30ть дней Соддома, Гоморры и Варияленда

Занзас сжимал объятые багровым огнём кулаки, тяжело дыша, не в силах контролировать то, что с ним происходило. Он с такой пугающей лёгкостью обратил в пепел трёх десятилеток… А смог бы – взрослого? Чёрт побери, да при одном взгляде та то, что случилось с заброшенной фабрикой, становилось ясно – смог бы. И, чёрт побери, почему – сейчас? Какого хрена сегодня, почему не раньше?! Стоило так подумать, и жар окутал всё тело. Бессильная ярость, выплёскивающаяся Пламенем. Жарким и беспощадным. Это произошло всего пару месяцев назад. Франческа, добрая, улыбчивая, такая красивая… Та, кто смотрел не с презрением или жалостью, а с нежностью. Она всегда была добра к нему, угощала тем, что готовила для своей семьи, никогда не отказывалась поболтать немного, и принимала глупые детские подарки, вроде найденной на пляже ракушки, или красивого камешка. А в ответ, всегда благодарила, улыбалась и гладила по голове. Но в тот день, она кричала. Кричала так громко и страшно, что пришедший с букетиком опавших листьев Занзас замер, прижимаясь к углу лавки, не смея даже заглянуть в окно. Он стоял там, дрожа от страха, пока крик не оборвался, и из дверей не вышли несколько мужчин. Переговариваясь и смеясь, они направились прочь, оставив дверь открытой. Занзас, забыв о букете, бросился в лавку. Но то, что он увидел, не могло быть Франческой. Искалеченное тело, гримаса боли и ужаса на красивом лице… Нет. Это не она. Не она! – твердил он себе, пока со всех ног бежал оттуда прочь. Почему?! Почему не тогда?! Он смог бы спасти её! Защитить! Занзас с ненавистью и всё возрастающей яростью посмотрел на свои руки, и жар багрового огня усилился, разрастаясь вокруг, кроша камни. Почему этот глупый щенок, приблудившийся к нему сам, такой смешной и нелепый, ковыляющий за Занзасом на своих коротких кривых лапках, заслуживает жизни больше, чем Франческа? Почему, его смерть оказалась значительнее?! Старшие дети частенько отбирали у младших игрушки, карманные деньги, сладости… Да всё, что захотят. Таковы были негласные правила этого места. Если ты слишком слаб, чтобы защитить то, что тебе дорого – ты этого лишишься, рано или поздно. Но эта тупая псина была ему совсем не дорога! Ну, подумаешь, иногда делился с ним стянутой где-нибудь добычей, да протаскивал домой, тайком от матери и отчима. Подумаешь. Тогда на улице просто дождь был. Жалко стало коротколапого глупого Джека. Упадёт в какую-нибудь лужу и утонет! И имя ему Занзас дал не потому, что привязался. Просто захотелось. И когда старшие мальчишки заманили безмозглую псину на заброшенную фабрику «поиграть», Занзас побежал следом не для того, чтобы отбить и защитить. Против троих мальчишек, на четыре года старше, он бы всё равно ничего не смог. Поколотили бы его, вместе со щенком. Ничего, он привычный. Но Занзас опоздал. Жалобный скулёж и тявканье оборвались, когда он, наконец, нашёл их. И стоило увидеть, как один из пацанов поднял обвисшего тряпочкой Джека за заднюю лапу с разочарованным: «Сдох уже? Быстро…», как в груди разгорелась ярость. А вместе с ней – жаркий багровый огонь. Огонь, мгновенно обративший обидчиков в пепел. Только обидчиков. Занзас осторожно, неуверенно подошёл ближе, глядя на безжизненное тельце щенка. Абсолютно целое. И ярость вырвалась из груди отчаянным воплем. Пламя погасло, скрывшись где-то в глубине тела. Мальчик осторожно, бережно поднял щенка, прижимая к себе. Он больше не будет беспомощно смотреть. Больше не позволит умирать тем, кем он дорожит. *** Он приходил на фабрику каждый день. Снова и снова пытался вызвать в себе то чувство, что пробуждало багровый огонь. Сначала, ничего не получалось, и это злило. Но когда злость достигла крайней точки, перерастая в отчаянную ярость – кулаки снова объял жар. Это оказалось так неожиданно, что Занзас опешил. И огонь тут же угас. Так, он понял, что ключ к его силе – ярость. Занзас три года учился выпускать Пламя, когда захочет. Пока его, случайно, не застала за этим мать. И началась вся эта ерунда с Вонголой. В Семье Занзаса не учили, как усилить и использовать Пламя. Учили только контролировать и сдерживать. И он снова и снова уходил всё на ту же заброшенную фабрику. Он не хотел сдерживать. Он хотел подчинить. Пламя давало ему упоительное ощущение власти. Всемогущества. Он ощущал себя даже сильнее Бога, когда его руки обнимал жар багрового огня. Вернувшись же в особняк, он снова изображал примерного ученика, и на занятиях, его Пламя было почти чисто-оранжевым. Однако, характер будущего наследника, чем дальше, тем больше портился. *** В его жизни появилась Вария. Надёжные, верные люди, вставшие за спиной незримой поддержкой. С ними, Занзасу вообще не нужно было сдерживаться. Они не такие слабаки, чтобы не выдержать жара его ярости. Даже Колыбель не умерила его