Все равно

— Бакубро! Вечерело, Бакуго возвращался в общагу, и его стремительно догонял громкий, как всегда, Киришима. — Че тебе надо? — Ну... Мы обычно всегда вместе возвращаемся. Эйджиро поравнялся с блондином, продолжая термоядерно улыбаться. — Слушай... Ты сейчас занят? Я хотел с тобой кое о чем поговорить. — О чем? — Да так... Просто давай поболтаем, как у тебя получится. — Если не забуду, дерьмоволосый. В самом общежитии было довольно шумно. Одноклассники сидели в кругу и развлекались. Каминари по поводу чего-то шутливо собачился с Джиро, над чем смеялись Яойрозу и Мина. Урарака что-то торопливо объясняла Ииде, Мидории и Тодороки, которые медленно кивали. Рядом с Каминари сидел восторженно глядящий на грудь Яойрозу Минета — очевидно, никто другой рядом с собой ему сесть не разрешил. Каминари похлопал в ладоши. — Так, продолжаем. Следующий ходит Иида! Давай, староста, раскрывай всю подноготную! — Чем заняты? — поинтересовался Киришима. — Играем в «Я никогда не...» на желания. Это весело! Когда кто-то говорит, что он никогда не делал, все, кто это делали, должны загнуть палец. Кто загнул пять — выполняет желание! Попробуете? — Ну нахер, — бросил Бакуго и уселся на свободное место. Рядом с ним присел Киришима. — Мы пока просто посмотрим, разберемся. — Не вопрос, чел! Иида поправил очки и продекламировал: — Замечу, что я не одобряю некоторые провокационные замечания, высказанные здесь, особенно личного характера, но Каминари убедил меня, — в этот момент сам Каминари подмигнул Киришиме, — что данная игра способствует сплочению коллектива, и что сыграть в нее — мой долг как старосты. Мина закатила глаза: — Иида, ты повторяешь это каждый раз, когда ходишь. Давай уже! — Хорошо. Я никогда не... Никогда не прогуливал занятия! — Иида свирепо уставился на класс, очевидно, планируя провести с каждым загнувшим палец профилактическую беседу. Загнули Мина, Каминари и Джиро. — Так... Теперь я, я так понимаю, — вздохнула Урарака, — я никогда ни с кем не встречалась. Мина присвистнула и загнула палец, вместе с Иидой и Яойрозу. Каминари ахнул: — Мина, про твои похождения я уже знал. Но Лучшая ученица в классе! И Староста! Срочно вдавайтесь в подробности! Яойрозу застенчиво прощебетала: — Ничего особенного, всего-то неделя с сыном друзей семьи. Не... мой типаж. Иида смутился: — Я не поддерживаю разглашение личных и интимных страниц нашей жизни в официальном кругу, но, чтобы не отрываться от коллектива, добавлю, что я два месяца встречался с девушкой, после чего мы расстались в приятельственных отношениях. Каминари был в восторге: — У-у-у, сплетни! Так, теперь Тодороки! Тот несколько безучастно проговорил: — Я никогда не ел шоколад. Мина была в ужасе: — Что, никогда? — Никогда. Я не люблю сладкое. — Кроме мятных леденцов, верно? — улыбнулся Мидория. — Верно, —улыбнулся Тодороки в ответ. У Бакуго заскрежетали зубы. Пальцы загнули почти все, а вот у Урараки они закончились. Все начали обсуждать, какое желание придумать, и Мина воскликнула: — Пускай целый круг играет в полете! Урарака, использовав причуду, взлетела вверх и зависла над диваном, в то время как Иида начал заявлять об