***
Мелани не может вспомнить, как она умудрилась удержать малыша на руках, когда услышала голос ребенка. Вот недавно она лежала на операционном столе и слышала его плач, крик и стоны. А здесь… Он говорил, так четко и понятно. Даже жутко становится. Женщина слегка вздрагивает, почувствовав, как муж садится рядом. Он передает ей чашку со странной мутной жидкостью и она предполагает, что это успокоительное. Не раздумывая, выпивает ее залпом, а после вытирает губы рукавом халата. — Ох, Мел… — Джеральд тяжело вздыхает. Под его глазами серые мешки, чуть подрагивающий голос свидетельствует о немалой дозе алкоголя. Впрочем, жена тоже пила. — Я не хотел… Понимаешь. Не люблю я ее… Она просто пришла ко мне на работу и попросила остаться с ней. Я отказался… Его слова не производят впечатления на Мелани, и Джеральд со злостью выхватывает кружку из рук жены. На этот раз ее глаза с ненавистью смотрят прямо на него, и от этого взгляда супругу становится не по себе. — Как ты мог?! Ты ведь не только меня обманываешь, но ее в том числе. Она — наивная дурочка, думала, что ты уйдешь от меня. А ты… Ты просто поигрался с ее чувствами и остался со мной. Разве так делают?! — Я хотел семью, понимаешь?! Сына! Ты не могла иметь детей, а она была в состоянии мне это дать! — Мужчина в гневе вскакивает с дивана, его руки разбрасывают окружающие предметы по сторонам. Но вот на его лице появляется нежная улыбка, а пальцы аккуратно удерживают лицо жены. В этот миг он напоминает безумца, который всеми силами пытается удержать песок в своих ладонях, но как бы он не старался, песчинки все равно проходят сквозь пальцы — Но сейчас все по-другому… Я поговорил с ней, теперь у нас все будет как раньше… Но она молчит. А ответ на его предложение лежит в колыбельке среди милых плюшевых зверушек. Возле его кроватки стоит голубая тумбочка, удерживающая на себе вес нескольких семейных фотографий в рамках. На них изображены любящие родители маленького чуда — он в черном фраке и она в кристально белом платье, такие счастливые и такие влюбленные.***
Карай никак не может привыкнуть к этому. Кажется, что к этому вообще невозможно привыкнуть. Она просто молча подходит ко столу и убирает свою тарелку из рук Микеланджело. — Эй, это мое! — Майки обиженно складывает руки на груди, исподлобья поглядывая на самодовольную девушку. — Мы же уже разговаривали на эту тему… Даже Сплинтер сказал, что мне можно самой выбирать кусок пиццы. Я хочу этот! С этими словами, лидер черепашьей команды садится на стул рядом с Мастером. Сенсей лишь задумчиво оглядывает куноити. На бледном лице Карай уже видны скулы, еще немного и рельеф черепа станет виден сквозь кожу. От этого на сердце больно, но как бы они не старались, она не ела. Просто не могла. И все из-за банальной привычки: раньше, когда Лео заканчивал тренировку, он всегда приносил в их комнату поднос еды на двоих, и они ели вместе. Рафаэль пихает Донателло в бок, а после под удивленным взглядом девушки перекладывает свой кусок ей на тарелку. Донателло же улыбается впервые за эти дни после смерти Лео и также отдает ей свою долю самой любимой пиццы. Майки, хмыкнув, вытаскивает из-под стола еще одну коробку с любимейшим лакомством и подает его Карай. В этот момент ей кажется, что жизнь начинается с чистого листа. — Ребята… Вы не… Но братья просто встают из-за стола и склоняют перед ней головы. Карай уж было желает встать, как проницательные глаза сенсея с хитрецой посмотрели на коробку. Не выдержав, тоненькие пальчики отбрасывают крышку. Как оказалось, в ней лежит тонкий слой пиццы, на котором кетчупом неаккуратно, но с огромной любовью выведены слова: «С Днем Рождения, бесстрашная!»