Baby, did you forget to take your meds? Baby, did you forget to take your meds? Placebo — Meds
— Билл, давай на чистоту, — мужчина, недовольно сведя брови, посмотрел на юношу. — Ты регулярно принимаешь выписанные тебе препараты? «Ого, неужели меня удостоили вниманием», — подумал парень и еле сдержал рвущуюся наружу усмешку, это с каждым разом веселило его всё больше и больше. — Стараюсь, — пожав плечами и пытаясь сохранить хотя бы внешнюю флегматичность, ответил Билл. — Так не пойдет, — Роберт устало вздохнул. — Ни один препарат не будет иметь должного эффекта, если ты не будешь принимать его регулярно, по предписанию, — он покопался в своих записях, словно не помнил, как сам составлял это предписание, — то есть два раза в день по полторы таблетки за полчаса до еды. Неужели это так трудно? — Я не всегда знаю, когда точно поем, к тому же я не всегда ем два раза в день, а из-за проблем со сном могу днем уснуть на пару часов, а после не спать всю ночь, — слушая парня, доктор сжимал губы всё сильнее и сильнее, пока они словно бы не пропали с его лица, ему казалось, что подросток просто издевается над ним. — Почему то мне думается, что ты изо всех сил сопротивляешься лечению. Понимаешь, Билл, если ты не хочешь помочь себе сам, то и я не могу тебе помочь. — Я хочу себе помочь, в конце концов, это единственная причина, по которой я до сих пор здесь нахожусь, — ответил Билл, скопировав и выражение лица, и интонацию Роберта, что не укрылось от того. Паршивец пытался вывести его из себя. — Так не пойдет. Чего ты пытаешься добиться вот этим цирком? Явно не привлечения внимания, — начал рассуждать Роберт, как всегда, в такие моменты, глядя скорее не на Билла, а сквозь него. Как и все взрослые, он считал, что понимает желания и потребности Билла лучше самого Билла, а потому он просто обязан объяснить Денбро, чего тот на самом деле хочет. — Понимания, — ответил спокойно парень, перебивая собеседника. Мужчина удивленно уставился на Билла — обычно он выслушивал рассуждения Грея, не возражая и не перебивая, упорно молча, словно это было проще, чем объяснять что-то. — Чьего понимания? — осторожно поинтересовался врач. — Не чьего, а чего. Происходящего, — Денбро махнул рукой, как бы показывая и на себя, и на Роберта, и вообще на всё вокруг них разом. И прежде, чем Роберт начал задавать вопросы, продолжил: — Почему Вы продолжаете выписывать мне препараты, которые, как мы оба знаем, не помогают. Зачем Вам место школьного психолога? И когда, в конце концов, вы начнете меня по-настоящему лечить? — Значит, ты считаешь, что мы тут не лечением занимаемся, да? Очень интересно, — проигнорировав первые два вопроса, мужчина сосредоточился на последнем. — Билл, как ты считаешь, в чём заключается твоя проблема? — В том, что я вижу вещи, которые другие люди не видят? — парень не смог сдержать издевку в голосе. — Только ли в этом? — Роберт весь подобрался и наклонился к Биллу, сокращая расстояние между ними. — Понимаешь, галлюцинации — это только симптом, при чем симптом очень большого количества самых разных психических расстройств. Моя работа заключается в том, чтобы определить все твои проблемы, расстройства, отклонения, называй как хочешь, определить их взаимосвязь и, если это возможно, причину, а уже потом подобрать лечение. В нашем же случае, ты не идешь на контакт, и я вынужден тыкать пальцем в небо, перебирая все препараты, которые облегчают или устраняют твои симптомы, но это не избавляет тебя от изначальной проблемы. Поэтому лекарство не помогает, поэтому мы до сих пор тебя не лечим. А место школьного психолога я решил занять, во-первых, потому что в Дерри больше нет специалистов и работать просто-напросто некому, а, во-вторых, конечно же, с надеждой, что смогу изучить школьную среду и её влияние, в первую очередь на тебя, — он откинулся в кресле. — Теперь, когда я ответил на все твои вопросы, я надеюсь, что тебе хватит мозгов начать сотрудничать, потому что, иначе, продолжать всё это — не имеет смысла. Ты можешь идти, сегодня закончим пораньше. Жду тебя в пятницу, подумай о том, что я сказал. Билл молча ушел, пытаясь собрать кашу в голове во что-то связное — всё прошло не так, как он ожидал.***