пыл. Когда, казалось навечно поселившийся в жилах холод отступил, Пламя вернулось даже более горячим, чем прежде. И помимо упоения и восторга от обладания силой, Занзас впервые испытал беспокойство. Когда он, в порыве эмоций, потерял контроль, и сжёг девушку, с которой проводил время, сначала было лишь недоумение и брезгливое желание поскорее отмыться от назойливого пепла. Занзас уже неоднократно убивал так, и потому, не испытывал по этому поводу никаких особенных эмоций. Пока это не повторилось снова. И снова. И потом опять… Занзас злился сам на себя, и на глупых, слабых тёлок, не способных даже его оргазм выдержать. Одноразовые, как презервативы. Тем не менее, сбрасывать напряжение сексом он стал реже. Раздражало выгребать пепел из волос. Учиться контролю он решил, когда Пламя прорвалось без его желания. Занзас просто вспылил, когда они со Скуало привычно переругивались, по пути на переговоры, и против воли руку объяло багровое Пламя. На переговоры Занзас, естественно, не поехал. Он, не раздумывая, велел остановить машину, выхватил пистолеты, и просто улетел, направившись в горный замок. Тёмные каменные стены, почему-то, успокаивали его. Занзас даже не включал отопительную систему и не отключал ловушки. Его Пламя грело его. А все устройства в замке можно было активировать и деактивировать с его помощью. Включая и ловушки. Чтобы помыться, можно было воспользоваться горячим источником в подвале, а припасов здесь хватило бы на годичную осаду. Стоя на балконе между башнями замка, глядя на стройные ряды сосен, окружающие его, Занзас, внезапно, понял, почему Секондо построил эту громаду, и почему именно здесь. Рикардо, по чьим венам тёк такой же багровый огонь, так же ненавидел шум и многолюдность штаба Семьи, предпочитая тишину и уединение здесь, в горах. Визит в замок Секондо, на какое-то время, помог удерживать Пламя, дав Занзасу достаточно времени, чтобы научиться сдерживать и контролировать себя. Посвящённый в проблему семейный доктор предложил установить ограничители Пламени, но был послан настолько далеко, что больше о подобном даже не заикался. Равно как и Альбьери, единожды упомянувшая, что сделала во всех аптечках Занзаса экстренный запас препаратов, в том числе – подавители Пламени. Как она сказала: «В достаточном количестве». Такая забота, почему-то, бесила. Словно они не доверяли ему. Не верили, что он справится и удержит контроль. Благодаря таким «мерам безопасности», Занзас чувствовал себя пороховой бочкой, способной рвануть в любой момент. Он вынужден был держать контроль. Всегда. Сдерживать свои эмоции и осознанно подавлять Пламя. Подавлять самую свою суть. Её появление было настоящей отдушиной. Тайра, несущая в своих венах искры такого же багрового огня, что выжигал Занзаса изнутри. Она не могла использовать это Пламя, но сокрытое в её крови, оно не позволяло Занзасу причинить японке вред. С ней можно было расслабиться, не боясь обжечь. И, неожиданно, Занзас понял, что его контроль стал лучше. Когда не нужно было держать себя в ежовых рукавицах 24/7, стало проще укрощать чудовище, что пряталось глубоко внутри. Иногда, глядя на свою коробочку, Занзас думал, что такой же зверь сидит и в нём самом. Истинна форма его Пламени. Бешеная тварь, сжигающая всё на своём пути. Где-то в самых дальних уголках разума, Занзас боялся его. И потому стремился подчинить. Его Пламя казалось самому Занзасу обоюдоострым мечом. Разящим его врагов, придающим сил и уверенности, но столь же беспощадным и к тем, кто рядом, раня самого Занзаса причинённой им болью. Тайра, как-то, пошутила, что их история чем-то напоминает ей «Красавица и Чудовище». Занзас, в целом, был с ней согласен. Только он чудовище не только внешне. Придя в себя после очередного приступа Ярости Пламени, который он привычно пережидал в горном замке, Занзас обнаружил жену рядом, в развороченной постели. Тайра мирно спала, свернувшись клубочком. Но на её теле просто не было живого места, от засосов и алых отпечатков рук. Занзас пришёл в ужас, осознав, что это с ней сделал он. И вопреки тому, что проснувшаяся японка была бодрой и в чудесном настроении, Занзас всё мрачнел и мрачнел, глядя, как она вертится у зеркала, восхищённо комментируя обнаруженные всё новые отметины, и как затем вкалывает себе сразу два тюбика регенерина, и тюбик обезболивающего. Занзас бы никому и никогда не признался, но больше всего он боялся не потерять Пламя, а потерять контроль над ним. Отпустить вожжи, и упустить бешеного зверя. Если тварь, что он запер в себе, вырвется на волю – она сожжёт всё. Начиная с самого Занзаса. И поэтому, он возводил всё новые барьеры. Проводил время за тренировками, выискивая всё более надёжные методики и техники контроля. Чтобы обуздать себя. Не дать сбыться своему самому тёмному и глубокому страху – не стать чудовищем.