История, которая пишется прямо сейчас (Драбблы по Got7)

      Мне снятся кошмары, в которых чужие холодные глаза прожигают меня насквозь. Их много, они следят за каждым моим шагом и жестом. Над любой моей ошибкой и оплошностью смеются невидимые рты, улюлюкают и безмерно радуются. Я стараюсь делать всё верно, правильно, но всё равно ошибаюсь. Всё равно делаю что-то не так как хотят они и снова слышу эти неприятные звуки чужого ликования, эти гаденькие смешки. Я чувствую себя голым и уязвимым… «- Мы знаем…» — шипят они, — «- Обманщик, трус, лицемер… Ни одна маска не спасет тебя.» И меня вновь пробирает озноб. Я так хочу чтобы они меня любили! Но они лишь высматривают брешь в моих доспехах, чтобы посильнее уколоть. А есть ли вообще эти доспехи? Может быть я лишь латаю очередную дыру в мешковине? Есть ли у меня хоть что-то, чтобы защититься? Или остается только изо всех сил стараться играть по их правилам? Не показывать своих слабостей, исполнять роль виртуозную и непогрешимую… и только так я смогу выжить…       Становится хуже когда мы с Джебомом окончательно перебираемся в общежитие ко всем остальным. Скоро дебют. И чем меньше до него дней, тем отчетливее я понимаю, что схожу с ума от кошмаров. ЕГО присутствие только всё усугубляет. Его внимательные и серьезные глаза мучают меня и терзают, и я спешу скрыться в своей комнате. Моё маленькое убежище, которое я покидаю всё реже и реже… Но даже это не спасает меня. ОН везде. — Нён, нам нужно поговорить.- теплые пальцы легонько задевают запястье и я чувствую как моё тело насквозь прошивают молнии. — Мы уже поговорили обо всём, Марк хён, еще тогда, помнишь? Ты дал понять что теперь ты с Ваном и я тебе не нужен. Что ты устал. — Я всё время думаю о тебе, никак не могу сосредоточиться, всё это было ошибкой… — Ошибка это то что нас вновь столкнула судьба.- поскорее вырваться из этих теплых, но ядовитых объятий, спрятаться, запереться, и больше никогда не приближаться. Если бы… Разве Марка когда-нибудь удерживали хоть какие-то преграды? Разве он способен остановиться если хочет что-то донести. Что-то важное. То что не дает ему спокойно спать по ночам и лишает привычного хорошего аппетита. — Я расстанусь с Ваном.- решительно заявляет он с грохотом отодвинув дверь в мою комнату. Замок остается висеть на одном винтике. — Да ради бога, — вздыхаю я, — Можешь что угодно делать со своей личной жизнью, только зачем же ломать чужие двери? Он задумчиво разглядывает безвозвратно испорченный замок. Потом переводит на меня виноватый взгляд. — Прости… Я погорячился.- вид при этом как у маленького нашкодившего ребенка. Что ты будешь с ним делать? Этот хён всегда приходит в мою жизнь и все в ней ломает, переворачивает… а потом оставляет среди руин. С жуткими кошмарами наедине. Я устало отхожу к своему матрасу, нужно присесть, наверняка у него целая речь заготовлена, которая совсем меня добьет. — Ты специально пришел, чтобы сообщить что рвешь свои отношения? — Я пришел для другого…- вот оно, сейчас он снова войдет в мой мир без разрешения, а потом конечно же уйдет и мне снова придется учиться жить заново. Дышать там, есть, спать, двигаться… — Давай не будем, Марк хён. Всё уже в прошлом. — Если бы, Нён… Смотрит на меня своим проникновенным взглядом, так что даже дышать становится нечем. — Я так ошибся. Думал что смогу быть счастливым без тебя. — Ты и был, разве нет? Грустный, осуждающий взгляд. Больно… И ему, и мне. — Мне казалось что я был.- всё же исправляет он, голос еще тише и скрипучее чем обычно. Я лишь хмыкаю, слишком банально. Сейчас он расскажет как заблуждался, и как жалеет об этом. А потом безмерно смущаясь и краснея попросит еще один шанс. Люди предсказуемы. Даже такие как он.       