В нашей крови.

Сон, что был по ощущениям долгим и нескончаемым, как сказочные зимние ночи за северным хребтом, ни в какую не желал отпускать его из своих сладких объятий. Да и сам Эрен не хотел с ним расставаться, ведь снилось ему… А что ему такого снилось, он уже успел благополучно, как впрочем и всегда, позабыть. Уютная тихая темнота отступала неспешно, всё оглаживая и лаская в горестном прощании разнеженное сознание, пока окончательно не растворилась в ярком свете и звонких трелях мелких надоедливых птиц. Шугнуть бы их с рогатки, но пока что было лень. «А… где… это… я?..» — не открывая глаз, он лениво помешал ту кашу, что булькала в его голове вместо мозгов, вяло пытаясь найти ответ на первый из заинтересовавших вопросов. Но каша, явно недоваренная, что-либо думать, и уж тем более вспоминать, отказывалась. Не получив на свои мыслительные потуги никакого ответа, Эрен нехотя пошевелил руками-ногами. Все они, к облегчению, оказались на месте и исправно его слушались. Это, несомненно, хорошая весть. Следующие ощущения просыпающегося тела свелись к мягкости того, на чем он лежал, и окутывающему теплу, как в бочке с водой, что нагрелась за целый день под палящим летним солнцем. Губы невольно тронула блаженная улыбка. Божественно! Впервые за последние годы его пробуждение не было похожим на воскрешение после пыток, а посему очередной промелькнувшей мыслью стало то, что он, вероятнее всего… помер. Потому как живым уже целую вечность не чувствовал себя настолько хорошо. Где-то в желудке зашевелилась слабенькая тревога, но, лениво размышлял «умерший», врядли в мире ином бестелесным душам будет так явно хотеться справить нужду. Нет, это точно удел живых, успокоил он себя и, прикинув, что терпится, решил полежать еще немного. Вот только где он всё-таки лежал? Яркий солнечный свет, бьющий по глазам сквозь закрытые веки, наводил его на мысль, что спал он, скорее всего, вне своей палатки. Однако эту идею пришлось отбросить сразу после того, как парень с огромным трудом разлепил один глаз и сквозь сощуренные веки разглядел над собой не бескрайнее голубое небо, а досчатый потолок. Самый обычный и скучный, какой бывает в большинстве домов. Переведя взгляд левее он обнаружил вырубленое в стене окно, меж неплотно задернутых занавесок которого и пробивались падающие ему на лицо лучи солнца. «Ммм… Я дома. Так вот отчего так тепло и всякое мошкарьё не досаждает…» — зажмурившись и от души вытянувшись, Эрен отвернулся от слепящего света и уткнулся носом в хрустящую ткань наволочки. — «Да, я точно не на земле. А мама, кажется, опять перестаралась с накрахмаливанием… Надо бы ей… Мама… Дом…» Горло вмиг сдавило тугой петлёй накатившей тоски, окончательно прогоняя послесонную негу, а в голове вспыхнули ненавистные обрывки прошлого: груда камней вперемешку с деревянными щепками и лежащая под ними бледная переломанная рука в синюшных пятнах. «Проклятье!» — глаза против воли распахнулись, но застланные старым кошмаром ничего перед собой не видели. — «Её же больше нет… И дома тоже.» Тяжело выдохнув, Эрен лёг обратно на спину и потер лицо. Осколки воспоминаний никак не желали собираться воедино и оформляться хоть в какую-нибудь цельную картину. Они вообще все перемешались в каком-то невообразимом кавардаке. Мрак… Он отчаянно пытался сосредоточиться, но обрывочные образы калейдоскопом сменяли друг друга и ускользали при малейшей попытке уцепиться хоть за один из них и разглядеть. Развалины дома… нарисованное море на пожелтевшем от времени пергаменте… карие с солнечными крапинками глаза… рука с кухонным ножом до локтя в липкой крови… горсть звенящих золотых монет… жуткие спазмы, выворачивающие наизнанку… красный тёплый шарф уберегает от холодного ветра… поджаренная на углях бельчатина и пара подгнивших кабачков успокаивают оголодавший желудок… металлический блеск холодной иглы… «Лежать!»