Часть 1
Люди и Видения
Глава 1
Добро пожаловать в «Совёнок»!
Какого хрена? Наверное, это была первая и единственная мысль в моей гудящей, как работающая трансформаторная будка, голове. Какого хрена я всё ёщё в автобусе? Почему водила не разбудил меня? Куда он вообще делся? И…секундочку…за окном поют птицы? Птицы? В середине декабря? Я что, сошёл с ума? Я попытался открыть глаза и тут же получил в награду яркий солнечный блик, заставивший меня снова зажмуриться. Твою мать, уже утро? Я проспал всю ночь? Вот тебе и хвалёный кофе. Нужно было не садиться в сраный автобус, а взять жопу в руки, сбегать в магазин и купить пару банок самого забористого энергетика. Тогда бы я точно дописал эту херову статью. Меня сейчас, наверное, в редакции заочно хоронят и поливают моё имя первосортным говном из засорившегося унитаза. Я всё-таки с трудом разлепил глаза и попытался встать, но резкая острая боль во всём теле заставила сесть обратно. С-сука, твою мать! Как всё болит! Как будто меня всю ночь менты в изоляторе по почкам дубинками обхаживали. И башка трещит, как после добротной пьянки. А может, всё так и было? Может быть, водила довёз меня до магазина, а в награду за это я купил ему и себе по бутылочке пива? Пивом мы, конечно, не ограничились. Скорее всего, после этого мы, уже на его деньги, купили водки, нажрались как свиньи и пошли петь песни в ближайший сквер, где нас и повязали мусора, а потом долго и со вкусом зачитывали нам наши права. Да, всё именно так и было. Но тогда какого хуя я проснулся в этом блядском автобусе? Пересиливая боль и недомогание, я медленно встал со своего места, почти ползком добрался до выхода из автобуса и кубарем вывалился в открытые передние двери. Блядь, пиздец на холодец, да я же никакой. Ни «тятя»/ ни «мама» сказать не могу. Надо. Бросать. Пить. Сегодня же. Иначе всё это рано или поздно доведёт меня до цугундера, как завещал герой Никиты Михалкова в «Жмурках». Оплёвываясь от пёска и дорожной пыли, которых я успел набрать полный рот, я всё-таки собрался с духом и смог подняться на ноги, чтобы осмотреться. Ёб вашу мать. Это что, блядь, за шутки? Вокруг меня был лес. Но не обычный зимний лес, доверху засыпанный снегом, а лес летний, зелёный, цветущий и пахнущий. И снова до моих ушей донеслась радостная свирель соловья. Я…мне это снится? Может быть, я заснул прямо у себя в комнате, за ноутбуком? И всё, что я видел, начиная с выхода из дома – это просто сон? Я пощупал себя за руки и даже пару раз влепил себе пощёчину, вызывая в и без того тяжёлой голове волны тупой боли. Нет, я не сплю. Или же сплю настолько крепко, что проснуться самостоятельно не в состоянии. Я ведь…я ведь точно помню, как садился в автобус. В городе, где до ближайшего чахлого леса пара километров на метро. И была зима. Было холодно, и я, кажется, наступил в лужу и замочил себе все туфли. Я скосил глаза на свои ноги. Туфли как туфли. Может, до этого я их и замочил, но сейчас они абсолютно сухие. Да-а-а-а, блядь, вот и сходил в магазин за хлебушком. И что мне теперь делать? Я внезапно вспомнил о телефоне и радостно запустил руку в карман куртки. Слава Богу, паршивец на месте. А вот сигнала мобила не ловила, причём никакого. Вокруг была полнейшая, непроглядная лесная чаща, отрезанная от любых благов цивилизации. Всё, супер, приехали. Мне пиздец. Я прислонился к автобусу и в раздумьях закусил нижнюю губу. По логике, водила должен быть где-то здесь. В кабине и салоне я его не видел, значит, он или блюёт в ближайших кустах, или, как и я, пытается где-то словить сигнал от антенны. Я подошёл к границе асфальтированного шоссе, за которой начинался густой смешанный лес, сложил