Дикий зверь

      Мидория проснулся через пару часов. Солнечные лучи, врываясь в помещение из окна напротив, неприятно били ему в лицо. Парень хотел повернуться на другой бок, но тут же отбросил эту идею: все тело болезненно заныло, а в голову ударила жгучая боль. Изуку открыл глаза и очень аккуратно скинул с себя одеяло, принимая сидячее положение. Комната была пуста. Воспоминания на счёт произошедшего подёрнулись беспросветной дымкой, и голова отказывалась соображать… Разве что на его ладони осталось ощущение, что кто-то крепко держал его за руку. — Ничего не помню… — вздохнул паренёк и закрыл лицо руками, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. — Если не ошибаюсь, то я поел… И потом мне стало плохо. Яд? «Не отравлена», — передразнил он стражника и хмыкнул, — как же, как же.        Зеленоглазый свесил ноги с кровати и медленно приподнялся на руках, вставая на холодный, выложенный белыми камнями пол. Едва он поднялся на ноги, голова его закружилась, и он чуть не упал, вовремя оперевшись рукой на кровать. Он не любил чувствовать себя слабым и беспомощным, и это ощущение лишь поспособствовало тому, чтобы он взял себя в руки и твёрдым шагом пошёл вперёд, хотя его организм протестовал и настаивал на возвращении обратно в кровать. Изуку осмотрел маленькую комнатку, а потом подошёл к столу, на котором лежали записки. Почерк был очень непонятным и необычным, но суть слов Робин уловил. Режим, лекарства, уход, бла-бла…       Сейчас он находился в палате и, судя по гербам на стенах, где-то в замке. Мидория направился в сторону окна, чтобы осмотреть местность и прикинуть примерное расстояние до земли. На его несчастье, высота была приличная, так как каменная дорога шла вниз. — Значит, все или ничего… — задумчиво пробормотал Робин, заметив толстый канат. Скорее всего, его использовали в целях сушки одежды и переправки медикаментов вниз, но сейчас он мог послужить ему отличной дорогой на свободу.       Изуку обернулся и приметил белую наволочку, которую тут же снял с кровати и скрутил в верёвку. Она была очень хлипкой и могла не выдержать веса разбойника, но это был единственный выход в сложившейся ситуации. Лучше попробовать что-то, нежели быть повешенным на площади. — Погнали! — подбодрил сам себя зеленоволосый, перекидывая кусок ткани через канат. Он сглотнул поступивший к горлу ком и очень пожалел, что при нем сейчас нет лука и стрел, которыми можно себя подстраховать. В любом случае, сейчас или никогда!       Но стоило только ему шагнуть на подоконник, как за его спиной раздался спокойный голос, который парниша не мог перепутать ни с каким другим. — Очень опрометчиво, юноша…       Мидория замер на месте и обернулся. Принц, стоящий в дверном проёме, ошеломлённо смотрел на пленника. Стоило только ему отойти, чтобы найти предательницу Яойорозу, которая таинственным образом исчезла на улице, как пострадавший очнулся и уже собрался бежать. Тодороки явно не ожидал такого поворота событий, но сейчас ему нужно действовать слаженно и быстро. Робин слишком ослаб после отравления и сам не понимает этого, поэтому ему не суждено проехать и половины пути. Его слабые руки тут же дадут о себе знать — и он просто разобьется! — Лучше так, чем подчиняться вам! — Мидория сильнее сжал ткань сильнее, ощущая дрожь в руках. Сейчас он точно понимал, что шансы совершить успешный побег ничтожно малы. Может, попробовать напасть на принца и сбежать? Хотя, скорее всего, Тодороки вооружён и быстро даст отпор, поэтому оставалось только одно… — Подумай о людях, которым ты дорог! Во сне ты кричал… — Принц сделал недолгую паузу, в этом промежутке медленно подбираясь к Робину. — Ты просил некую Инко помочь тебе! Что, если она будет долго плакать, если ты вот так вот умрёшь?       