… отец забыл ключ от своего кабинета на столе… плесневелый и отчасти зачерствелый хлеб, найденный на помойке за таверной… зеленые глаза за круглыми бликующими линзами очков… звон бьющегося стекла в темноте… свежеиспеченный пирог со сладкими яблоками и какими-то красными кислючими ягодами… снежный компресс на лбу облегчает боль лихорадки… надрывный детский плач прерывается звуком выстрела… бутылка перебродившей вонючей бурды… пшеничные волосы превращаются в огненно рыжие… переливчатые звёзды в руках… ежевичное варенье на воздушных булках с пряными семенами… запах снега… бесцветные глаза… горячая влага по бедрам… Зажмурившись и вцепившись себе в волосы Эрен сел и замотал головой, теперь же пытаясь вытряхнуть из неё весь этот бред. Да что же это такое с ним произошло? И что из увиденного правда, а что — вымысел переспавшего разума? Откуда-то он знал, что так бывает с контуженными, однако голова не болела и, если верить рукам, не имела никаких повреждений. Тогда… Тогда, вероятнее всего, он снова принял за компанию с остальными что-то из того, чем любит баловаться Спрингер. Да чтоб его титаны разодрали! Но по какому же поводу они в этот раз разгулялись? Перед глазами услужливо промелькнули картинки ликующей публики, кидавшей в его сторону монеты, много разных монет, потом — спина Жана и сидящий на пеньке Конни, пересчитывающий заработанное. Вот ведь титанья отрыжка! Эрен откинулся обратно на подушку и сокрушенно простонал. Зарекся же ничего у этого дурака с рук не брать, не выкуривать и тем более не есть. Ведь схожим образом у него уже отшибло память еще в прошлом году и после случившегося он целый месяц, а то и больше, служил для всех объектом насмешек. Тогда дело было в Каранесе. «Мужская» часть стаи, а именно — Жан, Райнер, Эрен, Имир, хоть и омега, и Конни, решила отметить весьма успешную неделю выступлений по случаю юбилея города. Спрингер, у которого, к слову, тогда еще были волосы в самой обычной мальчишеской стрижке, раздобыл в тот же вечер небольшой сверток с не внушающим никакого доверия порошком непонятного цвета без запаха и вкуса, сделанного из каких-то там сушенных корней, коры, грибов или еще какой-то дряни, что водилась только на болотах близ его бывшей деревни. Парень утверждал, что эта неведомая гадость подарит удовольствия больше, чем вся та кислая выпивка, что они могли себе позволить, а после «увезет по радуге на крылатых единорогах в небеса, где покажет такие звездные фейерверки, что и самой Митре не снились». И пучеглазый не наврал. Дурман-порошок оказался на редкость забористым и Эрена раскумарило всего с третьей щепотки. Увезло и развезло. Прикрыло небывалыми ощущениями легкости и свободы и легонечко размазало по вытоптанной пыльной земле невменяемо-хихикающей пастилой. Обещанные единороги, к счастью ли к сожаленью так и не прискакали, но вот крылья у него тогда точно выросли, а перед распахнутыми в изумленьи глазами вспыхивали и гасли мириады звёзд. Ярких таких, переливчатых и холодных. Как самоцветы. Далеких и в то же время настолько близких, что казалось, протяни руку и сорвешь одну из них, как ягоду, но они сразу же начинали плыть и кружиться в сумашедшем хороводе на фоне чернично-синего неба… С остальными, если можно было верить на тот момент слуху, происходило примерно то же самое. Но хорошего, как говорится, помаленьку. А то так бы они и валялись, гогоча в основном без причины до рассветных петухов, но их разогнала трезвая часть стаи. И на половину пьяные, на другую — окосевшие, но добрые и веселые парни расползлись, кто как смог, по своим лёжкам, чтобы вскоре обрадовать весь лагерь нестройным хором громкого беспробудного храпа. А на утро… Утром же его, Эрена, в одном исподнем, окоченевшего, со сведенными в судороге и легком испуге конечностями, снимали с макушки гигантского дерева Мика с Энни на подхвате под многоголосый истерический хохот всех тех, кто остался ждать внизу. На каких бровях, али рогах он туда взобрался — одним только Титанам было известно, а вот сам он не сразу вспомнил даже собственное имя. И, если не считать провала в памяти и замерзших до хрустального звона яиц, то больше с ним ничего страшного не произошло. На земле его встречали невообразимым весельем. Громче всех, так, что наверно было слышно даже в Каранесе, ржал Жан, опираясь о ствол дерева передними копытами. Рядом на карачках в припадке бился Конни, которого Эрен тогда и не признал сразу, потому как парень оказался острижен пучками и до кучи — без бровей. Неподалеку, раскинувшись звездой, в бессилии скулил и подвывал разукрашенный углем Имир, даже не утирая льющиеся ручьями слезы. Райнер, забив на безопасность спускающихся, тихо стоял ко всем спиной, упираясь в