"Две параллельно пересекающиеся"

Чимин не винил (винил и еще как, на самом деле) Юнги за то, что тот сбежал и бросил его в таком состоянии. Но чего он собственно хотел от ребенка его возраста? Это как совращать малолетнего. Омега вцепляется в собственные волосы, максимально, до боли, оттягивая пряди назад, чтобы ощутить хоть что-то помимо болезненного возбуждения, которое сдавливало все сосуды в мозгу, лишая кислорода и здравых мыслей. Предпринимать что-либо было особо тяжело в таком состоянии, но он правда пытался, искренне пытался. И ведь, черт возьми, он еще даже несовершеннолетний.* Течка долбит так, что губы немеют. Ночь такая длинная, — думает он, — а организм теперь дико привередливый, мальчишкой по вызову больше не отделаешься как обычно. Утро приходит долго и тяжело, Чимин еле-еле дожидается благопристойных восьми утра, чтобы позвонить Джину и попросить забрать Тэхена на очередную неделю. Обычно он предупреждает заранее, но до нужного времени остается еще, как минимум, дней десять, что сильно портит его общее настроение, закрытие отгулов на работе и календарь в телефоне (а что вы хотели? Он уже не двадцатилетний дурачок, который не хочет ни за чем следить, но хочет развлекаться и шалить). *** Джин приезжает быстро, практически через какой-то жалкий час длинною в вечное ожидание. Хотя и живут они в разных концах Сеула и каждый на своей окраине. — Чимин-и, обычно ты заранее предупреждаешь. Сокджин выглядит очень озабоченным, и Пак честно хочет все выложить, но его друг — бета, поэтому понять многого не сможет. А ведь иногда кому-то нужно высказаться, чтобы пожалели, по головке погладили, приголубили, улыбнулись ободряюще, в конце-то концов. — Ох, друг, все так плохо, что я даже говорить боюсь. Я течки не ждал. Чимина ломает нещадно, аж коленки трясутся, но чем дальше Юнги и мысли о нем, тем проще дышать. А запах все также в мозгу и легких сидит, думать не дает совершенно. — Как это? Ты же не подросток полоумный, чтобы в разные сроки с катушек слетать! — Понимаешь, Юнги, — Чимин жмется и не знает, как сказать, а одно лишь упоминание имени дергает за невидимые ниточки и заставляет глаза подкатываться в фантомной истоме, — он… боже… я просто не представляю, как это вслух сказать. Джин усмехается. — Да говори уже как есть, а то подумаю, что это из-за малыша нашего у тебя ручей между ног. Чимин опускает виновато голову, будто пристыжено, а Киму становится не до смеха, совершенно точно. — Хочешь сказать, что… — Джин смотрит испуганно, прикрывая рот широкой ладонью с красивыми кривыми пальцами, от которых так фанатеет большой и суровый альфа Ким Намджун. - Ты и Юнги… Вы… То есть… Боже… — Да, — выдыхает немного раздраженно Чимин, уставая от заиканий со стороны, — мы истинные. Как только впервые почувствовали запах друг друга, срок моей течки приблизился почти на две недели. Это я еще хорошо держался. Джин сначала даже в неком ступоре пребывает, а потом резко дергается, начиная судорожно строчить кому-то сообщение в каток. — Ты чего? — чай такой холодный и противный, что аж задница зудит. Хотя зудит она конкретно по другой причине, но не важно. — Ох, — глаза его метаются по кухне с одной вещи на другую, теперь придется подбирать слова. — Ты мне многое объяснил. — Ты вообще о чем? — Понимаешь, вчера вечером Джун-и позвонили, и он сорвался за секунду, сказал потом все расскажет. Я его не трогал, доверяю ведь, зато теперь хоть догадываюсь, где он. Телефон Джина моментально оживает, будто понимая, что только его и не хватает. — Это Джун, да? Как там Юнги?! — Чимин моментально оживает. — Ему плохо, наверное… боже… — Он хватается за голову. — Я его напугал. Набросился, как сумасшедший, будто альф никогда не видел. Ох… — Успокойся, — Ким улыбается, пробегаясь по тексту сообщения глазами, в которых сразу меркнут все смешинки, — он пишет, что… — мужчина поджимает губы, неуверенно смотря на Чимина, — ты только не волнуйся, но, кажется, не… один ты… мучаешься. — Чего? — У Юнги… гон. Он сейчас дома, и Намджун с его отцом немного не справляются. Чимин смотрит прямо перед собой, не в силах даже рукой шевельнуть. Он, Пак Чимин, взял и спровоцировал, сам того не осознавая, гон