Это был тот самый момент, когда Мидория отвлёкся. Услышав имя матери, он вздрогнул и случайно выпустил из одной руки ткань. Этим и воспользовался гетерохром. Заметив колебания заложника, Шото моментально пересёк комнату, схватив Робина за запястье. Он резким движением, в которое, впрочем, постарался вложить как можно меньше жёсткости, помня о состоянии разбойника, оттолкнул парня в противоположную от окна сторону, схватив белую ткань и отшвырнув её от себя. — Я в ответе за твоё самочувствие. Поэтому тебе лучше лечь, — тоном, не требующим возражений, произнёс Тодороки, указав на постель. — Да и старушка-целительница говорила о том, что твой организм ослаблен… Ты как вообще себя чувствуешь? Голова не кружится? Живот не болит? Не туманится в глазах? — Вы мне не мама, — пресёк все его вопросы Изуку, нехотя присаживаясь, а после и ложась на кровать под пристальным взглядом Шото. — И потом, разве вы не хотите меня убить? Зачем так печься о моём здоровье, если я потом всё равно умру? Тем более, если даже попытка побега может привести к моей смерти…       Тодороки вспылил было, но сдержал себя в руках, чтобы не показаться легковозбудимым в присутствии пленника, и присел рядом с пареньком. Вопрос его он полностью проигнорировал, посчитав, что ещё не время выдавать ему свои планы. Не нужно ему знать, что смерть ему не грозит. Пускай ещё немного морально помучается. Вместо этого он решил хотя бы что-нибудь разузнать о самом Робине, ведь его знания ограничивались лишь тем, что он слышал от ограбленных разбойником купцов и прочей знати и тем, что он недавно узнал сам. Серо и Каминари с задания всё ещё не вернулись, а вся информация была только у них. — Если не я твоя мама, то кто тогда? — поинтересовался Тодороки. — Не хочешь рассказать мне о себе? Мне надо будет написать твою краткую биографию в заметке о смерти. — Обойдётесь, — фыркнул Мидория и как будто бы вздрогнул, отворачиваясь от пытливых разноцветных глаз. — Тогда объясни мне, почему… — Шото поднял глаза к потолку. — Почему ты сравнил меня с моим отцом? Мне это… — «не даёт покоя», хотел сказать он, но остановился. Нельзя показывать, что что-то может его обеспокоить. — …показалось бессмысленным. Я не такой, как мой отец. — Потому что вы оба очень жестокие правители, — сразу же ответил ему Изуку. — Вам обоим плевать на свой народ. Ищете во всём свою выгоду, когда все остальные иной раз не могут поесть нормально, потому что все деньги у них уходят на огромные налоги, которые вы же и вводите. Я думал, когда же вы задумаетесь над этим, но конечно же! Кого волнует то, что творится за стенами замка… За пределами собственной опочивальни!       Видя, что парень начинает заводиться, Тодороки поспешил прикрыть его рот ладонью, на что тот откинул её в сторону, но Шото не торопился отпускать руку Робина. Сжав её крепче, принц нахмурился и пронзительно посмотрел в его глаза. Жестокие правители, значит? — Никогда не сравнивай меня и моего отца, — сдержанно выговорил он. — Почему же? — вскинул бровь Мидория и, осознав, что это больная тема для Тодороки, позволил себе улыбнуться. Это всколыхнуло спокойствие гетерохрома, и он едва сдержался, чтобы не раздавить в своей хватке руку пленника или опрокинуть кровать вместе с лежащим на ней парнем. — Тебе не понять этого, — тихо, но жёстко проговорил Шото. — Старатель и я… Я не могу терпеть, когда наши имена звучат вместе. Не хочу иметь с ним ничего общего. Не… Ненавижу.       Он опустил голову и стиснул зубы. С кем-кем, а со своим пленником он точно не хотел начинать эту тему. Выдавать свои слабости ему не хотелось совсем. Но отец… Сколько времени ему хотелось кому-то выговориться на этот счёт, чтобы его выслушали, поняли… Мама не могла этого сделать: Тодороки не видел её уже несколько лет и не мог пожаловаться ей. Старшие братья пропали сразу же после инцидента с кипятком и шрамом, сестра уехала подальше от зверя-отца, а младшему сыну… Младшему сыну пришлось остаться, потому что теперь только он мог унаследовать престол, хотя всем своим нутром не желал этого. Старатель во всём направлял его, но всё то, что он делал, не нравилось Шото. И теперь, став уже принцем, Тодороки-младший понял, что сможет превзойти своего отца. То, как он будет править, произведёт впечатление на Старателя, и он перестанет угнетать своего сына… Вот только пока это всё не происходило, как бы не текли рекой богатства, какими бы значительными не были победы. Энджи Тодороки всё так же считал, что Шото полностью находится под его властью, а Шото всё так же пытался всеми своими делами показать, что он лучше, что он выше… И что отца своего он терпеть не может. Старатель, правда, знал это, но ему было плевать. Он всё ещё хотел утвердиться за счёт сына — и подобное его правление ему было только в радость. Юный принц, к сожалению, этого не понимал.       