Я стою на пороге войны...

I bury the truth ‘cause I know it’s a lie

      «Ах ты скотина мелкая!.. Иди сюда, я кому сказала! Что это?! Что это, я спрашиваю?»       «Я тебе не мать, ясно? Запомни это. Об ужине можешь забыть».       «Это тебя научит слушаться старших».       «И папаша твой такой же был. Весь в него».       Потная рука соскальзывает с лопаты, и я падаю на землю. С трудом поднимаюсь на ноги — те с противным чвакающим звуком застревают в липкой мокрой земле. Слава богу, дождь кончился до того, как я приехал.       Утирая пот со лба, я тяжело вздыхаю. Ледяной ветер неприятно поглаживает спину скользкими пальцами, пробираясь под спортивную куртку — и это в июньскую-то ночь! Впрочем, ничего удивительного, ведь я стою в поле. Ни одной звёздочки на небе. Чернота.       Оглядываюсь на машину, припаркованную неподалёку. Не хочу, чтобы красовалась на обочине. Номера, конечно, левые, но зачем рисковать.       Копать непросто — лопата хоть и входит в землю легко, но часто проваливается, приклеиваясь чуть ли не намертво в мокроту. Такими темпами, я либо руки себе вывихну, либо колени.       Не так много времени осталось. Успеть бы до рассвета. Мало ли кому взбредёт по этой дороге поехать утром. Деревенским вечно не спится. Давно я здесь не был. С тех пор, как... Да.       У меня так и не появилась семья. Да что там семья — люди обходят меня стороной. Разве что приходят машины чинить. А я и рад — в машинах точно знаешь, что да как. А с людьми? Тут какой инструмент ни выбирай, всё не то. Сторожем вообще отлично — тишина и покой, никто не тревожит. Вон, ещё и дополнительный выходной дали в честь праздников.       Ноги сами понесли меня к машине, и вот я здесь. В месте, где прошли мои «лучшие» годы.       Приподнимая маску, сплёвываю на землю, вспоминая тётку и её вечно пьяного очередного хахаля. Ну ладно, с мужиками мне, пацанёнку, было проще язык найти. Да и они, на удивление, не буйные были. А с ней? Истеричка долбаная. И ведь всю работу по дому делал, всё помогал. Мало ей было.       Тварь.       Выжила из дому, как шавку больную. На всё готовое пришла после смерти моих. На всё, сука, готовое.       Лопата угрожающе скрипит. Не хватало ещё такую хорошую сломать.       Часть лица под маской греется, будто в духовке. Шрам ещё чешется, зараза. Длинный, толстый рубец через всю щёку не добавляет красоты моему и без того несимпатичному лицу. Получил кипятком в лицо за то, что заварил недостаточно крепкий чай.       Шумно вдыхаю воздух. Его как будто не хватает из-за тряпки. Если не хочу отравиться, надо потерпеть. Чёрт, застрял кроссовок. Да блядь! Так, следы ещё убрать потом. А одежду сжечь. Жаль, мне нравился этот спортивный.       Всё, наконец-то докопал.       Уф, тяжеленная какая! Сколько же нажрала? Блядь, чуть не потерял перчатку. Не дай бог останутся следы.       Размалевать морду не успела, вот беда. А пёструю тряпку надела. Куда же без неё.       Хотя, кому эта сука нужна? Для всех — уехала отдыхать в свои египты-турции.       А дом пусть гниёт. Не нужен он мне. Небольшой комнатушки, которую снимаю у глухонемой бабульки, вполне достаточно. Мы с ней отлично ладим.       Ещё немного... Так, уже почти у края.       Уши улавливают шмякающий звук, с которым грузное тело приземляется в коричнево-чёрное месиво.       Даже креститься не буду. Бога никогда не чтила. А ближнего и подавно не любила.       Почему-то казалось, что станет легче. Не стало. Добавилось пустоты. Легче было только в тот самый момент.       «Чего припёрся? Сто лет не видела и ещё не видела бы».       «Какого?.. Ты что дела...»       Никогда не чувствовал столько эйфории, сжимая обычный кухонный нож.       В эту ночь я похоронил правду, слышишь? Правду, которая оказалась ложью.       Я достоин жить.       Ты — нет.