Провал века

      С недавних пор Лорен Стракер ничего не боится, ведь «Служба Стражей» и немного «Клуб Адского Пламени» уже отняли у неё всё, что было дорого и так н у ж н о. Жизнь снижается до уровня непроглядной бездны, — «плачь, девочка, но знай, что это ничего не изменит». Лорен прекрасно усвоила истину, что в их существовании больше не будет так хорошо; безмятежно; безопасно, как было раньше. Она курит по пачке сигарет в день, а по ночам захлёбывается рыданиями и шепчет извечное, мол: «Вернись». Первая трещина в репутации идеальной семьи тонкими змеями расползается под венами, отравляя существование, и нашёптывает на ухо, мол: «Любить — это нормально, (но не брата)».        — Ты не имел права бросать меня на распутье жизни, — Стракер-старшая смахивает с ресниц слёзы, когда видит брата в первый раз после стольких месяцев. Эклипс утверждает, что нужно уходить и обречённо шепчет, мол: «Дура», а ей лишь хочется кричать-вопрошать бесконечное: «За что ты так со мной, Энди?».        — А какое будущее ждало бы нас в вашем хвалёном подполье, Лорен? Ты приняла своё решение, а я своё. Наши пути давно разошлись, — выплёвывает Эндрю, сжимая ладони в кулаки, но сестра упрямо стоит на месте, даже после этих слов не желая уходить. Он на периферии сознания запечатлеет потерянный образ Лори с непролитыми слезами на глазах, а затем, приложив всю свою мощь, толкает, и сестринский барьер под таким напором разлетается вдребезги.       Лорен сидит на крыше и пьёт дешевое пиво в компании Маркоса, который так же, как и она, падает в глубины Ада, теряясь в противоречивых чувствах к Полярис. Она и не подозревает, что брат далеко-далеко тоже страдает и сбивает незажившие костяшки в кровь, — (пытается забыть, да не выходит). Лорен не спит просто потому, что не хочет вспоминать (помнить) то, что было «до» всего этого всемирного пиздеца и ебанутых чувств к родному брату. Она хотела жить нормальной жизнью, планировала уехать во Флоренцию и, наконец, встретить того единственного, с кем прожила бы счастливую судьбу домохозяйки, но у её истории на это были совсем другие планы. Вторая трещина в репутации идеальной семьи закрепляется в памяти услужливыми воспоминаниями о запретных поцелуях в два часа ночи и клятвами в (не)вечной любви.        — Хочу увидеть её, — твёрдо чеканит Энди, отметая в сторону все сомнения и предостережения. — Хочу увидеть сестру, — стены здания под его эмоциональным влиянием осыпаются пылью и дрожат, словно при землетрясении, но женщина напротив лишь выдавливает из себя заботливую улыбку и строго сверкает глазами в свете нового дня.        — Это невозможно, Эндрю, — насмешкой на нелепую просьбу-приказ отвечает Рива и велит привести себя в порядок, брезгливо осматривая растрёпанный, полусонный вид парня. — Немедленно прекращай балаган.        Энди терпеть не может подчиняться, а ещё делать сестре до невыносимого больно. Стракер ловит себя на мысли, что готов раскрошить хрупкий мир Пейдж на миллиарды осколков так же, как она посмела сделать это с Лорен, — его личным миром. Кофе, перемешанный с алкоголем, более не помогает не засыпать, и Энди будто бы назло видит множество кошмаров с участием сестры. «В подполье бы нас ждало, определённо, лучшее будущее», — понимает Стракер, но знает, что менять что-либо уже поздно, как бы не хотелось. На следующее утро ощущение потерянности не покидает обоих. Третья трещина в репутации идеальной семьи медленно и мучительно убивает нелепыми влюблёнными взглядами во снах да пониманием того, что им друг без друга не выжить.       — Как ты? — заботливо спрашивает Блинк и неодобрительно качает головой, бросая взгляд на прожженную простынь и новенькую, полупустую пачку никотина на полу.       — Херово, — хрипит блондинка, откидывая волосы с лица и тихонечко всхлипывает, сдерживая непрошенные слёзы. Она сильная. Справится, (наверное).       Энди переглядывается с Лорной и ловит её осуждающий взгляд, читая по губам, мол: «Иди поспи, мелкий, смотреть на тебя тошно». Он ощущает, как Лорен где-то за километрами пытается быть сильной и забыть его и то, что они вдвоём уже успели натворить. Принимать душераздирающую боль за должное, ведь ни ему, ни сестре вовсе не впервой — это стало привычно и обыденно. Фенрис тонкими нитями переплетается с естеством обоих, и они понимают: как бы не хотелось сбежать от самих себя — не получится, ведь всё это — их общая история.