Bulletproof hearts

Стояло молчание. Нет, не такое молчание, когда двоим не нужны слова для того, чтобы понимать друг друга, и они чувствуют невидимую связь. Это было тяжёлое молчание. Молчание непонимания и недосказанности. И его тишина давила на голову и холодила сердце. Хотелось нарушить его хоть чем-то. Но Урсулу не напугать игрой в молчанку, в конце концов, она чемпион по тому, чтобы ничего не говорить. Она должна отдать Малефисент что-то взамен её заботы, и она намерена это сделать. Как бы сложно это ни было. Урсула открыла рот, чтобы нарушить тишину, но Малефисент тут же усмехнулась, и девушка не успела ничего сказать. Она отпустила Урсулу, взглянула ей в глаза и сказала с иронией в голосе: — Похоже, теперь твоя очередь играть в психолога. И каков же ваш первый вопрос, доктор? Урсула тоже усмехнулась. Всё-таки было что-то эдакое в манере речи Малефисент и в её голосе. — Что ж… — протянула девушка, — мой первый вопрос: почему ты бьёшь детей в школе? Этому должна быть какая-то причина. В комнате вновь повисла тишина. Но на этот раз не такая угнетающая. Малефисент задумалась. Не сделала вид, а действительно размышляла и готовила ответ. Урсула молча ждала, когда она что-то скажет, представляла себе варианты ответов и придумывала дальнейшее развитие диалога в зависимости от каждого из вариантов. — Видишь ли, Урсула, причина в том, что эти маленькие раковые опухоли на теле общества считают, что могут проявлять ко мне неуважение, — наконец безжизненно выдала Малефисент. Урсула почувствовала лёгкое разочарование. Она ждала более развёрнутого ответа. Но не всё сразу. Нужно проявить терпение. — Неуважение, значит… А можно поподробнее? — Мне нужен конкретный случай. Урсула призадумалась. Конкретный случай. Но Малефисент избивала одноклассников столько раз…. У неё было так много драк, что просто не сосчитать. Можно было даже сказать, что не обходилось ни недели без боя. Но на самом деле был один случай, который Урсула помнила хорошо. Уж этого она в жизни не забудет. — Будет тебе конкретный случай, — сказала Урсула и сложила руки на груди, — когда ты спасла меня от Гастона, ты сказала потом, что у тебя с ним были личные счеты. Ты говорила, что сделала это не из-за меня. Позволь же узнать, из-за чего конкретно? — Он забрал то, что было моим, — мгновенно ответила Малефисент. Мгновенно и так, словно пыталась избежать разговора. Нет, это никуда не годится. — Это не ответ, Малефисент, — строго сказала Урсула, но быстро смягчила голос, — пойми же, я пытаюсь помочь. Малефисент пренебрежительно хмыкнула. Выглядела она очень недовольной. Это напрягало. Но Урсула не была намерена сдаваться. — Мне не нужна помощь, — горделиво ответила Малефисент и отмахнулась рукой. — Нет, Малефисент, тебе очень нужна помощь, и я это вижу. Если ты думаешь, что я просто хочу поиздеваться, то ты ошибаешься. Я делаю это так как не хочу, чтобы ты закончила жизнь в тюрьме или дурдоме, а если ты продолжишь в том же духе, ты обязательно попадёшь в одно из этих не самых приятных на свете мест, — высказалась Урсула и подняла голову так, что их лица оказались на одном уровне, — это для твоего же блага. Я хочу как лучше. Тишина снова накрыла комнату, и с силой давила на Урсулу, словно морская глубина давит на песчаное дно. Только абсолютно невменяемый не заметил бы, что это явно тяжелая тема для Малефисент. Однако уход отца из семьи и смерть Нелли были тяжелыми темами для Урсулы тоже, но к ней проявили понимание, и она заговорила. И ей стало легче. Девушка просто тоже должна проявить понимание. Эх, если бы всё было так просто в этой жизни… Но сложные вещи тоже приходится делать, и от этого не уйти. — Скажи мне, Урсула, — наконец-то зазвучал голос Малефисент, — ты помнишь меня в пятнадцать лет? Помнит ли она Малефисент в пятнадцать лет? Очевидно же, что… Она не знает. Урсула попыталась отыскать в своей голове самое свежее воспоминание о Малефисент, но все они были годичной давности. По сути хоть как-то узнавать Малефисент она начала с прошлого года, точно тогда и пошли дурные вести о ней, но до этого времени её словно не существовало. Ни в памяти девушки, ни в сплетнях, ни даже в оставленных ею синяках. Это было очень странно. Ведь они учились вместе всё это время, как Урсула может не помнить этого? — Нет, — тихо ответила Урсула, — я не помню. Малефисент грустно усмехнулась и на её лице расцвела невесёлая улыбка. Кажется, она сама не хотела помнить себя в то время. — Это хорошо. Я бы хотела, чтобы ты и дальше не знала, какой я тогда была. Но ведь после того, как я вывернула твою душу наизнанку, ты захочешь сделать то же самое со мной, ведь так? Урсуле не нравилось такое отношение к делу. Все должно было быть совсем не так. — Как я уже ранее сказала, я всего лишь хочу помочь, как ты помогла мне. Не надо коверкать мои слова. — Как