от: Никто 70 кому: Чёрно-Белый Дом локация: Королевская Гавань дата: семь недель до операции «Тысячелетие»
Выкрученный на максимальную громкость телевизор исторгает голос ведущей вечерних новостей в полумрак бара сквозь стакатто десятков пивных кружек и передвигающихся стульев. Рассказывая вестеросцам об итогах выборов, говорящая кукла усердно делает вид, будто не замечает творящегося у неё за спиной безумия. Это выглядит весьма комично — словно во время твоего доклада о географии Соториоса кто-то внезапно вывел на экран порно, а ты продолжаешь болтать как дурак о своих кратонах и тропических пассатах, судорожно обдумывая план побега из аудитории. В Королевской Гавани, утверждает ведущая, девяносто два процента избирателей проголосовали за продление президентского срока Тайвина Ланнистера. А предательский синий столбик за её спиной информирует также о тридцати процентах проголосовавших против. Нетрудно подсчитать, что явка таким образом перевалила хорошо за сотню. Сделав ещё один глоток, Никто 58 говорит мне: — А вы с Маргери мастера подсчёта голосов. Для протокола: на самом деле за инфографику на канале WBC отвечает совсем другой агент. Сто шесть процентов в Дорне. Сто пятнадцать процентов на Севере. Сто двадцать семь процентов на Западе. Рекордная посещаемость зафиксирована в Речных Землях — там на участки явились 149% избирателей. Старикашка Фрей знает толк в референдумах. Ведущая новостей мужественно продолжает прогуливаться мимо карты Вестероса, на которой взбунтовалась разноцветная инфографика, и расхваливать всенародную любовь к Лидеру Нации до тех пор, пока огроменный мужик в футболке «Кай-Эль Дрэгонс» не начинает орать со своего места у барной стойки: — Эй, да выруби уже эту хуйню! И кто-то — официантка или бармен — переключает канал на предматчевую футбольную аналитику. Для протокола: этим вечером вместе с нами на футбол идут: Сэм Тарли; Шая, коллега Никто 58; Тирион, парень Шаи. В отличие от старшеньких Серсеи и Джейме, младший сын Лидера Нации публичной фигурой никогда не был. Никто из посетителей бара не узнаёт в этом человечке Тириона Ланнистера. Возможно, они даже не в курсе его существования. Пока мы с Сэмом и Пятьдесят Восемь допиваем наше пиво, а коротышка предусмотрительно разбавляет двухлитровую бутылку колы водкой, Шая ещё раз озвучивает турнирные расклады. — Перед последней игрой у «Драконов» на два очка больше. — Она в нетерпении подёргивает длинной ногой под столом. — Значит, нас устроит победа или ничья. А дома наши точно не проиграют. Чемпионство у нас в кармане, это сто процентов. Мы с Пятьдесят Восемь переглядываемся. С этими процентами нынче такая ерунда происходит... Надо быть с ними поосторожнее. — Я бы не советовал о чём-либо зарекаться в нашей волшебной стране, — подтверждает наши опасения Тирион, сосредоточенно выцеживая последние капли водки. — Быть может, в честь юбилея старикашки Фрея кубок подарят «Твин Тауэрс»? Насколько я знаю, эта мумия — страстный болельщик родной команды. С недавних пор власти запретили распитие алкогольных напитков на спортивных сооружениях, так что зрители теперь накидываются прямо перед матчами в их окрестностях. Или поступают так, как коротышка Ланнистер. Он отставляет в сторону пустую бутылку, встряхивает заряженную колу и говорит: — И вам ещё повезло, что мой папенька не увлекается футболом… Не то «Лайонз» из Ланниспорта каждый год набирали бы по сто сорок девять очков из ста возможных. Шая и Сэм синхронно стучат по столу со священным ужасом на лицах: — Сплюнь! Скопившиеся в баре болельщики потихоньку вытягиваются на улицу, дабы