хмыкнув, Хоронина ещё раз смерила меня взглядом. - Знаю я, по какому личному. Все вы по личному… - У вас грузчиком работает Казимир Горностаев, - не дав договорить ей, начал я, и, дождавшись, пока на ее лице отразится удивление, а затем сменится подозрительно-обжигающим взглядом, продолжил: – Вот по поводу его работы на вас очень бы и хотелось побеседовать. С грохотом захлопнув дверцу микроавтобуса, Хоронина по-деловому и довольно нагло вдруг спросила: - Документы есть? - Я сам по себе, - заулыбавшись, ответил я, посмотрев на удивлённое лицо женщины, и, пока она не успела мне нахамить и послать, проговорил: – Ничего криминального и предосудительного. Обычная просьба по его поводу – не более. Сделав паузу, я внимательно посмотрел на женщину, явно заинтересовавшуюся. Ещё бы! Пришёл дядя, весь в «упаковке», и ПРОСИТ ЕЁ по поводу какого-то мальчишки, грузчика! Я сделал правильную ставку: врать ей было бы бесполезным, также, как и предлагать денег или давить, а вот женское любопытство и интерес... - Дело в том, что у него острая пневмония, которая при такой работе на улице вполне может перейти во что-нибудь похуже и закончиться… - замолчав на долю секунды я посмотрел женщине в глаза и чуть тише договорил: - … летальным исходом, как вы понимаете. Поэтому я и пришёл к вам за помощью. Хоронина внимательно дослушала, что-то обдумывая, но сдаваться явно не собиралась. - И с чего это я тебе верить должна, да ещё и помогать? - А мне и не нужно верить, - хмыкнул я, отвернувшись, и достал перчатки. – Да и помогать не требуется. Мне. - Выпустив изо рта белый парок, довольно резко осадил я её и надел перчатки. - Ему помоги, ослу упёртому, чтоб не сдох у тебя под прилавком. А симптомы все у него на лбу и так написаны. - Хм, и откуда столько благородства вдруг? - довольно язвительно спросила Хоронина, глядя на меня недовольно и пренебрежительно. - Расчёт дашь ему? – не ответив на её вопрос, спросил я. - Если захочет - другую найдёт себе работу, - фыркнула Хоронина, прищурившись. – Я держать не стану. Если он правда болен. - Не найдёт, - уверенно проговорил я и, достав визитницу, выудив оттуда свою визитку, протянул женщине. Хоронина скептически посмотрела на меня. - Надеюсь, моя маленькая просьба останется между нами, также, как и моя помощь, - криво улыбнувшись, произнёс я, и как только Хоронина взяла визитку с недовольным лицом, я, развернувшись, направился к своей машине. Вот и всё. Не могу сказать, что всё прошло идеально, могу сказать одно, что тот алкаш был прав - баба с яйцами, ошибся в одном - они титановые. Вот кого в руководители надо, вместо наших лебезящих и боящихся лишний раз слово сказать поперёк белых воротничков. Она же любому продажнику фору даст, и ещё какую. Опыт, знания, умения, которые получены не в престижном институте на бумаге, а в тяжёлой войне за жизнь. В том, что она рассчитает Казика, я теперь уверен, и даже в том, что сама позвонит, тоже. Не сразу, но позвонит обязательно. Немцы Ханс Земанн и Руперт Труве с упорством Чикатил изводили меня дотошными расспросами, уточнениями, законами, и так далее, и тому подобное, уже битый час. Я же вежливо, с милой, почти ангельской улыбкой, от которой сводило скулы уже как и у переводчицы, отвечал на их расспросы, подспудно решая дела насущные и даже ни слова не говоря тем «умникам», которые как тараканы-невидимки начали таскать бумаги мне на подпись прямо в конференц-зал. О да! Этот хитрожопый офисный планктон прознал, что при немцах я им ничего не сделаю, а с вежливой улыбочкой подпишу документы, если не всё так печально с ними, или в крайнем случае отправлю их культурно на доработку. Хорошо хоть немцы так увлеклись документами завода, что и не замечали «ходоков» с бумажками, зато моё терпение таяло на глазах. Наверное, единственное, что спасало этих умников от гибели, так это мои воспоминания об утреннем взъерошенном Казике, с эротичной, возбуждающей фантазию и не только, светлой полоской кожи, ну и то, что он больше не пойдёт на рынок. - Гавриил Венедиктович, господа Земанн и