Безликие по соседству

от: Арья Старк кому: Многоликий локация: трасса E45, провинции Арренленд и Дарклин дата: восемь дней до операции «Тысячелетие»​

      Ты здесь, Многоликий? Это я, Арья Старк. И я даже не знаю, с чего бы начать.       Ситуация в целом такая: наш белокурый принц крепко приложился о писсуар и теперь он думает, будто на дворе семьдесят восьмой. Соответственно, ему сейчас четыре года. Соответственно, меня он принимает за мою тётю, а Быка — за Роберта Баратеона. При таких раскладах мы сбежали с вечеринки от греха подальше, прихватив с собой обоих Таргариенов, и двигаемся на юг со скоростью порядка ста детских капризов в час. Под мокрыми тёмными небесами фреевское авто несёт нашу четвёрку сквозь горы и леса, а Эйгон зовёт с заднего сиденья:       — Мистер Боберт, я хочу пи-пи.       Вот они — те самые «трения войны», как модно говорить в Браавосе. Десятки людей тратят многие месяцы на проработку деталей предстоящей кампании, чтобы в один момент какая-нибудь непредсказуемая фигня разнесла их труды в хлам максимально нелепым образом. Парочка дезертировавших агентов. Бежавший из психушки экс-король. Писсуар из ИКЕА. На первый взгляд, все эти вещи могут показаться совершенно незначительными, но, соединившись в ненужном месте в ненужное время, они становятся коварными «трениями войны», которые ломают планы и корректируют ход истории. И что теперь будет с операцией «Тысячелетие»?       — Мистер Боберт, — зовёт Эйгон. — Я хочу пи-пи.       Он нетерпеливо покачивается взад-вперёд, сведя ноги и обхватив колени руками. Его смокинг слегка помят и местами залит слезами. Рукава пиджака выпачканы соплями и крошками торта с вечеринки.       Бык лишь крепче сжимает руль.       — Ты ведь только что делал пи-пи у мистера Бейлиша, — напоминает он.       — Ну пожа-а-алуйста, мистер Боберт! — Эйгон плаксиво обхватывает Быка за шею.       — Бычок, выпусти Эйгошу поссать, — скрипит Эйрис, — жалко тебе, что ли?       Его Поехавшее Величество всю дорогу увлечённо копается в смартфоне внука. Может, общается с девицами от его имени, может, уже раскрутил одну на фото топлес. А может, ничего такого. Бык устало рычит и закатывает глаза. Он всё-таки прижимается к обочине, одновременно спихивая с себя надоеду.       — Ты хотя бы научился делать пи-пи сам?.. Боги, и этот парень на два года старше меня.       Эйгон спешит гордо покивать в ответ, но после внимательного изучения темнеющих за окном зарослей его решительный настрой куда-то исчезает. Наш принц выносит вердикт:       — Мистер Боберт, там страшно. — Он жалобно прикусывает губу. — Давайте пойдём вместе?       — Ваше Величество, это как бы не мой внук. — Бык задирает квадратный подбородок к зеркалу заднего вида. — Не хотите ли погулять с ним самостоятельно?       — А? Что? — быстро откликается Эйрис. — Ребёнок просит тебя, Бычок. Ты и иди. — И опускает голову обратно к эйгошиному смартфону.       За пределами машины снег сменяется мелким дождём. С протяжным «ву-у-уп» дворники смахивают морось, а я думаю вот о чём: если все дети такие доставучие, то пренебрегать резинками нам с Уотерсом однозначно не стоит.       — Так и быть, — соглашается Бык, — при одном условии. Впредь ты будешь называть меня исключительно «лордом Баратеоном». Идёт?       ...Но если наш ребёнок всё же случится, одно я буду знать наверняка: из Джендри сто процентов выйдет отец лучший, чем из меня — мать. У меня на подобную возню просто-напросто не хватит терпения.       Они топают к растущему выше по склону ельнику, потому что писать при свидетелях Эйгон стесняется. Подозреваю, что это тоже последствия травмы. Дивный вышел День Семерых. Над горами повисла ночь, и все нормальные люди давно улеглись в свои тёплые кроватки, предварительно распихав по носкам подарки для своих личинок, а я стою посреди холодной сырости, одетая в кожаную куртку, накинутую поверх длинного зелёного платья, из-под которого выглядывают высокие ботинки. Разрушающая семьи и промышляющая киднеппингом. То ли человек, то ли монстр-отцекрад, то ли трение войны.       Ровно одну сигарету спустя парни возвращаются. Эйгон как-то резко ныряет обратно в салон, в то время как Бык останавливается между мной и машиной. Он складывает свои ручищи на груди и вопросительно склоняет голову набок, заглядывая мне в глаза. Говорит:       — Наш принц наябедничал. Рассказал, как ты целовалась с Рейгаром.       