не застрять в очередях у входа на стадион. Это здоровое сооружение хорошо видно из окна подвальчика: промозглый ветер гонит рваные облака навстречу зловещему кроваво-красному закату, и последний свет угасающего дня отражается на стеклянных поверхностях восьмидесятитысячной коробки. Построенный специально к Валирийским играм 936 года, Национальный стадион на протяжении последних шестидесяти лет является домашней ареной клуба «Кай-Эль Дрэгонс». В дни матчей ведущий к нему бульвар перекрыт от самой станции Дрэгон Гейт; многотысячная толпа в клубных цветах рассыпным строем шагает по проезжей части, заполняя каменный коридор громогласным пением. Бьют барабаны, с жестяным звуком перекатываются пустые пивные банки, мерно цокает по автобусной полосе рыжий конь, с которого наблюдает за людским морем полицейский в чёрной фуражке. Прохладный воздух пахнет осенью и жареными сосисками. В стародавние времена этот район считался северо-восточной окраиной Королевской Гавани. Где-то здесь проходила городская стена, где-то здесь располагались Драконьи ворота, одни из семи городских. Сейчас о старой столице напоминает только историческое название станции метро, занятый парком холм Рейнис да навозные кучки, которыми метит территорию конная полиция. Обилие всякого говна на улицах — это вообще одна из самых живучих ценностей Королевской Гавани. Слившись с потоком, мы впятером шагаем навстречу большому футболу. Кривой переулок, убегающий в сторону залива, заставлен тёмно-синими автобусами — это уже жандармерия. Жандармы сосредотачиваются под стенами зданий, выставив перед собой противоударные щиты из поликарбоната. На тактических жилетах за спинами виднеются резиновые дубинки, шлемы с прозрачными забралами висят на поясах. Чем ближе к месту действия, тем больше полиции вплывает в поле зрения. Взгляд Пятьдесят Восемь быстро перемещается туда-сюда. С виду напарница кажется беззаботной, но я знаю — она тоже внимательно фиксирует каждую деталь. — Что-то много ментов сегодня, — говорит Шая. — Из-за взрыва в четырнадцатом округе, наверное. Там вроде бы ещё парочку местных негров подстрелили… ну, когда искали террористов. А они в ответ жгут машины и всё такое. Бродяжкиных рук дело. Пока кое-кто прохлаждается на футболе, Бродяжка сеет хаос, как завещал Якен. Операция «Тысячелетие» близко. — Если «Драконы» просрут кубок, — слышится сзади и снизу голос коротышки Ланнистера, — вся полиция Вестероса не спасёт Гавань от разрушений. Даже боги не спасут — ни Старые, ни Новые. Надо сказать, что видок у нашей компании ещё тот — хоть сейчас загружайся в цирковой фургончик и катись на гастроли по сельским балаганам. Тирион Ланнистер похож на сбежавшего из дома бородатого первоклассника, Шая — вылитая распутная девчонка с Силк-Стрит, а Сэм Тарли после нескольких кружек пива сойдёт за ярмарочного зубодёра. Моя напарница всё такая же фальшивка. Этим вечером она делает вид, будто болеет за «Кай-Эль Дрэгонс»: под её кожаной курточкой виднеется их игровая футболка с надписью «Джалабхар Ксо» и номером 57 на спине. Чуть-чуть наш приятель не угадал с игровым номером. На подступах к стадиону зажигаются фонари, а мы тем временем минуем конную полицию и памятник сиру Виллему Уайлду, на шее которого по традиции повязан чёрно-красный шарф. — Наш легендарный тренер, — поясняет Шая Тириону. — С ним «Драконы» брали кубок в девяти сезонах подряд — с шестьдесят четвёртого года по семьдесят третий. — Ох и славные были времена, — вздыхает Сэм. — Не то что теперь. Шестидесятые — это молодой и почти адекватный король Эйрис, гегемония «Кай-Эль