Труве хотели бы посмотреть и проверить документы по оформлению купли-продажи акций завода, а также документы из банка, - вывела меня из утренних грёз девушка переводчик. - Конечно, - не задумываясь, ещё шире улыбнувшись, произнёс я, вспомнив, что всё нужное находится у нашего юриста. – Сейчас я приглашу нашего юриста, и он с радостью всё вам предоставит. Немцы слаженно кивнули и с чисто европейской, набившей оскомину вежливой улыбкой попросили кофе. Как только появился Влад, я откланялся ненадолго, извинившись, решив погонять обнаглевших, недисциплинированных «ходоков», а заодно и позвонить Михе, чтобы спросить, когда он собирается вернуться на историческую родину. Не думает же он, что немцы со своей педантичностью, скрупулёзностью и врождённой немецкой обстоятельностью, будут выносить мозг только мне? Они уже и так интересовались, где это наш многоуважаемый генеральный подевался. Я-то отмазался, сославшись на его важную командировку к нашим будущим, ещё одним партнёрам, но в глазах Ханса увидел лёгкое недоверие, а это не есть хорошо, да и господин Кауфман приедет вскоре посмотреть заводик и подписать предварительные соглашения и сметы на переоборудование. К моему сожалению, с Михой долго поговорить не удалось, но смысл всей сути я до него успел донести. Он конечно с минуту посопел мне в трубку, а потом всё же согласился приехать в ближайшие дни и сбросил вызов. Ещё бы он не согласился, гад! Что Миша, что его работнички... В принципе оставшийся день я провёл плодотворно: для разрядки устроил небольшой армагеддец в офисе по поводу дисциплины и этикета, после которого все попрятались по своим кабинетам и принялись активно работать, а чтобы им жизнь мёдом не казалась, ещё сказал, что не поленюсь и проверю основные поручения в конце дня. Проверять-то я не буду, но зато все уже не имитировали бурную деятельность, а на самом деле работали, зная, что я запросто могу устроить небольшую проверочку, или совещание с подведением итогов трудового дня. С немцами также всё чудненько получилось – их "развлекал" Влад вплоть до самого обеда, а затем и после. Я же за это время успел съездить на завод, взять нужные документы, выяснить обстановку там, подписать текущую документацию и вернуться, чтобы в итоге любоваться минут десять на идиллию в виде замученной, и явно скучающей переводчицы, довольного, даже скинувшего пиджак Влада, который уже объяснялся с немцами на полунашем-полунемецком, и апогеем всей картины были увлечённые рассказом Влада о нашей юриспруденции счастливые немцы. У них своя атмосфера, и это надолго, - сделал я вывод и, сославшись на дела и откланявшись, поехал домой. Им я не нужен; ну а если что-то случится, то Влад со мной свяжется, хотя сомневаюсь, что что-то случится. Домой я летел. К нему. Упрямому, твердолобому мальчишке, обросшему кучей комплексов и создавшему вокруг себя высокую неприступную стену, да ещё вдобавок обмотанную колючей проволокой. За день я не раз мысленно возвращался к нему, думая и размышляя. И каждый раз руки тянулись к телефону, чтобы набрать его номер или написать смс, но мне приходилось одёргивать себя, чтобы не вызвать у него лишних подозрений. Не хочу, чтобы он узнал о том, что это я похлопотал о его увольнении. В том, что его уволят, я не сомневался ни на грамм, Хоронина это сделает, убедится и сделает. Единственное, что меня всё же беспокоит - что и правда Казик найдёт себе другую работу, с него станется. Пока я не хотел думать, что оговоренный с Казиком месяц на исходе. Время бежит неумолимо, и я не в силах его остановить, хотя очень хочется. Месяца мало, очень мало. Это такая кроха, за которую сложно разломать все его стены воздвигаемые годами, а на расстоянии это сделать будет почти нереально, и причин этому множество: начиная от нашего с ним в обществе и на заводе статуса, заканчивая тем, что он закроется снова, в своём мирке, и постарается это сделать так быстро, насколько способен. И я как никто другой это знаю. Думал ли я, чтобы продлить срок? Думал, и не один раз. Самый простой и лояльный способ: закрыть общагу на необходимый капремонт, но пока этот вопрос не согласуется с немцами, а именно господином Кауфманом, это невозможно. Все остальные способы негуманны, и использовать их я буду в крайнем случае. Припарковавшись у подъезда, я вышел из машины и посмотрел на окна. В них было темно. С нехорошим предчувствием я быстро поднялся к себе и первым делом, не раздеваясь, прошёлся по квартире. В гостиной, скрутившись в позе эмбриона, прямо в одежде спал Казик. Облегчённо выдохнув, я слегка улыбнулся и, подойдя к Казику, потрогал его лоб. Температура была, но небольшая. Как только я убрал ладонь, Казимир застонал и потянулся за рукой. Обычно он морщился и старался отстраниться, но никак не тянулся. Может, это и есть маленькая моя победа? Он стал меня подпускать к себе, и как бы самонадеянно ни звучало, доверять. Достав тёплый плед, я стянул с Казика куртку и, укутав его, пошёл сам раздеваться. Переодевшись и заглянув в гостиную, убедился, что Казик спит, и направился на кухню готовить ужин. На столе лежала упаковка с таблетками, в которой не хватало пары капсул. Значит, он выпил, когда почувствовал что ему плохо. Да, после того случая я начал оставлять таблетки в упаковках, но всё равно проверял их количество. Приготовив то, что я умел лучше и быстрее всего: мясо в духовке, овощи и рис, довольный и воодушевлённый, я направился в гостиную. Причина моего настроения лежала на кухонном столе: начатый перевод Казика, который я успел просмотреть. И судя по тому, что я увидел, довольно неплохой, я бы точно столько не перевёл. Казик спал. За время моего отсутствия он укутался в плед почти с головой, только торчал нос и светлые волосы, но позы так и не поменял. Включив неяркое бра, я сел в кресло, почти напротив дивана, и положил на колени ноутбук. Работы всегда хватает, даже дома, но работать почему-то не хотелось. Я смотрел на спящего, укутанного мальчишку, и на душе было умиротворённо и радостно от маленькой победы, и оттого, что я на правильном пути. Пискнул телефон, привлекая моё внимание сообщением. От Влада. Он с немцами едет на ужин, они в отличном расположении духа и удовлетворены ответами Влада. Хоть с этим всё отлично. Отписав ему, чтобы завтра был как штык и что с меня премия, я начал проверять письма в рабочем ящике, которых скопилась уйма. Но на этом вечер сюрпризов не закончился…. Как только Казик проснулся, он извинился и поблагодарил меня. А ещё он неосознанно, от чего и сам засмущался, начал объясняться и оправдываться! Сказать, что я был удивлён – не сказать ничего. Но и воспользоваться этим я не мог. В Казике что-то изменилось. Он и сам это ещё не понимает, но я вижу и чувствую. Уже лёжа в постели и обнимая замершего и одеревеневшего от моей наглости Казика, я понял, что мне не хватало всё это время – его: упрямого, мягкого, доброго, обозлённого на мир, доверчивого, гордого, изредка трусливого, сильного, слабого, иногда дерзкого, а иногда кроткого, честного, но при некоторых обстоятельствах и врунишки, красивого внешне, изуродованного внутри, открытого и закомплексованного по уши, рано ставшего взрослым мальчишки. У меня была куча любовников и любовниц, которые могли похвастаться многими лучшими качествами, но ни один и ни одна из них не могли совмещать в себе такие разные, казалось бы несовместимые, но такие ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ черты. Вот он – настоящий. Живущий, пусть и в своём отгороженном мирке из-за других, но живущий, а не существующий. Сегодня я понял и ещё кое-что важное, то, что всегда было на поверхности, но я не видел и не хотел замечать, а именно: почему меня тянет к Казику так сильно. Не из-за жалости, как я думал изредка, не из-за сумасшедшей страсти, не из-за его природной и такой манящей красоты, и даже не из-за того, что мне скучно и пора давно перейти с кем-то на нормальные, постоянные отношения и жить, а из-за… … потому что мы схожи. У нас двоих есть то, что нас объединяет и сближает. А ещё, я ему могу довериться, полностью и безоговорочно, как и он когда-то мне…