Грани

Кеко последний раз окинула взглядом комнату и, поправив на плече широкую лямку дорожной сумки, развернулась в сторону двери. Лежащий на столе сценарий от ее резкого движения с шумом упал на пол, привлекая внимание актрисы к раскрытой папке и выпавшим из нее белым листам с аккуратными иероглифами. Девушка, тяжело вздохнув и отставив в сторону сумку, принялась собирать листы… Кеко, Кеко… Ты вряд ли прочтешь эти строки, но пусть хоть бумага выслушает меня. Девушка застыла, с недоумением вглядываясь в строчки. Адресовано ей? Она с замиранием сердца стала читать дальше. Только здесь я могу называть тебя по имени… ведь я наедине с собой, и никто не сможет услышать слова любви, которые я шепчу сейчас тебе. Хорошо, что ты не видишь меня, ведь я так устал придумывать очередную ложь в оправдание своим чувствам… а сказать правду я не в силах. Не могу я рассказать тебе о той боли, которую испытываю, когда слышу твое уважительное «Сэмпай!». Ты бы, наверное, очень удивилась, узнав, что я ненавижу это слово… оно вызывает лишь отчаяние от бессилия что-либо изменить, но... но ты не воспринимаешь меня иначе, Кеко. Строки плыли. Она не могла сосредоточиться на написанном. Глаза жгло от набегающих слез. Листочек выскользнул из ослабевших рук, и девушка опустилась на пол. «Почему?..» Любимая… Как бы я хотел хоть раз назвать тебя так, но я понимаю, что этому не суждено случиться, ведь я не могу позволить себе ничего лишнего, даже прикоснуться к тебе… хотя бы прикоснуться… не как к кохай, а как к девушке, которую люблю. Ну почему ты не желаешь заметить мои чувства? Почему?.. глупый вопрос… Девушку затрясло от прочитанных строк. Она провела рукой по взъерошенным волосам и громко всхлипнула, не в силах больше сдерживать слезы. Страшная авария, произошедшая недавно, перевернула всю ее жизнь. Перед глазами всплыли врезавшиеся в память кадры. Бледное лицо Рена и много врачей, людей… серая масса, которую она пыталась раздвинуть, чтобы протиснуться к нему, но… Горло сдавило от нахлынувших чувств. Ее так и не подпустили к нему. Долгая операция, мрачные лица. Она силилась заплакать, но не получалось… Она просто сидела и ждала, ждала, ждала… Негромкий вопрос врача: «Кто вы ему?» и какие-то объяснения Такарады-сана… Он почему-то крепко обнимает ее за плечи, словно она могла упасть… А затем чернота, поглотившая ее… — Пережитый шок? – усмехнулась она сквозь слезы, вспоминая легкие, ничем не окрашенные слова человека в белом халате. – Я не могла, я не знала… — простонала она, вспоминая долгую неделю неведения. — Боялись… — бросила она кому-то в пустоту, — они боялись, что я могу с собой что-то сделать. Да и откуда была такая уверенность, ведь я же… — Кеко с силой ударила кулаками по полу и легла на него, – ведь я же… я же всего лишь… КОХАЙ… — выдавила, наконец, она, притягивая лист к себе. Когда мы с тобой играли Каина и Сецуку Хилл…— она вчитывалась в строки, а сердце замирало от сковывающей ее боли, — я радовался, несказанно радовался, что ты была со мной рядом, что ты могла быть со мной иной… такой родной и близкой, хоть этого требовала всего лишь роль сестры с комплексом брата. Но ты подарила мне возможность, хоть и недолго, быть тебе больше, чем сэмпаем… увы, только по роли… И в то же время, я боялся, каждый раз проклиная себя за слабость, которая не позволяла тебя отпустить, которая согревала мою и без того черную душу… Да, Кеко! Если бы ты только знала, о чем я мечтал тогда, чего желал и желаю сейчас… интересно, согласилась ли бы ты еще раз на подобное? Хотя… мне до сих пор смешно от мысли, что в образе Каина я чувствовал себя гораздо свободнее, чем в той роли, что играю последние годы. Строки обрывали повествование, и Кеко, поднявшись на колени, нетерпеливо начала перебирать рассыпавшиеся листки в поисках продолжения. — Анализ сценария… не то… — шептала она, небрежно откидывая их в сторону. – Здесь должно быть продолжение, должно… я знаю… Сердце волнительно ускорило бег... От раскрывающейся правды становилось не по себе. Как она могла быть такой слепой, глупой, полагая, что все о нем прекрасно знает?.. Вспомнилась больничная палата… и он… такой спокойный, безмятежный… и безмолвный… «Не волнуйся, Кеко, это всего лишь кома», — тихие, полные горечи, слова Такарады никак не желали покидать ее сознание. Кома… какое жуткое слово. Кеко вздрогнула. Это она виновата… виновата во всем… — Вот он, — воскликнула она, вглядываясь в ровные и четкие иероглифы. Я уверен, ты была бы шокирована, узнай всю правду обо мне, а может, даже возненавидела… возненавидела еще больше, чем в момент нашей первой встречи в агентстве. Каким был для тебя