Дрэгонс» и густой аромат марихуаны, стелящийся по улочкам Старого Города и ещё не успевших превратиться в гетто панельных микрорайонов. Совершенно очевидно, что в шестидесятые небо над Вестеросом было намного голубее. Разделённая на стройные ряды блестящими стальными барьерами толпа под шум и гам втягивается внутрь сооружения. Тут есть болельщики «Драконов» из Королевской Гавани, а кто-то приехал на матч из Росби, Хэйфорда или Стокворта. Закат догорает над нашими головами, но действительно горячие вещи должны начаться через полчаса. — Хороший знак! — говорит Сэм, поднимая пухлый палец в небо — иссиня-чёрное на востоке и алое на западе. — Чую, наши парни разнесут речников. — Джалабхар должен отгрузить не меньше трёшки, — отзывается Шая. — Разнесём башни на кирпичики назло Ланни и Фреям, — соглашается с ними мужчина с трёхглавым драконом на бейсболке. А сидящий у него на плечах мальчуган лет четырёх кричит что есть сил: — ДЛЯКО-О-О-ОНЫ, ВПЕЛЬО-О-О-ОД! Стюарды в ярко-салатовых жилетках проверяют наши билеты, прежде чем запустить внутрь стадиона. У входа на трибуну «D» очередь продвигается медленнее: полиция обыскивает фанатов на наличие разных запрещённых предметов — алкоголя, оружия, пиротехники. Говорят, что многие девушки — да и парни тоже — с фанатской трибуны приноровились проносить на стадион файеры и петарды в своих технических отверстиях, куда полиция залезать пока не решается. Но это слухи, всего лишь слухи. Ещё четверть часа уходит на то, чтобы добраться до наших мест на трибуне «C» ближе к центру. Национальный стадион вмещает восемьдесят с лишним тысяч зрителей, и сегодня он набит до отказа — люди, сидящие и стоящие на сиденьях, люди в проходах между трибунами, люди в буфетах и туалетах, люди везде. Все они одеты в чёрное и красное, за исключением нескольких тысяч болельщиков «Твин Тауэрс», синей кучкой сосредоточившихся на трибуне «F» внутри живого кольца из жандармов. На самом верху, спрятавшись за стёклами VIP-ложи, восседают Уолдер Фрей и Серсея Ланнистер. С нашей позиции их не видно, однако диктор объявил, что данные господа присутствуют на матче. Мощные прожекторы превращают ночь в день, заливая светом миллиардов свечей футбольное поле — изумрудно-зелёное с осенними проплешинами открытого грунта. Когда из подтрибунных помещений на газон начинают выходить игроки обеих команд, стадион взрывается оглушительным рёвом. Я слышу, как Шая обращается к своему парню, пытаясь перекричать все эти дикие децибелы: — Вот это я понимаю «Услышь наш рёв»! А у вас в Ланниспорте так, ерунда! Футболисты «Кай-Эль Дрэгонс» выступают в своей традиционной домашней форме — чёрных шортах и футболках с большими красными номерами на спинах. «Твин Тауэрс» — в синем и белом. Я слышу, как судья даёт свисток к началу сражения. Понеслась! Со стартовым свистком трибуна «D» запевает «Родная столица — прекрасная земля», и за правыми воротами вывешивается длинный такой баннер, метров на двадцать. Он гласит:«ВЫ УКРАЛИ НАШИ ГОЛОСА, НО НЕ СМОЖЕТЕ УКРАСТЬ НАШ КУБОК»
Чей-то кулачок настойчиво тычется мне в бок. — Не стыдно тебе было красть голоса у этих ребят? — сурово спрашивает Никто 58, с шумом всасывая лимонад через трубочку. Теперь она будет припоминать мне это до конца моих дней, даже не сомневайтесь. Под трибуной «D» вспыхивает первая схватка: жандармы не без труда срывают и утаскивают оппозиционный баннер, однако ему на замену быстро приходят другие — не столь большие, но не менее антирежимные: «Ланни нас не любят, но нам на это насрать», «Мы не из тех 149%» и, наконец, «Рейгар Таргариен — наш король». Последний