***
К ней внезапно прониклись огромной любовью или не хотели запятнать честь клана — так или иначе белое, почти невесомое, платье смотрелось на Вэй Ин роскошно. По правилам Гу Су члены ордена не носили дорогих украшений и не могли потакать тщеславию, но даже без расшитых золотом узоров, она выглядела согласно своему положению. Не дочь слуги, не воспитанница-сиротка, а жена Второго Нефрита. Она ступала рядом с мужем, то и дело ловя на себе взгляд его дяди — тот постоянно был в напряжении, ожидая выходки, позорящей орден, и готовился вовремя пресечь непотребство. — Я могу поговорить с шицзе У Сянь? — Цзян Чэн перегородил дорогу, но учтиво поклонился. «Как официально!» Он спрашивал не ее разрешения, а у Лань Чжаня. Тот кивнул и отошел в сторону. Они так давно не виделись. Вэй Ин ожидала дружеского объятия, хотя бы рукопожатия, но не того, что произошло дальше. Цзян Чэн тут же схватил Вэй Ин за руку и чуть сжал. — Итак, какой у тебя план? — План? — не поняла Вэй Ин. Если не считать планом намерение молчать и постараться не испортить Янь Ли свадьбу. — Только не говори, что ничего не задумала! Уже поздно, они все равно решили их поженить. Цзян Чэн полностью разделял мнение Вэй Ин по поводу Цзы Сюаня, но только вот шиди недоставало либо смелости либо смекалки что-нибудь предпринять. Один раз расстроить помолвку уже получилось, хоть Вэй Ин и горько раскаивалась впоследствии (потому что Янь Ли плакала), будь она не в Гу Су, а рядом — придумала бы способ, а теперь-то что. После битвы клинком не размахивают. — Не подавай мне идеи, сегодня я решила быть примерной гостьей. Цзян Чэн нахмурился недоверчиво, но Вэй Ин твердо выдержала этот взгляд. Наконец, он облегченно улыбнулся. — Я рад, что ты здесь, хотя в белом кажешься нездорово зеленой. «Скручивало бы тебя от тошноты, посмотрела я, как бы ты выглядел». Кажется, доносившиеся до Вэй Ин слухи, что Цзян Чэн успел оскорбить кого-то из благородных заклинательниц, не были совсем лживыми. Ее это совсем не удивило, тот иногда бывал излишне резок и любил поворчать. При этом Вэй Ин никогда не переставала любить и уважать его. — Я тоже рада тебя видеть. Почему ее ни разу не пригласили в Пристань Лотоса? Заявиться просто так Вэй Ин не могла, сейчас строгие лекари вообще могут посоветовать не выходить за территорию Облачных Глубин на протяжении всего срока беременности. Превращения из заклинательницы в фарфоровую чашку она просто не перенесет. Уже сейчас, когда срок был маленький, стоило продумать пути отхода. — Пришли нам официальное приглашение, пожалуйста! Не знаю, придумайте срочные дела с Гу Су Лань. Цзян Чэн растерялся, стрельнул взглядом в сторону родителей, но госпожа Юй была занята разговором со своей подругой, а Цзян Фэн Мянь и вовсе казался непричастным ко всему происходящему. Неожиданная отстраненность в день свадьбы родной дочери. «Нужно будет подойти к дяде Цзяну», — Вэй Ин скучала. Как не скучала по родным родителям, потому что они давно превратились в размытые образы. Ни одного ясного воспоминания. — Я поговорю с отцом. — Я заметила, что ты не сделала ни глотка, — Янь Ли подошла, воспользовавшись тем, что ее новоявленный супруг о чем-то рьяно спорил сейчас с родителями. — Не подняла чашу ни на один тост. Вэй Ин понимала, как это могут расценить. Она не поддерживает пожелания долгой счастливой жизни молодоженам. И у их ссоры с Цзы Сюанем в самом начале торжества было слишком много свидетелей. — О чем думают все остальные, наливая алкоголь представителям клана Гу Су Лань? — Вэй Ин скосила взгляд в сторону сидящего рядом с Лань Чжанем Си Чэня. Доброжелательный Си Чэнь поднимал свою чашу на каждое поздравление, и только если всмотреться, можно было понять, что за все время он ни разу не отпил из нее, а только делал вид. Теперь Янь Ли тоже это заметила и растерялась. — Наверное, они забыли. Зачем она смотрит так виновато, разве не клан Цзинь взялся за организацию свадебной церемонии? Мадам Юй выглядела вполне довольной, сидевший рядом с родителями Цзян Чэн то и дело переглядывался с Вэй Ин