30ть дней Соддома, Гоморры и Варияленда

Во мраке подземного коридора огонёк свечи трепетал, грозясь вот-вот угаснуть. Босые ноги обжигал холодом каменный пол. Подол роскошного фиолетового кимоно чуть слышно шелестел на каждом шагу, а звон серебряных бубенчиков, свисающих с заколки, скрепляющей затейливую причёску, отдавался эхом далеко впереди. Девушка шла неспешно, прикрывая пламя ладонью, не давая ему оставить её один на один с темнотой. Не то, чтобы свет был ей нужен. Она пройдёт здесь и наощупь. Просто он, будучи крошечной искоркой тепла, напоминал о том, что за пределами этой тьмы есть ещё что-то. Хоть что-то, отличное от неё. Коридор вывел в обширную залу. Девушка поняла это лишь по тому, что эхо разрослось, усиливаясь, будто тысячи колокольчиков звучали одновременно со всех сторон. Отсчитав тридцать шагов, она повернула налево, отмерив вдвое больше. В круг света попал алтарь, высеченный, казалось, из цельного аметиста. Если, конечно, мог бы существовать аметист таких размеров, чтобы на него спокойно мог лечь человек. Этот огромный жертвенник состоял из сотен кристаллов, идеально подогнанных друг к другу. Обойдя его по кругу, девушка зажгла окружавшие камень свечи. Огонь их заметно отличался от того желтоватого язычка, что трепетал в руках девушки. Он был мертвенно-белым, словно не настоящим. Отставив живую свечу подальше в сторону, девушка опустилась перед алтарём на колени, молитвенно сложив руки. - О Аметистовая Владычица, - разнёсся по зале тихий голос. – Так, что носит титул Инсе Сяоню, Серебряной Девы. Услышь мольбу дочери своей, что взывает к тебе в час отчаяния. Девушка потянула из волос заколку, и звон колокольчиков вновь эхом отразился от стен. Повернув украшение на конце, девушка извлекла тонкий стилет из прочных деревянных ножен, и распахнула кимоно на груди. Иероглиф она нарисовала прежде, чем спуститься, и сейчас лишь скрупулёзно повторила линии, закусив губу, чтобы не издать ни звука, пока лезвие стилета рассекало кожу. - Плотью, что твои руки высекли из аметиста, кровью, что твои губы вытопили из серебра, жизнью, что даровала ты своим дыханием, я призываю тебя, и прошу твоего покровительства. Даруй же силы моим рукам, сжимающим клинок праведной мести. Направь мой удар. Укрепи мою волю. Оружие легло на пол перед алтарём, и девушка замерла, ничем не нарушая тишины церемониальной залы. Ничего не происходило, казалось, целую вечность. А затем, со всех сторон эхом раздался звон колокольчиков. Заколка-стилет неподвижно лежала на полу. Девушка встала, лишённые скрепляющего их украшения волосы волной рассыпались по спине. Кимоно осталось на полу, словно сброшенная кожа змеи. Обнажённая девушка танцевала на ледяном каменном полу под эхо перезвона серебряных бубенчиков, слышимое ей одной. И с каждым движение разум её прояснялся, пока не стал столь же светел, как чистейшее серебро, и остр, как грани кристаллов аметиста. Тревога и отчаяние, приведшие девушку сюда, развеялись, как дым погасшей свечи, вознесшийся к скрытому во тьме потолку. Она остановилась, повернувшись к алтарю, и поклонилась, шепча ритуальные слова благодарности. Белое пламя вокруг камня угасло, но девушке больше не нужен был свет. Её глаза видели путь и без него. Она омоет белую орхидею алой кровью. Плевать, если ценой будет её собственная. Свою жизнь девушка преподнесла Байше. В обмен на возможность отомстить. В обмен на тишину, вместо эха голосов душ, что уже покинули этот мир, но оставались в сердце Тайры, так отчаянно цеплявшейся за них. Ничего. Совсем скоро, она услышит их вновь. Когда к ним присоединится.