собственные колени, и только беспрерывно трясущиеся плечи да отрывистое шмыганье выдавали его причастность к смеющимся. Тихо хмыкающие в кулачки рядом друг с дружкой Армин и Криста с одинаково сочувствующими взглядами вообще казались Эрену одним человеком, который двоился пред его похмельным взором. И только Саша, которая, к слову, выследила и первой нашла пропавшего трубадура в лесу, отсутствовала, потому как убежала под шумок опустошать их общие запасы. Мда уж… Восстановив в памяти еще один из кусочков своей жизни, пусть и не самый приятный, Эрен решил наконец-таки осмотреться вокруг. И ни за что не смог зацепиться глазом. Комнатка, в которой он очнулся, была небольшой и светлой, с пустыми стенами, а всё в ней — идеально чистым и до ужаса аскетичным. Почти как в дорогущей палате лечебницы для богачей. Из мебели имелись кровать, тумба рядом с ней, пустой стол у окна, пара стульев, платяной шкаф напротив и белая, как снег, печь. Вроде все по-домашнему, но как-то пусто и не обжито. Не уютно. А может он действительно в больнице? Тогда, отчего и как сюда попал? Новую порцию воспоминаний Эрен принял без восторга: темная городская подворотня, дикая боль внизу живота, одуряющий запах жуткого альфы, ощущение хлопка внутри и вытекающая между ног… слизь… — Ох!.. — вырвалось у него против воли и в горло оголодавшей зверюгой вцепился страх. «Нет, этого не могло быть, — пытался он унять заколотившееся в дурном предчувствии сердце. — Что это еще за глупости? Ведь так бывает лишь с омегами. А я же не омега. Я парень. Мужчина. Простой мужчина. Не могло со мной такого случиться. Это был сон. Просто плохой сон». Однако, как бы ему не хотелось это делать, проверить все же стоило. Помяв в нерешительности одеяло, Эрен все-таки приспустил белье, которое, кстати, оказалось и не его вовсе, и согнулся над собой в три погибели. Срамно было до горящих алым пламенем ушей, но надо. Внешне все промеж ног было так, как и должно быть у мужчины, насколько он вообще в этом понимал. А за прожитые годы уж должен был бы понимать. Только волосы там всегда росли вниз, а не вверх, к пупку, как у того же Жана, но разве в этом суть? Совсем не успокоившись он дрожащими руками начал себя ощупывать: член как член, средних размеров, два яйца, оба на положенном месте… Ничего не болит, ничего недостающего и ничего лишнего. Вроде бы. И Эрен уже почти расслабился и готов был облегченно выдохнуть и посмеяться над собственными страхами, но вскоре его пальцы добрались до природного шва за мошонкой, где в центре его наткнулись на то, чего там отродясь никогда быть не должно было (а было ли — кто ж теперь скажет?) — маленькое скользкое углубление. И стало совсем не до смеху. Стало жутко. Все внутри сжалось от подкрадывающегося ощущения обреченности. До последнего не веря в происходящее и не смотря «туда», он совершил небольшое усилие и один из пальцев провалился внутрь, где оказалось очень тесно, горячо, глубоко и… мокро. Сердце оцепенело, пропуская удар, и реальность испуганно затихла вместе с ним. С каким-то невнятным звуком Эрен в отвращении одернул от себя руки и, откинув одеяло, вскочил с кровати. Паника и непонимание происходящего накрыла с головой, заставляя метаться по комнатке из угла в угол ранеными зверем. Воздуха! Воздуха стало невыносимо не хватать, а тошнота сдавила пустой желудок и глотку. Этого. Просто. Не. Может. Быть! «Я — мужик! Я — мужик! Я — мужик!!!» — повторял он про себя с каждым шагом без остановки, цепляясь в эти слова всполошенным сознанием, как в что-то спасительное. Что поможет ему сейчас не рехнуться. Не сойти с ума. Но наличие лишней дырки между ног и навязчивое ощущение мерзкой слизи, текущей из нее горячим потоком по ляжкам, упрямо твердили об обратном. Блевать захотелось пуще прежнего. Во имя всего святого, взмолился парень, что еще осталось в этом мире — лучше б он тогда обоссался, чем… — Эрен?.. Эрен подскочил на месте от неожиданности и обернулся к двери. Это была Микаса. Взволнованная, раскосые глаза распахнуты и, кажется, из них вот-вот брызнут слёзы. Но прежняя, не изменившаяся, а главное — живая и невредимая. Волосы той же длины, что он помнил. На шее — вечный красный шарф. В руках какая-то корзинка и глиняной кувшин, которые сестра просто поставила на пол прям под ноги. — Хвала