Услышав знакомые слова, Робин более внимательно взглянул на поникшего Тодороки. Ненавидит отца? Прямо как он. Но за что? О королевской семье всегда ходили непонятные и устрашающие слухи, вроде того, что один сын короля сварился в кипятке, два других выбросились из башни, а дочь покончила самоубийством в подвале вместе со своей матерью. Изуку, правда, ничему из этого не верил, так как знал, откуда идут слухи и что они на самом деле в себе несут. По крайней мере, оказалось, что пострадавший от кипятка сын всего лишь получил шрам — это как раз и был нынешний принц, — а насчёт остальных ничего не было известно. — Ненавидишь отца? — переспросил разбойник. — Почему? — Как будто я должен тебе рассказывать, — хмыкнул Шото. Но внутри он почувствовал, что сможет выговориться. Прямо сейчас. И наплевать, что это слушает, возможно, его враг. Быть может, ему всё-таки удастся оставить Робина на своей стороне. Ему были нужны смелые, умелые и отважные люди. А этот парень мог пригодиться ему в качестве кого угодно. Подсознательно принц это знал.       Мидория испытующе молчал, будто знал, что Тодороки ему расскажет. Пусть то, что он узнает, уже никак не пригодится ему в будущем, потому что у него просто-напросто этого будущего нет — его даже отравили, хотя тот, кто должен желать ему смерти, наоборот, предпринял попытку его спасти. Почему? Изуку даже представить себе не мог. Возможно, Тодороки просто хотелось собственноручно его прикончить? Вполне возможно. — Из-за моего отца распалась хорошая семья, — хладнокровно сказал Шото, — Мама… Сестрёнка… Братья… Все они ушли. Тойя сбежал с самого первого случая, когда Старатель оставил мне этот уродливый шрам. Нацуо тоже поторопился уйти. Фуюми уехала спустя пару лет. Маму я уже очень давно не видел… Уже забываю, как она выглядела. Она не выдержала такой жизни и ушла. Хотя король обещал ей жизнь без забот, какая и должна быть у королевы. Но с таким супругом… Я её понимаю. Один я должен был остаться, потому что престол должен был перейти ко мне. Меня даже никто не спросил. Просто я остался единственным, кому не дали уйти. А я… Я бы сделал всё, чтобы уйти. Я пытался бежать — меня ловили. Прятали ножи, иглы, напитки — чтобы я не убил себя. Я ненавидел его с самого начала, — грубо процедил принц, выпустив руку Изуку и сжав пальцы в кулаки, — и ненавижу и теперь. И пока я на троне, я сделаю всё, чтобы стать лучше него. Чтобы показать ему, что я не такой, как он. Чтобы он понял, что я не собираюсь больше находиться под его влиянием!       Тодороки не был рад тому, что начал говорить. Слова лились из него нескончаемым потоком, и Мидории оставалось только молча слушать, ненавязчиво касаясь его костяшек своими пальцами. Этот жест успокаивал его, когда он был маленьким, — возможно, он мог оказать влияние и на Шото. Когда принц затих, Изуку почувствовал, как передаётся ему это подавленное состояние. Слишком добрый? Так он мог объяснить это чувство, зародившееся у него в душе, когда по комнате тихой птицей пролетело молчание. Трепещущее маленьким комочком, оно крепко засело у сердца, и в нём появилось… Сострадание? Сочувствие? Печаль? Во всяком случае, он почувствовал невыносимое желание помочь.       