Глава 3
Большой секрет для маленькой компании
Мне снится один и тот же кошмар. О том, что я бегу куда-то. От кого-то. Точнее – от чего-то. От чего-то страшного и неумолимого. Это автобус. Тот самый злополучный автобус, который привёз меня сюда. Он хочет моей смерти. Я знаю, что это он. Я не вижу его, но я его слышу. Ощущаю его присутствие каждой клеточкой организма. Каждой вздувшейся веной, каждой закупоренной порой на коже. Я знаю, что он быстрее меня. И – рано или поздно – он меня догонит. И тогда мне конец. Бежать бессмысленно. Но я всё равно бегу. Бегу так быстро, как только позволяет ноющее и просящее пощады тело. Бегу, надрывая сухожилия и стирая в кровь пальцы ног. Бегу, как не бежал никогда в своей жизни. Но вот ноги внезапно как будто вязнут в тягучем киселе. Лёгкие разрываются от недостатка кислорода. Сердце отбивает бешеную чечётку, бьётся в предсмертной агонии, как загнанная лошадь, готовое в любой момент выпрыгнуть из груди. Но как бы я ни старался оторваться - он всё равно меня нагоняет. Я слышу за спиной оглушающий рёв его мотора. Ощущаю в душном воздухе гарь и копоть, идущие из-под его капота, и резкую вонь жжёной резины на грязных колёсах. Краем глаза замечаю ослепительный свет его фар, бьющих мне в спину. Я бегу, а рокот приближающейся смерти на колёсах становится всё ближе. И ближе. И ближе… УДАР. Я ничего не чувствую. Ничего не вижу. Ничего не слышу. Вокруг лишь темнота. Пустота. Вакуум. Внезапно пространство вокруг меня озаряется яркими красными вспышками, как будто кто-то запустил в небо тысячи маленьких фейерверков. Я знаю – это кровь. Моя кровь. Я ощущаю её мерзкий металлический привкус и слышу, с каким оглушающим хрустом ломаются на тысячи осколков мои хрупкие кости. Отчётливо, как никогда прежде, слышу мерный, отдающий многомерным эхом в пространстве, стук собственного умирающего сердца. С каждым моим вздохом оно бьётся всё реже. И реже. И реже… СТОП.***
Я проснулся с немым криком ужаса, застывшем на моём лице. Ещё пару минут после пробуждения я просто лежал, глядя в потолок и ждал, пока успокоится бешено колотящееся сердце. Ещё никогда в жизни я не ощущал такой животной паники, такого дикого страха за собственную жизнь. Эти сны – явно что-то ненормальное. А если у меня, не дай Бог, случится сердечный приступ – и не во сне, а прямо здесь, наяву? Или, ещё хуже, я впаду в летаргический сон? Окружающие подумают, что я впал в кому, или ещё хуже – умер. Похоронят меня, хорошо, если в открытом гробу, но всё равно ведь в гробу. Закопают под землю – глубоко, как и положено закапывать покойников. А затем я проснусь. Боже, даже от одной мысли о таком меня всего передёрнуло. Не приведи Господь. Я весь, с головы до ног, был покрыт холодным, липким потом. Моё тело, подушка, одеяло, наволочка – всё пропахло этими мерзкими выделениями моего страдающего от жутких сновидений организма. Я пахну, нет, даже не так – я воняю, как загнанный в угол хорёк или даже скунс, который мерзким запахом из-под хвоста отгонят от себя хищников. Мне скунсов и хорьков, конечно, жалко, как и вообще всех животных в целом. Но я-то человек. А в человеческом обществе принято более-менее приятно пахнуть. Нужно сходить в душ. Давно уже нужно было освежиться, но вчера я заболтался с Леной, пока провожал её к пионерским корпусам, и пришёл в домик вожатых глубокой ночью. Я, как и ложился, в трусах и майке, тихонько вышел из своей комнаты, перекинув через плечо полотенце и прихватив любезно предоставленные Олей пасту и зубную щётку. Из душевой доносилось едва слышное журчание воды. Может быть, кто-то забыл с утра выключить кран? Хотя народ тут, вроде бы, не расточительный. Я легонько приоткрыл дверь душевой и осторожно заглянул в образовавшуюся щель. Х-м-м, кажется, никого. Правильно говорят – ранняя пташка съедает червячка и занимает все свободные санузлы. Я решительно распахнул дверь и наткнулся на стоящую ко мне спиной обнажённую девушку. Она самозабвенно намыливала себя дешёвым хозяйственным мылом, и, кажется, из-за