во время ужина и хмурился. — Но разве ты теперь не пьешь? Янь Ли слишком хорошо знала Вэй Ин, чтобы поверить в отговорку «в Гу Су Лань никто не пьет». Да она и сама много раз хвасталась, как ловко проносила кувшины с Улыбкой Императора на территорию во время обучения. Видеть перед собой чашу с вином и не иметь возможности сделать хотя бы глоток — тонкое издевательство. Вэй Ин приходилось прикладывать чудовищные усилия, но страх за ребенка, которого она пока даже не ощущала в себе, заставлял ее преодолевать невозможное. — Моему сыну может повредить алкоголь, целители Гу Су строго запретили даже небольшое количество вина. Иногда она думала, что те просто воспользовались прекрасным предлогом для запрета, но не доверять словам тех, кто в подобном разбирался лучше, не было причин. — А-Сянь! Глаза Янь Ли округлились и она быстро опустила взгляд на живот Вэй Ин. Та усмехнулась. — Пока не сильно заметно, но целители уже подтвердили. — Я так рада! Но почему ты говоришь, что у тебя сын? Разве можно… — Это сын, — произнесла она твердо, убеждая не Янь Ли, а саму себя. Потому что она не знала, что делать, если появится дочь, сможет ли она любить это дитя несмотря ни на что. Не вспоминая о черных зрачках и борьбы с захваченным телом.***
Иногда, дотрагиваясь до увеличивающегося в размерах живота, она ощущала совсем не нежность и не любовь. А желание избавиться от всего этого, снова обрести контроль над своим телом и своими силами. Энергия Ци бесновалась внутри, Вэй Ин то чувствовала ее переизбыток, то вдруг заметила, что энергия истончается, уходит. Но она так и не решилась спросить кого-то из женщин, нормально ли это. «Должно быть, ребенок будет сильным заклинателем». Она надеялась на это. Плод их с Лань Чжанем любви не может быть слабым. Ей говорили, что беременность украшает женщин. Нет, Вэй Ин только подурнела и ненавидела собственное отражение. Лань Чжань всегда был заботливым, но на время ее беременности, это трогательное отношение, словно с фарфоровой вещью, стало невыносимо раздражать. Всю жизнь она заботилась о себе сама и никак не могла принимать этот период, когда пришло время близкому человеку позаботиться о ней. Несколько раз она грубо отвергала предложения помощи, но супруг выжал все из запасов своего терпения и не поддавался на провокации. Вэй Ин ненавидела саму себя в подобные моменты. Лань Чжань хотел этого ребенка и уже сейчас безумно его любил. Вэй Ин мысленно рисовала картины семейной жизни ее мечты — дом на берегу озера, где больше нет никого, кто мог бы потревожить покой. Где никто не читает нотации, не тыкает тысячами правил. Только она и Лань Чжань. И их детишки. — Ты сильно расстроишься, если это дочь? Все в Гу Су ждали мальчика. Молодого господина Лань. Лань Чжань посмотрел на нее, словно она сказала самую глупую вещь на свете. — Это будет наша дочь.***
Когда после продолжительных родов измученной Вэй Ин дали подержать дочь, все сомнения исчезли, растворились подобно путанному кошмару. Как она вообще могла думать о том, что не сможет любить свое дитя? Это маленькое существо, которое сейчас так отчаянно в ней нуждается. Лишь раз взглянув в эти глаза, она потонула навечно. — Я буду самой лучшей мамой на свете, — Вэй Ин прижала к себе дочь осторожно, боясь сделать больно. Она была такая хрупкая и маленькая, а ведь занимала столько места в животе! — Пусть я совершенно не знаю, что с тобой делать. Вместе с ребенком родился страх. Подобного Вэй Ин не испытывала никогда. Она смело неслась навстречу опасности, отважно встречала невзгоды, зная, что выдержит, справится, преодолеет. Этот страх был совсем иного рода. Вэй Ин не спала ночами, выбиралась из постели и сидела у колыбели дочери. Та спала так тихо, будто не дышала. А ведь говорили, что большинство детей умирает именно во младенческом возрасте. Во сне. Вспоминая слова духа, Вэй Ин была готова караулить еженощно и не отходить от колыбели вообще, чтобы прогнать смерть. — Ты не собираешься спать? — Лань Чжань подошел неслышно, дотронулся до ладони и поцеловал в макушку. — Мне постоянно кажется, что она не дышит. — Она дышит, Вэй Ин. Целители говорят, что она здоровая и крепкая. С ней все в порядке. — Я не могу. Дочь завозилась и открыла глаза. Должно быть, она спала некрепко и разговоры разбудили ее. Свое недовольство она выразила кряхтением. Лань Чжань вздохнул и поднял девочку на руки, чтобы покачать. — Ты ее разбалуешь, — она и так стала засыпать только на руках отца, начиная плакать, как только опустишь в колыбельку. — Я давно избаловал вас обеих, — в этих словах Вэй Ин уловила всю нежность и любовь.