30ть дней Соддома, Гоморры и Варияленда

Занзас бесшумно вошёл в тёмную комнату. Он столько времени проводил в ней за последние две недели, что запомнил расположение предметов и без помощи интуиции ориентировался идеально. Провёл кончиками пальцев по бортику колыбели. Пока ещё пустой, терпеливо ожидающей владельца. Опустился на ковёр, мягкий, с лёгким ворсом, и прислонился спиной к обитой тканью стенке. Скариони рассеянно поболтал остатками виски в стакане, прислушиваясь к приглушённым, едва доносящимся снизу голосам. Вария продолжала праздновать. Рождение у босса первенца. Вот только, самому боссу больше хотелось выть волком, чем веселиться. Да какой из него, к чёрту, отец?! Чем он думал, вообще, заставляя жену пройти через девять месяцев тяжёлой беременности и мучительные роды? Стоило ему взглянуть в багровые глаза новорожденного сына, и внутри всё будто оборвалось. Занзас Скариони, босс Варии, глава элитного, мать его, отряда убийц, пребывал в состоянии глубокого экзистенциального кризиса. Что он может дать этому пищащему крохе? Чему научить, когда тот подрастёт? Как беспробудно пьянствовать, поколачивать жену и тратить каждую лиру на алкоголь, как его отчим? Или как быть всепрощающим, мудрым, добрым и честным слабаком, как Девятый? Презирать всех вокруг, считая мусором, делать вид, что тебе плевать на всех, отчаянно желая, в тайне, чтобы тебя полюбили, и, боясь доверять, отталкивая всех от себя, как он сам делал предыдущие тридцать три года жизни? Возраст Христа, мать его. Интересно, всех вот так пробивает в эти года? При рождении ребёнка? Или это Занзас такой «особенный»? Чёрт побери. Мысли как кенгуру на батуте, скачут с одного на другое… Вариец стукнулся затылком о стенку пустой колыбели, залпом опустошая стакан, наливая себе ещё, из предусмотрительно прихваченной с собой бутылки. Тайра и Риккардо проведут под наблюдением врачей ещё около недели, в специально оборудованной комнате, при круглосуточной охране, плевать, что и так территория штаба сейчас как сейф — блоха не проскочит. Занзас не то, чтобы рвался там бдеть, на его счастье, и врачи запретили. Сказали, роженице и младенцу нужен покой, и пока — минимум раздражителей. Кто бы ему самому такой режим прописал. Покой, и минимум раздражителей. Весь день, с того момента, как официально объявили о рождении наследника, Занзаса донимали поздравлениями. Спасибо, ближайшее окружение оказалось понимающим, большинство из них ограничилось коротким поздравительным звонком. Спросили о здоровье Тайры и малыша, и оставили «счастливого папашу», как иронично назвал его Скуало, в покое. Мечник прекрасно видел, в каком раздрае его начальство, и потому, после того, как Занзас чуть не запустил в стену зазвонившим телефоном, просто отобрал у Скариони все средства коммуникации, вручил наполненный стакан и бутылку виски, и отправил босса «праздновать» куда-нибудь в уединение. За что Занзас был ему безгранично благодарен. Впрочем, пока от уединения была только одна польза — Скариони ещё никого не убил, и ничего не разнёс. Собраться с мыслями, хоть как-то, это ничерта не помогло. Так и не придя ни к чему конкретному, Занзас добил бутылку, и ушёл спать. *** Его упорно не покидало чувство дежавю. Занзас стоял в тёмной комнате, со стаканом виски в одной руке, и с бутылкой в другой. В голове, всё так же, был полный пиздец. Всей разницы, что колыбель теперь не пуста. Оставив бутылку на полу, Скариони осторожно, словно сапёр в бомбу, заглянул в неё. Риккардо, не имея понятия, в какой хаос он привёл мысли родителя, мирно сопел, хмурясь и причмокивая губами во сне. У нормального отца этот вид вызвал бы умиление. У Занзаса — панику. Ещё большую, чем неделю назад, когда сын только родился. Тогда, это был абстрактный пищащий свёрток в руках устало улыбающейся Тайры. А сейчас, это маленькое живое существо. И вот оно, здесь, прямо перед ним. Занзас, осторожно, протянул руку, пальцем касаясь пухлой щёчки, словно убеждаясь в реальности существования этого нелепого создания. Младенец, разбуженный прикосновением, сердито вякнул, открывая глаза, глядя на нарушителя спокойствия. Занзас замер, боясь пошевелиться. Упаси Мадонна ребёнок разревётся. Тайра влетит в детскую разъярённой фурией, и Риккардо останется сиротинушкой раньше, чем Занзас успеет оправдаться. Однако младенец словно прочитал мысли папаши. Сонно моргнул, махнул ручкой, хватая разбудивший его палец, и уснул обратно. Занзас едва подавил желание отдёрнуть руку, высвобождаясь из «захвата». Крохотной ладошки едва хватало, чтобы обхватить его палец. Но от её тепла, почему-то, быстрее забилось сердце, и перехватило дыхание. Картина мира, растрескавшаяся и крошащаяся, внезапно, начала собираться обратно. Оставшиеся после поломки щели заполнялись новым, пока ещё не ясным явлением «сын». — Да пошло оно всё к чёрту, — пробормотал Занзас, проводя свободным от хватки пальцем по щеке младенца. С новообретённым трепетом и нежностью. Бережно. — Я не ебу, что мне с тобой делать. Чему учить. Как с тобой обращаться и разговаривать. Не ебу, зачем ты мне нужен. Но, блять, малой, я тебя так сильно хотел и так долго ждал, — чуть надломленным голосом признался Скариони. Ему было не важно, что спящий новорожденный его если и слышит, то не понимает. Он говорил это, больше, для себя. — Ты прости, если отец из меня будет никудышный. Я, блять, даже близко не знаю, что это такое, нормальный папа. Но обещаю тебе, мелкий, я буду стараться. Из кожи вон вылезу, но не стану ни таким, как та мразь, что меня зачала, или тот уёбок, что бил мою мать. И никогда не буду слабаком, как мой старик. Я буду стараться, Риккардо, — Занзас перевёл взгляд со своего пальца, за которым наблюдал всё то время, что говорил, и наткнулся на внимательный взгляд багровых глаз. Таких же, как его собственные. Сын не спал. И смотрел так, будто понял каждое слово. Занзасу стало немного жутко даже. А младенец, внезапно, расплылся в улыбке. Смотрящейся чертовски странно на этом крохотном личике, но совершенно точно — улыбке. И Занзас улыбнулся в ответ. — Спи сладко, малыш, — он наклонился, целуя первенца в лоб. — А я пойду к нашим придуркам. Гляну, не разнесли ли они особняк, в порыве чувств. И отберу фейерверки. Им, конечно, хватит мозгов не бабахать этой хернёй. Некоторым. Но я, всё же, на всякий случай, отберу. Занзас подобрал бутылку и стакан с недопитым виски, выходя из детской, бесшумно закрывая за собой дверь. Преодолев рубеж в тридцать три года жизни, он шагнул вперёд. Дальше. На новую ступень. В новый этап. Новую роль. Роль отца. Занзас не знал, справится ли с ней. Но он будет стараться. Ради того крошечного человечка, что спал сейчас в своей колыбельке. Ради женщины, что выносила и родила его. Ради себя самого.