Безликие по соседству

от: Арья Старк кому: Многоликий локация: окрестности Кархолда, Север дата: три недели до операции «Тысячелетие»​

      Балансируя на тонкой грани между сном и явью, я чётко ощущаю две необычные вещи: в поясницу мне упёрлось нечто твёрдое, а в помещении стало намного светлее. И если первое явление легко объясняется могучим стояком Быка, то причину второго сонный мозг понять не в состоянии. Свет. Откуда взялся свет? Наша команда должна выдвинуться обратно в Кархолд между пятью и семью часами утра, да и на улице в придачу валит снег... Или должна была выдвинуться? Взгляд усилием воли распахнутых глаз упирается в слуховое окно. Солнечные лучи горящими стрелами пронзают пространство под потолком, окрашивая стропила, паутину и пыль в уютные оттенки оранжевого. И это на Севере. Зимой.       Ты здесь, Многоликий? Это Арья Старк, и я вновь облажалась.       Вскрикиваю:       — Бык!       Выбраться из кокона, образованного грудой покрывал и крепким телом Джендри, не так-то просто. Когда я встаю на четвереньки, он инстинктивно хватает меня за ногу, намереваясь притянуть обратно. Я — его бунтующая тёплая подушка, которая грубо лягается и толкается в грудь обеими руками, в процессе выкрикивая:       — Подъём, мы всё проспали!       Я ползу по холодным и грязным лакированным доскам, собирая вековую пыль коленями, судорожно разыскивая хаотично разбросанные предметы одежды, чтобы рассортировать их и надеть на себя в правильной последовательности. Этакий утренний квест после бурной ночи. Пропихивая ногу в штанину, одновременно пинаю ленивого Быка:       — Живо вставай!       Из-за всех этих резких упражнений вроде облачения в штаны и ботинки, вновь даёт о себе знать тянущая боль внизу живота. Тут мне хочется сказать что-нибудь про глупого Быка, но ведь это я сама запрыгнула на него прошлой ночью. Значит, сама и виновата.       Словно сомнамбула, Джендри приподнимается на матрасе, бугрясь мышцами над грудой покрывал. Его ноздри мерно раздуваются, взлохмаченные волосы падают на глаза — сложно сказать, проснулся он или продолжает спать сидя.       — Который час?       Я хватаю его за чёлку и поворачиваю тяжёлую бычью башку на восток, навстречу солнцу.       — Охрененно поздний, Бык.       Подскакиваю к двери, а там замер Джон собственной персоной — его занесённая для стука рука оказывается как раз на уровне моего лба. Всё ясно: дисциплинированный кузен проспал час икс наравне с прочими раздолбаями, а если уснула няня — уснут и все остальные. Сон на войне — это прямо как в детском саду, только наоборот.       Замерев в проёме, Джон инспектирует комнату озабоченным взглядом из серии «а что это здесь происходит». Он смотрит на меня, потом на полуголого Быка и наше разворошённое логово в углу, а я могу только развести руками в ответ. Да, Джон, твоя маленькая сестрица подросла и спит с мальчиками. Такие дела. По нахмуренным бровям брата видно, как ему не терпится немедленно прочесть мне лекцию на соответствующую тему. Долю секунды Джон разрывается между братским и боевым долгом, но, видимо, всё же решает перенести беседу на более удачное время и место. Он ограничивается коротким распоряжением:       — Буди всех внизу. Надо немедленно убираться отсюда.       Заполонившую дом густую тишину нарушает лишь горловое «Хар-р» Тормунда. Вихрем вторгнувшись в сонное царство, я первым делом наступаю на храпящие ноги, распростёртые перед камином. Пинаю пустое ведро в лётчика, и тот начинает ругаться по-браавосски. Цепляюсь носком ботинка за ремень прислонённой к стене снайперской винтовки, с грохотом роняя её на пол. Им же с разбега заряжаю в спинку кресла, где разместился Эдд. Сметаю всё на своём пути.       