Вот же гадкий маленький уёбок. Я зеркально повторяю движения Быка, и в таких позах мы стоим секунд пять.       — Очень смешно, мистер Боберт, — говорю. — Ха. Ха. Ха.       Продолжая и продолжая рулить, Бык колдует над радио в попытках поймать нередкие на восточном побережье Вестероса вражеские голоса. На самой границе провинции, когда по правому борту уже вовсю чернеют воды Крабьего залива, сквозь помехи и попсу прорывается какая-то браавосская радиостанция. Радио говорит, что войска режима оставили Винтерфелл на закате. Что в столицу Севера входят авангарды Северной Свободной Армии.       Эйрис молча протягивает мне смартфон, где изрядно подвисает стрим браавосского ТВ. А в новостях — Винтерфелл. Наша младшая школа на Восточной Дубовой улице и танк, катящийся вдоль рядов приветствующих его людей. На его лобовом бронелисте разложен ковёр, а над башней машины парят два флага: с драконом и лютоволчьей головой. Среди облепивших танк повстанцев я распознаю косу Вель, бороду и сигару Тормунда. Выстроившиеся вдоль дороги люди кричат, размахивают руками, кто-то даже стреляет в воздух из трофейного оружия.       Картинка с другой камеры: стайка детей яростно бомбардирует снежками огромные пафосные граффити с Тайвином Ланнистером и Русе Болтоном на стене муниципалитета. Объявившиеся чуть позже повстанцы принимаются расстреливать нарисованного диктатора из своих винтовок. Летит кирпичная пыль, неистовствующая под стеной собака лает то на портреты, то на их экзекуторов.       — Обожаю северян, — внезапно заявляет Эйрис. — Они так радикальны в своих любви и ненависти... И никаких полутонов.       — Ну вот, твоя родина вроде как свободна. — Бык чешет затылок. — Типа поздравляю.       Родина. Я уже и забыла, каково это. Иногда так бывает: ждёшь чего-то много-много лет, а когда оно наконец случается, не можешь понять, стоило ли. Понятия не имею, что мне делать в нашем старом доме, где больше нет ни отца, ни матери, ни Робба. Наших собак — и тех нет. Родина — это любимые люди, наполняющие пространство жизнью. Так ничего и не сказав в ответ, просто сглатываю ком.       — Буквально через минуту будет въезд в тоннель под заливом, — голос Быка возвращает в нашу арренлендскую реальность. — И я почти уверен, что там есть блокпост. — Похлопав себя по нагрудным карманам, спрашивает: — Как думаешь, паспорт Дорнийской Народной Республики прокатит?       Глубокий зев тоннеля похож на кашалота, стремящегося захватить путешественников в своё усеянное оранжевыми лампочками нутро. Противотеррористические бетонные блоки расставлены так, чтобы автомобили проезжали через них змейкой по узкой траектории. За блоками — бронетранспортёр Национальной жандармерии. Надутый важностью парень — сержант жандармерии — выдвигается в нашу сторону, выставив вперёд останавливающий жест. Другая его пятерня покоится на кобуре пистолета.       — Не пугайте Эйгона вашими заморскими метаморфозами, — говорит Эйрис, распахивает дверь. — Его Величество сам всё разрулит.       Эйрис царственной поступью плывёт жандарму навстречу, увенчанный нимбом из фонарей, и при виде Его Поехавшего Величества тёмно-синий парень благоговейно опускается коленями на мокрый асфальт. Стягивает с головы пилотку, словно узрел чудо. Со стороны это выглядит так, будто сам Отец спустился на землю одетый в спортивный костюм adidas — сцена, достойная быть изображённой на витраже Великой септы Бейлора. Вытянутые руки парня из жандармерии устремлены к владыке. В них — авторучка и развёрнутое удостоверение. И Эйрис награждает его своим размашистым автографом.       Мы с Быком наблюдаем за происходящим зачарованно отвесив челюсти.       — Подданные, — Эйрис возвращается к машине с назидательно поднятым указательным пальцем, — помнят и уважают своего истинного правителя. Газуй, Бычок.       Приблизительно в финальной четверти тоннеля Эйгон принимается хныкать по новой. На сей раз — из-за еды. Принц клянчит у Быка покушать, используя обращение «мистер Боберт», а тот демонстративно игнорирует его просьбы до тех пор, пока Эйгон не осознаёт свою ошибку и не называет его «лордом Баратеоном». Только тогда Бык соглашается:       — Было бы неплохо, кстати. Я так и не успел перекусить на бейлишевской вечеринке.       