— Когда ты дашь ей имя? Мы не можем звать ее «девочка» или «дочь». — Почему нет? — вскинулась Вэй Ин. — Множество крестьян называют так своих детей, чтобы уберечь от духов. «Второй сын», «старший сын» — никаких конкретных значений, общие имена, которые уж точно не смогут завлечь никого с той стороны. Если раньше она смеялась над этими мерами предосторожности, то сейчас была готова использовать любую народную мудрость, чтобы защитить дочь. В голове оживали слова, сказанные злым духом перед тем, как он покинул тело молодого заклинателя. Но он не успел закончить предсказание. Или проклятие? Чего ей опасаться? Дочь снова уснула, и Вэй Ин аккуратно забрала ее из рук мужа. — Мы не крестьяне, — Лань Чжань убрал с шеи выбившиеся из прически пряди, успокаивающе коснулся губами макушки. С девочкой все в порядке. Она не собиралась умирать и не была похожа на одержимую. — Ты дашь ей имя? — Я назвала свой меч «Какая разница», а ты хочешь доверить мне имя для нашей дочери? — она впервые за все время искренне рассмеялась. — У нас, в Пристани Лотоса, всегда было плохо с именами. Знаешь, как называл своих собак Цзян Чэн? Вэй Ин знала, что будет слишком долго раздумывать над именем, подбирать разные варианты, потому что хочет самого лучшего для своего единственного ребенка. И в итоге поспешит и ляпнет ерунду, как всегда бывало. — Я хочу, чтобы имя дал ей ты. Лань Чжань окинул внимательным взглядом Вэй Ин, стоящую с младенцем на руках. Она на него не смотрела, но знала, как быстро сейчас проносятся в его голове самые разные варианты. Он прочитал так много книг, губя свою юность в библиотеке Гу Су Лань, что просто не сможет придумать плохого имени. — Лань Линян*. Вэй Ин так не смогла приучить себя звать дочь по имени даже мысленно, словно боялась этим зовом приманить сущности, которые хотели бы ей отомстить. А таких бы нашлось немало. Репутация Вэй Ин во многом опережала ее саму. После рождения ребенка, статус Вэй Ин в ордене закрепился окончательно. Теперь уже никто не смог бы найти повод для того, чтобы выгнать супругу Второго Нефрита и мать наследницы Лань. Вэй Ин надеялась, что это временное. Вот Си Чэнь женится, у него родится наследник, тогда от Лань Линян отстанут и дадут жить своей жизнью. — Она не будет здесь всегда, — как-то ночью произнес Лань Чжань. Вэй Ин непонимающе моргнула, она уже проваливалась в сон, но голос супруга выдернул ее из дремоты. — Я чувствую, что однажды она уйдет. Исследовать мир, постигать тайны самостоятельно, созерцать и искать новые знания. Да, было трудно представить, что дочь заточит саму себя в Гу Су. — Будем надеяться, что это случится еще не скоро. Лань Чжань обожал дочь, та отвечала ему безграничной любовью. Прыгала на руки, теребила ленту и душила, обнимая за шею. Вэй Ин рассказывала дочери на ночь о великих заклинательницах прошлого. О бессмертной затворнице Бао Шань, главе ордена Лань И, о женщинах, которые совершали подвиги наравне с мужчинами и где-то превосходили их. Лань Чжань всегда слушал вместе с ними, не перебивая, но однажды сказал: — Ты забыла еще одну заклинательницу. Вэй Ин задумалась. Она знала очень много легенд, про кого она не смогла вспомнить? — Кого это я пропустила? — Вэй У Сянь. Было грустно признавать, но самой большой любовью Линян оказалась не Вэй Ин. И не Лань Чжань. Больше всего на свете дочь любила своего дядю. Когда она научилась улыбаться, то именно ему адресовала свою первую улыбку и радостно протянула вверх ладошки, просясь на руки. Лань Си Чэнь