опасности использования причуд в общежитии. Каминари потер руки. — Итак. Теперь, — он маниакально захихикал, — моя очередь. — А Минета не играет? — озадаченно спросил Киришима. Урарака вздохнула из-под потолка: — Мы коллективно запретили ему играть после его особенно отвратительной идеи. Джиро добавила: — А еще Каминари закрывает ему уши, когда доходит до чего-то хоть немного... такого. Мы пробовали выгнать его, но он подслушивает из-за двери и издает странные звуки. Минета насупился, а Каминари, со словами «Прости, чувак» закрыв тому уши, тихо и коварно проговорил: — Я никогда ни с кем не целовался! — и победоносно улыбнулся. — Вау. Какая гордость, —саркастически протянула Джиро, и Денки немного стушевался. Пальцы загнули Яойрозу, Тодороки, Мина и Иида, выглядевший потрясенным непристойностью происходящего до глубины души. И... Мидория? Что? Какого... — Ох-хо-хо, Мидория, ты у нас ловелас, я посмотрю! — Каминари захохотал, а Изуку покраснел до полусмерти. — Вам повезло, ведь я уже придумал задание для загнувших все пальцы! Мина и Мидория, как вылетевшие в этом раунде, настороженно переглянулись. Тем временем Каминари раскрутил пустую бутылку из-под сока. — Мина, твое задание — поцеловать... Бутылка медленно остановилась, нацеленная на место, которое недавно занимала вращающаяся у потолка Очако. — ...Урараку! — В ЩЕКУ! — добавил красный, как рак, Иида. Мина поднялась, притянула к себе невесомую смущенную Урараку и легонько чмокнула в щеку. Обе рассмеялись, после чего Ашидо отправила подругу обратно в полет. Минета выглядел так, как будто сейчас взорвется, но Каминари предусмотрительно зажимал ему рот. — Так... Теперь Мидория. Ты должен поцеловать (в щеку, Иида, не волнуйся)... Каминари снова крутанул бутылку, которая остановилась, показывая на... Блять. Блять. На Бакуго. —Так, не страшно, Бакуго не играет, сейчас по-другому раскрутим... — начал торопливо бормотать Каминари под шокированными взглядами остальных. Но Мидория молча поднялся и медленно подошел к Бакуго, который, в свою очередь, будто застыл на месте. Что Блять Происходит? Изуку аккуратно наклонился к Катсуки и, глубоко вдохнув, на секунду прижался своими губами к щеке блондина, после чего, поднявшись и посмотрев на того мутными глазами, молча сел обратно на место. А Бакуго надо было бы злиться, рвать и метать. Только вот в голове было абсолютно пусто. Все выжидающе смотрели на него, и Каминари поспешил разрядить атмосферу: — Так, следующий ход — Джиро. Она поднялась. — Сорян, Каминари, я пойду прогуляюсь немного. Вы играйте пока без меня. Я как раз придумаю что-нибудь к своему ходу, окей? — Джиро, я... Окей. Яойрозу поднялась и подошла к подруге. — С тобой... сходить? — Не, я сама. Ты играй, раскрепощай свою царственную особу, — усмехнулась Джиро и вышла из комнаты. Бакуго вскочил. — Выйду... подышать свежим воздухом. Он вышел в коридор, где его остановил Киришима. — Чел, все норм? Может, сейчас поговорим? — Потом, дерьмоволосый. Мне нужно... кое с кем еще поговорить. — А... Ну ладно. Тогда потом поговорим, хорошо? — Окей. Остальные, как Бакуго слышал, уже начали новую игру, когда он вышел за дверь.