Богиням, ты очнулся! — прошептала она и быстро прошла в его сторону, чтобы обнять, но он увернулся от протянутых к нему рук. — Эрен? Что с тобой? Это же я… Договорить он ей не дал, да и сам, не говоря ни слова, в чем был и босой, перепрыгнул через кровать и побежал в сторону выхода. Стены комнаты давили нещадно, а ему срочно нужен воздух. И Мика давила. Своей заботой. Всегда. Это привычно, но не сейчас. Сейчас — бежать. И как можно дальше. Отсюда. От всех. От себя. От прошлого, что оказалось обманом. И от будущего, которого опять нет. Но, едва выскочив за порог, Эрен влетел в странное мягкое препятствие, чуть не сбив то с ног и не свалившись наземь сам. — Ох, простите! — выпалил он, вытягиваясь на носках струной, и растеряно отступил назад. Препятствие оказалось при спокойном рассмотрении чудоковатого вида лохматой женщиной в очках с толстыми стеклами, глаза за которыми округлились в удивлении. Но ненадолго. — О! — губы той растянулись в широкой улыбке, а руки успели вцепиться опешившему парню в лицо, оттягивая нижние веки. — Ты уже на ногах! Как себя чувствуешь? Я, кстати, Ханджи. Ничего нигде не болит? Голова не кружится? — засыпала его женщина градом вопросов, сбивая с толку. — Ааа… я… А вы?.. Ох! Погодите же! — он пытался вырваться из наглых рук неизвестной, что уже бесцеремонно крутили-вертели его на месте и лапали везде, где можно и стыдно — тоже, но у него не вышло. — Мне бы… Ай-яй! Где вообще… Да дайте мне… — Женщина! Угомонись! — рявкнуло внезапно откуда-то сбоку и все после этого резкого приказного тона замерло. Замерла в забавной позе чокнутая дама, что назвала себя Ханджи, а затем и вовсе отступила на шаг назад, примирительно хихикнув и подняв руки кверху, будто сдается. Замерла на пороге за ним Микаса, выбежавшая следом мгновением ранее. Замер и Эрен, ощутив перед тем, как враз охолодели у него внутренности. И назойливые птахи перестали чирикать в кустах. И даже, казалось, ветер больше не шуршал в готовящейся к скорой осени листве… — А ты, заморыш, — продолжил голос строго, но уже спокойнее, обращаясь на сей раз, по всей видимости, к нему. — Хоть и оклемался, все равно вернись в дом. На то место, с которого встал. И изволь ответить на ее вопросы что-нибудь более содержательное. Эрен тяжело сглотнул. Он узнал этот жуткий голос. И понимал, что принадлежит он реальному человеку, а не почудившемуся кошмару. Альфе. По имени Ривай. Небольшого роста. С пугающими прозрачными глазами и давящим, как стихия, запахом. Упырю. Эрен надеялся, что ошибается, но опасения подтвердились, стоило ему лишь слегка повернуть голову и скосить взгляд в сторону источника звука. От окончательного узнавания он чуть не присел на задницу прям там же, на ступенях крыльца. В шагах пяти от него стоял тот, в существование кого он не желал верить до последнего и с кем не хотел встречи больше никогда и ни за что. — Ты… — выдохнул Эрен и малодушно, как затрусивший щенок поджавши хвостик и ушки, попятился от мужчины в противоположную сторону, вместе с тем окончательно теряя дар вразумительной речи. — А ты вообще… Еще и… А за тот… Да чтоб… И знаешь… И не смей даже… ДА ИДИ ТЫ! — так и не сумев сообразить ничего более толкового, выкрикнул он и, показав на пальцах распространенный в их краях неприличный жест, со всех ног припустил в сторону леса. — Эрен! Погоди! — азиат, стоявший до сего момента тихо и даже неподвижно, зыркнул напоследок на альфу, как на врага человечества, и побежал следом, каким-то чудом не путаясь в подоле своей длинной юбки. — Микаса? Э? Эрен? А вот и третий. Как по заказу. Из-за угла дома почти не шурша возник белобрысый и озадаченно выпялился на спины убегающих друзей. — Ой, доброго утра, — спохватился он тут же, дабы отдать дань вежливости старшим. — Я, пожалуй… Простите, — и, обогнув бочком оставшихся стоять на своих местах Ханджи и Ривая, шустро последовал за своими. — Тц, дурной сопляк, — только и смог выдавить из себя мужчина, имея ввиду сейчас того, который валялся без сознания трое суток. Да и в целом достал его за последние дни весь этот молодняк. Просто неописуемо как. — О-о-о… Отвратный звук умиления, с которым дети обычно сопровождают тисканье чьих-нибудь новорожденных детенышей, исходил из притихшей до сей поры очкастой. Мало того, она еще и ручонки