руки рупором и громко начал кричать. -Эй, мужик! Так там тебя, пардон, запамятовал! Давай, выходи! Тишина. Я начинал не на шутку нервничать. -Слышь, сука! Выходи, блядь, не зли меня! Нет ответа. Ну и хуй с тобой. Сам справляюсь. К тому же, как его найду, если даже лица его не помню? Совсем память отшибло, на корню. Я ещё раз, на прощанье, посмотрел на старенький автобус, что привёз меня в эту неизведанную жопу мира. Было в нём всё-таки что-то странное и загадочное, и в тоже время необъяснимо притягательное. На таком автобусе Марти МакФлай и док Браун вполне могли бы путешествовать во времени, не окажись у них под рукой сверхмодного в то время двубортного «ДеЛореана». Вдоволь налюбовавшись на шедевр постсоветской инженерной мысли, я отвернулся от него и зашагал вперёд по шоссе, совершенно не зная, куда меня приведёт дорога. А вокруг меня, на минуточку, был самый настоящий разгар лета – по обе стороны от дороги возвышались мощные стволы деревьев и низенькие кусты с ягодами, моё открытое и обветренное лицо штурмовали сонмы летающих и жалящих паразитов всех сортов и мастей, а солнце над головой висело высоко в зените и нещадно жарило, выпаривая всю влагу из обезвоженной земли. Пройдя так с километр или больше, я всё-таки снял куртку и перекинул её через плечо. Спина под рубашкой была уже насквозь мокрой, да и глаза вовсю заливало потом, градом катящимся со лба. Я всегда хуже переносил даже лёгкую жару, нежели самый суровый мороз. Именно поэтому я просто ненавижу наши безумно жаркие летние сезоны. Вскоре я уже перестал считать пройденное расстояние и просто плёлся, еле переставляя ноги. Тело всё ещё болело, ныло и отказывалось нормально функционировать. А ещё я бы убил первого встреченного за один-единственный глоток воды. Неужели здесь на всю округу нет ни одного, пусть даже самого захудалого, населённого пункта? И, будто бы Бог и вся Вселенная услышали мои молитвы, вдалеке показались возвышающиеся железные ворота. Ну, наконец-то. Цивилизация, мать её за ногу. Теперь осталось только дойти туда и позвать людей. Человек ведь человеку – кто? Правильно – брат, друг, и нередко – донор жизненно важных органов, хотя последнее к делу сейчас вообще не относилось. Но радовало, что я ещё хотя бы был в состоянии шутить. Значит, мозги ещё не окончательно спеклись. Я быстро, насколько позволяли почти онемевшие ноги, добрался до ворот. Они оказались действительно большими, даже огромными. Круглой формы, с острыми наконечниками и советской звездой с подписью посередине. -«Пионерлагерь» - вслух прочитал я и немного обалдело взглянул вверх. На вершине ворот большими железными буквами было гордо выведено название лагеря – «Совёнок». На ну на хер. Да вы, блядь, издеваетесь! Тот самый «Совёнок»? О котором мне заказали написать статью? Но ведь... он ведь давно уже закрыт, а прошедший на днях юбилей был скорее формальностью… Однако судя по оживленным детским крикам, доносящимся из глубины, лагерь работал в полную силу. Но как такое возможно? Я ошалело осмотрелся вокруг. По обе стороны от ворот стояли два памятника безымянным пионерам – мальчика, дудящего в горн, и девочки, посылающей вверх лепестки одуванчика. Недалеко от девочки располагалась довольно старая автобусная остановка. Судя по расписанию, единственный автобус, что здесь ходит – это №410. Секундочку. А я на каком сюда приехал? -Здравствуйте. Внезапный голос из ниоткуда застал меня врасплох – я молниеносно обернулся и чуть не заехал по лицу, стоящему недалеко от меня человеку. -Ой, осторожнее – слегка махнула рукой в мою сторону девочка. Махнула и улыбнулась – Вы что, борец? В спортивную секцию ходите? Это была достаточно высокая и стройная, молодая - даже не девочка – девушка. Длинные светлые волосы были сплетены в две длинные косы за спиной. Большие голубые глаза, маленький рот с тонкими алыми губами. Она была одета в типичную пионерскую форму конца восьмидесятых – красный галстук, белая рубашка со значком октябрёнка, синяя юбка ниже колена и лёгкие летние туфельки. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать, и для своего возраста она была уже достаточно ладно скроена и крепко сбита. Я на секунду задержал взгляд на выпирающих на её рубашке выпуклых холмиках грудей, но, словив её недоумённый взгляд, поспешно ретировался. -Вы – наш новый вожатый? – она снова улыбнулась мне, и я мельком отметил у неё небольшие ямочки на щеках и морщинки вокруг глаз – Извините, если напугала. Нам сказали, что вы приедете только вечером. Я, пардон, кто? Новый вожатый? Может быть, она меня с кем-то перепутала? -Я прошу прощения, но…что это за место? -Это пионерский лагерь «Совёнок» - не переставая улыбаться, объяснила мне девушка – А вы надолго к нам? На всю смену или через месяц уедете? Эй, эй, полегче, милая. Меня тут вообще не должно было быть. В смысле, я должен был сюда съездить, но не таким маршрутом и не в таких обстоятельствах. -Слушай, как тебя зовут? -Святослава, но все зовут меня Славя. Вы тоже можете так меня называть – от такой радужной улыбки у меня бы уже давно свело все скулы на лице, но, видимо, девочка и впрямь была рада меня видеть. С чего бы? -Слушай, Славя, а тут есть поблизости какие-нибудь взрослые? Ну, там, вожатые, или, может быть, директор лагеря? -Да, конечно. Пойдёмте со мной, я отведу вас к Ольге Дмитриевне – она здесь уже неделю работает, всех-всех вокруг знает – она довольно ловко и проворно схватила меня за руку и потащила за собой. -Ой, а где ваши вещи? – она внезапно начала беспомощно озираться по сторонам. -Да я их…э-э-э…потерял – не нашёлся с лучшим ответом я – Да, потерял по дороге суда. Вот такой я растяпа. -Ничего, Ольга Дмитриевна всё равно выдаст вам форму. Она красивая, вам понравится! -Кто? Форма или Ольга Дмитриевна? -Форма, конечно – заливаясь краской, ответила Славя, как будто сама мысль о взрослых маленьких шалостях была запрещена в голове этой девочки.***
Это был самый настоящий, функционирующий пионерский лагерь. Я мало что успел рассмотреть, пока Славя обходными путями вела меня к корпусам вожатых, но носящиеся туда-сюда дети в пионерской форме и звучащая отовсюду бравурная музыка не давали сомневаться в реальности происходящего. Или я всё-таки до сих пор сплю? -Вам сюда – сказала Славя, подводя меня к входной двери небольшого корпуса, издалека напоминающего летний пляжный домик. -И-и-и…что дальше? -Познакомитесь с Ольгой Дмитриевной, она вам всё расскажет и объяснит. А мне уже пора – Славя на прощание улыбнулась мне и помахала рукой – Очень жду нашей следующей встречи! -Ага – немного ошалев от такого количества добра и улыбок, я вяло помахал ей в ответ – Взаимно. Девочка уже убежала. Я ещё немного потоптался на пороге, затем легонько постучал и открыл дверь. -Да, да – донёсся до меня миловидный женский голос – Заходите, не заперто. Я прошёл в небольшой и довольно душный коридорчик, который вёл в ещё несколько закрытых комнат по обе стороны от меня. Та, что посередине, была открыта, оттуда же доносился и женский голос. Я решительно, хотя и немного с опаской, заглянул в эту комнатку. Комната была небольшой и предельно аскетично обставленной. Посредине стол со стулом, на котором покоились тетрадки, какие-то бумаги и бланки, письменные принадлежности и небольшая настольная лампа. В одном углу комнаты – скромная одноместная, безукоризненно