Помогать своему врагу… Как это забавно, правда, Робин? — Ты ненавидишь своего отца и поэтому хочешь показать, что ты более успешный правитель, чем он, — осторожно заговорил Изуку. — Ты повышаешь налоги, навеваешь на народ ужас… Люди тебя не любят. Поверь мне. Уж я-то знаю, что творится в народе… Твой отец будет беситься ещё больше, и, возможно, ты получишь от этого выгоду… Но только ты. Это чистой воды эгоизм. А вот если… Если ты будешь заботиться о своих подданных, они будут любить тебя. Твоего отца не любили. А ведь любовь — это лучшая награда за твои труды. А если ты будешь думать только о том, как привести в бешенство отца или превзойти его… Поверь мне, ничего особого ты не добьёшься. Люди будут подчиняться тебе только из страха и, если найдут кандидата получше, поднимут восстание. А если ты расположишь их к себе… Народ к тебе потянется. Но для этого нужно сделать действительно много хорошего.       С опозданием Мидория заметил, что неосознанно перешёл на «ты», и закусил язык, понадеявшись, что Тодороки этого не заметит. Вдруг он ещё и гнев вызовет у него, а не отклик на совет.       Шото задумчиво посмотрел на разбойника. Заботиться о народе? Получать в ответ любовь? Звучит как неплохой план… Вполне возможно, что со своей ненавистью он забыл обо всём остальном, что тоже имеет ценность. А ведь не таким должен быть настоящий хороший правитель! Робин прав… А не значит ли это…       Вспомнилось предательство Яойорозу. Сможет ли Тодороки и дальше ей доверять? — Робин Гуд… — серьезным тоном произнёс принц. — Не хочешь стать моим советником?       Стоит ли говорить о том, что Изуку ему отказал?       В тот же день Тодороки позвал Мидорию в библиотеку, мотивируя это тем, что парню нужно отвлечься. Изуку пару раз спалили за тренировками в комнате: он пытался вернуться в форму, но ему не позволяли этого сделать. Принц постоянно неудачно заходил, будто стоял под дверью и вслушивался в малейший шорох. Ещё несколько раз Робин попробовал открыть замок на окне, который Тодороки «заботливо» прикрепил на ставни, но это тоже не увенчалось особым успехом. Поразмыслив над предложением правителя, Мидория понял, что в библиотеке он вполне сможет отыскать немного интересующей его информации о слабых местах замка.       Лишь только Шото распахнул с шумом раскрывшиеся двери в библиотеку, Изуку замер на пороге, изумленно оглядывая тянущиеся к потолку шкафы с книгами. Между рядами стояли длинные дубовые столы со светлыми резными стульями… Мидория с первого взгляда полюбил это место. — Как много книг! — воскликнул зеленоглазый, восторженно раскрыв рот. Он быстрым шагом зашёл в огромную комнату, и его глаза забегали в разные стороны, изучая различные переплеты. Парень тут же оставил принца позади, подлетая к одному из гигантских шкафов и начиная набирать самые разные книги. Одна из них едва не развалилась у него в руках, настолько старым был её переплет, и разбойник осторожно поставил ее на место, понадеявшись, что за это ему не влетит. На некоторое время он забыл думать обо всем остальном. В этот момент он был даже готов поблагодарить отца за то, что тот уделял ему немного времени и научил читать.       Тодороки внимательно смотрел за этим, слегка улыбнувшись. Гетерохром не мог понять, зачем ему книги, если он не умеет читать? Или же умеет? По всей видимости, этот паренёк будет удивлять его и дальше…       Как только Робин уселся за стол, сложив всю свою научную добычу на стол, Шото быстро прошел к ближней полке с книгами. Он медленно провел рукой по старым переплетам, вчитываясь в их содержания. Внезапно принц остановил руку на чёрной книге, а затем снял её с полки. Он положил её на стол, смахивая довольно приличный слой пыли с рукописного изделия. Шото уже хотел открыть первую страницу, но повернул голову в сторону Робина, который склонился над толстенной книгой и что-то тихо бормотал про себя, уже находясь где-то в другом, одному ему знакомом измерении. — Что ж, посмотрим… — сказал сам себе Тодороки, начиная перелистывать старые страницы. — Должен же ты где-то числиться, Робин… Инко… Инко…        Принц потратил уже около трех часов, всматриваясь в однотипные страницы. Везде значилось одно и тоже, а нужной информации так и не было видно. Иероглифы сливались воедино, написанные корявым почерком, и глаза болели от однотонных строк. Шото выдохнул и в очередной раз перелистнул страницу, обречённо подмечая, что близится конец книги, но в этот момент он нашёл нужное имя и остановил указательный палец на строчке.       