Этим вечером он не спешил ложиться — играть в догонялки со сном ему надоело уже давно, хотя на самом деле он просто не заметил, как пролетело время. Последние два часа Билл разбирал свои наработки для рассказа. Последний, написанный им ещё два месяца назад рассказ, у него купил PlayBoy за невообразимые для Билла сто долларов. Нет, он держал такие деньги в руках, пару раз: однажды ему подарили на день рождения в общей сложности больше ста двадцати долларов, и всего один раз ему удалось скопить такую сумму (а потом благополучно её промотать за неделю в Бангоре, куда они ездили с ребятами), но чтобы получить такие деньги за рассказ. Написанный им, Биллом, рассказ — такое было впервые. Самое большое, что ему платили до этого — двадцать баксов и большой перечень того, что стоило исправить. А тут сотня и приписка: «Ни за что не переставайте писать. Ждём другие Ваши работы». Его так и подмывало потратить эти деньги на этот самый выпуск, просто чтобы посмотреть на рассказ с припиской «Автор: Уильям Денбро». Но в итоге эти деньги Билл отложил и постарался о них забыть, что было трудно, особенно в те дни, когда мелочи не хватало даже на самые дешевые сигареты. Он начал писать нынешний рассказ, как всегда — отрывками, ещё сам до конца не понимая, о чем он, где-то три недели назад, и сегодня пришло время перечитать всё написанное и сформировать в голове что-то наподобие концепции. Билл перечитывал исписанные мелким и округлым почерком листы, делая пометки на полях или смело беря другой лист и переписывая целые абзацы — он всегда писал от руки, пока не понимал, что рассказ доведён до удовлетворяющего его уровня, только после этого он перепечатывал его на машинке в двух-трех экземплярах, которые после отправлял в несколько разных журналов и газет (он делал так последние полгода, и уже привык, что чаще всего через неделю работа возвращается к нему, чтобы в этот же день снова отправиться в путь, но уже по другому адресу). Последний рассказ попал в PlayBoy не от Билла, он был не настолько нагл, а от одного бангорского редактора, получившего его по почте (он уже печатал несколько рассказов Денбро в «Мэн ньюс»). Самому же Биллу он этого не сообщил, чтобы не давать парню ложной надежды. И в итоге сюрприз удался. То, над чем парень работал сейчас, должно было быть ещё объемнее и содержательнее, чем всё написанное ранее. Раньше его хватало максимум на три страницы машинописного текста, сейчас же он спокойно доходил до десяти и даже начал за них переваливать, но при этом уменьшилась его скорость — за то время, которое раньше уходило на три-четыре рассказа, он теперь писал один. Зато какие теперь это были рассказы! Билл, всегда получавший удовольствие скорее от процесса, чем от конечного результата, по-настоящему кайфовал, читая уже написанное. Ему хотелось верить, что ещё годик или два (самое большое три!) и он сможет написать роман. Идей для романов у него было достаточно, не хватало только навыков и … — Ты не спишь, Билли-бой, — мягко не то спросили, не то просто констатировали факт у парня из-за спины. Он вздрогнул, выныривая из мыслей. — Как видишь, — тихо ответил он, не оборачиваясь, отчаянно пытаясь вспомнить, что хотел написать — это была отличная и очень важная мысль, которая должна была полностью изменить восприятие главного героя. — А что ты делаешь? — с интересом спросил Пеннивайз, заглядывая через плечо Билла. — Пишу, — парень