заправленная кровать, над которой висел постер старого французского «Фантомаса» с Луи де Фюнесом. В другом – что-то наподобие турника и несколько лёгких гантелей. Видимо, хозяйка кабинета не была чужда спорту и держала своё тело в форме. Сама она восседала за столом, спиной ко мне и что-то усердно записывала в одну из тетрадей. -Толик, я же сказала – никакого компота! – не оборачиваясь, строго сказала она мне – Ты же знаешь, какие от него у тебя проблемы! Какой ещё, нахрен, Толик? Причём здесь компот? Женщина, вы вообще в своём уме? -Я прошу прощения… - деликатно откашлялся я. Хозяйка кабинета, видимо, по голосу поняв, что я не Толик, обернулась ко мне и с виноватым лицом расплылась в улыбке. Как же здесь все любят улыбаться! Это уже начинает действовать на нервы. -Ой, извините, пожалуйста – она отложила ручку, встала из-за стола и подошла ко мне ближе – У нас тут такой мальчик есть проблемный. У него недержание мочи, понимаете? Ох, блядь, мне бы сейчас его проблемы! -Да, если выпьет натощак чего лишнего, его сразу в сон клонит, а во сне он этот процесс вообще не контролирует – Женщина виновато развела руками – Мы уже устали за ним простыни стирать и матрацы менять.…Ой, о чём это я? Видимо, все её мысли были заняты засцывающим лагерные казённые простыни Толиком, нежели нежданным гостей на пороге её кабинета. -Я прошу прощения – ещё раз, на этот раз незаслуженно, извинился я – Вы – Ольга Дмитриевна? -Да, всё верно – она активно закивала мне своей каштановой гривой. Волосы у неё были такие же длинные, как и у Слави, но, в отличие от пионерки, что привела меня сюда, вожатая ходила с распущенными волосами, что кончиками доставали ей до плеч. Не менее большие зелёные глаза, такая же высокая, с ладной фигурой и выдающимися округлыми формами, которыми мать-природа явно не обделила Ольгу Дмитриевну. На ней была такая же форма, как и на Славе – рубашка, юбка, длинные спортивные носки. Женщина в самом соку, лет двадцати пяти на вид, она, я был уверен, производила достаточно благоприятное впечатление на здешних мужчин и явно имела не одного и не двух кавалеров. Хотя всё это явно не моё собачье дело. -А вы, я так понимаю, Семён Борисович? От подобных слов у меня на секунду перехватило дыхание. Откуда ей известно, как меня зовут? -Да, это я – немного заторможено, ответил я – Но откуда… -Ой, как хорошо! – искренне, почти по-детски, обрадовалась Ольга Дмитриевна – А вы достаточно рано! Мы вас ждали только к вечеру. -Да, я уже в курсе – чем дальше, тем больше мне становилось не по себе – Позвольте полюбопытствовать, откуда вы знаете моё имя? -Ну как это откуда – Ольга Дмитриевна удивлённо развела руками – Вы же сами послали нам своё досье. И с этими словами она, немного порывшись в бумагах на столе, всучила мне в руки небольшую бумажную папку. Внутри неё были бумаги. На меня. На МОЛОДОГО меня. Информация, фотографии – всё было правдой, но устаревшей правдой – как минимум лет на двадцать, если не больше. -Это какая-то ошибка – ответил я, возвращая ей папку – Вы же видите, мне уже давно не двадцать лет. -Семён Борисович, вы себя недооцениваете – Ольга Дмитриевна лукаво улыбнулась и всучила мне небольшое зеркальце – Вы очень даже соответствуете своему возрасту. Можете убедиться. Неободрительно хмыкнув, я принял у неё зеркальце и взглянул на себя. Какого хрена??? Какого, мать вашу, лысого хрена??? С той стороны Зазеркалья на меня смотрело моё отражение. Моё МОЛОДОЕ отражение. Тот человек, которым я был, только окончив институт и поступив на работу в дешёвое издательство, занимающееся распространением дешёвых переизданий популярных детских книг. Таким я был – двадцать