На помятых желтоватых страницах, истрепанных по краям, чьей-то дрожащей неуверенной рукой было написано: *Мидория Инко — крестьянка (1.450 — 1.473г) Погибла в результате несчастного случая Муж — Тошинори Яги неизвестен Сын — Мидория Изуку — крестьянин (1.467 — ?) Числится без вести пропавшим — Числится без вести пропавшим… — одними губами прошептал Шото, аккуратно закрывая книгу. — Мидория Изуку, значит…       Принц хотел было окликнуть Робина, но, как только повернулся к нему, замер. Зеленоволосый опустил голову на книгу, сжимая две других пальцами. Парень увлекся чтением, поэтому не заметил, как уснул, да и его ослабленное состояние заявило о себе. Рука сама собой потянулась к мягким темно-зеленым волосам, намереваясь вновь пригладить их, и Тодороки, закусив губу, запустил пальцы в непослушные пряди. «Почему?» — мысленно спросил он у себя, но ответа не нашёл. — Тошинори Яги… — вдруг нахмурился он. — Где-то я уже слышал это имя…

***

      Прошло несколько дней. Мидория, хоть и с трудом, но привыкал к новой, необычной для него жизни. Пару раз, в самом начале, он пытался сбежать, но самым нелепым образом прокалывался и оставался в замке. Он безумно скучал по Каччану, его взрывному характеру, гаденькой ухмылочке… Он ведь его лучший друг, который, наверное, сейчас сходит с ума. Вместе с Киришимой. По Киришиме он тоже очень сильно скучал, хоть и не виделся с ним так часто. Но он и подумать не мог, что в это время Кацуки грабит очередного проезжающего, а Киришима усиленно работает, чтобы на собранную сумму купить необходимые вещи и отправиться спасать его, Изуку.       Начиная с третьего дня его прибывание в стенах замка вместе с Тодороки стало более добровольным. Они обсуждали складывающуюся ситуацию, правда, сначала Робин не особо хотел вливаться в разговор… Но затем понял, что принц, кажется, начинает к нему прислушиваться. Он всё чаще спрашивал совета, правильно ли он поступил в той или иной ситуации, а когда вёл монологи, Мидория всё чаще слышал слово «они». Не «я», как до этого говорил Шото, а «они». Люди. Подданные. Такая перемена не могла пройти незамеченной. Вспомнив не такое давнишнее предложение стать советником принца, Изуку, зайдя издалека, сказал, что ещё подумает над этим вопросом. Тодороки, как ни странно, даже не стал его торопить. «И вообще, — заметил разбойник, — он стал более мягким. Это странно…»       Расценив-таки «Я подумаю» как «Я согласен», Шото переместил Мидорию в отдельную комнату из больничной палаты и выделил ему новую одежду, чтобы тот не ходил в изношенной рубахе и плотных потёртых штанах. Надо было видеть возмущение Изуку, когда Тодороки сказал ему, что его одежда безвкусна и выглядит ужасно. На возражение «Да я всегда в этом хожу, эта одежда мне как родная!» принц всучил ему белоснежную блузу с жабо и отутюженные брюки. Переодевшийся Мидория с неодобрением разглядывал себя в серебряном зеркале с золотистым обрамлением, а вот Шото был абсолютно доволен. Особенно тёмно-зелёный плащ, закреплённый на плечах паренька, нравился ему больше всего.       Возникла, правда, одна щекотливая для Тодороки ситуация. Все три первых дня Изуку отказывался называть его никак иначе, как «принцесса». Поначалу принца это только бесило, но потом он не выдержал и, чуть ли не буквально приперев паренька к стенке, выговорил ему в самое лицо, стараясь сохранить и серьёзность, но и казаться менее жёстким: — Я тебя очень прошу. Прекрати так меня называть. Мне это не нравится. Если не знаешь, как меня назвать, зови просто Тодороки. Но только не «принцесса». Иначе я поменяю-таки свои намерения, и мне придётся тебя казнить, как бы мне этого не хотелось делать.       