удивлённо посмотрел на Оно. В это мгновение он забыл всё, что хотел написать и сказать. Желтые глаза Оно стали светло-голубыми и с явным увлечением бегали по строчкам уже написанного Биллом текста. — Ты что, читаешь это? — потрясённо пробормотал он. — А что, нельзя? — Пеннивайз обернулся, неожиданно они оказались очень близко друг к другу — если чуть наклониться, они столкнуться лбами или… поцелуются. Билл повернулся к своим заметкам, чувствуя, как горят уши и задаваясь вопросом: «О чем он, черт побери, думает?». — Можно, но он ещё не готов, я обычно никому не показываю, пока не будет готово, — нервно залепетал парень, перетасовывая листы и явно путая их местами. — Ты сейчас всё испортишь, — сказал Пеннивайз и мягко забрал стопку из рук Билла, чтобы быстро восстановить порядок. — Разрешишь мне прочесть, когда закончишь? — парень потерянно посмотрел на свои опустевшие руки, потом на Оно, спокойно и медленно раскладывавшего его рассказ по стопкам — по эпизодам и времени — и попытался представить себе Пеннивайза фривольно раскинувшегося в кресле и читающего его рассказ. И обязательно в очках без оправы. Это выглядело комично и как-то неправильно, и стоило парню моргнуть, как Оно в его голове превратился в Роберта, которого именно так сидящим и читающим Билл видел уже не раз. Прекрати, прекрати, прекрати, прекрати — Всё в порядке? — Пеннивайз смотрел на Билла каким-то нечитаемым взглядом. «Интересно, он может читать мои мысли? Вернее, он читает их сейчас?» — подумал парень, а после ответил: — Да, я просто удивился. — Тому, что кто-то хочет прочитать твоё творчество? — Тому, что его хочешь прочитать ты, — Билл потер глаза, поражаясь внезапно накатившей на него усталости. — Просто, ты последний от кого я мог бы ожидать нечто подобное. Если бы вообще ожидал что-то подобное, — Пеннивайз улыбнулся — то ли от того, что Билл, сам того не подозревая, сделал ему комплимент, то ли от того, что Билл не заметил, как ответил «да» на вопрос Оно. Билл вздохнул, зашарил по карманам, достал сигареты. Прикуривая, спросил: — Откроешь окно? — Пожалуйста, — добавил он, уже затягиваясь. Пеннивайз молча выполнил просьбу, не сводя внимательно взгляда с Денбро. Неожиданно он произнёс: — А тебе спать не пора? — Билл подавился очередной затяжкой. — А ты мне мама или папа, чтобы указывать, когда идти спать? — Нет, но могу стать, — серьезно ответил Пеннивайз, и тогда они оба рассмеялись. Смех Оно ужасно напоминал детский, чистый, словно звон колокольчиков, смех, Билл же смеялся рвано и вскоре снова закашлялся, чувствуя, что вот-вот начнет задыхаться. Легкая паника кольнула в груди, но стоило им встретиться взглядами — Билл готов был поспорить на что угодно, что в этот момент глаза Оно вспыхнули жёлтым — как всё пришло в норму, и он снова смог дышать. — Ты хотел что-то спросить, — видимо, клоун решил окончательно добить парня. Тот покачал головой. — Не сейчас. Не сегодня. Думаю, я ещё не готов услышать ответ, — клоун понимающе кивнул. — Тогда мне придется приходить до тех пор, пока ты не будешь готов, — лукаво заметил он. — И черт с тобой, — ответил Билл и тоже улыбнулся. Ему хотя бы теперь не придется гадать — действительно он видит это или ему просто кажется.***
Everything is grey His hair, his smoke, his dreams And now he's so devoid of color He doesn’t know what it means And he's blue Halsey — Colors