у несовершеннолетнего альфы. Если омеги теряли рассудок и стыд вовремя течки, то альфы… превращались в диких зверей. На протяжении относительно короткого периода (2-3 дня) они полностью попадали под власть инстинктов. Благо, для особо буйных были транквилизаторы, которые с развитием фармации становились почему-то все вреднее и вреднее. Поэтому без очень веской причины их старались не выписывать. Чимин сжимается на высоком стуле, все также пребывая в подобии транса. Юнги может просто не пережить этот гон из-за возможного наплыва гормонов, которое его, хоть и вполне сформировавшееся, но все еще юношеское тело может не выдержать. Это как прорвавшаяся плотина, сдерживающая миллионы и миллиарды тонн воды, которая в любой момент похоронит под собой все живое. Они истинные. Как бы Чимин не хотел обратного, но уже ничего изменить нельзя. Сорвавшегося с цепи альфу усмирить под силу только омеге, чувствующей каждую частичку его души вместе и по отдельности. — Джин, — он, наконец, отмирает, чтобы озвучить решение, меняющее его жизнь от начала и до конца, — ты должен отвезти меня. — Боже, нет, только не это. Если он увидит тебя, то до смерти на том же самом месте залюбит! Ты самоубийца, что ли?! Акстись! У тебя ребенок теперь, ты должен думать не только о себе! Сокджин подхватывает на руки вышедшего из спальни Тэхена, который только что закончил собирать свои вещи в небольшой рюкзачок. — Детка, закрой ушки, — Тэ с любопытством смотрит на глупеньких взрослых, но послушно прижимает свои маленькие ладошки по обеим сторонам головы. — Умница моя. Итак, у тебя течка только началась, ты даже сопротивляться, если что случиться, не будешь! — Я нажрусь блокаторов и буду менять тампоны каждые полчаса. — Нет, ты же понимаешь, что это не поможет! — Но Джин заранее знал, что спор проигран. Как бы он не переживал, но Чимину противостоять не мог никогда. — Джин-и, — Пак смотрит на него долго и спокойно, улыбаясь ребенку, чтобы он не думал, что их ссора серьезна. — Огосподибожеубейтеменя. Такой безысходности он не чувствовал уже давно. Гребаная дружба, чтоб икалось такому человеку до конца дней его, который посмел придумать это слово. — Ладно! Только пообещай мне: осторожность прежде всего. И ты не останешься с ним наедине. Я доверяю Юнги, но не его внутреннему альфе! Но, Чимин-и, для тебя это будет нормально? Ты же… — Все хорошо будет, — перебил резко он, чтобы избежать дальнейших разговоров. Джин, пыхтя как заправский паровоз, тяжело раздувает ноздри, Тэхен на это хмурится и спокойно гладит старшего по голове для успокоения. *** Пока они добираются до дома Юнги, — Джин любезно оповещает его о том, что парень живет на северной окраине города в небольшой квартирке типичной многоэтажки, — Чимин думает, как вообще собирается помогать в такой ситуации. Альфа с гоном в одной квартире с течной омегой, словно коктейль Молотова — всегда взрывоопасно и без жертв не обходится. С другой же стороны, всем известен факт того, что явления «брачного периода» заканчиваются намного быстрее и безболезненнее, если партнеры находятся в непосредственной близости и занимаются полезным, если можно так сказать, делом. Чимин даже не замечает, как притормаживает авто, и они оказываются к нужного дома, хотя был уверен, что считает каждый светофор. — Я с тобой не пойду. Ты же это понимаешь, да? Пак треплет Тэ по волосам, улыбаясь. — Малыш, прекрати хмурится, как будто на каторгу отправляешься, честное слово. — Чимин-и, ты же знаешь. У меня после Джин-хёна животик увеличивается. А я не хочу толстеть! — Тэ почти плаксиво надувает щеки. — Эй, Тэхен-и! Я думал, ты любишь мою еду! — Люблю, но я всегда, как шарик, надуваюсь! — Брейк, никаких ссор, пока я не ушел, — Чимин выставляет руки в примирительном жесте, чтобы прекратить перепалку. Он целует Тэ в лобик, а потом быстро машет отъезжающей машине. — Увидимся в среду, Тигренок! Пак решительно поворачивается к зданию. И нет, это не у него коленки трясутся, как у школьницы, и грозят разъехаться по сторонам. Тампон в заднице так не вовремя дает о себе знать, посылая волну дрожи по телу. Чем ближе Юнги, тем хуже справляются подавители. Но все не так плохо, да? *** Намджун