Прямо тот самый случай, когда ты обнаружила свой провал на минуту раньше друзей, и теперь выставляешь себя дисциплинированной девочкой в белом пальто, хотя по факту обделалась не меньше других.       — Эй, ты чего ломаешь мои игрушки, — жалобно бормочет Вель. Она продирает свои длинные слипшиеся ресницы и добавляет: — Ох блядь...       Сонная масса постояльцев Браавос-Хилтон копошится там и здесь, издавая звуки вроде:       — Тысяча грёбаных иных.       Или:       — Вот дерьмо.       Это у нас такие новые варианты приветствия вместо «доброго утра».       — Пекло... сколько времени? — интересуется Эдд, перегибаясь через подлокотник.       Сверху спускаются, поскрипывая ступенями, Джон с Быком, а за ними — Джорах и Оша. В гостиной становится всё более шумно, однако у меня вдруг возникает ощущение, будто посреди многоголосья стонов старого дома и вздохов проснувшихся людей я слышу что-то ещё. Рокот? Лязг?       — Т-с-с! — Я останавливаюсь у окна, широко расставив ноги и приложив палец к губам. — Вы тоже это слышите?       Все присутствующие замолкают и застывают на месте, словно в игре «замри-отомри». Оша неуверенно мотает головой, возведя глаза к потолку. Может, это просто моя паранойя разыгралась? Кроме навалившего за ночь снега через запотевшее грязное стекло по-прежнему виден только амбар, пень и одинокое чучело в поле. Каменные оградки убегают в сторону подъездной дороги и небольшого обрыва, вдоль которого она проложена. Ниже по склону располагается деревня, и вот там точно что-то есть. И это что-то приближается.       — Грузовики, — произносит Бык. — Дизельные, три штуки. — Складывает руки на груди и подтверждает другую мою догадку: — А ещё БМП, одна штука.       Мы с братом переглядываемся.       — Вель. — Джон жестами призывает нашу биатлонистку подняться наверх.       Та подхватывает с пола оружие и бесшумно возносится по лестнице, на ходу перекидывая косу за спину. Все разом начинают суетиться, разбирая своё имущество и рассредотачиваясь по периметру дома — даже лётчик Марко присоединяется к общей движухе, хоть и вряд ли понял много слов из вышесказанного.       — Хар-р, — из кухни басит Тормунд. — Джонни, эти пидоры заходят со стороны леса. Десятка полтора, не меньше.       Пригибающиеся силуэты мелькают в оранжевых отсветах рассвета, перемещаясь от одного дерева к другому. Окружают нас, ясное дело. Теперь я могу увидеть также транспорт основных сил, подкативших к ферме со стороны деревни: тентованные грузовики, с фырчаньем пробивающиеся сквозь заносы на подъездной дороге. Слышится характерный лязг откидывающихся бортов, а ещё — лай многих собак.       И это может означать лишь одно.       — АРЬЮШКА, — голос мужчины жутко искажён хрипом мегафона, однако даже в такой обработке не узнать его затруднительно. — Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ТАМ. ВЫ-ХО-ДИ.       — Это твой знакомый? — спрашивает Джон. Он тоже следит за происходящим, приподняв глаза над подоконником.       Типа того.       — Один парень, — говорю. — Думаю, он немного обижен на меня. Рамси Болтон его зовут.       А мегафон тем временем настаивает:       — АРЬЮШКА, СОЛНЫШКО, ВЫГЛЯНИ НАРУЖУ. Я ПРИВЁЗ КОЕ-КАКОЙ ПОДАРОЧЕК ДЛЯ ТЕБЯ.       Рамси медленно приближается к дому, погружая ноги по щиколотку в розоватый, почти кровавый снег. К левому боку он прижимает щуплого мальчика лет десяти: восходящее солнце освещает бледное худое лицо и каштановые волосы ребёнка. Напуганные и до боли родные черты. Я спокойна, как Якен Х'гар. Только предательский ком застрял в горле.       — Арьюшка, — повторяет Рамси уже без помощи мегафона. — Если ты не выйдешь ко мне, я выбью щенку мозги прямо у тебя на глазах. А потом и вас всех спалю к хуям.       