Но к моему удивлению он молчит. Просто проходит по-хозяйски вглубь моей комнаты и опускается рядом на матрас. А вот это уже посягательство! — Я не давал добро на долгий разговор. — А я и не умею долго разговаривать. Я по части молчания. Ты забыл? Как же, такое забудешь. — Что-то смутно припоминаю. — Смутно…- глаза на миг потухают, делаются туманными. — Уверен, ты тоже многое забыл, Марк хён… Ведь столько времени прошло.- нарочито небрежный тон, и доброжелательную улыбку на лицо. Я вижу как его коробит. Как крылья бровей сходятся на переносице, образуя тонкую складочку. — И всё-таки ты изменился, Джинени, стал жестоким.- а вот из-за этого уже хочется взбунтоваться. В конце-концов это не я бросил любимого человека ради золотого призера по фехтованию. Но я конечно же благоразумно молчу. Он скованно зажимает ладони между колен, явно уже хочет уйти, жалеет об откровенности. И чтобы одним махом содрать с раны пластырь, я поясняю: — Теперь я айдол, хён. Мне необходимо быть жестче, чтобы выжить. Чтобы хоть чего-то добиться. И я добьюсь. Мне не нужен балласт в виде каких-то там чувств. Они начисто уничтожены, стерты. Поэтому можешь с чистой совестью оставаться со своим Ваном, всё уже не имеет значения. Молчит. Долго, но не уходит. Я не смотрю на него, это опасно, он сразу увидит правду, если я повернусь. Но он делает то, что я совсем от него не жду… нежные пальцы касаются моей руки и я вздрагиваю, слишком отвык… забыл как его простое прикосновение сразу всё меняет, заставляет забыть обо всем и превращает выстроенные рамки в ничто. — Почему ты врешь, Нёни? Ты ведь всё еще любишь меня.- это слишком… То как его пальцы ласкают мою кисть, гладят, перебирают. Сердце сжимается в дрожащий комок и опускается куда-то вниз. — Нет! — нервно выдыхаю я и старательно выдираю свою руку из-под его ладони. Неловко вскакиваю на ноги, метнувшись в сторону. И все же сталкиваюсь с ним глазами. В его зрачках моё испуганное лицо, зыбко подергивается. — Уходи! — прошу я, — Просто уходи. Оставь меня.- дурацкий голос дрожит, выдает себя. Он взволнованно смотрит на меня, зрачки продолжают метаться, что-то разглядывая в глубине. Но я мотаю головой и почти вжимаюсь в дверь шкафа. Тогда он опускает взгляд, тем самым разрывая наш зрительный контакт. — Я понял, — кивает он, — Ты больше не можешь мне верить. «Да! Не могу!» Поднимается. Как-то медленно и неуверенно, уже не глядя на меня. Тонкое лицо совсем бледнеет, делается почти бумажным, плечи устало опущены. Я пытаюсь вдохнуть новую порцию воздуха и давлюсь. И пока вновь обретаю способность дышать, он все-таки уходит. Задвигает за собой дверь и удаляется. Об его недавнем присутствии напоминает только вывороченный замок.       В тот день я больше никуда не выхожу. Сворачиваюсь в клубок на своём матрасе и застреваю намертво в беспросветном горе. На меня с новой силой наваливаются мои кошмары. Теперь они мучают меня и наяву. Словно настырные призраки проносятся перед глазами.       Где-то уже ночью приходят «дети». Громко перешептываются, сопят, и пытаются навязать остывший ужин. Даже угрожают разогреть. Но я жалобно рыкаю на них и обоих сдувает. Но ненадолго. Спустя несколько мгновений один возвращается, прокрадывается неясной тенью к моему бессильному телу и устраивается прямо напротив лица. Это Бэм. — Хён, что мне сделать для тебя? «Оставить в покое!» Но настырный Конпимук и не собирается уходить, напротив, он укладывается прямо на пол, постукивая всеми своими суставами и замирает в нескольких сантиметрах от меня. Лицом к лицу. Его прерывистое взволнованное дыхание обдает мне губы и опущенные веки, и это безмерно бесит. Но я так и остаюсь бессловесным, всё сильнее погружаясь в своё болезненное оцепенение…       Всё же сон уносит меня ближе к рассвету. К тому моменту учащенное дыхание Бэма перестает меня раздражать, а его цепкие лапки, намертво сжавшие мою руку, даже успокаивают. Я позволяю себе довериться опускающейся на меня тьме.       