Билл не помнил дорогу домой — он брел, словно сомнамбула, не замечая ничего вокруг, погруженный в свои мысли, как в сон. Очнулся он уже около дома. Мир вокруг заволокли сумерки — день подходил к концу. Дом был погружен во тьму. Да, возможно, его родители были на кухне, окна которой выходили на задний двор, но подросток в этом сомневался. Подул стылый ветер. Снопы капель сорвались с рябых крон деревьев и шквалом обрушились на Билла. Он поёжился. И пошёл так быстро, как мог, почти побежал, стремясь как можно скорее оказаться дома, узнать, какой всё-таки день (сегодня или завтра), сколько он проспал, беспокоятся ли родители? При последней мысли, вернее, при надежде, которую давала последняя мысль, сердце Билла затрепетало. Он прикрыл за собой дверь и включил свет в коридоре. На календаре значилось всё тоже число — тридцать первое марта. «Это ещё ничего не значит, это ещё ничего не значит», — повторял, словно мантру, Билл. «Да кого я обманываю», — он привалился к стене рядом с вешалкой для курток. — «Пройди сутки, дата на календаре была бы другая, что-что, а это они не забывают сделать». Взгляд его упал на куртку отца и торчащую из неё пачку сигарет. Самый простой синий Winston, при чем ещё и в мягкой упаковке. Оглянувшись не столько для убеждения в том, что за ним не наблюдают, сколько для успокоения собственной паранойи, Билл быстрым и ловким — натренированным — движением руки вытащил пачку из кармана. Встряхнув — отец никогда не открывал её по-нормальному, а просто отрывал один угол — прикинул на вскидку количество сигарет. Оставалось меньше половины. Билл вытащил одну, потом, ещё подумав и помявшись, вторую, после чего осторожно положил пачку на место точно также, как она и лежала. Он знал, что Зак, скорее всего, и не заметил бы лежи она иначе, но рисковать не хотелось. Наконец скинув кеды, Билл взбежал по лестнице в свою комнату, уже понимая, что отец, как обычно — в гараже, а мать в спальне и, если не спит, то уже близка к этому, приняв, как обычно полторы таблетки ксанакса. «Хорошо хоть она не запивает ксанакс джином, как это показывают в фильмах», — подумал Билл, закрывая за собой дверь в свою комнату. Потом он подумал о том, что не так давно — полтора года назад на самом деле, но для Билла это было не так давно, потому что эти последние полтора года, прошедшие со смерти Джоржда, были настолько скомканными и смазанными, что почти не ощущались — родители бы не обрадовались, узнав, что их сын смотрит такого рода фильмы. Подросток быстро скинул с себя грязную, промокшую и непонятно каким образом высохшую за пару часов одежду — только если в доме на Нейболт-стрит время не останавливалось — и влез в футболку и шорты, заменявшие ему пижаму. Он открыл окно и посмотрел на сигарету, зажатую между пальцев. Он уже курил. Обычно с Беверли или Ричи, они делили одну сигарету на двоих или троих, и Билл ограничивался парой затяжек — сделать больше и не закашлять не получалось, а слушать подколы Ричи по этому поводу всю оставшуюся жизнь или упасть в грязь лицом перед Бев, было слишком, даже для него. Поэтому он уже давно научился незаметно таскать сигареты у отца, но так и не научился курить. Что же, наверное, пришло время? Билл не знал, на что он надеялся, когда прикуривал. Что получит от этого удовольствие? Что это облегчит его внутреннее напряжение? Что голова станет яснее? Может, он надеялся, что хотя бы не закашляет и сможет выкурить большую часть сигареты? Ничего из этого, конечно же, не могло оправдаться. Это было первая сигарета, которую он курил по-настоящему. Она больно драла глотку, пробивала на слезы. Он закашлял уже на второй затяжке, потому что затянулся слишком сильно и глубоко. Это было абсолютно не похоже на фильмы, в которых герой драматично стоит у окна и курит или, вдруг, после сигареты легко принимает судьбоносное решение. Не было это похоже и на книги, в которых сигареты заменяли воздух, дарили легкость и вообще облегчали жизнь. Это было больно, тяжело и противно в какой-то степени, но несмотря на это, Билл с каким-то мазохистским удовольствием докурил сигарету до фильтра. Он не стал вытирать слезы, текущие из глаз, и тихо хрипя, продолжил стоять у окна, уставившись в непроглядную темноту незаметно наступившей ночи.