свои к груди приложила. Ну что за ребячество? Отвесить бы подзатыльника, да только чокнутую уже не исправить. — Ну, и? — все же поинтересовался Ривай терпеливо, насколько смог, ожидая очередную порцию дичи. — Даже несмотря на то, что красавчик сейчас на стадии отрицания, все же видно, что он к тебе неравнодушен. Это так трогательно, не правда ли? Он оказался прав. Выводы в голове под вороньим гнездом надумались действительно нелепые и бессвязные. — Не правда. — Может пойдешь за ним? — обеспокоенно предложила она. — Заплутает ведь. — Босой далеко не ускачет. — Но ты же… — Это другое. Тем более, за ним уже побежали две няньки. А я не нанимался, — Ривай устало отвернулся, чтобы впервые с момента возвращения, с той самой поры, как принес сюда бессознательного омегу, войти внутрь собственного дома, искренне надеясь не обнаружить там тотальный срач… Но едва переступив порог, передумал и пошел в другую сторону. Ханджи понимающе улыбнулась ему вслед.

***

Эрен бежал долго и без оглядки. Куда бежал не глядел. Только успевал огибать широченные стволы гигантских деревьев, внезапно возникающие у него на пути. Главное, билась в голове набатом всего одна единственная мысль, вперед и как можно быстрее. И несся он так до тех пор, пока не начали гореть легкие, а очнулся лишь тогда, когда споткнувшись о какую-то корягу, упал на карачки в дремучей глухомани возле какой-то небольшой речушки. Телесной боли не было. Никакой. Он ее почему-то не чувствовал совершенно. Ни привычной в животе, которая должна была еще пару недель держать его в своих железных когтях, прежде чем затухнуть самостоятельно. Ни головной, которая случалась с ним после лихорадки. Ни в израненных о камни и прочий лесной мусор ступнях. Но была боль другая. Которой он пока не мог дать названия. Безымянная. Давящая изнутри, распирающая и дерущая душу, а вместе с ней и тело в кровавые ошметки. Что думать и как дать этому выход, Эрен не знал. Но думать не хотелось чуть меньше, чем совсем. А бежать уже больше не моглось. Да и куда от себя убежишь? Верно — только на тот свет. Уткнувшись лбом в землю и смаргивая льющийся в глаза пот он с опаской глянул на свой живот. Так мерзко ему от самого себя не было еще никогда. Будто он какой-то заразный. Больной. Червивый. Будто там внутри свили свое гнездо и наоткладывали яиц ядовитые тупорылые гремучники, а те вот-вот проклюнутся. Нет, там внутри имелось кое-что похуже. Пострашнее. И совсем не верилось, что «это» там было с ним всегда. «Я — омега?». Осознание причины, но еще не принятие, шарахнуло по голове сильнее лягающей лошади и трех кружек любимого поила Ханнеса на голодный желудок. — Я — омега? — спросил он неизвестно у кого шепотом и скривился от режущих реальность слов. Вслух еще больнее. Еще невыносимее. И, кажется, больше уже некуда, и повтори он или подумай это еще раз — умрет тут же, на месте. Пальцы бездумно корябали скользкую от пота кожу на затвердевшем животе, словно пытались достать и вырвать из нутра то самое, что он не хотел принимать. И никогда не примет. — Я — омега, — тихо, но уже вконец обреченно. И… Ничего. Ничего от этих слов не произошло. Мир почему-то не перевернулся. Жизнь текла дальше, как и вода в реке перед ним. Солнце по-прежнему продолжало светить над его головой. И даже его собственное сердце тяжело, но все равно предательски билось. А могло бы и остановиться ради приличия. Лишь слёзы горячим потоком заливали и без того мокрое лицо. — Как же так? — вновь спросил Эрен у пустоты, усаживаясь на каменистый бережок, и стал смотреть в свои трясущиеся ладони. Хотел найти в многочисленных переплетениях линий ответ, но не нашел, потому что никогда не умел читать этот хитрый рисунок. — Богини, как же так? — воззвал в итоге он к ним, но в ответ — тишина. Дурак. На что понадеялся? Они, кто их только выдумал, всегда глухи к мольбам, по крайней мере к его уж точно. — Вот ты где, — позади послышался шорох и облегченный выдох запыхавшейся Микасы. — Больше не убегай так! Ты же совершенно не знаешь здешних мест. А если б заблудился? А ты бы заблудился — я в тебе не сомневаюсь… — продолжала она что-то там ему высказывать, мельтеша где-то рядом. Прям как мама при жизни, когда та сердилась на него. Но у него не нашлось ни сил, ни желания реагировать на ее появление. Он