сэмпай? Заботливым, приветливым и талантливым человеком? Таким ты привыкла видеть Цуругу Рена? Горечь… я чувствую горечь… наедине я могу смеяться над собой… только этот смех оставляет после себя горечь… Да… маска Рена оказалась очень привлекательной, если не знать, что скрывается под ней. Маски… я всегда ношу маски – бесстрастного Цуруги и отвязного Хилла, строгого сэмпая и ненавидящего сына… Все эти маски скрывают Хизури Куона. Хотя… а кто он такой этот Хизури Куон? Кто? — Хизури? – Кеко ошарашено огляделась по сторонам. — Ведь этого не может быть!.. – она усмехнулась, не желая верить прочитанному. — Нет… — Но обрывки слышанных фраз, поступки людей, внутренние ощущения… и какие-то сходные внешние и внутренние черты актера с Куу. Тело охватил озноб от открывшейся тайны. — Но почему он ничего не говорил мне? – всхлипнула она. — И папа… Почему Хизури-сан ничего не сказал? Она перевела глаза на лист, вчитываясь в каждый иероглиф, которые теряли свою четкость, становились легче и небрежнее. Как странно признаваться в своих мыслях и действиях на бумаге! Но я не жалею. Пусть ты и не узнаешь, любимая, но я расскажу тебе все… хотя бы так… Я представляю, как ты смотришь на меня и спрашиваешь о Куоне. Губы так и расплываются в улыбке, представляя твое очаровательное изумленное лицо. Ты думала, что все знаешь обо мне, но вряд ли в момент нашей первой встречи смогла бы узнать в Цуруге Рене своего старого друга. Я тоже вспомнил тебя не сразу и, что таить, был крайне недоволен твоим появлением в агентстве. Настырная, взбалмошная и шумная рыжеволосая красавица, пришедшая в LME ради глупого желания мести… и твои колкие слова в мой адрес, неужели ты так ненавидела меня? Может быть, всему виной и моя грубость. Я был резок, но… если бы я только знал, что та добрая маленькая темноволосая девчушка с берега ручья Киото и есть ты… Что между вами было общего? Хотя… вы обе верите в сказки. Я до сих пор вспоминаю то давнее лето и веселый смех, звучавший как музыка. Эльф… ты называла меня эльфом, а мне не хотелось разрушать твою веру… как, впрочем, и сейчас… Помнишь, ты звала меня Корном? Нет… это безумие… — сорвалось с ее губ. – Это такая шутка?.. – снова строчки поплыли перед глазами, не давая сконцентрироваться на словах. – Почему же ты молчал? Корн… Тот камешек, что я тогда подарил тебе, я знаю, он все еще у тебя!.. Сложно убедить тебя, что эльфы всего лишь вымысел. Красивая сказка, выдуманная, чтобы успокоить твою богатую фантазию, но… Я иногда задумываюсь, а не судьба ли это? Не судьба ли свела нас в одном агентстве? Двух одиноких людей, которые бегут от своего прошлого. Тебя разочаровала любовь, меня же… Если честно, я уже и не помню, с чего все началось... Я всегда любил своих родителей. Боготворил отца. Но в один прекрасный день я услышал омерзительный разговор двух актеров. Они шептались обо мне, о его бесталанном сыне, которого ждет участь безызвестного актера, если я пойду по проторенной дорожке выдающегося папочки. Это сейчас я понимаю, что в них говорила зависть, но тогда… меня глубоко задели те слова, и я помню, как они, заметив меня, с фальшивыми улыбками расспрашивали, не слышал ли я их разговора. Я стал приглядываться к действительности… Кеко… Моя любимая Кеко-чан… Как же это было глупо, тогда глупо… Не восприми я эти слова так остро и обсуди их со своим отцом, возможно все сложилось бы иначе. Но теперь уже ничего не изменить… Я превратился в монстра, Кеко… Неуправляемого берсерка, загорающегося от одной мысли доказать всем, что я не такой. Глупо? По-детски глупо? Почему я тогда не желал этого видеть? Кеко смахивала рукой набегающие слезы, а лист дрожал в руке. Как же она могла быть такой слепой? Он был одинок! Она знала, что Рен любил замыкаться в себе… но, чтобы настолько? Прекрасные родители и замечательное детство, того чего не было у нее… Но глупая ненависть, неправильные выводы сломили его… Знаешь, этого уж я точно никогда не смогу сказать тебе, а вот бумага все стерпит… выдержит любые мои слова и жуткую правду, из-за которой я стал Цуругой, из-за которой я, как последний трус, сбежал из Америки… Хотя сбежал ли? Такарада, мой любимый дядюшка, умудрился обманным путем вывести меня в полуадекватном состоянии… Я начал новую жизнь с чистого листа, пытаясь перечеркнуть свое страшное прошлое… спрятать за бесстрастной маской Цуруги Рена лицо хладнокровного убийцы… Да, Кеко… Если бы ты знала, как часто я просыпался от кошмара, в котором раз за разом умирал мой лучший друг Рик… А все банально. Моя месть втянула в мясорубку жизни многих хороших людей и, в том числе, его. Он прикрыл мое тело своим, защищая от шальных