или двадцать пять лет назад. Но то время ушло, его уже не вернуть. Однако зеркало и вместе с ним мои глаза упрямо доказывали мне обратное. Это невозможно. Это просто бред сивой кобылы. Я сплю. Это всего лишь дурной сон. Мне нужно проснуться. Нужно заставить себя проснуться. ПРОСНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ! Я крепко закрываю глаза и молюсь всем известным мне богам о том, чтобы, когда я их открою, оказаться в своей комнате, с остывшим безвкусным кофе и наполовину набранным текстом. Пускай меня линчуют и четвертуют за все сорванные сроки. Пускай отберут премию, работу, комнату и всё, что в ней есть. Пускай. Мне просто нужно обратно в реальность. В тот мир, что я сам считаю реальным. Я делаю глубокий вдох, затем выдох и открываю глаза. Нет, всё по-прежнему. Тот же кабинет, та же Ольга Дмитриевна, которая участливо смотрит мне прямо в глаза. Тот же молодой я, готовый злорадно подмигнуть мне с той стороны зеркала. -Семён Борисович, с вами всё в порядке? – спрашивает эта женщина, которая, возможно, является всего лишь плодом моей воспалённой фантазии. -Да, конечно – отвечаю я, возвращая ей зеркало – Просто немного устал с дороги, вот и всё. -Да, я вас понимаю – Ольга Дмитриевна тепло мне улыбается – Знаете, давайте я покажу вам вашу комнату. Обустройтесь пока, отдохните, а ближе к ужину приходит в столовую. Поедите, познакомитесь с детьми. -Звучит здорово – я растерянно киваю – Ужин в семь? -Да – Она немного удивляется – Откуда вы знаете? -Не знаю. Догадался. Она отводит меня в одну из свободных комнат в домике. Затем куда-то ненадолго уходит, возвращается и кладёт на кровать постиранную и сложенную форму пионервожатого – галстук, рубашку, лёгкие летние шорты, высокие носки и шлёпанцы. -Это каждодневная – объясняет она – Тут по ночам бывает холодно, поэтому в шкафу есть пара свитеров. Я молча киваю, не особо вникая в её слова. Это всё что - действительно реально? Или я окончательно сошёл с ума и сейчас пускаю слюни и сопли, прикованной к кровати в «Новинках»? -Ну, тогда, увидимся на ужине – говорит Ольга Дмитриевна и одаривает меня местной лучезарной улыбкой – Было приятно познакомиться. И добро пожаловать в «Совёнок»! -Взаимно – почти на автомате отвечаю я. Она уходит. Я сгребаю форму, кидаю её на пол, ложусь на скрипучую кровать и поворачиваю голову к окну. Там резвятся дети. Иногда слышна какая-то приглушённая нестройная мелодия - наверняка кто-то из ребят постарше учится играть на гитаре, бессовестно мучая при этом бедный инструмент. Кипит жизнь. Настоящая жизнь. Интересно, может быть, единственный морок здесь – это я сам? Нужно разобраться во всей этой херне. Но прежде – выжить и адаптироваться. Иначе никак. Да уж, эта смена в лагере «Совёнок» обещает быть особенно «весёлой»…Интерлюдия 2
Ветрено. Да, я отчётливо помню – в тот вечер было ветрено. Мы гуляли по крыше. Она – по самому её краю, и её длинные роскошные волосы разлетались во все стороны, чтобы затем вернуться и укутать лицо своей хозяйки в подобие савана, коим прикрывают лица восточные женщины. Я шёл рядом с ней, держа её за руку, не давая оступиться и упасть вниз. Там, внизу, её никто не ждёт. Здесь больше никого нет. Только она и я. Нам больше никто не нужен. Затем мы сели на край и свесили вниз ноги. Она что-то рассказывала, много смеялась и курила дешёвые сигареты, что мы украли из магазина. На её губах остался сигаретный пепел. Я его слизал, чувствуя горечь пепла и сладость её губ. Наш поцелуй был жарким и долгим, как тот огненно-рыжий закат, на который мы любовались. Сегодня последний день лета. Завтра её не станет. Я знал, как она умрёт. Она сама мне рассказала.