Ты всё ещё здесь, Многоликий? Мне срочно требуется хороший план.       — Пойду к нему, — я стараюсь сообщить это таким голосом, каким обычно друзья объявляют о походе за пивом. Пусть Джон с Быком думают, что план у меня есть. — Отомстите за нас, если что.       Джендри глядит на меня сверху вниз, и в его мощно-синих глазах виднеется неподдельное беспокойство.       — Пятьдесят Восемь, он тебя грохнет.       Что же, такого развития событий я не исключаю. Вместо нормального ответа цитирую его же слова, безжалостно передразнивая:       — «Тысячный год всё равно не наступит, так что я по-любому помру, месяцем раньше, месяцем позже, п-ф-ф-ф».       Примерно на середине цитаты кузен ловит меня под локоть и говорит, что как старший брат он не может рисковать мною, бла-бла-бла и всё в таком духе.       Они так трогательно заботятся обо мне, что аж тошно.       — Да отстаньте вы оба, — фыркаю я, решительно отпихивая моих больших мальчиков.       А потом опускаю шапку на макушку и толкаю дверь. Это так сладостно и почётно — шагать на эшафот без конвоя. Вот она я: спокойная, как северный лес, уверенная, как падающее лезвие гильотины, набыченная, как Джендри Уотерс. Любите меня, восхищайтесь мной, плачьте на моей могилке. Утренний мороз пощипывает щёки, а ни капельки не греющее солнце норовит заглянуть в ухо. Нас с Рамси разделяет метров тридцать или чуть больше — вижу его фирменную чокнутую улыбку и бесцветные, ничего не выражающие глаза.       — Арьюшка! — счастливо восклицает Рамси. — Так и знал, что это была ты... Волчатина и рыба, — он приставляет дуло пистолета к ноздре, — Винтерфелл и Браавос. Эти запахи вели меня по следу.       Я запрыгиваю на пень, сгоняя с него тучу снежной пыли. Дерзкая, как протагонист глупого боевичка, говорю:       — Рамси, кусок говна. Так меня боишься, что привёл с собой целую армию? — Левая рука сжимает рукоять штык-ножа, а правая манит Рамси ко мне. — Отпусти ребёнка и иди сюда. Подерёмся как мужики, один на один.       Рамси довольно хихикает.       — Ты моя сладкая принцесска провокаций, — причмокивает он. — Ну уж нет, дорогая, так легко ты не отделаешься. Знаешь, старикашка Уолдер Фрей очень просил привезти тебя к нему в Близнецы... — Улыбается. — Но у меня немножко другие планы. Я считаю, что за смерть Миранды ты должна быть наказана, сученька.       Фиксирую взгляд на двенадцать часов, точно над головой Рамси. Тёмно-зелёный металл армейских грузовиков бликует на солнце: порядка тридцати человек сосредоточились за оградками и техникой, на которой прибыли. Длинная и тонкая пушка стоящей бортом к ферме боевой машины пехоты смотрит на дом. Они все ждут. И собачки тоже ждут, целая свора.       А Рамси продолжает:       — Хочу сыграть с тобой в игру. Ты, твой братишка и ваши ноги против наших... Хочешь поиграть с сестрёнкой? — дружелюбным тоном осведомляется он, наклонившись к Рикону. — Могу поспорить, вы очень скучали друг без друга.       Незаметно посматриваю на три часа. Там, на поросшем лесом склоне, заняли позиции около пятнадцати болтоновцев. Тормунд верно оценил их силы.       Рамси широким жестом указывает на восток.       — Все эти родные просторы — твои, Арьюка. Забирай щенка и беги, — объявляет он, поворачивая наручные часы циферблатом к себе. — Думаю, пятнадцати минут форы будет достаточно. Окажешься быстрой — спасёшь себя и братишку. Будешь медлить — и твоя головушка украсит стену в моём замечательном замке... Честная сделка, не так ли?       Я поворачиваю голову на девять часов — слева врагов не видно, только солнце восходит над холмами. Он хочет заставить меня спасаться, бросив Джона и Быка. Вот мрaзь.       — А как же мои друзья?       