Безликие по соседству

от: Джендри Уотерс кому: ______________ локация: провинция Арренленд дата: девять дней до операции «Тысячелетие»​

      В темноте кабинета губернатора Бейлиша мы с Пятьдесят Восемь делаем любовь вместо войны.       Если кто-нибудь решит заглянуть сюда прямо сейчас, он увидит приблизительно такую картину: девушка в зелёном вечернем платье читает корреспонденцию на чужом ноутбуке, упёршись локтями в стол и выгнув спину, а вывалившийся из её декольте пацифик с металлическим звуком елозит по деревянной поверхности. Это Пятьдесят Восемь. Позади неё стоит большой парень, с головы до пят облачённый в чертовски мохнатый костюм из крашеной козьей шерсти. Лицо парня скрыто недружелюбного вида оскаленной маской, в глазах которой горят демоническим красным дешёвые итийские светодиоды. Из маски торчат изогнутые козлиные рога. Он придерживает девушку за бёдра, двигая её вперёд-назад. Это я.       И нанизываясь на меня в очередной раз, Пятьдесят Восемь говорит:       — Прикинь, универсальный бейлишевский пароль — «КейтилинТалли74». Санса оказалась права.       А я отзываюсь, надевая её до упора снова и снова:       — Что означает «семьдесят четыре»? — Голос под рогатой маской звучит так, будто кто-то рычит на тебя из глубин унитаза.       Арья кликает по заинтересовавшему её адресу.       — Год их знакомства, я полагаю. Бейлиш такой сентиментальный… ох.       С высоты моей позиции хорошо видна её спина, грациозно темнеющая на фоне подсвеченного экраном стола. Каштановые волосы, собранные в пучок на затылке, будто бы нашёптывают: «ты должен распустить и растрепать нас беспощаднейшим образом». Спасаясь от острого соблазна сделать это, я переключаюсь на картинку за окном, где самая долгая ночь в году укутала горы, деревню у шоссе внизу, одинокие шале и прилепившиеся к склонам замки. На ярмарочной площади пылают костры и струятся ядовито-красные файеры. Над всем этим делом пролетает комета, предвещающая конец нашего мира. Вряд ли местным жителям удастся напоследок подзаработать деньжат на приезжих — кризис изрядно проредил популяцию туристов по всему Вестеросу.       Вокруг нашего особняка происходят не менее занятные вещи. На моих глазах два таких же мохнатых и рогатых чувака уводят под руки генерала Русе Болтона: руки задержанного заведены за спину и скованы наручниками, прямо как у Пятьдесят Восемь во время нашего незабываемого визита к Фреям. Только сдаётся мне, что эти ребята Болтону совсем не друзья. Третий крампус пригибает ему голову, помогая усесться на заднее сиденье поджидающего авто. Не слышу, но отчётливо могу представить, как Болтон шипит: «измена», «предательство», «саботаж». Едва вся компания оказывается внутри, машина срывается с места и уносится вниз по обрамлённой наземными фонарями дороге, пуская снежный вихрь из-под задних колёс.       — Что там происходит? — Пятьдесят Восемь одновременно копается в почте Бейлиша и двигает попой мне навстречу.       Я засовываю свой колокольчик на цепи за пояс, дабы он не звонил при движениях. Отвечаю, крепче обхватывая её бёдра руками в когтистых перчатках:       — Коллеги свинтили одного непослушного мальчишку, твоего земляка.       — Русе Болтона?.. — угадывает она. — Пекло, твоя шкура щекочет мне задницу.       Я уже и сам начинаю жалеть о том, что выбрал прикид крампуса-охранника вечеринки вместо предложенного Сансой смокинга. Когда ты активничаешь в тёплом костюме из натуральной шерсти, пот струится по телу ручьями, словно ты облачился в персональную сауну.       — В стародавние времена, — просвещает Арья, изучая какую-то объёмную таблицу из вскрытого письма, — когда андальские завоеватели только вторглись в Долину, не покорившихся захватчикам Первые Люди ушли на высокогорье — вести партизанскую войну. Ночами они спускались из своих укрытий, нападали на андальские фермы, крали скот и детей. Не исключено, что они даже кушали этих самых детей из-за тотальной голодухи в горах. И хотя горцев в конце концов усмирили, ещё много веков матери Долины запугивали своих спиногрызов косматыми демонами в звериных шкурах. На зимнее солнцестояние Семеро дарят добропорядочным соплякам подарки, а тех малолетних пиздюков, кто вёл себя плохо, демоны-спутники Неведомого закидывают в мешки и уносят в горы — варить из них похлёбку. Между прочим, слово «крампус» андалы заимствовали из квохорского валирийского ещё до завоевания Вестероса, равно как и фишку с козлиными рогами. Вот так вот реальные патриоты и становятся инфернальными сущностями… Забавно, правда?       А я только и могу вымолвить:       — Ага.       Возможно, когда-то эти ребята действительно наказывали детишек за всё нехорошее, но будем откровенны: в наши времена крампусами становятся прежде всего затем, чтобы анонимно лапать и лупить розгами туристок.       — Боги, — говорит Пятьдесят Восемь, — по своей сути те же самые диктаторы. Ты должен неукоснительно соблюдать установленные ими правила и терпеливо ждать наступления прекрасного далёка, а иначе тебя расстреляют.       Под прощальный перезвон выключающегося компьютера и всполохи разрывающих тьму фейерверков она рвано подаётся мне навстречу. Шумы далёкого уличного празднества смешиваются с влажными звуками в кабинете, и я говорю:       — Выходит, мы с тобой — слуги режима. Типа расстрельная команда Многоликого.       Пятьдесят Восемь издаёт смешок, переходящий в стон.       — Нифига, Бык. Мы с тобой просто грёбаные бунтовщики. Расстрельная команда, которая вышла из-под контроля и карает всех направо и налево. А Многоликий следит за этим экспериментом через монитор в своём уютненьком офисе, дымит летнийской сигарой и отхлёбывает кофе из большой чёрно-белой кружки. — Обнаружив следы чьих-то ногтей рядом со своими, замечает: — Надеюсь, не Санса это оставила.       За мгновения до финиша я машинально кручу башкой, пытаясь обнаружить под потолком камеру, при помощи которой нас может отслеживать Многоликий. Мы все взрываемся по цепочке: новая порция фейерверков, Пятьдесят Восемь и я. Арья падает на стол, моя мохнатая демоническая туша наваливается на неё сверху, и в таком положении мы переводим дыхание.       — Бык-Бык, слезь, — приказывает она наконец.       Пятьдесят Восемь разворачивается ко мне лицом. Усаживаясь на стол, снимает козлиную маску и небрежно смахивает намокшие волосы с моего лба . Её мордашка выглядит серьёзнее некуда, но я вижу, как в направленных снизу вверх серых глазах скачут озорные искорки.       — Незачем постоянно оглядываться на мнение богов и диктаторов. Свободные люди должны идти своим путём и получать удовольствие от жизни. Знаешь, всякое бывает... Вдруг все предсказания Лилли сбудутся, и новое тысячелетие не наступит? — Она изгибает бровь. Смотрит на часы. Спрыгивает на пол и одёргивает платье. — Там уже все в сборе. И ты вообще-то должен охранять гостей, а не трахать их.       На пути к дверям висит зеркало, так что Арья притормаживает ненадолго.       — Да откуда берётся эта фигня бесючая? — сетует она, гневно разглядывая прыщик в углу рта. — По идее ведь наоборот должны исчезнуть, не?       — Это Многоликий наказывает тебя за злоупотребление чужими лицами. — Я ласково бью напарницу своим хвостом-плёткой по попе, и она пищит от неожиданности.       Внизу, на первом этаже, играет симфония для скрипки, виолончели и фортепиано. Стоит нам туда спуститься, как Арья тут же растворяется в великосветской толпе, оставив меня в компании своей старшей сестры.       