шума воды совершенно не слышала моего появления. Ой. Неудобно-то как. -Блядь – шёпотом, как мне казалось, чертыхнулся я и уже собрался уходить. Но, кажется, меня всё-таки заметили. -Кто здесь?! – испуганно спросила она, молниеносно выключила воду, накинула на себя полотенце и повернулась ко мне. Так это же Женя. Евгения Петровна. Калугина из «Служебного Романа», причём та Калугина, которая ещё не пыталась соблазнить бедного многодетного Новосельцева. А без очков и с мокрыми волосами она вполне себе ничего. Ну, так, конечно. На «любителя», как бы грубо это не звучало, хотя я никогда не позволял себе сравнивать женщин с сортами сырокопчёной колбасы. Так делает только отбитое на всю голову мудачьё. -Это всего лишь я – я попытался максимально дружелюбно улыбнуться – С добрым утром, кстати. -С добрым – ответила она, немного успокоившись – И здесь принято стучаться, кстати. -Да, я знаю. Это мой косяк, признаю – я активно закивал, тем самым признавая свою неправоту. С минуту мы простояли молча, то и дело, обмениваясь напряжёнными взглядами. -Ещё что-нибудь? – наконец, первой не выдержала Женя. -Да нет, ничего такого – я замотал головой и махнул рукой, мол, сущие пустяки – Просто хотел сказать, чтобы ты не волновалась – я ничего такого не увидел. -А хотелось? – с лёгкой издёвкой в голосе спросила она. -Не пойми меня превратно, но ты немного не в моём вкусе – ответил я, стараясь не смотреть ей в глаза. -Если тебя это успокоит – это взаимно. Но спасибо за честность. -Всегда пожалуйста. Женя смерила меня холодным, презрительным взглядом, поплотнее завернулась в полотенце и прошла мимо меня к выходу. -Душ свободен – небрежно бросила она напоследок. М-да. Вот и поговорили.***
Душ оказался одним из лучших впечатлений за последние сутки. Горячий и в тоже время освежающий. Теперь понятно, почему Женя намыливала себя именно хозяйственными мылом – других-то тут просто не было. Ну, так и я не буду отставать в этом плане от коллектива. Помывшись и приведя себя в божеский вид, я прокрался обратно в свою комнату и надел свежий комплект униформы. Интересно, кто и когда её стирает? Может быть, это Оля? Или все сами стирают свою одежду и только мне за красивые глаза её стирает кто-то другой? Нужно будет выяснить за этот вопрос. Позже. А вот чем заняться сейчас? Неплохо бы прогуляться, погода за окном отличная…Может быть, взять с собой кого-нибудь из девчонок? Хотя выбор то небогатый – их тут всего две. Одну я не видел со вчерашнего вечера, а вторая на меня жутко обижена. Ну и подумаешь. На обиженных воду возят. Загляну к Оле. Может, прогуляемся, если она не занята. Я вышел из своей комнаты и заглянул в Олин кабинет. Он был, как всегда, открыт нараспашку. -Ольга Дмитриевна? – улыбаясь, я легонько постучал в открытую дверь – Вы здесь? В комнате было пусто, и кровать, как всегда, безукоризненно заправлена. Такая рань, а она уже на ногах. Могу только посочувствовать. Ну ладно, видимо, гулять придётся в гордом одиночестве. Или можно позвать Лену. Она, конечно, вся какая-то тихая и запуганная, но со мной, по крайне мере, разговаривает вполне свободно. Хотя со стороны, все эти прогулки и излишнее внимание может быть не совсем корректно истолковано… Лучше повременить с этим, пока я не разузнаю побольше о нравах и обычаях местных аборигенов. Я уже собрался было уходить, как внезапно заметил на столе раскрытую толстую папку с личными делами вожатых этой смены. Мною овладело нездоровое любопытство. С одной стороны, личные дела – это личные дела, и я не имею права совать туда свой буратинистый нос. С другой – ну что плохого случится, если я туда загляну? Буквально одним глазком. Та-а-а-а-к-с. Личное дело Оли. Ну, тут всё понятно – красавица, спортсменка, комсомолка, шашлык, два штуки – в пропасть выкинула, так и запиши. Школа с золотой медалью, красный диплом педагогического института, мастер спорта по плаванию. Давала несколько сольных концертов в Прибалтике и странах (нынешнего) СССР. Ах, ты ещё и поёшь? Многогранная