подрывается в ту же секунду, как дослушивает слабый голос на том конце трубки. Он уже на каком-то подсознательном уровне ощущает, что происходит что-то достаточно нехорошее, подавляя его шестое чувство. Юнги кроет так сильно, как он еще никогда и ни у кого не видел — прямо мечта нимфоманки. И будь Мин старше на несколько лет, он бы смог подчинить даже его, но им дико везет, видимо, ведь процесс полового созревания так и не завершился. Не хватает одной небольшой детали. Юнги, к своим прискорбным (лично по его собственному мнению) восемнадцати годам был абсолютным и решительным девственником, что, собственно, не мешало его гонору пробиваться наружу всякий раз, когда, цитирую: «Мелким слова не давали». И было бы все это странным, не будь Юнги таким диким лохом в некоторых вещах. Например, в романтике, которую так боготворят все без исключения омежки (Чимин, с его вечными загонами по типу: справлюсь и без сопливых — в классификацию, как вы понимаете, вписываться отказывался категорически). Мин Юнги к приходу Намджуна успел послать далеко и надолго своего собственного отца, за что и получил от него по ребрам. Но старший член семейства заявил, что Юнги должен справиться с этим сам, ибо встреча с истинным это вам не «хухры мухры» (Ким подумал лишь о том, что даже не знает этого самого истинного, и тот вполне может оказаться мудаком без принципов и откажется помогать). Альфа в порыве агрессии неконтролируемой, из-за постоянной сублимации возбуждения (долгий и долгий монолог в умной голове) крушил все на своем пути. Страшно даже представить, что будет с ним, когда он увидит последствия выброса гормонов. — Юнги, черт, Юнги! Ты вообще понимаешь меня сейчас? Джун безостановочно пытался наладить переговоры, но это ни к чему хорошему так и не привело. Поэтому пришлось вступить в невербальную перепалку. В результате чего мы имеем: одного съехавшего альфу, запертого в собственной спальне, одного вымотанного до чертиков Намджуна и горы покрошенной в клочки, дешевой, но не менее дорогой сердцу мебели. Хороша картина, ничего не скажешь. Пришлось собственной тушкой подпирать дверь, чтобы чудище из плена не вырвалось. Джун хотел провести эксперимент и посмотреть, куда оно ломанется, если отпереть замок, но благоразумно отказался от этой гениальной идеи, как нецелесообразной. Юнги же штормит просто. Он теряет себя медленно, постепенно, так что помнит каждый неверный шаг, каждую разбитую вазу и стакан. Но управиться с собой и своей яростью не может, он будто сторонний наблюдатель. Он знает, что так старательно ищет альфа, только вот ни за что не позволит ему это получить. Чимин слишком… хрупкий? Такой сильный и в тоже время слабый. Хочет заботы, но показать этого боится. Чимин слишком… противоречивый. Такой сложный, с тяжелым характером, порой, возможно, мстительный. Чимин слишком обаятельный. Одна улыбка может скрыть за собой тысячи обид и плохих слов из его уст. Юнги так нравится все это в нем. Юнги так жутко нравится сам Чимин. С первой нотки запаха, с ярких светящихся глаз в солнечный день, с тихого, приятного голоса. Такого нежного и властного одновременно. Этих двух недель было так чертовски мало, учитывая, что в день они виделись не больше часа. Но вот Чимину Юнги не нравится от слова совсем. Молодой, взбалмошный, нетерпеливый порой до колик животе, незрелый — и все это в одном мимолетном взгляде за долгих две недели. Ему иногда кажется, что они знакомы целую вечность. — Ты чего это здесь? — слышится приглушенно за дверью голос Джуна. Мина всего аж перетряхивает от одного только осознания. Он знает кто там, ему кажется, что он ощущает нотки его чудесного аромата даже через плотную преграду. Он решает для себя, что это очередная галлюцинация, которая начнет его ублажать, стоит только глаза прикрыть. — Юнги, Юнги-я… ответь, пожалуйста, — ну вот, началось. Намджун недоумевает дико по ту сторону двери, размышляя, что здесь забыл его друг в разгар своей течки, которую даже подавители скрыть не в силах. — Чимин-а, уходи лучше. Он и изнасиловать может, пока его альфа тащится по истинному. Он сильнее, и я могу не помочь тебе в случае чего. Пак зло цыкает, оборачиваясь. — Джун-а, твое