не хотел никого сейчас видеть, а говорить — тем более. В журчащую быстрым потоком воду мимо его носа пролетел репей, видимо приставший к юбке сестры во время беготни по лесу. — Эрен! Твои ноги… Она сразу бросила свое занятие, упала на колени сбоку и порывисто потянулась к окровавленным ступням, но Эрен не дал ей и пальцем коснуться себя. Вскочил и как от прокаженной забежал вперед, в реку, почти по колено. — Не трожь меня! — процедил он сквозь сжатые зубы. Лучше сейчас никому его не трогать. И в первую очередь Мике. Иначе он за себя не в ответе. — Эрен… — руки ее, словно вмиг ослабевшие, упали по бокам. Да и вся она как-то разом поникла, а в глазах отразилось столько честной обиды и непонимания, что ему захотелось утопиться. И утопится, если его сейчас же не оставят в покое. — Уф, нашел, — из темени леса вышел Армин, отсвечивая светловолосой макушкой среди необъятных стволов. — Ну так кто-нибудь объяснит мне эту спонтанную прогулку по незнакомым лесам? Ты решил искупаться? — останавливаясь возле расстерянной Микасы спросил он неожиданно спокойно у закипающего в воде Эрена. Но спокойствие это не передалось, как обычно бывало, а разозлило его еще больше. — Эрен… — совсем безжизненно, до противного жалобно позвала Микаса, и парень взорвался. — Уходите! — срываясь на крик потребовал он и зашел еще глубже. — Проваливайте! Кулаки и челюсти сжались в бессильной ярости. Злость, как на раскочегаренном донельзя паровом двигателе, стремительно набирала обороты. Как же он был зол, просто невообразимо как! На доставучую сестру, которая не понимала, что нарывается попасть под горячую руку. На шибко умного и всепонимающего Армина, читавшего сколько он его помнил, эти дурацкие книжки, но не увидевшего главного. На пропавшего отца, который уж точно знал правду (зря что ли лекарь), но отчего-то ничего ему о том не сказавшего. И даже на погибшую мать, которая наверняка знала, какого пола ребенка родила, пеленала младенцем и растила день ото дня. А может и они, Армин и Мика, всё знали?.. Знали и тоже не говорили ему? Ненависть ко всему и всем захлестнула с удвоенной силой. — Эрен, давай ты выйдешь для начала на берег, — попросил Армин, за руку останавливая порывающуюся кинуться следом Микасу. Он неторопливо скинул обувь и, подвернув штаны, сделал увереный шаг вперед. — Вода тут студеная, течение — быстрое. Ты, возможно, не помнишь этого, но ты чуть не умер тогда, в Тросте. Потерял много крови. Трое суток лежал без сознания и еще не окреп для таких развлечений. Идем, сядем и мирно обо все поговорим. И вместе решим любую проблему… — Заткнись! — рявкнул Эрен, не в силах более выслушивать эту пустую болтовню. — По-хорошему пока прошу, заткнись! Решим проблему, говоришь? Да ты хоть понимаешь, в чем она, моя проблема? Да ни хрена ты не понимаешь! — заорал он изо всех сил и из ближайших кустов испуганно выпорхнула стайка каких-то лесных птиц. — Вы не понимаете! И не поймете! Никто этого не поймет. Вы привыкли жить в этой шкуре от самого рождения. — продолжал он кричать, топчась и оскальзываясь о крупные, покрытые илом камни на дне. — Привыкли жить с… с… С «этим» внутри себя. Привыкли, что из вас что-то может вытекать… И ложиться под кого-то, да еще и просить о том, как животное. Привыкли! А я… Я не хочу этого. Я не хочу такой жизни. Я. Не. Хочу. Этого!!! Наконец он нашел способ выпустить из себя это безымянное терзающее чувство. И класть было с верхушки самого высокого гигантского дерева, что он каждым своим словом без ножа резал тех, кто стал ему за последние годы семьей. С кем он научился выживать без взрослых, делить поровну с огромным трудом заработанный хлеб и тепло под старым, изъеденным молью и старостью одеялом, что было выдано им одно на троих в ту, первую, самую тяжелую в их жизни зиму. Плевать. Его предали. Обманули. Его жизнь, вся, была сплошным обманом. И жить ее, проклятую, дальше не находилось никаких сил… В запале Эрен совсем упустил тихонько подкравшегося Армина, а когда заметил — оказалось уже поздно. Последнее, что он услышал перед погружением в ледяную воду это «Прости, Эрен». Все произошло настолько быстро, что он даже удивиться не успел. Обманчиво хрупкий омега совершенно детской уловкой заставил его потерять равновесие, а после окончательно сбил с ног. И пусть