пуль в устроенной на нас облаве… Зачем? Я до сих пор задаюсь этим вопросом. Он знал, что я ищу смерти и в приступах ярости я совершенно неуправляем… Но его прощальная улыбка со словами: «Слава Богу, ты жив…» Черт! Это невозможно объяснить, рассказать… Твой сэмпай – убийца, Кеко-чан. Поэтому гордиться мной, желать быть похожей на Цуругу-сана… Эх, любимая, слишком много скелетов хранится в моем шкафу, и ты, самая чистая и лучшая в мире девушка, не достойна быть с таким ужасным и черным человеком, как я. Знаю, что в скором времени ты сможешь простить своего друга детства, я все сделаю для того, чтобы ты не взращивала в себе то чувство ненависти, что поглотило меня заживо. А потом ты поймешь, что все твои убеждения о разбитом сердце всего лишь обман, и полюбишь кого-нибудь вновь… Жаль, что это буду не я… любимая моя Кеко-чан… прелестная девушка, верящая в сказки…. Люблю тебя, моя маленькая фея! Последняя строка с болью отозвалась в сердце. Она с силой закрыла глаза, пытаясь осознать прочитанное… Тайны, которые были так откровенно рассказаны на каких— то нескольких страничках, не давали покоя нахлынувшим чувствам. Она аккуратно сложила листы и снова принялась читать, перечитывая строчку за строчкой, а душа болела от того шквала эмоций, что захватили ее… и уже было неважно, что она поступает неправильно, читая чужие мысли. Раньше она хотела понять его, узнать ближе, и вот этот момент наступил. Истина открылась ей, и теперь слезы душили ее, выжигая все то, что не давало взглянуть правде в глаза… Она имела привкус горечи… эта правда… Любовь… она думала, что не знает этого чувства, а на самом деле – она просто напросто боялась поверить в него, выпустить из своего замерзшего сердца… Теперь она понимала… понимала все. Когда Такарада сказал ей поехать забрать некоторые вещи для Рена, она долго сопротивлялась, не хотела оставлять его одного, как будто боялась, что с ним может что-то случиться… Она так торопилась поскорее вернуться в больницу, но сейчас… существовали лишь эти ровные и четкие иероглифы, хранившие мысли и чувства любимого человека. — Могами-сан, — внезапно появившийся на пороге комнаты взволнованный Такарада внимательно посмотрел на заплаканную девушку, державшую в руках листы. Она была так поглощена рассказом Рена, что не слышала не входящих звонков президента, ни его шумного прихода в квартиру Цуруги . — Кеко… Что…— мужчина стремительно подошел к ней, присаживаясь на корточки. – Что ты читала? — Я совершила непростительную ошибку, Такарада-сан, — прошептала она срывающимся голосом. – Как можно было быть такой слепой? – листочки выпали из дрожащих рук и плавно разлетелись по комнате. — Кеко-чан, — президент протянул ей руку, помогая подняться на ноги, и крепко обнял содрогающуюся от рыданий актрису. — Такарада-сан, что-то случилось? – тихо спросила она, с трудом выдавив слова. – Что-то с Реном? «Реном? – обреченно повторил про себя Лори. — Впервые она назвала его по имени. Почему же все так? Почему, именно я должен говорить это?» — грудь сдавила резкая боль, и он крепче прижал к себе заволновавшуюся девушку. — Почему вы молчите, Такарада-сан? – она уперлась ладонями в грудь мужчины и с трудом отстранилась от него. – Ведь с ним же все хорошо? – ее губы задрожали, силясь растянуться в улыбке. – Он проснулся? Мужчина понуро опустил голову, собираясь с мыслями. Веки отяжелели, и еле хватало сил, чтобы сдержать набегавшие слезы. — Нет, — замотала она головой, — нет… я не верю, Такарада-сан… Вы просто шутите! Ведь так, Такарада-сан?— она не заметила, как голос стал срываться на крик. – Вы всегда любите шутить…. Это же шутка… — Нет, — отрицательно качнул головой мужчина. – Девочка моя… Все в комнате закружилось, черная пелена стала застилать глаза и... *** — Кеко-чан, — девушка вздрогнула от внезапно появившегося перед ней Такарады. – Как ты? — Хорошо, — не задумываясь, ответила она и отвернулась от внимательных глаз. Это сочувствие… Оно так злило ее. Девушка молча смотрела на облака, проплывающие по небу. Как бы хотелось поверить, что он в сказочном мире и когда-нибудь обязательно вернется к ней, но... «Пора взрослеть, Кеко!» — горькая ухмылка скривила губы. — Кеко-чан, — крепкие мужские объятия заставили ее дрогнуть, ей было неприятно это внимание. Хотелось убежать подальше ото всех. – Не надо мучить себя. Его все равно не вернешь. — Я знаю, — сухо ответила она, с трудом, вырвавшись из объятий. – И теперь уже ничего нельзя изменить. Вырезка из газет: «Произошедшая две недели назад авария все же унесла жизнь великого актера Японии – Цуруги Рена. Он умер, не приходя в сознание. Все поражены подобным исходом…»