Я стою на пороге войны...

There are days I light myself on fire just to worship something glittering.

      «Ну и вали! К матери своих детей! Вам ведь так хорошо вместе!!!»       Щёлк. Щёлк. Щёлк. Она трясет зажигалку, но та издаёт лишь булькающе-шипящий звук.       — Чёрт!       Красный прямоугольник приземляется в сугроб, пробивая в нём неглубокую ямку.       «На красный...насмерть».       В дамской сумочке тарахтит неразобранный — ещё с похорон — хлам. Скомканные договора, пудра, тушь, ключи, тампоны, сигареты, помада... Замёрзшие пальцы перетряхивают подкладку в поисках запасной зажигалки. Помада, тушь, ключи, книжка, тампоны, сигареты...       Спички!       Дрожащей рукой она подносит сигарету к губам, зажимает между зубами, а затем, по-мужски, прикрывает рот рукой, чиркая спичкой. Затяжка — и долгожданная горечь раскатывается по языку.       Хорошо.       «УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ, ПОЕЗД...»       Плевать.       К вокзалу подъезжают такси, желто-грязные пятна среди сизой серости, истерично вопя клаксонами наперебой. Она ищет — привычка — глазами серебристую «тойоту» с погнутым передним бампером.       Никогда.       Пальцы не слушаются, скользя по застеклённой панели остановки. Зубы впиваются в начатую сигарету. Горло сдавливает спазм, а глаза жжёт, словно их промыли солью.       — Что с вами? Вам плохо?       — Все хорошо, не беспокойтесь. Тяжёлый день.       «Нет, нельзя. Поминки только для своих».       Напускная улыбка рассекает лицо, разрывая рот так, что кажется, словно челюсть облили бензином и подожгли. Чудится запах гари вперемешку с чернично-ментоловым вкусом.       «Посещение только для родственников и близких, извините».       Она видела её — располневшая наседка с двумя хныкающими близняшками, даже не подозревающими, что их любимый папочка трахал свою секретаршу.       «Не устраивайте сцен, подумайте о детях».       Вспоминая перекошенное от ярости лицо в больничном коридоре, она глупо скалится, словно ей всучили грызть любимую косточку. Сплевывая на землю и игнорируя многозначительное хмыкание рядом, стряхивает пепел на пол, а затем, затушив бычок о мусорку, шагает в противоположную от вокзала сторону.       Сапоги чвакают в месиве из грязи и снега, прохожие толкают в плечо, чужие куртки трутся о чёрный габардин, мелькают вывески перед глазами.       «ЦВЕТЫ. КРУГЛОСУТОЧНО».       Разворачивая на ходу шарф, она тянет на себя ручку, а над головой приветливо звенит колокольчик.       Мы всё же увидимся.