из них особенно нравится моей напарнице. — А они действительно славные ребята, — кричит она мне в ухо. Из-за невероятного шума вокруг разговаривать по-другому больше не выходит. Битва за баннер быстро забывается, так как «Драконы» идут в атаку и зарабатывают угловой у чужих ворот. Посреди царящей в штрафной площади «Твин Тауэрс» неразберихи Джалабхар Ксо ловко пользуется возникшим моментом: с грацией пантеры выпрыгнув из-за спины защитника, он лёгким движением своей смуглой головы вколачивает мяч в сетку. Игроки «Кай-Эль Дрэгонс» валятся в праздничную кучу малу возле углового флажка, погребая под собой виновника торжества. Шая с пронзительным криком обнимает Тириона и делает большой глоток колы с водкой, толстяк Сэм нелепо скачет на месте. Выбравшийся на волю Джалабхар проносится мимо трибун, жестами призывая их поддерживать команду ещё громче. Чаша стадиона ревёт от восторга, а пятнадцать тысяч глоток на трибуне «D» раскатисто запевают: Джалабха-а-а-ар Ксо Наш летнийский гений Врагов «Драконов» сокрушит Его метровый пенис Красные огни нелегально пронесённых файеров вспыхивают один за другим, заволакивая дымом добрую треть поля. На газон несутся, разворачиваясь в полёте, рулоны кассовых чеков и туалетной бумаги, отчего обширный сектор за воротами гостей начинает напоминать пожар в паутине. Красиво, пусть даже это великолепие и было предварительно извлечено из чьих-то задниц. Подгоняемые неистовствующими трибунами, игроки носятся от одних ворот к другим на реактивных скоростях — «Твин Тауэрс» разок попадают в каркас ворот, но атаки «Драконов» гораздо опаснее. На тридцать седьмой минуте Джон Вудли, вратарь чёрно-красных, неудачно выбивает мяч в ноги нападающему гостей, и тот дальним ударом из-за пределов штрафной сравнивает счёт. «Драконы» восстанавливают своё преимущество уже на сорок первой — совершив умопомрачительный рейд по левой бровке и разобравшись по пути с тремя соперниками, Джалабхар Ксо отдаёт шикарный пас на Эдрика Шторма, которому остаётся только реализовать выход один на один с вратарём «Твин Тауэрс». 2:1! При таком счёте команды уходят на перерыв. — Отличная игра! — делится впечатлениями Сэм Тарли. — Вот это перестрелка! Я думал, рыбёхи как всегда припаркуют автобус перед своими воротами и будут нырять возле наших. — Не зарекайся, чувак, — кричу ему в ответ. — Ещё сорок пять минут впереди. Никто 58 лишь задумчиво покусывает губу, скрестив руки на груди. И чем она недовольна? Когда мы шагаем по обшарпанным, немилосердно провонявшим аммиаком коридорам возле туалетов, она как бы невзначай говорит встречным: — Ходят слухи, будто футбольный союз хочет сделать подарок на девяностолетие Фрея — отправить кубок в Близнецы. На широкой лестнице, ведущей к буфету, делится опасениями: — Поговаривают, что судейка заряжен. Нашёптывает: — Как бы подлые башни не начали симулировать. Всем известно, они это дело любят. Нашёптывает: — Засудить нас попытаются. В очереди за хот-догами она вещает внимающим ей соседям: — Раз мы ведём в счёте — жди левых удалений и пенальти во втором тайме. — Точно, — громыхает кто-то в ответ, и я узнаю того самого мужика из бара. — Знаю я натуру мудаков из Близнецов — купленный свисток да мерзкие симулянты, вот их оружие. Не вмешиваясь в диалог этих конспирологов, я ухожу на запах сосисок, чтобы к сорок девятой минуте игры вернуться на трибуну в приподнятом настроении. Если твоя любимая команда уверенно ведёт в счёте, то даже дешёвое пластмассовое кресло кажется мягким, картонный хот-дог — вкусным, а осенний вечер — тёплым. Я успеваю сжевать не больше половины, когда «Твин Тауэрс» забивают гол. — Не засчитают, — комментирует Сэм. — Опасная игра против вратаря, видно было даже отсюда. На огромном плазменном экране демонстрируют замедленный повтор: отчётливо видно, как игрок «Башен» врезается коленом в голову потянувшегося за мячом Джона Вудли, и тот, уже почти зафиксировав, выпускает пятнистого из рук. Такое, конечно, не засчитывают. Но судьи своё мнение — он указывает на центр поля, внезапно легализуя забитый с нарушением гол. На табло загораются цифры 2:2. — Какого хрена?! Ты что, ослеп?! — Шая вскакивает на ноги, пылая негодованием. Футболисты «Кай-Эль Дрэгонс» как по команде окружают судью, указывая ему на очевидную ошибку. Арбитр ругается с ними полминуты, а под финал жаркого спора демонстрирует красную карточку Эдрику Шторму. Под адский свист трибун автор второго гола «Драконов» уходит с поля, с шокированным видом прокручивая палец у виска. Тирион Ланнистер орёт справа от меня: — СУДЬЯ ПИДОРАС! — И запускает почти опустевшую бутылку в сторону поля. Она совсем чуть-чуть не долетает до кромки газона. Другие глотки подхватывают эту незамысловатую, но актуальную кричалку. Парни из сектора «D» заводят соответствующую песню из своего репертуара. Несколько десятков фанатов «Драконов» пытаются прорваться на трибуну к болельщикам из Близнецов, однако жандармерия со своими дубинками не даёт им осуществить задуманный манёвр. Повернувшись к Пятьдесят Восемь, я вижу подобие улыбки на её губах. — Такое ощущение, — говорю с подозрением, — будто ты ничуть не расстроена этим беспределом. А она приближает рот к моему уху и горячо шепчет: — На самом деле я болею за «Твин Тауэрс». Я в ужасе отстраняюсь. — Да ты и вправду чудовище, — говорю. Пятьдесят Восемь продолжает улыбаться: — Ничего личного, Бычок. Просто работа. Даже оставшись в меньшинстве, «Драконы» продолжают раз за разом штурмовать ворота соперника. На семьдесят второй минуте Джалабхар Ксо совершает новый мощный забег с мячом, заканчивающийся подножкой от защитника «Твин Тауэрс». Пролетев пару метров, он жёстко приземляется на газон в штрафной площади гостей. — ПЕНАЛЬТИ! — Сэм вскакивает с места, вытягивая ладони вперёд перед собой. — Его подсекли за линией, это пенальти и красная! Судья совещается со своим помощником, и выносит вердикт: нарушение произошло за пределами штрафной, пенальти не будет. У Джалабхара, кажется, дела плохи. Наш летнийский приятель лежит на траве, не в состоянии подняться самостоятельно. Маленький белый электоромобильчик подъезжает к пострадавшему, санитары грузят его на встроенные носилки и под аплодисменты фанатов увозят в подтрибунное помещение. Когда процессия скрывается, рукоплескание сменяется оглушительным свистом и новой песней в адрес продажного судьи. — Нет, ты видел это? — не унимается Сэм. — Вообще не помню, чтобы хоть одну команду так убивали. — Чувак, — отзываюсь. — Это жесть полнейшая, чувак. Без Джалабхара Ксо и Эдрика Шторма дела в атаке у «Драконов» откровенно не клеятся, и в заключительной части игры они прижимаются к своим воротам. Я смотрю на часы. Девяносто минут основного времени истекли, третья из четырёх добавленных пошла. Соперники борются за мяч в центральном круге, то получая его, то вновь теряя. — Свисти! — кричат Шая и Сэм. — Свисти, пидора-а-а-ас! — вторит им Тирион, после чего падает на холодный бетонный пол, окончательно вырубленный допинг-колой. — СВИСТИ! — кричат все вокруг. — Время истекло! В конце концов какой-то вышедший на замену игрок «Твин Тауэрс» откровенно фолит, отбирая мяч у нашего опорника Аддама Гринуэста. Опасная атака на ворота «Кай-Эль Дрэгонс»! Кожей ощущается, как восемьдесят тысяч человек набирают в воздух в лёгкие и выдыхают его в восторженном крике, когда Джон Вудли, самоотверженно бросившись в ноги сопернику, чисто фиксирует мяч в своих трудовых перчатках. Бежавшая на него рыбёха картинно падает, изображая адские муки. Слишком картинно, слишком наигранно. — Хренов дайвер! — вопит Шая. — Да кто поставит пенку за такое? Судья идёт к месту происшествия. Через секунду его рука указывает на точку, одиноко белеющую в вытоптанной штрафной «Кай-Эль Дрэгонс». Пенальти. Вратарь «Драконов» получает жёлтую карточку, а спустя несколько мгновений и сказанных арбитру горячих слов — красную. Стадион реагирует на этот позорный цирк таким свистом, что уши закладывает. Посторонние предметы летят на поле, пока его молодой сменщик спешно разминается, готовясь занять место в воротах. Шая неистово свистит, засунув пальцы в рот. Сэм закрывает глаза ладонями, не в силах видеть происходящее. — Чувак, — говорю. — У этого судьи мусорный бак вместо сердца. Свист трибун переходит в ультразвук, а игрок «Башен» разбегается и бьёт. На какой-то миг кажется, что мяч летит мимо, но это всего лишь обман зрения. Отрикошетив от штанги, он заставляет сетку всколыхнуться. Я медленно и скорбно хлопаю Сэма по спине. Говорю: — Всё кончено, чувак. Можешь открывать, если хочешь. На седьмой добавленной минуте последней игры сезона «Кай-Эль Дрэгонс» упускают чемпионство, потерпев поражение со счётом 2:3. Не сразу замечаю, как сквозь звериный рёв переполненной арены и бой барабанов откуда-то доносится нестройное: — Пламя! Пламя! Кто-то наверху и сзади подхватывает: — Кровь! Кровь! Трибуна «D» отправляет горящие файеры на поле, и я слышу всё отчётливее: — Пламя! Пламя! Трибуна «A» напротив нас подхватывает: — Кровь! Кровь! С каждой новой секундой они кричат всё громче, уже со всех сторон: — ПЛАМЯ И КРОВЬ! Тысяча глоток, потом пять тысяч, десять и двадцать. Ветер подхватывает их голоса, выплёскивая благородную ярость далеко за пределы стадиона. — ПЛАМЯ И КРОВЬ! Фанаты с затянутого дымом, полыхающего красным огнём и гневом сектора «D» выплёскиваются на поле. С наших мест хорошо видно, как за правыми воротами мелькают в воздухе резиновые дубинки жандармерии и выдранные кресла, которыми орудуют болельщики. На границе «E» и «F» начинается массовая драка между хозяевами и гостями, невесть откуда взявшаяся пожарная машина выкатывается из ворот для спецтехники под трибунами, поливая скопление враз обезумевших людей водичкой из брандспойтов. Солидный конвой жандармов быстренько уводит с поля главного арбитра матча. После всего произошедшего бедняге остаётся только сменить пол и бежать куда-нибудь в Пентос, да и то не факт, что его там не достанут. Мимо нас с криками носятся люди — зрители, стюарды и полицейские. Кто-то несётся в гущу сражения, кто-то сверкает пятками прочь. Диктор стадиона что-то бубнит по громкой связи, но его трудно разобрать даже при наличии желания. В чернеющем ночном небе над стадионом летит, никем не замечаемая, комета, о которой говорила нам вчера утром Лилли. Футболисты «Кай-Эль Дрэгонс» безуспешно пытаются как-то успокоить своих болельщиков, а я говорю Сэму: — Чувак, не открывай глаза. Там полный пиздец. И вот на фоне всего этого безобразия моя мелкая провокаторша стоит на сидушке кресла, воинственно уперев руки в бёдра, словно полководец, наблюдающий за своими воинами на поле брани. Её глаза сверкают, рот скалится, волосы развеваются на ветру, и она весело кричит в мою сторону: — О да, Бычок! О да! — Кричит: — Дивный вечерок, не правда ли?