На южном берегу залива бетонное оранжевое небо вновь становится иссиня-чёрным и высоким. Напротив светящегося аквариума придорожной забегаловки Бык сворачивает с шоссе. За исключением единственного пикапа, парковка идеально пуста, и в тени перегоревшего фонаря он глушит мотор. Я говорю:       — В провинции Дарклин чрезвычайного положения пока нет, но всё равно — держите ушки на макушке. Ваше Величество, вы с нами?       Эйрис отрывает взгляд от экрана лишь за тем, чтобы сразу залипнуть обратно.       — Не. У нас, монархов от крови дракона, ночной фастфуд не котируется со времён Древней Валирии.       Ясненько. Бык уводит Эйгона внутрь кафе, а я, без палева достав из багажника винтовку, протягиваю её в окно прикладом вперёд со словами:       — Вот вам малютка Армалайт, Ваше Величество. Если возникнут проблемы — мочите всех.       — Это я могу, — с воодушевлением соглашается король. — Честный бой! Жёсткая борьба! Мочи! Ступай, деточка, я прикрою ваши попки.       Честно говоря, я не особенно рассчитываю на качество подобного прикрытия. По-хорошему, следовало бы конфисковать у Эйриса телефон, но делать это после случая на посту жандармерии как-то неудобно. Как ни крути, а присутствие в команде благожелательно настроенной королевской особы может быть чертовски полезным.       Кроме трёх девушек лет семнадцати-восемнадцати, приехавших, очевидно, на том пикапе, других посетителей в столь поздний — или ранний — час в забегаловке не наблюдается. Дефилируя по центральному проходу в своей куртке, платье и ботинках, я понимаю, насколько подозрительной выглядит наша компания даже в отсутствие Его Поехавшего Величества.       — Мистер Боберт принесёт покушать. — Эйгон сучит ногами под столом, обильно облепленным жвачками с тыльной стороны. — Лорд Баратеон хороший. А вы плохая.       Даже не собираюсь его переубеждать. Просто сижу на испещрённом порезами и застарелыми пятнами диване, запустив руки в карманы.       — Вот увидите — лорд Баратеон вас бросит, — продолжает Эйгон. Выудив из носа козявку, он кидает её в меня. Та не долетает. — И папа вас бросит. И останетесь вы одна, старая и никому не нужная.       Сдуваю козявку на его часть стола. Трудно сказать, какой из двух принцев хуже — до писсуара и после. Первый был хоть и коллаборационистом, но всяко более приятным собеседником.       Бык по-прежнему зависает возле касс, ожидая, пока его заказ будет собран. Закреплённый неподалёку от его головы телик бубнит прогноз погоды. Накрывший юго-западное побережье Вестероса циклон несёт тёплые и влажные воздушные массы с Летнего моря, говорит эксперт. Его отголоски достигнут Королевской Гавани, где в последние дни уходящего года воздух прогреется до пятнадцати градусов.       Девушки за дальним столиком продолжают беззаботно хихикать, склонившись в кучку и поедая свои сэндвичи. Блондинка в чёрной толстовке сидит к нам спиной, а её рыжая и смуглая подруги не без интереса поглядывают на Бычка. Должно быть, школьницы едут в Долину на новогодние каникулы, хотя и странно это — встречать в пути такой домашний праздник, как День Семерых. Уотерс отчаливает от кассы с полными подносами. Когда он проходит мимо школьниц, блондинка тоже оборачивается.       Тут Эйгон неудачно запускает в меня новой козявкой, и я вынужденно отвлекаюсь, чтобы высунуть язык и продемонстрировать засранцу вытянутые средние пальцы.       Что происходит между школьницами и Быком за эти несколько мгновений — я не знаю, но совершенно чётко вижу, как мощный подбородок напрягся до предела. Как играют желваки. Как блестят в предбоевой лихорадке мощно-синие глаза. Мимика девушек за его спиной меняется как по мановению волшебной палочки — их лица, секунду назад беззаботные, теперь отображают только ненависть, перемешанную со страхом. Кажется, будто кто-то поставил мир на паузу и можно услышать только ускоряющийся стук сердец.       — Прямо сейчас, — цедит Бык, — ты сгребёшь Эйгошу и упадёшь на пол.       Именно так я и поступаю. Краем глаза успев зафиксировать, что рук блондинки и смуглой больше не видно. Рыжая расстёгивает рюкзак, из раскрывшегося отверстия которого появляется ствол пистолета-пулемёта MP7, а Бык с разворота зашвыривает поднос в их сторону, параллельно выхватывая «Беретту» Рамси Болтона. Всё это — за миг до первого выстрела.       «Бам!» — пуля бьёт в блондинку, догоняя в полёте картошку фри и брызги молочного коктейля. Не уверена, в плечо, шею или грудь она попала. Факт попадания — это последнее, что я вижу перед падением. Схваченный Эйгон верещит, отправляясь на грязный пол забегаловки следом за мной.       Бык неожиданно ловко для своей комплекции переваливается через диванчик. Пригибаясь за импровизированным укрытием, он ещё трижды стреляет вслепую поверх него. «Там-там-там!» — пистолет-пулемёт рыжей девчонки стрекочет в десятке шагов от нас. Пули с хрумканьем вонзаются в диван слишком слабые для того, чтобы пробить мебель насквозь.       На какое-то время хлопки стихают — так бывает, когда участники пытаются понять, что они тут вообще устроили. Просто ради самобичевания: я поступила как легкомысленная дура, когда оставила пистолет в бардачке; от штык-ножа в ботинке сейчас проку не много.       Кто-то из противников — вероятно, блондинка — хрипит и булькает. Две другие возбуждённо перешёптываются. А потом со стороны парковки бьёт по ушам хлёсткая очередь малютки Армалайт: «ПЛАМ-ПЛАМ-ПЛАМ!». Одна из наших противниц вопит, взрывается мириадами осколков стекло и хрустит искалеченная пулями мебель.       Впервые с начала перестрелки я выглядываю из укрытия: смуглая девица повисла, переломившись через спинку дивана, и кровь из разодранного пулями туловища ручьями стекает на пол. Кроссовки рыжей безжизненно торчат из-за дивана носками вверх. Прежде чем Бык всаживает в блондинку очередную пулю, её пистолет успевает выстрелить куда-то в противоположную от нас сторону, и винтовка с парковки также смолкает.       Вся вспышка ярости заняла секунд двадцать, от силы тридцать.       Несмотря на кучу поразивших её пуль, блондинка ещё жива. Нелепо дёргает ногой и лезет пальцами в рану, словно пытаясь понять, насколько всё плохо. В свои семнадцать лет мы не очень-то и верим в смерть, даже если выбираем её в качестве основного рода деятельности.       — И что, всё?.. — недоверчиво спрашивает она у подошедшего Джендри. — Как тупо вышло… Валар моргулис… заканчивай.       Озерцо крови растёт под телом блондинки, смешиваясь с кровью напарницы и разлитым молочным коктейлем Эйгона. После эпизодов вроде этого выражение «кровь с молоком» приобретает в твоих глазах несколько иной смысл.       Бык заканчивает выстрелом в голову. Валар дохаэрис.       — Это была Семьдесят Семь, — говорит он, массируя переносицу. — В миру — Брея. Пришла позапрошлой зимой, помогала мне в оружейке. Других не знаю. Подонки. Ублюдочный Чёрно-Белый Дом бросает в бой детей, даже не окончивших курс обучения.       Вот как. Последние полтора года наша с Якеном группа безвылазно сидела в заграничных командировках — неудивительно, что самые младшие сёстры Ордена подкрались незаметно даже без использования чужих лиц. Не помог Брее Семь-Семь счастливый номер. Знала наверняка о нашем с Быком дезертирстве и захотела отличиться... Сколько таких импульсивных подростков встретили смерть в самых первых своих операциях?       Я пытаюсь отыскать взглядом кассиршу, но та, конечно, давно заперлась где-нибудь в кладовке и пытается вызвать полицию. Может, у неё уже получилось. В любом случае не стоит здесь задерживаться.       —...Дедушка! — это пронзительный ребёнок Эйгон голосит со стороны парковки.       И как я могла забыть о нашем спасителе? Принц тормошит лежащего ничком дедулю, и мы с Быком спешим к ним через разбитое окно, игнорируя двери.       В отличие от своей убийцы, Эйрис наверняка умер сразу. Король лежит, устремив взор невидящих глаз в затянутые тучами небеса. Его отросшую после побега из лечебницы святого Мерибальда бороду легонько колышет ветер, острое худое лицо выглядит удивительно умиротворённым, словно монарх отправился к Многоликому с чувством выполненного долга.       Бык опускается рядом — поднять с асфальта винтовку и закрыть покойнику веки. По очереди смотрит то на Эйгона, то на меня. Да, Бык, не атакуй Эйрис Безликих с тыла — и кто знает, чем бы закончилась для нас эта дурацкая стычка. Валар моргулис, Ваше Величество. Славная была охота.       — Быть может, Эйрис Таргариен действительно был не лучшим правителем, — Джендри будто озвучивает мои мысли. — Но он погиб, защищая своих подданных. А это уже что-то да значит.