***
Гермиона ждала у машины. Интересно, эта женщина вообще догадывается, насколько ее автомобиль похож на жабу? Она хотела поговорить с Амбридж за пределами школы. Ей казалось, что при смене обстановки ей удастся раскрыть интересующий ее вопрос. В какой-то момент она подумала, что идея безнадёжна. Такие учителя, как Амбридж, всегда все портили. Начал моросить дождь. Гермиона подняла рюкзак над головой и уставилась вдаль в надежде, что ждать осталось недолго. А потом увидела знакомую фигуру в дальнем углу баскетбольной площадки. Амбридж полу-присела на корточки, ее грузное тело комично изогнулось. Гермиона не могла разглядеть, зачем она так выгнулась. Хоть дождь и мешал обзору, ей показалось, что Амбридж запихивает что-то крупное в свою тяжелую кожаную сумку. По неизвестной причине у нее пробежали по спине мурашки. Инстинкты подсказывали ей — беги, но она игнорировала эти позывы, оставшись рядом с машиной. Она не будет показывать страх перед этой переоценившей себя училкой. Когда очертания Амбридж стали ближе, и ее громоздкая фигура прорвалась сквозь мелкую морось, Гермиона увидела, что на самом деле в ее сумке сидела кошка. Пушистая голова торчала из маленького отверстия спереди. Тонкие губы Долорес расползлись в улыбке. — Мисс Грейнджер. Вас подвезти домой? Непонятно, что больше поразило ее — предложение или сама кошка. Она не могла отвести взгляда от неё. Похоже, бедолага была бездомной. Одно из ушек было слегка отгрызено. Амбридж проследила за ее глазами и смиренно кивнула. — Да, мне нравится подбирать их на улице. Не могу представить, как эти бедняжки страдают в полном одиночестве. Как вы можете себе представить, у меня дома полная засада. Гермиона прикусила губу. Это было очень мило с ее стороны. Возможно, первое впечатление — обманчиво, и в Амбридж было что-то хорошее. Гермиона почти поддалась искушению принять ее предложение, но в последний момент поняла, что ехать в одной машине со своим учителем будет крайне неловко. Даже как-то опасно. Разве Том не предупреждал ее? — Эм, нет, спасибо. Я надеялась… — она безвольно замолчала. Заранее выученная речь, казалось, растаяла под дождем. Она почувствовала себя заторможенной и уставшей. Она продолжала думать обо всех кошках, вероятно, осаждавших владения Амбридж. — Ну, я пошла, — глупо ляпнула она и развернулась вместе с рюкзаком, который продолжала держать над головой. Она проигнорировала Амбридж, что-то выкрикнувшую ей вслед. Проходя мимо машины, Гермионе показалось, что на заднем сидении валялась горсть использованных шприцов.***
Том встретил ее у двери с белым пушистым полотенцем наперевес. Вероятно, увидел из окна, что она идёт. У ее матери была очередная ночная смена. Он набросился на нее прежде, чем она успела открыть рот. Начал пеленать ее, кутая в кокон. Тер полотенцем волосы, заставляя их встать дыбом от электричества. Зажал ей рот, сдавил щеки, затрудняя дыхание. Она оттолкнула его. Том бросил полотенце к ее ногам. — Возьми и отнеси в стирку. И сам взял корзину с бельем. — Ну, рассказывай, как прошёл день, дорогая. Ей удалось пробудить в тебе что-то кровожадное? — Ты о ком? — Гермиона прикинулась дурой. Она неохотно подняла полотенце и пошла за ним к лестнице. — Или она вызывает лишь сострадание? — спросил он, бросив цепкий взгляд через плечо. — Ну… она спасает бездомных кошек, — ответила Гермиона, пытаясь поддержать разговор. — Ах, они все такие. Ты заметила, что они проявляют сочувствие только к животным? Я презираю подобные предрассудки. Гермиона фыркнула. — Ты убиваешь людей, но считаешь, что проблемы у неё? Том добродушно улыбнулся. — Я не делаю поблажек. Она чувствовала себя странно, продолжая говорить о таких кошмарных вещах, будто бы они были сущим пустяком. И покачала головой. — В любом случае, она не так уж плоха. — Интересно, а само животное хочет спасения? — он никого конкретно не спрашивал. Гермиона закатила глаза. — Конечно. Оно предпочло бы жить в доме, а не на улице. Он положил корзину на стиральную машину и элегантно скрестил свои точёные руки. — Знаешь, дорогая, иногда ты бываешь очень глупа. Гермиона открыла рот. Затем закрыла его. И уставилась на свои носки. — Мне пятнадцать. Какое у тебя оправдание? Он засмеялся, обнажив белоснежные зубы. Он любил ее маленькие подростковые выходки. Ему нравилась тень женщины, скрытая за внешней оболочкой. Женщины, которой она однажды станет.***