девушка, нечего сказать. Странно, что у неё до сих пор нет ухажёра. Хотя кто тут имеет право претендовать на роль героя-любовника? Шурик или Электроник? При всём уважении к последним – не тот уровень. Я? Рановато об этом говорить, мы ведь даже, как следует, не знаем друг друга. Да и я как-то не сильно настроен на романтические отношения. Мне бы выбраться отсюда, да поскорее. Досье Жени. Как я и думал. Характер нордический, твёрдый. В связях с противоположным полом, порочащих или доставляющих удовольствие, замечена не была. Прежние места работы – сплошные библиотеки. Интересно, как она вообще с людьми общается, если до этого большую часть жизни провела за книгами? Не понятно. Шурик и Электроник. Похожи, как братья-близнецы. Учились в одной школе, вместе поступили в радиомеханический, затем оба пошли на одни и те же курсы подготовки пионервожатых. Странно, что из разных тарелок едят и в разных постелях спят. Хотя не удивлюсь, если эти ребята – шифрующиеся гомосексуалисты. Время сейчас такое – хоть и Оттепель, но за такие «неустанные» отношения могут очень серьёзно надавать по шапке и выгнать из партии. Из всех партий сразу. И с «волчьим билетом» на трудоустройство. Ну вот, кажется, всё. Ничего особо интересного, как я и думал. Обычные люди. Хотя подождите…это что за досье? Семён Борисович…ну да, это моё досье. И не моё одновременно. Нет, факты и немногочисленные заслуги перед Отечеством те же. Но фотография… Мой взгляд на этой фотографии просто-таки веял каким-то неуловимым чувством угрозы, скорой расправы. Так на людей смотрят, когда хотят их убить, расчленить и рассовать куски тела по разным целлофановым пакетам. И эта улыбка. Даже не улыбка – широкий звериный оскал на пол лица, обнажающий целый ряд острых, как бритва, клыков. Это не я. Это не может быть моё фото. Это какой-то серийный маньяк-убийца, чертовски похожий на меня. Но это не я. Или всё же я? В коридоре послышался хлопок закрывающейся входной двери, затем чьи-то шаги и тихие голоса. Кто-то пришёл. И меня вот-вот заметят. Первым сработал первичный инстинкт – бей или беги. Бить некого, разве что только себя за непроходимую тупость. Значит бежать. Но куда? Только в окно, но это будет и больно, и громко, и в целом непрофессионально. Тогда прятаться. Куда? Здесь нет шкафа или тумбочки, как в остальных комнатах. Здесь вообще практически ничего нет… Кроме кровати. Практически не думая, быстро ныряю под кровать и затаиваю дыхание. Только сейчас понимаю, что совершил идиотский финт ушами. Чего я испугался? Просто поздоровался бы с тем, кто пришёл, кем бы он ни был, и быстро ретировался бы по своим делам. А теперь всё. Лежи, не двигайся и в идеале - не дыши. Может быть, пронесёт. -Ты уверена, что здесь никого нет? – в комнате послышался голос Жени. -Ну конечно – ответил ей голос Оли – Лёша и Паша в кружке, Семён, наверное, пошёл осматривать окрестности. Нет, не пронесёт. Эти здесь явно надолго. Блядь, я в жопе. В большой и волосатой заднице. -Да уж – сказала Женя, и в её голосе так и сквозило презрение – этот Семён…тебе не кажется, что он извращенец? -Конечно, нет – заступилась за меня Оля, и я мысленно расцеловал её. По-дружески – Господи, Женя, с чего ты взяла? -По-моему, сегодня утром он подсматривал за мной в душе – сказала Женя. Да ты мне и даром за амбаром не нужна, дура набитая! -По-моему, ты просто немного параноишь – с усмешкой в голосе ответила Оля – По-моему, он очень славный парень. Видела, как он вчера поставил на место Алису? Настоящий мужик. -То есть ты уже на него глаз положила, так? -Нет, Жень, я не это имела в виду. Ты же знаешь, что мне, кроме тебя, никто больше не нужен. Как-то это…подозрительно прозвучало. -Просто Лёша и Паша они такие…интеллигентные, что ли. Они никогда не накричат, даже когда немного нужно. А Семён он такой…естественный, знаешь. Не скрывает своих эмоций. Сейчас так мало кто может. Слушая её откровения, я не знал, радоваться мне или плакать. -Да ты уже задолбала – Семён да Семён.