скажешь, — шутливо ответила Малефисент и продолжила: — в те редкие случаи, когда мне доставалось хоть чье-то внимание, меня звали Невидимкой. После бесчисленных попыток завоевать всеобщую любовь в средней школе, закончившихся, как ты понимаешь, провалами и унижениями, после которых отец стал учить меня самообороне, я прекратила контактировать с кем-либо. Я пыталась слиться с толпой, и остаться незамеченной так, чтобы никто не смог причинить мне боль. На меня было невыносимо смотреть. Трусливая, жалкая, с проблемной кожей, одетая как попало и с ужасными волосами. Но всё же лучше, чем та надоедливая прилипала, жаждущая внимания, кем я была ранее. Я прожигала свои дни утопая в одиночестве и жалости к себе, пока не появилась она, — Малефисент сделала паузу и безжизненным взглядом устремилась в никуда, — Гримхильда. Такая красивая, заметная, яркая… Никто не смел отказывать ей в любви и внимании. Включая меня. Разве я могла остаться равнодушной к совершенству? Впервые за долгие годы я почувствовала, что хотела, чтобы меня заметили. Чтобы меня любили. Так что, как это часто бывало в фильмах из девяностых, я взяла себя в руки. Привела в порядок внешность, стала следить за манерой одежды, всерьез взялась за спорт, и конечно же, я вставала каждое утро в пять часов, чтобы идеально отрепетировать перед зеркалом каждое слово и каждый жест, перед тем, как заговорить с ней. И мои усилия не прошли даром. Она заметила меня. И конечно же, по закону жанра, мы влюбились друг в друга, и стали парой. Если бы только жизнь была фильмом… — Малефисент устало вздохнула, — Гримхильда не терпела, когда хоть капля внимания доставалась кому-то, кроме неё. Особенно когда это было мое внимание. Я должна была повторять ей, как она прекрасна каждую секунду. Я должна была смотреть только на неё. И разумеется, говорить я могла только с ней. И я приняла условия игры. Но через какое-то время она стала холодеть ко мне. Я ей надоедала. И не важно сколько я затрачивала усилий, чтобы вернуть её, всё без толку. Мы отдалялись, и это было неизбежно, как бы я не хотела, чтобы этого не было. И вот, в один прекрасный день она заявила, что больше не хочет иметь со мной ничего общего. Она сказала, что я ей осточертела. Что ей тошно со мной. Так же, она заявила, что ей нравится Гастон, и она намерена быть с ним. Я пыталась остановить её и почти на коленях умоляла дать мне шанс. И тогда она сказала всё, что думает. При всех. Она думала, что я токсичная сука, отравляющая ей жизнь. Она говорила, что ей противно смотреть на меня. Она сказала, что я жалкая. Когда же я попыталась оспорить её слова, она ударила меня по лицу… — далее речь Малефисент остановилась. Её губы сжались, а брови искривились так, словно её ударили только что, — На следующий день, я увидела, как она идёт с ним держась за руки, прямо как мы раньше. Позже, каждый счел своим долгом назвать меня жалкой лесбой, сталкером или… — Этого достаточно, — прервала её Урсула и показала ладонь, — я уже всё поняла. Малефисент выглядела так, словно вот-вот заплачет, и девушка взяла её за руку. Урсула должна её поддержать сейчас. Она обязана. Однако Малефисент не стала плакать. Но её лицо выражало такую невыносимую горечь, которую не передали бы никакие слёзы. — Так, ты просто пыталась защититься от издевательств, верно? — Да. — Но затем, ты начала видеть угрозы повсюду, даже там, где их нет. — Ничего подобного… — Нет, Малефисент, всё как раз таки обстоит так, — Урсула вновь перебила её, — Я видела, как ты начинаешь драки. Ты нападаешь за любой неверный взгляд, за любой вздох не в ту сторону. Разумеется, наши одноклассники болваны, и мне нравится, что хоть кто-то ставит их на место. Но я не могу позволить тебе разрушить свою жизнь из-за какого-то необоснованного гнева. Малефисент ничего не говорила, глядя в пустоту. Урсула же смотрела на неё в ожидании, когда же её взгляд обратится на неё. Девушка всё ещё держала руку Малефисент, и поглаживала её большим пальцем. Надо сказать, её кожа была очень приятной и теплой на ощупь. — Малефисент, пожалуйста, пообещай мне, что не будешь больше драться без повода. Я знаю, они мерзкие, глупые, жалкие и раздражающие. У них словно на лбу написано «врежь мне». Уж кому, как не мне знать, как они могут злить и отравлять жизнь. Но если ты попадёшь в тюрьму, а ты попадёшь, если не остановишься, то кто останется со мной? — Урсула взяла руками лицо Малефисент и осторожно повернула к себе, — ты нужна мне здесь, Малефисент. Ты правда мне нужна. — Ты серьезно? — теперь Малефисент смотрела Урсуле прямо в глаза. Девушка видела теперь, кто она на самом деле. Одинокий, непонятый, брошенный ребёнок который борется за свою жизнь, как умеет. — Серьёзнее некуда, — кивнула Урсула и улыбнулась. Её губы нежно прикоснулись к носу Малефисент и оставили лёгкий поцелуй, — и я люблю тебя.