***

Ну разумеется, она была там. — Эй, эмо! — Фантастика. Кто бы мог подумать. До тебя наконец доходит. — Что доходит?! О чем ты, блять, вообще говоришь?! Джиро устало затянулась. — Ты придурок, Бакуго. С вашими отношениями пора бы уже разобраться, сколько лет вы знакомы? — Какие. Нахуй. Отношения?! Я его, блять, ненавижу. — Правда? И что было только что? Ты из-за ненависти сломался, как старый калькулятор, когда он тебя поцеловал? Пока Бакуго покрывался испариной от ярости, она спокойно затянулась снова. — Мидория... ну, можно сказать, мой друг. И я, как и все, кроме тебя, кто его знает, хочу для него самого лучшего. Ты — далеко не самое лучшее. Но шанс, думаю, должен быть у всех. Даже у такого, как ты. — Да что ты, блять, об этом знаешь? — Что я об этом знаю? — повторила Джиро и сделала две глубокие затяжки. — Я знаю об этом довольно много, Бакуго. Я, знаешь ли, с чувствами уже встречалась. Голос Джиро слегка дрожал, но глаза смотрели холодно и отстраненно. — И мне было больно, Бакуго. Но важнее... для таких, как ты и таких, как я... что я сама делала больно. И сейчас делаю. Но я хотя бы пытаюсь не быть сволочью. Она бросила на него печальный взгляд. — Попробуй и ты, Бакуго. Она пошла к общежитию, где ее, конечно, ждали: ждала снобка Яойрозу, ждал тупица Каминари, ждали одноклассники, ждали друзья. А его, наверное, ждал один только дерьмоволосый. И от этого становилось немного не по себе. А может, он просто замерз. Октябрь, в конце концов.

***

Киришима, очевидно, все это время ждал, пока Бакуго вернется. Осталось немного людей, Мина, что-то обсуждавшая с Ураракой, и Иида, читавшего какую-то проповедь Каминари. Стоило войти Бакуго, как красноволосый, как пружина, подскочил и бросился к нему. — Бакубро! — Ты задрал. Прекрати меня так называть. — Да, извини. Слушай, а сейчас ты свободен? Меньше всего Бакуго хотелось сейчас разговаривать с кем-либо о чем-либо. Но дерьмоволосый, очевидно, отставать не собирался. — Мне нужно... кое-что доделать. Я к тебе приду потом. — Правда! Отлично! — Киришима светился, как новогодняя ёлка. — Все, теперь отъебись, — буркнул Бакуго и направился наверх. Оставляя внизу окрыленного Киришиму.