Изуку на это только широко заулыбался, видимо, прокручивая в голове очередной коварный план. Шото это выражение лица насторожило, и он ожидал очередного «Принцесса!», высказанного с улыбочкой, но разбойник решил иначе. — Тогда Тодороки-кун! — с улыбкой сказал он. — И это не обсуждается!       Такой вариант пришёлся по душе принцу. Вот только настырный парень всё равно продолжал время от времени прививать королевской персоне привязавшееся «принцесса», но Тодороки не спешил приводить свой угрожающий план в действие, и Мидория продолжал спокойно жить. Лишь по ночам он плохо спал, вспоминая Кацуки и Киришиму. Как они там? Как живут без него? Цел ли их с Бакуго домик и цел ли Киришима после «взрывов» блондина? «Ребя-ята»… — шептал он, сжимая в подушку, и тихонечко вздыхал. Мягкую свежую постель он с удовольствием променял бы на крепкую жёсткую кровать в домике у леса… — Понимаешь, Тодороки-кун, даже Пико Делла Мирандола** об этом говорил, — произнёс Робин, поглядывая на идущего рядом с ним принца из-за кипы книг и документов, которые они вместе переносили из недр библиотеки в кабинет Шото, — что человек сам влияет на свою судьбу. Те поступки, которые он совершает, определяют его будущую судьбу. То есть, твоя судьба может быть создана только самим тобой. Чем больше добра ты совершишь, тем лучше тебе будет жить в будущем. — Да где ты всего этого набрался? — недоумевал Тодороки. — Ты же в лесу жил… А так философствуешь. — Вообще-то ты четыре дня подряд держал меня в библиотеке… Я и не такого мог набраться. Вот Данте***, например, тоже говорил, что…       Шото молча забрал со стопки Мидории несколько книг и переложил их к себе. Изуку тут же запнулся и укоризненно взглянул на довольно улыбнувшегося принца. — Это что, ты так хочешь показать, что я слабак и столько не унесу? — Нет, просто ты настолько низкий, а гора книг такая высокая, что я твоего лица не вижу вообще, одни только волосы, — хмыкнул Тодороки.       Робин возмущённо запыхтел. — То есть, ты меня сейчас буквально унизил?       Шото искренне засмеялся и чуть не уронил все документы, которые держал в руках. Пара книжек с верхушки всё же с грохотом упала на пол, и парни безучастно посмотрели на них. Поднять их они сейчас не могли: руки были заняты, поэтому они коротко улыбнулись друг другу и пошли дальше. — Вообще-то, ты выше меня только на полголовы! — в шутку продолжал негодовать Мидория. — И не имеешь права делать меня ниже моего роста! — Ну, я могу отрубить тебе голову, — усмехнулся принц. — Тогда ты будешь ниже меня на целых полторы головы. — Ты же вроде не хотел этого делать? — У меня весьма переменчивое настроение, знаешь ли. — Пф, принцесса! — прыснул разбойник, едва не растеряв из-за этого листы, едва не вылетевшие из полураскрытой папки. — Я же просил тебя не называть меня так! — Принцесса, принцесса!..       Вообще, Изуку просто-напросто пользовался моментом, когда Тодороки не сможет отвесить ему смачный подзатыльник или легонько пнуть под зад, но всё равно на всякий случай ускорил шаг. Правда, он всё равно не мог понять, почему всего за несколько дней их взаимоотношения так изменились.       Яойорозу неслышно выглянула из-за угла и взглядом, полным ярости и негодования посмотрела вслед удаляющимся парням. Медленно подняв валяющиеся на полу книги, она пробежалась по ним распухшими от слёз глазами и стиснула их в руках. Последнюю неделю она вообще не понимала поведение принца. С появлением этого Робин Гуда он стал каким-то другим. Приказал высечь её розгами за то, что она велела отравить опасного разбойника… А сейчас сам идёт рядом с ним и смеётся. Разве не его смерти хотел Тодороки? Почему всё пошло совсем не так? — Я ведь хотела как лучше! — дрожащим голосом прошептала Момо, сжав пальцы на корке книг. — Ты же принц… Я хочу, чтобы ты был в полной безопасности. Но ты же, кажется, ничего не понимаешь… Не понимаешь, как опасен тот, кто идёт сбоку от тебя! Он уже чуть не убил тебя один раз, а ты вот так глупо поступаешь… Но… Я всё равно слишком люблю тебя, глупый Тодороки, — она слабо улыбнулась, утерев непрошеную слезу, — поэтому использую другие связи…