…Сколько можно? Как будто на нём свет клином сошёлся. -А ты что…ревнуешь, что ли? – немного игриво, как мне показалось, сказал Оля. -К нему, что ли? – Женя презрительно фыркнула – Пытается казаться джентльменом, но я-то его раскусила – парень только что из колхоза приехал. Кто его вообще сюда принял? Ой, ты мне за это ещё ответишь, мартышка очкастая. -Я приняла. Приняла и утвердила. И он будет здесь работать – примирительно сказала Оля – А вообще, ты права – что-то мы заболтались. Иди ко мне… Секундочку…чего? Над кроватью стоял целый букет разнообразных звуков – чмоканье, шорох снимаемой одежды, которая затем полетела на пол, тихое игривое девичье хихиканье. О-ля-ля, шерше ля фам.…Это то, о чём я думаю? Судя по тому, что кровать надо мной натужно заскрипела и ощутимо прогнулась, еле выдерживая вес двух человеческих тел, это было именно оно. То, о чём я думал. И снова же – смеяться или плакать? На самом деле – мне бы выбраться отсюда. Желательно незаметно. Иначе потом может возникнуть куда более неловкая ситуация, нежели утренний инцидент в душе. Может быть, они не заметят? Ну, вот я сам бы в похожем процессе заметил бы человека, выползающего из-под кровати? Понятия не имею, если честно. И что теперь делать? Ждать, пока они закончат? Судя по звукам, доносящимся сверху, они там только начали. А учитывая, что это не мужчины, быстро не получится. Пара часов как минимум. За этими невеселыми мыслями я не заметил, что активные сотрясания и покачивания кровати подняли с пола небольшой, но ощутимый слой пыли. Внутри носа ощутимо защекотало. Нет, не сейчас. Когда угодно, но только не сейчас. Пожалуйста, ее надо. Нос, я тебя умоляю. Щекотание всё усиливалось. Я попытался зажать его рукой и не дышать, но это не помогло. Ещё пара секунд и… -АПППЧХИИИ! -Что это было? – послышался так знакомый мне испуганный вопрос Жени. Покачивания и сотрясания прекратились. С кровати быстро спустились две пары босых ног. Одна из них направилась к окну, другая к выходу из комнаты. Боже, только не заглядывайте под кровать… Здесь ничего нет, только пыль и фантики из-под конфет… Я фантик, фантик, фантик, а не человек… -Семён??? Не помогло. Блядь. На меня смотрело озадаченное лицо Оли. Не рассерженное, не шокированное – именно озадаченное. Возможно, у меня ещё есть шансы на спасение? -Я. Могу. Всё. Объяснить – своим фирменным успокаивающим тоном сказал я, выползая из-под кровати. -Я же говорила! – победоносно выкрикнула Женя. Она была вся красная от возбуждения, с взлохмаченными волосами и в мятом нижнем белье. Нет, шансов у меня нет. -Я же говорила, что он извращенец!!! – надрывно повторила она, тыкая в меня пальцем. Так и подмывало влепить истеричке пощёчину. -Я не извращенец – только и смог тихо ответить я. -Тогда что ты здесь делал? – продолжала пытать меня Женя. Оля стояла неподалеку, скрестив руки на груди, и смотрела на меня с лёгко грустью в глазах. Кажется, ей было меня немного жаль. -Я…я хотел позвать Олю на прогулку, но, увидев, что её нет, собирался идти гулять один. Потом заметил на столе папку с личными делами, мне стало интересно, и я немного их посмотрел. А потом, когда вы пришли, я испугался, что вы меня заметите, и спрятался под кроватью – как на духу, изложил я. Не хотелось врать перед Олей. Она ведь была обо мне куда лучшего мнения… -Так ты не только извращенец – ты ещё и крыса тыловая! – Женя готова была буквально порвать меня на мелкие клочки – Кто тебе дал право совать свой нос в личные дела вожатых? Что, искал там интимные фото, извращуга? -Хватит – громко и строго сказал Оля – Женя, хватит. Женя немного удивлённо глянула в сторону Оли, но, хоть и нехотя, послушалась её и отошла от меня на пару шагов. -Семён – Оля подошла ко мне и коснулась своей тёплой рукой моей щеки – Семён, я верю тебе. Всему, что ты сказал. Я тебе верю. Женя только фыркнула и замотала растрепанной головой. -То, что ты сегодня слышал. И…видел – она неуверенно покусала нижнюю губу, глядя на меня – А могу тебя попросить никому об этом не рассказывать? -Он