Дом плотно заполнился гостями: здесь есть множество женщин в вечерних платьях, чьи шеи отягощены килограммами сверкающих побрякушек, и седовласых мужчин при бабочках; часы на их запястьях наверняка стоят дороже квартиры в панельном муравейнике 14-го округа Королевской Гавани. Новая-старая элита Вестероса. Аристократия. Партноменклатура. На первый взгляд может показаться, будто все эти дамы и господа просто заглянули к губернатору Бейлишу потусить в перерыве между катанием на лыжах, спа, посещением бутиков Чаячьего города и визитом на ярмарку в честь Дня Семерых.       — В дни серьёзных кризисов светские вечеринки устраивают ради трёх вещей, — доверительно перечисляет Санса, приблизив ко мне свою замысловатую корону из волос. Они снова рыжие. — Прощупать почву, найти единомышленников, организовать заговор.       Она идёт сквозь смокинги и жемчуга, обмениваясь вежливыми приветствиями, попутно подхватывая наполненный шампанским бокал на тонкой ножке. У камина Петир Бейлиш и пожилая леди в меховой накидке обсуждает смерть генерала Тарли, используя словосочетание «этот прискорбный инцидент». Моя рыжеволосая эксперт комментирует:       — В наших кругах не принято называть вещи своими именами. Чья-то насильственная смерть здесь — «этот прискорбный инцидент». Революция и гражданская война — «эта опасная ситуация». Силовой захват власти — «радикальное разрешение вопроса».       —...Алейна, вот ты где! — Девица на высоченных шпильках семенит в нашу сторону, и я с трудом распознаю Маргери Тирелл под слоем шоколадного загара.       Девушки натягивают улыбки до ушей и целуют сладкий воздух возле щёк друг друга, обмениваясь комплиментами по поводу их потрясающего внешнего вида, нового цвета волос Сансы и нового цвета кожи Маргери, раскрыв объятия, но так и не соприкоснувшись.       — Только что вернулась с Марахая, — рассказывает Маргери. — В ожидании вылета битый час загружала в инсту наши с Джалабхаром фоточки, чтобы в итоге обнаружить его заблокированным на территории Вестероса.       Санса покачивает головой преисполненная наигранного сочувствия. Маргери продолжает:       — Эта всепоглощающая цензура провоцирует ситуацию столь опасную, что даже я чувствую себя готовой к радикальному разрешению вопроса.       На секундочку — это та самая Маргери Тирелл, с которой мы не далее как полтора месяца назад занимались фальсификацией выборов в пользу Лидера Нации.       — Мир меняется, — разводит руками Маргери, — и мы меняемся вместе с ним.       Её длинный ноготь загадочно манит Сансу поближе к экрану смартфона.       — Ахахах, Лорас? — смеётся та.       Нависнув над девушками, я различаю силуэты людей в чёрном. Некоторые из них носят строительные каски и респираторы. Другие вооружены арматурой. Третьи держат дорожные знаки как щиты. Маргери игриво хихикает в ответ:       — Лорас тот ещё хулиган. Сторонники Ренли Баратеона подключаются ко всеобщей новогодней вечеринке в Кай-Эль.       Потом Маргери замечает подглядывающего через сансино плечо меня.       — Ого, здоровяк, а ты часом не шпион Секретной Службы? Давай, накажи плохую девочку за её крамольные речи.       Так и тянет как следует пройтись плёткой по выпяченной заднице этой конъюнктурной сучки, но риск подвергнуться санкциям со стороны Арьи Старк слишком высок.       — Надо поприветствовать бабушку и мистера Бейлиша, — кидает Маргери, направляя туфли к губернатору Долины и его собеседнице. — Ещё увидимся!       — Шепну по секрету, — говорит Санса, — что сегодня здесь собралась не только вестеросская элитка. Эйгон прилетел инкогнито из Пентоса на переговоры с Петиром. — Поднявшись на цыпочки, она указывает подбородком через толпу. — Вот и они, кстати.       