обожал племянницу в ответ и всегда старался брать с собой. Когда Линян научилась ходить, то практически превратилась в его тень, она спотыкалась, падала, но вставала вновь и изо всех сил пыталась догнать. Упрямство перешло ей от обоих родителей, гораздо более полезный талант она унаследовала от Лань Си Чэня. Страсть к рисованию. Картина, открывавшаяся взору, поражала идиллией. Линян сидела перед столиком на коленях у Лань Си Чэня, а тот, поддерживая ее руку, водил по листу бумаги маленькой кисточкой. Если не находилось неотложных дел, то они могли просидеть вот так несколько часов. В абсолютной тишине, но для понимания им и не нужно было слов. В три года Линян нашла отцовские чернила и разрисовала все стены в доме. Она радостно макала пальцы в черную жидкость и не менее довольно водила ими по стене, завороженно наблюдая, как на пустой светлой поверхности появляются отпечатки. Они так и не оттерлись. Вэй Ин было достаточно одного взгляда на дочь, чтобы понять ее настроение, прочитать невысказанный вопрос в глазах, выполнить немую просьбу. Она не замечала до того момента, пока к ней не пришли поговорить, послав Лань Си Чэня в качестве парламентера. — Сестрица У Сянь, Линян уже четыре года, — тот в своей любимой манере начал издалека. Вэй Ин заранее напряглась. От старейшин, когда они вспоминали о ее существовании, не приходилось ждать ничего хорошего. — Да, я знаю, что ей четыре. — Учителя и другие адепты стали замечать, что она не разговаривает. — Конечно, она разговаривает. — Ты слышала ее голос хотя бы раз? Ее дочь не могла быть немой. Она всего лишь молчаливая, как и ее отец, из которого иногда приходилось вытягивать фразы силой. Вэй Ин не видела в этом никакой проблемы, она болтала за троих, перекрикивая и перебивая. Слишком много бесполезных слов, для Лань Чжаня и Линян не оставалось уже ничего. Она должна была слышать. Лань Линян уже разучивала иероглифы и с первого раза запоминала правила разнообразных игр, которые разучивала вместе с Вэй Ин. — Слышала… — ответ прозвучал совсем неуверенно. Ей могло казаться, что она слышит дочь, потому что понимает и так. Улавливает невысказанное. А со стороны виднее. — Она прекрасно ладит с другими детьми. Уж лучше молчит, чем лает с собаками! Дочь не нуждалась в постоянной компании и не скучала одна, всегда находя занятие по душе. Но при этом с ней всегда кто-то находился, пытался пригласить в игру или просто садился рядом и наблюдал. Привычные картины: Лань Линян впереди группки детей, которые перебивают друг друга на все лады. Лань Линян сидит со свитком в одиночестве, но уже через несколько мгновений к ней присоединяется кто-то из товарищей. Лань Линян никак не могут победить в салках, гоняя по всей территории Гу Су, несмотря на запрет бега. Им было интересно с ней и так. Без слов. Это не делало ее хуже остальных. Дочь не стремилась во всем быть первой и часто уступала победу кому-нибудь, кому это было, по ее мнению, важнее. Она бросала собственные занятия, если видела, что другу нужна помощь. Часто за это попадало ей самой. Вэй Ин не совсем могла понять подобное. Привыкшая к девизу «достичь невозможного», она недоумевала, почему это не нужно ее дочери. — Она все это может сделать лучше всех. Но просто не хочет. Но пока Лань Линян была ребенком, слишком рано делать какие-либо выводы. Вэй Ин запомнила, когда впервые отчетливо услышала голос своей дочери. Потому что в тот день она ее потеряла. Чтобы не злить взрослых членов клана, Вэй Ин увела детей глубже на территорию, где было больше пространства для игры и возможности безнаказанно шуметь. Все было в порядке до тех пор, пока кому-то не пришла в голову идея сыграть в прятки. Вэй Ин как самая взрослая единогласно была выбрана водящей. Она находила их одного за другим. Под широкой веткой дерева. За камнем. В ручье. В большой звериной норе (повезло, что там никого не было). Но нигде не было Линян. Остальные дети лишь покачали головами. Она отделилась от всех остальных и незаметно исчезла. Все былые страхи пробудились. Детей, от которых все