Рамси поджимает губы, выпуская вверх струйку пара:       — Это специальное предложение только для тебя, моя радость. Так что же?       ...А ещё на восточном небосклоне откуда ни возьмись материализовались две точки — они совсем маленькие, но если это то, о чём я думаю, то самое время принимать вызов. Сердце резко ускоряет ход. Только бы Вель пришла к аналогичным выводам, только бы она приняла верное решение. Если сообразит — расцелую.       — Так и быть, хуйло,— отзываюсь, — я согласна. Хочу опозорить тебя и твоих охотничков.       Глаза Рамси азартно вспыхивают. Впервые вижу в них эмоции.       — Обожаю тебя, принцесска. Пусть остальные уёбки выходят и складывают оружие, и мы с тобой приступим.       Неясный гул переходит в свистящий рёв. Точки двигаются почти как на параде в честь Дня Республики, только очень близко к земле и шлейфов пурпурного дыма они не оставляют. «ВОЗДУХ, ВОЗДУХ, ВОЗДУХ!» — начинают орать люди у грузовиков.       В тот же миг со стороны дома хлопает первый выстрел. «Бах!» — и правое плечо Рамси взрывается фонтанчиком крови и осколками кости.       — Рикон, ко мне! — кричу во всю глотку.       Как бы ни был напуган Рикон, мой братишка совсем не промах — он вырывается из ослабевшей хватки и мчится ко мне навстречу что есть сил. Пришедший в себя Рамси рычит, перехватывая пистолет здоровой рукой. Первая пуля проходит где-то между мной и Риконом, вторая вонзается в пень. Если вы правша с доминирующим правым глазом, то сносно стрелять с левой у вас получится вряд ли.       Третьего выстрела не происходит — вместо этого Рамси сам опрокидывается на спину; я замечаю это периферическим зрением, пока сгребаю маленького брата в охапку. Под хруст и чавканье вонзающихся в дерево пуль мы оба падаем в снег, и я придавливаю Рикона всем своим небольшим весом, зажимая уши ладонями.       «Бабах, бабах!» — кассетные бомбы лопаются с громовыми хлопками, засыпая южные подступы к ферме тысячами поражающих элементов. Вслед за ними взрываются топливные баки автомобилей, трясётся земля и плавится снег. В такие моменты ударная волна буквально проходит через твоё нутро, запуская пальцы в волосы, уши и глотку. Все эти события — побег Рикона, воздушный налёт и стрельба Рамси — укладываются в считаные секунды.       — ЛЕЖИ! — кричу. — Не бойся, всё круто.       Самолёты проносятся над землёй на безумной скорости — только что были, а теперь нет. Их я тоже не вижу, но вот слышу превосходно — реактивные двигатели ревут так, что Титан обзавидуется. Не поднимаясь из снежного укрытия, мы можем следить за боем на склоне; судя по скороговорке интенсивной стрельбы с нескольких направлений, уцелевшие во время бомбардировки враги попали под перекрёстный огонь и теперь отходят, оставляя на земле убитых и раненых. Кто-то атаковал их с тыла — возможно даже те самые люди, которые вызвали самолёты. Задаю Рикону до банальности глупый вопрос:       — Всё в порядке?       — Арья, ты жива! — всхлипывает он в ответ. — Старки живы! Старые Боги услышали мои просьбы! — И лезет обниматься.       Не уверена, что это были боги — скорее, авиация военно-морских сил Браавоса, — но от трогательной детской радости у меня самой наворачивается скупая ассасинская слеза.       Через минуту или около того стрельба стихает, а надо мной нависает разгрузка с бесчисленными карманами, надетая поверх маскировочного халата, и обтянутый такой же белой тканью шлем.       — Вставай, дитя. — Рука в перчатке из нейлона и синтетической кожи тянется со стороны восходящего солнца. — Дядя Бруско не хочет, чтобы его дорогие волчата простудились.       Тёплые и озорные карие глаза смотрят сквозь прорези в маске. Всё понятно. Звон в моих ушах никак не стихает, и я говорю морщась:       — Не ври, никакой ты не Бруско. Ты лейтенант-коммандер Сирио Форель.       