Гермиона подумала, что это ловушка. Но нет, дверь была открыта. Амбридж забыла запереть лабораторию. Она радостно поспешила внутрь, предвкушая, как лучше использовать этот подарок судьбы. Она подумала, что, возможно, следует приступить ко второму этапу дипломной работы. Но испугалась, что Амбридж выбросила все образцы, хранящиеся в холодильнике. У нее были с собой инструкции, но по хорошему не хотелось бы начинать все сначала. Она зря волновалась. Ее образцы были на месте. На самом деле… их стало вдвое больше. И некоторые из них были на следующей стадии. Как странно. Кто-то уже начал вторую фазу: реакцию синтеза. Гермиона повернулась на каблуках. Она не понимала, как такое могло произойти. Надо проверить журнал посещений. Только Амбридж использовала лабораторию после уроков, и так в течение последних двух недель. Гермиона захлопнула книгу. Возможно, она нащупала нить истины.***
Она опустила школьную сумку у лестницы. Мама и Том уютно устроились на диване в гостиной и смотрели телевизор. — Как в школе, дорогая? Ты что-то поздно сегодня. На кухне стоит запеканка, — поздоровалась Джин, повернувшись к ней вполоборота. — Спасибо, мам. Все хорошо, но я устала. Работала над своей дипломной работой. — Ее голос сорвался. Она была практически бела от гнева, но тщательно пыталась это скрыть. Том не повернулся к ней. Казалось, он был поглощен викториной, которую они смотрели. — Я пойду перекушу, — пробормотала Гермиона, чувствуя лёгкое раздражение от того, что он притворялся незаинтересованным, хотя постоянно науськивал ее против Амбридж. — Присоединяйся к нам, как поешь или приходи с тарелкой, — предложила Джин с легкой улыбкой. Она подумала, что лёгкое нарушение правил пойдёт дочери на пользу и улучшит ей настроение. Но Гермиона знала, что была не в состоянии держать себя в руках. Она вполне могла разбить тарелку, если потащилась бы с ней в гостиную. — Эм, да, хорошо, мне надо в ванну, — промямлила она и рванула вверх по лестнице. В пульсирующих от бешеного пульса висках грохотали чугунные молоточки. Она просидела на унитазе полчаса, обхватив голову руками. Тело практически парализовало от гнева. Даже коврик в ванной бесил, вызывая желание пнуть его. Она не до конца понимала, что ждет именно его, пока он, наконец, не открыл дверь и не проскользнул внутрь. Гермиона зыркнула на него, молча обвиняя в опоздании. — Ну? — Ненавижу эту суку, — резко отчеканила она. — Она не просто так мешала мне работать над дипломом. Она хочет его украсть. Я все видела. Она хочет закончить мой проект под своим именем. Глаза Тома переливались на свету, словно панцири насекомых. — Ни стыда, ни совести, ещё и воровка. Она не заслуживает такой привилегии, как жизнь, не так ли? Гермиона покачала головой. Тело дрожало от адреналина, от чувства, что точка невозврата пройдена. Она снова покачала головой, но более решительно. Жизнь ее матери стоила дороже, чем жизнь этой жабы. Но она боялась сказать это в слух. Или нет? Если убрать все пустое пространство, то целый мир сможет уместиться в ушке иголки. И ты сможешь носить эту иголку в кармане, сможешь вонзить ее в мясистый подбородок Долорес. Прохладные пальцы Тома внезапно сжали ее собственный подбородок. — Да, милая. Ответ «да» на все, что придёт тебе в голову. Она будет страдать. Гермиона закусила губу. — Но не слишком. Все должно быть справедливо. — Справедливо, — усмехнулся Том, наклонившись так, что ее губы накрыла его тень. — Скажи мне, что же, по-твоему, будет справедливо? Гермиона всматривалась в его глаза, упустив тот момент, когда его руки обхватили ее бедра. Внезапно он поднял ее в воздух и усадил на раковину. Том всегда так набрасывался на нее — порывисто, резко, в его движениях отсутствовала плавность. Она ожидала, что он уделит ласкам больше времени. Но он сразу пошёл на штурм. Испуганный вскрик застрял у нее в горле. Он вклинился между