***

Бакуго ворочался в постели, и сна не было ни в одном глазу. Обычно он отключался довольно рано, но сегодня... Он не знал, что делать. Он не знал, что он испытывает. Эмо-уродка Джиро испоганила ему... все. Нахер ее. Нахер Киришиму. Нахер... Нахер Деку. Он резко сел на кровати. Нет. Не нахер Деку. Пусть он сам не понимает, что с ним творится, но он уж точно не испугается... Ничего. И никого. Он вылетел из комнаты, сам не до конца понимая, куда он идет. Он несся по этажу, не желая останавливаться, потому что, стоило бы ему остановиться, встал бы вопрос. Что он намерен делать? Он понимал, что чего-то хочет. Что ему что-то нужно. Что он это получит, и насрать на все остальное. И что Деку, свою самую старую и любимую игрушку, он отдавать не намерен. Ни половинчатому ублюдку, ни самому Деку. — Задрот! Открывай! — заорал Бакуго, колотя дверь комнаты Мидории. Тот открыл почти сразу. — Кач... Бакуго? Что т-ты тут д-д-делаешь? Ты ж-же обычно спи-ишь в это время? — Каччан, — он приблизился к Мидории вплотную и грубовато схватил за руку. — Ты называл меня Каччан. Так пусть и остается. Он резко вытащил Мидорию из его комнаты и потащил в свою. Тот упирался и что-то спрашивал, что-то говорил, но Бакуго было по большей части все равно. Будь что будет. В процессе разберется. Он затащил Мидорию за дверь и закрыл ее на замок. — Я просто... Блять, я... Поговорить нужно, — хрипловато пробормотал Катсуки. — Б-бакуго... — Каччан. — Каччан, да... Ты за что-то злишься на меня? — Да... нет. Я не знаю. Я злюсь на себя, на Киришиму, на Тодороки, на Каминари, на Джиро... и на тебя. На тебя, — Бакуго вплотную подошел к Мидории, — я злюсь сильнее всех. Будь что будет, верно? Он медленно, непривычно медленно наклонился вперед, схватил Изуку за зеленые кудри на затылке и притянул к себе. Его губы мягкие и немного закусанные, и целовать их определенно приятно. "Как-то по пидорски", думает Бакуго. А еще у них легкий привкус ментоловых леденцов. Тех, что вроде как нравятся Тодороки. И Бакуго это бесит. Ну ничего, это поправимо. Кацуки почти до крови закусил губу Изуку, совершенно забыв о необходимости, вообще-то, дышать. А тот стоял, как истукан, не шевелясь ни единым мускулом, со все так же опущенными по швам руками, и Бакуго внезапно стало страшно. Что он делает? Что он увидит в зеленых глазах, когда откроет свои, красные? 3, 2, 1. Слезы. В глазах у Деку стояли слезы, они стекали по лицу, стоило ему моргнуть, и он смотрел на Бакуго... С отчаянием? С надеждой? С радостью? С любовью? Мидория неуклюже подался вперед и припал горячими губами к потрескавшимся губам Бакуго, он весь дрожал, он прижимался к Бакуго всем телом, судорожно сминая ткань майки, словно вцепился в спасательный круг, и у Бакуго что-то лопнуло в голове. Какой-то важный предохранитель, кричавший ему уже минут десять "Стоп!СТОП!СТОП!". Он не знал, что именно он сейчас планировал делать, но был уверен — он разберется в процессе. Он сорвал майку сначала с себя, а потом с Мидории — а тот как будто и не заметил, продолжая вжиматься в тело Кацуки, будто планируя пробраться тому в грудную клетку. Бакуго не хватало, он вцарапывал себя в спину Мидории, он ядом проникал через укусы на шее Мидории, его нервно блуждающие руки норовили заклеймить собой все, чего он касался, всего Мидорию целиком. А тот был не против, чутко отвечая на каждый контакт: невинный и грязный, горячий и холодный, мокрый и сухой, болезненный и экстатический. Он вцепился Бакуго в плечи и прижимался так сильно, что Бакуго было тяжело дышать — но того все вполне устраивало. И все плакал, и плакал, и плакал, благо что не навзрыд, и Кацуки успел подумать, что поцелуи — дико соленые, когда они внезапно оказались на кровати. Бакуго замер на секунду, вглядываясь в глубокие глаза парня, на котором он сейчас сидел, парня, который все рыдал и рыдал и не мог остановиться, который вцепился так больно, что останутся синяки. Который его, целиком и полностью — от пальцев сильных ног до непослушных зеленых волос. Который поднялся к его уху, чтобы прошептать "Не оставляй меня", и которому он ответил "Тогда не отпускай". Да, назавтра точно останутся синяки. Каким-то образом они оказались совершенно без одежды, и Мидория стыдливо отводил взгляд в сторону. Бакуго провел шершавыми подушечками по груди, рукам, ногам Изуку, покрытым десятками и десятками шрамов. А если бы посмотреть изнутри — сколько шрамов у Мидории на сердце? И сколько из них оставил он, Бакуго? — Посмотри на меня. Мидория зажмурил влажные веки и всхлипнул. Мидория, оказывается, был вообще-то красивый. Очень. — Мидория, посмотри на меня. Пожалуйста. Тот повернулся к нему, слегка дрожа, и Бакуго нежно поцеловал его. Ну, попробовал. Получилось рвано и слегка болезненно, но зеленоволосый все так же подавался вперед, так что все было хорошо. Все было чудесно. Сынок, у тебя новая игрушка. — Я постараюсь... чтобы было не больно, хорошо? Можно? Если ты ее любишь... — Д-да... давай... Каччан. То не сломай ее, ладно? — Черт, Каччан! — Прости... Деку. Не сломай его. Пожалуйста, не сломай его. — Мидория... — Ох, Каччан... Но ведь игрушки из дешевого пластика так быстро ломаются, верно? Так быстро ломаются... — Ах, блять, Изуку! — К-кац-цуки! Обратный отсчет пошел.