Моё собственноручное заключение заканчивается с выходом очередного шоу. Вновь нужно натягивать на лицо неунывающую маску язвительного и хитрого Джуниора и приступать к игре. Марк хён здесь. Выглядит уже куда лучше чем в день нашего разговора. Смотрит каким-то странным теплым взглядом, но всё так же не отходит от Вана… Или это Ван от него не отходит? Чёрт, я легко могу принять желаемое за действительное. Или наоборот. Игра! Вот что мне сейчас нужно и больше ничего. На меня смотрят чужие глаза. Много пар глаз следят за каждым моим жестом и словом. Всё потом. Сейчас у меня нет никаких чувств, кроме тех что предписал сценарий. -… и, Джинени, я люблю тебя! На доли секунды я полностью обмираю. Что это? Что это, чёрт возьми, такое?! Судя по шокированным лицам окружающих этого точно не было в сценарии. Меня бы точно предупредили. Я мгновенно покрываюсь мурашками. Взгляды… Они протыкают меня ледяными иглами, выискивают крупицы смятения в моем облике. Но он там. Один. Полыхает ушами и испуганно хлопает ресницами. Сам от себя не ожидал? Как всегда сначала сказал, а потом подумал? Вскакиваю с места, на ходу изображая наигранное удивление. Кидаюсь в распростертые объятия… Он взметает меня вверх, сжимает дрожащими руками и я всё же позволяю себе раствориться в этой эйфории хотя бы на мгновение…       После окончания съемок он сразу куда-то исчезает. То ли его уводят разбираться к начальству, то ли Ван уволакивает своего парня для разборок… Я поспешно кланяюсь встреченным на пути рабочим съемочной группы и стаффу, высматривая его. Мне всё еще страшно, и сердце стучит в груди как ненормальное, но во мне еще живо то ощущение от его рук, запах его волос и чистое счастье заполнившее меня целиком. Эти слова… они всё еще звучат у меня в голове. И даже если всё это ложь… я готов обменять на неё целый мир. — Джинени? — окликает меня знакомый голос. Он здесь один, прямо у стены здания, вокруг заросли каких-то неведомых мне растений, стоит в тени. Явно спрятался от жгучего солнца, под котором мы и так сегодня проторчали пол дня. Я ныряю к нему сквозь заросли, на ходу выясняя что они еще и колючие. Обдираю к чертям предоставленную стилистами одежду. Он поспешно принимает меня в объятия. Такого вот потного и загнанно пыхтящего меня. — Джинени.- выдыхает, толкнувшись лопатками в кирпичную стену позади себя. Еще бы, попробуй удержи в руках такого дурного тонсена. -…люблю… Я люблю…- прерывисто и глупо шепчу, припадая горячими губами к длинной шее. Дорвался. Окончательно потеряв разум. Его пульс тоже сбивается, он дышит всё отрывистей, почти со всхлипами и принимается целовать в ответ. Уверен что со стороны это выглядело скорее пугающе чем романтично… Мы словно два намертво вцепившихся в друг друга зверя, вылизывали друг друга и терлись телами. — Мне страшно, — шептал я в приоткрытые горячие губы, — Я больше не могу тебе верить! — и лишь плотнее жался к нему, содрогаясь от нервной дрожи. Всё вышло из-под контроля. Всё сдерживаемое и накопленное прорвалось наружу. Затопило с головой… Я больше не принадлежал себе, и поддался безумию. — Джинени… Джинени…- это