бедрами, прижимая ее икры за своей спиной. Гермиона почувствовала устойчивое уплотнение сквозь ткань его пижамных штанов. Но не только член, а скорее все его упругое, твёрдое тело было нацелено строго на нее. Он пульсировал от желания, но все-таки сдерживал себя. Словно на краю отвесной скалы. — Пусти меня. Мама может зайти… — Мм. Тогда мне придется ее убить. Лучше помолись, чтобы она этого не сделала, — пробормотал он, обхватив ее ягодицы, прежде чем поднять над кафельным полом и понести куда-то. Гермиона в ужасе схватилась за его плечи. Она все еще обвивала его своими ногами. И не понимала, почему не может просто развести их и встать. Как будто забыла, как это делается. Том открыл дверь ванной и вышел в коридор. — Черт, Том, — отчаянно зашептала она ему в плечо. — Мама… — Это возбуждает, не так ли? — ответил он, продолжая идти в размеренном темпе к ее комнате. Гермиона почувствовала нарастающее тепло внизу живота, словно там пробежали заряды между ионными связями. Она вспомнила склянки в холодильнике. Ей захотелось кричать. Может быть, она должна была закричать, а может быть, Амбридж должна была умереть, и Том тоже, и тогда все это окажется лишь игрой ее разума. Но она не закричала. Она позволила ему отнести себя в комнату. Он ворвался внутрь, оставив дверь открытой. — Где? На столе? На подоконнике. Гермиона сжала воротник его рубашки. — Просто поставь меня на пол. — Нет… мне нравится смотреть на тебя снизу, — пробормотал он, поднимая ее еще выше, одновременно впиваясь ногтями в ее позвоночник. У неё перехватило дыхание, волосы упали на его лицо. Она приподнялась, упершись о его локти и уставилась ему в глаза. Его зрачки были темными омутами. Она вдруг поняла, что ей нравится, когда он снизу. — Подними меня повыше, — вдруг попросила она. Ей захотелось дотронуться пальцами до потолка. Она раньше никогда этого не делала. Том прищурился, вода в омуте колыхнулась, но он подчинился. Он поднимал ее за талию до тех пор, пока она не оседлала его плечи. Должно быть, ему было трудно удержать равновесие, но он не подавал виду. Гермиону взбудоражила неожиданная геометрия их тел. Его голова была на уровне ее живота, а ее ноги свисали по обе стороны от его шеи. Она вспомнила средневековые орудия пыток из его книг. Вспомнила тиски, и того жалкого еретика, которому велели положить голову между ними. Она чувствовала каждый выдох Тома на своих бедрах. Закрыв глаза, Гермиона подняла руку вверх. Пальцы задели прохладную штукатурку потолка. Может быть, она заберет кошек, заберет бездомных к себе. Амбридж должна была единолично понести наказание. Она качнулась вперед, раздвинув бедра ещё шире, словно приглашала его. И Том не стал медлить. Он уткнулся носом между ее ног и глубоко вдохнул. Она сразу сжала бедра вокруг его головы, упершись пятками о его поясницу. И превратилась в тиски. Вдруг сама стала орудием пыток. Она узрела в себе стальную силу. И мягкость. А мягкость может задушить. Она превратилась в белоснежное полотенце. Том криво улыбнулся и начал тереться о тонкую ткань ее трусиков, вызвав моментальную реакцию в ее теле. Мышцы влагалища непроизвольно сократились. Это был второй раз, когда она позволяла так делать. Дважды пытаясь лишить его дыхания. И у нее это отлично получалось. — Ненавижу… — Ее возбуждение нарастало. Старый извращенец, я ненавижу тебя. Но нет… она не скажет. К тому же, он и так это знал. — Эту суку, — Кончила она со вздохом. — Я ненавижу ее. Том застонал, чувствуя каждый ее спазм. Он хотел разорвать ее пижамные штаны зубами. Гермиона продолжала тереться о его нос. Они должны были упасть на пол. Их тела просто не могли больше оставаться в вертикальном положении. Но он задерживал дыхание так долго, как мог. Когда он наконец опустил ее на пол, то сделал это очень нежно. Его лицо было почти синим, но он позволил ей соскользнуть с него, как вода стекает по скале. Гермиона приземлилась на пол, чувствуя смущение. Она хотела запомнить желание в его глазах, вычеркнув из памяти все остальное. — Да, милая, — сказал Том резким, едва узнаваемым голосом. Костяшки его пальцев задели ее щеку. — Она не знает, что ее ждет.