расскажет! Он всем разболтает! – визгливо запищала из своего угла Женя – Он же чёртов изврат! -Женя, заткнись! – крикнула на неё Оля, и, судя по реакции Жени, она ожидала такого от подруги ещё меньше, чем я. -Семён – она снова посмотрела на меня – Я очень тебя прошу. Я умоляю. Пожалуйста. Пусть это останется между нами. На её глазах внезапно заблестели прозрачные бусинки слёз. Губы предательски задрожали. -Я…я готова заплатить, сколько нужно, ты только скажи, сколько… Она, было, кинулась к сумочке с кошельком, но я остановил её, резко схватив за руку. -Ты что, сдурела? – я продолжал держать её за руку, но хватку немного ослабил – Я что, похож на хренового шантажиста? Оля внезапно заулыбалась и смахнула со щёк набежавшие слёзы. -Так ты…ты никому об этом не скажешь? -Я буду нем, как рыба – я плюнул на свою ладонь и протянул ей – Даю слово. Дурацкий жест, такой только в старых советских фильмах срабатывал. Но он помог. Оля снова улыбнулась, немного рассмеялась, плюнула на свою ладонь и пожала мою. -Спасибо, Семён – прошептала Оля, сглатывая комок в горле – Спасибо. Я решительно повернулся к Жене. -Руку жать не буду – брезгливо скривилась она – Но ты, наверное, всё-таки не извращенец. Хотя и странный малый. Я всё равно буду следить за тобой, понятно? -Да как скажешь, лапуля – я улыбнулся ей. Она, пусть и неуверенно, но улыбнулась в ответ. Внезапно захотелось, как следует вмазать ей по заднице – хоть ремнём, хоть рукой. Чтоб знала, что нельзя быть такой истеричкой. Но этот порыв в себе я, конечно, тут же задавил. -Ой, что-то тут душно – Оля картинно замахал рукой возле лица – Может, окно откроем? -Ага, и одеться не помешало бы – Женя смерила меня мрачным взглядом – Только пусть он выйдет. -Можешь остаться – тут же отпарировала Оля. У Жени от такого глаза на лоб полезли. -Я, пожалуй, выйду – я улыбнулся и вышел в коридор – Не буду вас более смущать своим присутствием. -Мы сейчас быстренько оденемся, а потом выпьем чаю – тепло улыбнулась мне Оля – С ватрушками. Сёма, ты любишь ватрушки? -Ну а кто ж их не любит? – улыбнулся я в ответ. -А потом сходим, погуляем, как ты и хотел. Ну, как тебе план на день? -Звучит здорово – оптимистично ответил я и закрыл за собой дверь. Затем прошёл в свою комнату и лёг на кровать, привычно уставившись в потолок. Да, этот маленький по размерам лагерь таит в себе огромное количество больших секретов. Больших секретов для маленьких таких компаний. И что-то мне подсказывало, что это был не последний секрет, который мне предстоит узнать.Интерлюдия 4
Громко. Да, я отчётливо помню – собака в подворотне лаяла очень громко. Это был большой бездомный ротвейлер – он был голодным и очень, очень злым. Мы проходили мимо него, и Она захотела покормить пса. Я сбегал в ближайший зоомагазин и принёс немного собачьего корма в пакетике. Высыпал ей на ладонь, и она, присев на корточки, искренне улыбнувшись, протянула псу лакомство. Но он не стал его есть. И укусил её за руку. Я видел, как её кровь из покусанной раны медленно падает на мокрый после недавнего дождя асфальт. Я молча подошёл к псу. Он знал, что будет дальше. Он боялся меня. И это было его ошибкой. Пёс набросился на меня, повалил на землю, но я успел вставить в его беснующуюся клыкастую пасть свою руку, облачённую в толстую фуфайку. Он, кажется, ещё не понимал, что я собираюсь сделать, когда я начал всё глубже продвигать её в его исходящую ядовитой пеной пасть. А когда понял и начал отчаянно скулить – было уже поздно. Я давил, и давил, и давил – до самого упора, до тех пор, пока отчаянный скулёж не достиг такой громкости, что закладывало уши. До тех пор, пока не раздался сухой щёлчок, и пёс не прекратил свою предсмертную агонию. Я оставил его лежать прямо там, с развороченной пастью, наполненной кровью из моей изодранной его клыками руки. Я посмотрел на неё. Посмотрел в её глаза. Мне не нужно было ничего говорить. Она знала, что я сделал это для неё. Что я убью любого, кто причинит ей вред. Она это знала. И ей это нравилось.