превратилось в бесконечную песню, хриплую и прерывистую, но такую прекрасную. Теперь уже не я вжимал его в стену, а он прислонил меня к ней, скользнул коленом между ног, жадно припал к горлу. А я задыхался… перед глазами всё плыло, поэтому я их зажмурил. Тонкие пальцы проникли под одежду, принялись за моё пылающее тело. Я сжимал его плечи так крепко, словно боялся что вот-вот утону. Или разобьюсь вдребезги…       Чужие голоса. Они появились внезапно, коснулись моего слуха и заставили застыть соляным столбом. Мы были здесь не одни! Как можно было забыть обо всем? Совсем рядом бродили толпы людей. Съёмочная группа, стафф, менеджеры… Все они были здесь и могли застать нас в любой момент! — Подожди…- задыхаясь попросил я, — Марк хён, подожди. Я осторожно отстранил его, глядя прямо в глаза. — Нас могут увидеть. — Не увидят.- уверенно прошептал он, его глаза были затуманены страстью и он явно забыл обо всем на свете. Потянул к себе за затылок, припал горячими губами, стараясь забрать все мои страхи… Но я уже погружался в панику. Мне мерещился гаденький смех и тыкающие в меня пальцы, тысячи холодных глаз обращенных на меня… Голоса приблизились! Или мне так казалось? Но буквально где-то за углом разговаривали рабочие, обсуждавшие как лучше установить камеры и куда передвинуть освещение. Где-то в здании обедали менеджеры и стафф. И наши мемберы тоже были совсем поблизости… — Марк хён, Марк хён! — но он слишком увлекся и не спешил выпускать меня из объятий. А меня совсем покинула страсть, паника поглощала меня всё больше и больше… Я нервно прислушивался и выдирал из его пальцев края своей рубашки, уворачивался от поцелуев и весь напрягался, боясь пропустить хоть какой-то звук. — Я так скучал по тебе, — прошептал хён мне на ухо, — Думал что уже никогда не смогу даже прикоснуться…- эти слова задели моё сердце и я позволил себе на миг отвлечься, чуть обмяк в руках и сам поцеловал его долгим страстным поцелуем. И поэтому не сразу расслышал приблизившиеся шаги… Пропустил их. Может поэтому моя реакция оказалась столь бурной? Кто-то был уже совсем рядом, подошвы ботинок шоркнули по плитке, которой были выложены дорожки вокруг дома. В тот момент когда до меня наконец всё дошло, он уже смотрел на нас. Был совсем рядом. Я случайно встретился с его злыми карими глазами и шарахнулся от Марка, толкнул его от себя изо всех сил, словно это могло хоть что-то исправить. Мой хён, не ожидавший такой подлой атаки, упал прямо в кусачие заросли, а я застыл дурацким изваянием, не в силах сдвинуться с места. Ван смотрел прямо на меня. Теперь я понял что его глаза не были злыми, они были несчастными… огромные глаза побитого щенка. Мне стало нечем дышать, голова закружилась… Да, я любил Марка больше всего на свете, но почему в тот момент почувствовал себя отвратительным и грязным? Я словно оказался на месте Джексона в тот злополучный день, когда пришел в общежитие и застал их. Мы поменялись местами… «Что смотришь? Теперь понимаешь каково мне было тогда? Что я чувствовал? Получай сполна! Ты это заслужил!» — я мог это крикнуть ему, я имел на это право, и я это знал. Но почему-то стало нестерпимо тошно… Это гадко. Совсем не то. Никакого ликования или чувства отмщения, лишь отвратительная грязная жижа, от которой я почти задыхался.       Я протянул Марку руку, помог выбраться из колючих силков, в которые он угодил по моей вине и даже легонько отряхнул его футболку, а уже потом молча продрался сквозь заросли и пошел от них прочь. Я ничего не чувствовал и в то же время чувствовал слишком много… Боль, отвращение к себе, отчаяние… Он всё еще любил меня и теперь я знал об этом, но больше это не наполняло меня радостью. Я всё так же ощущал себя одиноким и покинутым… Всё было не так!       