Сирио легонько посмеивается, снимая головные уборы. Всё та же сверкающая лысина и серьга в ухе — за шесть с лишним лет он ничуть не изменился.       — Уже просто коммандер, — поправляет Сирио, лучезарно улыбаясь.       Добрая половина площади фермы засыпана частями тел. На том месте, где стояла военная техника, дымится груда изувеченных обломков — уничтоженные машины похожи на дьявольские железные цветы, распустившиеся в Седьмом пекле, оторванная башня БМП валяется в поле вверх тормашками. Идеальный лесной воздух пропитался кислятиной взрывчатки, тяжёлыми запахом оплавленного металла, горелой резины и выпотрошенных человеческих внутренностей. Поймав взглядом Ошу, я жестами прошу её отвести Рикона в дом, к Джону.       — Да! — вопит Марко, размахивая руками вслед давно скрывшимся из поля зрения самолётам. — Всегда знал, что мои друзья не оставят своего бро в беде!       Сирио усаживается спиной к побоищу, и я опускаюсь рядом с ним.       — Вообще-то, изначально мы шли спасать нашего сбитого пилота, — рассказывает Сирио. — Первым делом я подумал, что вся эта толпа явилась по его душу, но потом узнал тебя в дикой девчонке на пне. И ты даже представить не можешь степень моего удивления, дитя. Те две минуты, пока свистки заходили на цель, были самыми долгими в жизни старика.       Повстанцы и подчинённые Сирио Фореля разбрелись по полю брани, дабы собрать выпавшие из врагов артефакты. Кто-то из браавосских бойцов оказывает помощь раненому болтоновцу, выстрелив ему в голову. Уже почти рассвело.       — Похоже, — говорит Сирио, — это становится моим почётным долгом — вызволять юную леди Старк из разных затруднительных положений.       —...Восемьдесят, сеньор! — Пробегающий перед нами парень демонстрирует восемь пальцев. Антенны радиостанции задорно болтаются туда-сюда, выглядывая у него из-за спины. — Восемьдесят метров от дружественных сил, видали такое? Вот это я называю «непосредственной авиационной поддержкой».       Другой молодой спецназовец наблюдает за тем, как единственный уцелевший с противоположной стороны — контуженная собака — грустно бредёт в сторону реки. Отпустив авианаводчика добродушным кивком, Сирио подмигивает мне:       — Между прочим, Чёрно-Белый Дом просил командование MJK уничтожить тебя при встрече.       Ага, узнаю родные чёрно-белые пенаты.       — Словом, тебе повезло вдвойне. Уж не знаю, что ты там натворила, но дядя Сирио заранее гордится своим волчонком. А Многоликий определённо любит тебя, дитя.       Люблю Сирио, люблю Многоликого.       Далеко на заднем плане гудит Тормунд:       —...Хар-р-р, с этого дня я дружу с браавосским флотом, хоть они там и шпёхаются в жопы.       Бык и Вель снова отираются рядом — разглядывают чьё-то распростёртое в снегу тело. Рамси. Я и забыла о нём. Рамси лежит навзничь с дырой в груди и раздробленной рукой, а в остальном выглядит вполне прилично. Когда я приближаюсь, Вель поворачивается в мою сторону, удерживая за цевьё закинутую на плечо винтовку.       — Чок-в-чок, — хвастается она. — Закрыла мишени с первой попытки. Держись, Игритт, я намерена взять реванш в следующем сезоне.       Вечно всякие случайные знакомые убивают моих врагов за меня. Даже обидно слегка, но обещания нужно выполнять — под слегка ошарашенным взглядом Джендри я беру и в порыве благодарности целую Вель в губы.       — Это что-то вроде «спасибо» от Рикона, — поясняю на всякий случай.       Вель прокручивает у виска палец свободной руки, а Джендри смотрит на нас так, будто хочет спросить: «Не понял, мне сейчас ревновать или не ревновать?». Вместо ответа я подкидываю штык-нож, ловлю и протягиваю ему рукоятью вперёд.       — Снимать, Бык. Снимать болтоновское личико.