столкновения спины с каменистым дном не произошло, но воздух из легких все равно вышибло. Адски холодно. Уже как-то отрешенно приплыла мысль, что вода в этой реке несмотря на августовский зной действительно студеная. Хотелось тут же вынырнуть обратно, но Армин не позволил. Тонкокостная ручка достаточно жестко еще несколько мучительных секунд удерживала его сопротивляющееся тело на дне, пока он не перестал барахтаться. И только после друг потащил его, безвольно-обмякшего, к берегу. Купание весьма эффективно отрезвило и остудило взбесившиеся нервы, но вот сил двигаться самостоятельно у Эрена уже не нашлось. — Прости, — услышал он сквозь гул в ушах извиняющуюся трескотню. — Но так надо было, чтобы ты успокоился. Нахлебался? Прости, пожалуйста. Холодно, поди. Ничего, сейчас на солнышке отогреешься. Да и ноги все же перевязать стоит… В четыре руки его дотащили до сухого, обогретого солнцем пятачка травы, где он начал вяло отфыркиваться от залившейся в нос и горло воды. Истерика отступила и Эрен откинулся на спину, чтобы не мешать друзьям что-то там делать с его ногами. На место гневных выпадов приперлось чувство вины. Сколько же несправедливых, обидных гадостей он наговорил? Кошмар… И как теперь смотреть им в глаза? Дурака кусок. Ну почему он всегда сначала делает, а потом только думает? Да и то не всегда. — Ты как? — через какое-то время выдрал его из размышлений голос Армина. — Если хочешь поговорить о… — Нет, — тихо оборвал того Эрен, но прозвучало это больше как просьба. Не трогайте меня сейчас. Не тревожьте пока свежие раны. Не мучайте. Дайте немного отдохнуть. И его поняли. — Тогда поднимайся, — увидел он над собой протянутую руку. — Пойдем потихоньку обратно. Без лишних каприз Эрен принял помощь, позволил накинуть себе что-то на плечи и с удивлением отметил, что ноги, начинающие гореть так, словно он сунул их в костер, перемотаны какими-то портянками. Откуда бы они тут взялись? И материал до странного знакомый. Узорчатый. С рельефной вышивкой. Переведя взгляд на оголившиеся лодыжки Мики до Эрена сразу дошло, откуда те взялись. Жаль. Это была почти новая юбка. — Где мы? — решился спросить он, когда они втроем доковыляли до ровной человеческой тропы. Каждый шаг давался ему сейчас тяжело, как по битому стеклу и раскалённым углям одновременно, и он был вынужден опираться о плечи друзей. Сначала делает — потом думает. Девиз по жизни, не иначе. — Мы на западе, — ответил Армин, удерживая его за пояс. — Почти у подножья хребта Мария. Во владениях лорда Смита. — Кого-кого? Впервые о таком слышу… — это имя почти ничего Эрену не говорило. Они обычно путешествовали между большими городами, стараясь попадать на крупные праздники. Но еще никогда им не приходилось бывать в таких глухих краях почти на границе изведанного мира у малоизвестных титулованных землевладельцев. — И как нас сюда занесло? Это Жана идея? — Нет, — тихо ответила на сей раз Микаса. — Мы здесь из-за тебя. — Как это? — удивился Эрен. Не понятно. Ведь, если верить словам Армина, он пребывал в отключке. Или он опять что-то упустил? — Эрен, что ты помнишь последнее из того дня? — спросила она напрямую и нахмурилась, испытующе заглядывая ему в глаза. — Что ты делал после выступления? — После? После… — пришлось закрыть глаза, чтобы лучше вспоминалось. — Помню, как лошадиная морда помог мне добраться до палатки. Потом, как переодевался. Криста заходила, заносила кровь. Потом помню, как ушел в город. Как выручил за… — воспоминание о горке золотых кувалдой ударило Эрена по и без того разболевшейся голове, отчего он даже подскочил на месте. — Деньги! Вот дерьмо! — Не переживай, — успокоил его Армин. — Я их спрятал. Потом сам разделишь, как полагается. — Уф, хорошо… — от сердца у него сразу отлегло. Одной заботой меньше. — А дальше? — напомнила Мика. — Дальше?.. Я пошел обратно. Дал крюка через центральную площадь. И… — и говорить что случилось дальше у Эрена язык не повернулся да и храбрости не нашлось. Рассказывать о появлении неожиданного преследователя, оказавшегося альфой с внешностью нечисти и ощутимым запахом, от которого его унизительно согнуло в темном проулке, ему совершенно не хотелось. — И всё. Дальше я проснулся на той кровати. — Точно? — Микаса снова впилась взглядом ему в лицо. — Д-да… — врать Эрен