Я не знаю, что между ними произошло после моего ухода и о чем они говорили, но Марк больше не подходил ко мне. Он выглядел бледным и подавленным, но молчал. Словно в тот день тоже что-то понял или разочаровался во мне вновь. И я намертво окопался в своей комнате и зализывал раны. Ёнджэ починил мой сломанный замок, и теперь я и вовсе мог отгораживаться от всех них когда хотел. Но моё очередное затворничество не было спасением. Я страдал… страдал от того, что он так и не пришел объясниться. Я каждый день, напрягаясь изнутри, ждал, когда же он ворвется ко мне и хоть что-то скажет, или просто влепит пощечину… но он так и не пришел. И я совсем разочаровался во всем и погрузился в пучину своих кошмаров…       Он так и не ушел от Вана. Не знаю чем тот его удержал, или сам Марк так решил, но они все так же оставались парой. И хоть после того эпизода на съемках они стали часто ругаться, но их примирения все так же оставались страстными. И громкими… Я прятался в своей спальне, наглухо заткнув уши наушниками и старался не думать о том что там у них происходит. — Хён, хочешь я приготовлю для тебя ужин? — это БэмБэм, как всегда рад угодить, маячит с той стороны стекла расплывчатым силуэтом, мнется, шмыгает носом. — Мне ничего не нужно! — гаркаю я и забираюсь поглубже под одеяло. Но мой ответ ничего не значит, он все равно пойдет на кухню и заварит рамён, и, конечно же, достанет мои любимые пельмешки. Никогда не понимал его желание возиться со мной… Кормить, отслеживать моё душевное состояние, и стойко выдерживать мои нападки и сарказм. Он либо святой, либо идиот… — Всё горячее! Я оставлю под дверью, выходи и поешь. А мы с Гёми пошли на вечернюю тренировку. Джебом хён дал тебе добро на отдых, так что поешь и поспи.- шлепающие шаги от моей двери. Что и требовалось доказать, он действительно идиот. И все они… Джебом вон со своим дурацким сочувствием! Будто я болен или получил травму. Выхожу, когда в общежитии становится совсем тихо, забираю съестное и утаскиваю в свою нору. Не нужны мне их подачки, вот сейчас поем и тоже пойду на тренировку. А Марк хён пусть смотрит! Пусть хоть засмотрится! Марк хён… губы начинают предательски трястись. В глазах всё расплывается от навернувшихся слез. Но я зло втягиваю в себя новую порцию лапши, утрамбовываю всё это большим и сочным пельмешком, и стараюсь о нём не думать. Только пара коварных слезинок украдкой соскальзывают в тарелку… — Что ты здесь делаешь? — я нахожу его на своей кровати как раз когда полностью смиряюсь. Когда почти отпускаю его. Но именно что «почти», потому что стоит увидеть замершую фигурку на своём матрасе и удивленно хлопающие сонные глаза, как всё внутри вновь переворачивается, взметается пылевым вихрем и губит всё моё кое-как обретенное спокойствие. — Прости, — приподнимается он, — Мы с Коко задремали.- я только сейчас замечаю белый пушистый клубок шерсти, выглядывающий из-под его подмышки. Собачка разевает розовую пасть и потягивается. Я перевожу затравленный взгляд на хёна. «Теперь он прикрывается собакой?» Но он нервно чешет свои взъерошенные волосы и всё же решается поднять на меня глаза. — Джинени, я ждал тебя… Знаю что ты устал после съемок, но… Мне нужно поговорить с тобой. — Снова пришел сказать что расстаешься с Ваном? — фыркаю я. И только потом понимаю что это слишком, его глаза вспыхивают стыдом и увлажняются. — Нет, — тихо откликается он, — Пришел сказать, что уже ушел от него…