На моих глазах каштановый пучок скрывается за поворотом в сопровождении белобрысого затылка. Вдвоём они уходят в сторону уборных. Пятьдесят Восемь и Эйгон. На секундочку — тот наследный говнюк-красавчик, с которым она познакомилась в Браавосе. Будь я бычком из мультиков, у меня бы сейчас пар из ноздрей пошёл.       Мои ноги как бы сами собой несут тело следом. Моё воображение рисует одну невероятную картину за другой. Мои пластмассовые рога устремлены вперёд.       —...Старк, я понимаю, что мы не виделись два с половиной года, — произносит мужской голос. — Но всё же это не повод идти за мной в туалет.       — Браавос и Чёрно-Белый Дом собрались убить твоего отца. Ты знал об этом? — холодно спрашивает Арья.       Расстёгивается ширинка. Парень шумно вздыхает.       — Если тебе это так интересно — да, знал. Вернее, не так — крепко подозревал. В любом случае судьба родины для меня важнее папаши, бросившего мать, бросившего Вестерос и сбежавшего на край света с твоей тёткой... Словом, я не был «за», но и не возражал тоже.       Пятьдесят Восемь молчит. Струя журчит о фаянс.       — Дай угадаю — ты считаешь меня кем-то вроде коллаборациониста. Это глупо, Арья. Я не собирался и не собираюсь продавать Вестерос Браавосу... Но в этот тёмный час будущее страны зависит в том числе и от нашей готовности искать компромиссы и идти на уступки. Мы не можем вечно жить в состоянии холодной, и уж тем более горячей войны. —Шипит вода. Ширинка застёгивается. — Мой отец и его команда — консервативные старпёры, Арья. Королём нового тысячелетия должен быть я.       И тут Пятьдесят Восемь вдруг говорит:       — Откуда пахнет травкой?       Я вторгаюсь в туалет за секунду до того, как зловеще спускается вода и отщёлкивается замок в одной из кабинок. Дверца бьётся о стену с жалобным хрустом, открывая нам его.       С унитаза величественно поднимается единственный легитимный король Вестероса, Его Поехавшее Величество Эйрис Таргариен. Его костюм крампуса сшит из меха сумеречных котов — чёрного и густого, исчерченного белыми полосами: стараниями зоозащитников такие перестали делать лет сорок назад. Лиловые глаза монарха горят пламенем семи пекл. Сигарета с зелёным фильтром источает живительный аромат плана. Одним отточенным движением он выхватывает розги из бренчащего за спиной жестяного бидона.       — Ах ты пиздюк, — бормочет Эйрис. Рычит: — Я. ПРАВЛЮ. ЭТОЙ. СТРАНОЙ.       Арья вовремя уступает ему дорогу, впечатавшись спиной в стену. А Эйгон только и успевает опешенно спросить:       — Дедушка?       Эйгон почти успешно отклоняется в сторону, но в последний момент каблуки его дорогих ботинок скользят на плитке. Наследник престола громко прикладывается затылком о писсуар в доме губернатора Долины и рикошетом отскакивает на пол.       — Ох! — Пятьдесят Восемь участливо склоняется над пострадавшим, уперев одну руку в колено, а другой придерживая бокал. — Ты как, жив?       — Боги-Боги! — вторит ей Эйрис, опускаясь на колени. — Не ушибся, Эйгоша?       Тот приподнимает голову, щурясь от света бьющей в лицо лампочки.       — Дедуля? — спрашивает.       Экс-король быстро и согласно кивает.       — Дедуля, — констатирует Эйгон.       Затем переводит взгляд на Пятьдесят Восемь.       — Леди Лианна? — спрашивает.       Арья застывает с приоткрытым ртом.       — Леди Лианна, — повторяет Эйгон, и в уголки его глаз становятся мокрыми. — Зачем вы украли у меня папу? — Его губы жалобно дрожат. Горючие детские слёзы бегут по щекам, прокладывая дорожки до воротника белоснежной рубашки. Набрав побольше воздуха, Эйгон всхлипывает решающее обвинение:       — Леди Лианна, ВЫ КАКА.       Выпрямившись в полный рост, Пятьдесят Восемь осушает бокал одним большим глотком.       — Прости, Эйгоша, — хрипло отзывается она. — Прости меня за всё.