IQ действительно 148, или психологи не там запятую поставили и должно было быть 14,8? Оставь нас ненадолго. Ким обижен на такое обращение, но старшему ничего против не говорит, хотя и уходить не собирается. Лишь прячется в коридоре, чтобы выпрыгнуть из-за угла по первой необходимости. Чимину он доверяет, а Юнги уже не особо. Тем более, когда слышит странные поскуливания, как будто псине хвост прищемили. — Юнги-я, ты слышишь? Постучи по двери, если да, — Чимин сползает спиной по деревяшке двери. Ему жизненно необходимо быть ближе, но войти и помочь, тем самым приняв весь удар на себя, он не готов пока. Еще совсем рано для этого. — Ребенок, послушай. Это я виноват во всем, моя течка спровоцировала твой… твои проблемы. Я знал, кто мы друг другу, сразу понял, но… ты вообще слушаешь, надеюсь? — Тихий удар по двери. — Хорошо. Понимаешь, я просто не смог сдержаться. И уволить тебя не мог. Я всю жизнь мечтал об этой связи. А тут ты, такой… маленький. В сыновья мне годишься. Весь из себя… такой… — Чимин смущенно прикрывает глаза, краснея ушами, — такой… плохой парень. Чимин ерзает, чтобы устроиться поудобнее и скрыть неловкость, но неудачно проезжается тампоном, задевая простату. Рваный выдох, переходящий в свистящий стон, и он даже не успевает зажать себе рукой рот. Колени так и наровят разъехаться, из-за перестимуляции эрогенной зоны, из-за дурацкой затычки в заднице, из-за долгих лет воздержания, из-за стыда, затапливающего до самого горла, и из-за мыслей о том, что на самом деле он очень хочет заменить эту мелочь в себе на кое-что большее и намного более приятное. Еще минута и он повернет эту чертову ручку двери. А Юнги будто мысли его слышит. Даже в себя приходит на время, словно из болота выныривает, тяжело хватая воздух приоткрытым ртом, словно тонул, а потом спасительный кислород обрёл. Но сознание его придаёт моментально снова. — Чимин-а… — он еще никогда не позволял себе такого обращения. — Мин-а, зачем ты здесь? Пак смотрит затравленно, прямо перед собой. Он явственно ощущает нужду в смене тампона, а брюки намокают в секунду от одного только ласкового обращения к себе этим тихим, почти молящим голосом. — Мне нужно отойти. Я быстро. Туда и обратно, знаешь, — Чимин подрывается, но падает на тоже место, стоит только услышать: — Ты быстро промокаешь, да, Мин-а? я тому виной? Слышится хлопок входной двери. Джун решил подождать на лестнице. Крики он итак услышит, если что. А быть свидетелем при таком интимном разговоре он просто не в силах. Он сдался, как сдался и Чимин. Безоговорочно. Юнги с легкостью находит его триггер и так бессовестно на него давит. Но ему не страшно, он хочет, чувствует, что так и должно быть. — Не уходи, Мин-а, побудь со мной. Я так долго мечтал об этом. Знаешь, — альфа тихо скребет по двери, — я так хорошо мечтал, что член уже болит. Не поможешь? Чимин будто под гипнозом удава сидит. Не сбежать, не двинуться. Он тянется к ручке. А Юнги от тихих шорохов в себя приходит на мгновение. — Стой, нет. Не думай даже открывать. Ты слышал Джуна, я даже себе сейчас не доверяю, так что лучше давай без обоюдных глупостей. Просто… — из довольно большой расщелины в двери над самым полом появляется ладонь Юнги. Еле-еле протискивается на самом деле. Чимин даже улыбается, стараясь игнорировать почти небольшую лужицу из собственной смазки на паркете. — Просто дай мне руку. Пак слаб на самом-то деле. Что бы не говорили на работе, что бы не кричал начальник в порыве злости. Он так слаб и это даже смешно. Он готов был тотчас прыгнуть на альфу, когда бы тот не попросил. Он же человек, в конце-то концов. А Юнги — боже, кто бы подумал, на самом деле? — такой сильный, сильнее его в несколько десятков и сотен раз. Чимин вкладывает свою ладонь в чужую, завороженно наблюдая за тем, как их пальцы сплетаются в некое подобие замка. Они сидят так некоторое время молча, и действительно им обоим становится намного легче. И дело даже не в течке или гоне. Им просто намного легче от непосредственной близости друг друга. — Юнги-я? — Да? — Прости, я тебя недооценил. Чимин улыбается. — А я, кажется, люблю вас. Чимин продолжает улыбаться. Это эйфория. Это пройдет.