умел, благо жизнь научила, но сейчас голос почему-то задрожал. — Почему ты так об этом спрашиваешь? — Потому что тогда, в тот вечер, тебя без чувств и истекающего кровью принес обратно тот желчный карлик, Ривай, — зло прошипела она. — И я ему не верю. Он что-то не договаривает… — Мика, у нас нет причин не доверять ему, — встал на защиту упыря Армин. — Особенно после того, что он сделал для Эрена. — Я не умаляю его заслуг, но он заявил на него свои права и… И Эрен так резко остановился, что все трое чуть не рухнули. Микаса, сразу же умолкнув, испуганно округлила глаза. Армин тоже притих и как-то странно зажмурился, будто разжевал что-то очень кислое. Вот так новость. — Что. Он. Сделал? — чуть ли не по слогам переспросил Эрен, не веря собственным ушам и впервые в жизни почувствовав, как задергало в нервном тике левый глаз. — Заявил на тебя свои права, — невозмутимо повторил Армин, устало выдыхая, а Мика раздраженно фыркнула. — Почему ты так спокойно об этом говоришь? — ошалело уставился он на того, кого считал своим лучшим другом, совсем не понимая его хладнокровия. Или безразличия? — Потому что тебе, по сути, ничего не угрожает. И ни к чему не обязывает. Эрену после этих слов стало казаться, что каша в голове начала пригорать. Он не понимал уже почти ничего, а потому оставалось только пялиться вперед. Лес уже почти заканчивался. Впереди, на невысоком холме, показались облепленные вьющимися растениями стены то ли разрушенного, то ли недостроенного замка. Они вырастали из земли неравномерно, подобно деревьям, укоренившимся то там, то сям. И так же своенравно росли, местами обрываясь. Приличнее всего выглядели главный дворец и примыкающая к нему северная башня, устремляющаяся острым шпилем высоко в небо. Скорее всего, они и были обжиты. А по подножию своему холм окружали дома попроще, деревянные и другие строения. Эти места он видел впервые в своей жизни. — Не понимаю. Как это… — Эрен решился и хотел было раскрутить друга на объяснения, но что-то мягкое и теплое ухватило его сзади, под коленку. — Йай! — взвизгнул он, почувствовав перед тем, как в никуда из тела схлынула кровь, и отпрыгнул, насколько получилось, вперед. И то, что предстало его глазам после того, как он обернулся, очень сильно озадачило. — Что это?! На земле, на том месте где он стоял, сейчас сидел ребенок. Самый обыкновенный человеческий детеныш. Лет трех навскидку. В меру пузатый. Пухлые щеки, ручки и распашонка навырост измазаны в чем-то красном, а босые ножки — в грязи. Вот только глаза… Слишком серьезные. — О, это Сони. Привет, мелкий, — пока Эрен успокаивал дыхание, Армин уже успел взять ребенка на руки и начал оттирать платком с щек красные разводы и грязь. — Опять в малину забрался? Где вы ее только откапываете… Так, а где твой брат? — спросив это, он стал вертеться на месте и искать кого-то глазами. И вскоре останавил свой взгляд на зашевелившихся кустах. — Бин? Бин, выходи, все хорошо. Свои. Из кустов настороженно выглянула вторая мордаха, но вылезать целиком пока не торопилась, а уставилась из тени диким зверенышем на Эрена. И у него мурашки от этого взгляда побежали по телу. Кажется, это был тоже ребенок, но постарше, лет так пяти. И между первым и вторым проглядывалось родственное сходство. — Кто это? — шепотом спросил Эрен, опасаясь непонятно чего. Карие глаза немигающе следили за каждым его движением. — Это воспитанники Ханджи, — пояснила Микаса, присаживаясь перед вторым ребенком на корточки и вытаскивая что-то из складок юбки. — Ты с ней уже столкнулся сегодня. Точнее — влетел в нее, — напомнила она, пытаясь выманить чем-то сладким безразличного к ней Бина на тропу. Мальчик, если это мальчик, продолжал неотрывно разглядывать Эрена. — Странно она их воспитывает, вы так не считаете? Он не знал, чему удивляться больше. Тому, что дети молчат? Или тому, что гуляют, хоть и вблизи деревни, но все равно в одиночку по лесам? Или тому, какой у мелюзги странный взгляд? — Ммм… Это не ее вина, что они такие, — грустно пробормотал Армин и, перехватив свою ношу поудобнее, пошел вперед. — Идем. Нам очень много нужно тебе рассказать, но по порядку. Тихий и неподвижный до этого Бин, увидев, что его брата уносят, потерял к Эрену всякий интерес и живо протопал мимо него вслед за Армином. На четвереньках.