равно никакого толку не было, Вэй Ин отправила домой и кинулась в чащу искать дочь. Она заглядывала под каждый камень, прошерстила даже самый куцый куст, за которым уж точно должны были быть видны белые одежды. Никого. Разве такое могло случиться? Потерять собственную дочь во время детской игры. Что она скажет Лань Чжаню? Разве сможет когда-нибудь простить себя. — Линян, пожалуйста, выйди! Игра закончилась! Солнце садилось, и на лес наступала вечерняя тень. Вэй Ин даже показалось, что между деревьев пробежал древесный дух Пэн-хоу, но он не очень-то любил людей и вряд ли мог ей помочь. Да и вряд ли Вэй Ин доверилась бы духу, который так походил на собаку. От них она с самого детства не ждала ничего хорошего. Но она знала одно — без дочери домой не вернется. — Линян, я прошу тебя! Треск ветвей на ветру, пробуждение ночных зверей. Ни единого мелькания белых одежд. Вэй Ин не плакала очень давно и забыла, что у нее есть слезы. Скопившиеся за годы пролилось из глаз и потекло по щекам. И кроме страха ничего не было. — Мама! Мама! Не плачь, мама! Она налетела со спины, обхватила тонкими ручками, словно вьющееся растение. — Почему ты плачешь? Я больше никуда не уйду! — звонкий голос спугнул нескольких пичужек в кустах и те, возмущенно перекликаясь, взмыли в небо. Линян слишком хорошо умела прятаться. Она дошла до векового дерева и молча сидела в его корнях, поприветствовала Пэн-хоу, что некоторое время побыл рядом с ней, но потом умчался в глубину леса. А потом ей снова стало скучно, и она отправилась искать другое место. С тех пор Вэй Ин не играла с дочерью в прятки. Но выслушать опасения в виде: «Почему она не разговаривает?» —пришлось еще не раз. Больше всего на свете Лань Линян ненавидела занятия музыкой. Откуда это взялось, не понял никто, но она наотрез отказывалась играть, а когда ее заставляли под угрозой наказания, яростно дергала струны. Слышавшие эту игру зажимали уши и стремились убраться подальше. Если бы дочь могла использовать энергию, эта ярость точно бы поднимала из могил мертвых и распугивала духов. Благо, пока золотое ядро у нее не было сформировано. Конечно, петь она тоже отказывалась. На подобные выходки старейшины вздыхали: «Замечательный талантливый ребенок, но эта дурная кровь…» Под дурной кровью имелась в виду Вэй Ин и ее наследственность. — Вы бы давно вымерли, если бы все рассуждали так, — заметила она однажды. Лань Чжань покачал головой. — Они не знают, что говорят. Они все равно всем орденом избаловали Лань Линян. Маленькая госпожа Гу Су Лань очаровывала всех новых знакомых. Потом люди начинали что-то подозревать, но было поздно. Упрямая и взрывная Линян уже ворвалась в их жизни, чтобы остаться в памяти навсегда. Делегация из наставников и других членов клана была внезапной. Вэй Ин еле продрала глаза, потому что легла спать только под утро, но вышла встречать незваных визитеров. — Мы подозреваем, что это были вы. — Что я? — вот теперь она и предположить не могла, в чем ее решили обвинить в этот раз. Прикинув в голове, Вэй Ин так и не вспомнила, что из правил нарушила за последнее время. Она делала это регулярно, но указывать на это все давно устали. Услышанное далее повергло в ужас. Ночью неизвестный злоумышленник проник в помещение, где хранились учебные музыкальные инструменты, и испортил их. Порвал струны гуциней, разрезал флейты, разбил остальные инструменты. Хорошо, нельзя было удивляться тому, что все сразу пришли к источнику большинства проблем Ордена. Но в этот раз Вэй Ин правда была ни при чем. — Зачем мне это делать? Выходка была абсолютно бессмысленна, глупый детский протест. Детский. А кто бы еще мог незаметно проникнуть в комнату, незаметно повредить инструменты и все так же неслышно вернуться обратно? Не нужно было долго гадать, кто это был на самом деле. Лань Линян молча ушла в библиотеку и сидела там безвылазно все дни, отбывая наказание. Проходя мимо окон, ее компания тоскливо вздыхала без главной заводилы. — Она стоит нас обоих, знаешь? — Вэй Ин подошла к Лань Чжаню и обняла со спины. — Знаю.