Варенье для Лунного Кролика

[SOULMATE AU, где в детском возрасте на руке человека появляется метка в виде бутона цветка. Когда человек влюбляется — бутон распускается. Если человек влюбится безответно или не в своего соулмейта (с такой же меткой), то цветок увядает, а его носитель умирает] Мамору с детства привык прятать метку длинными рукавами или повязками. Потому что розы — это девчачье, нежное, изящное. У мальчиков такого не бывает. «Это отстой! Только у девочек могут быть розы, Мамору, ты что, у нас дама?» — в голове до сих пор звучит презрительный голос соседского хулигана из далёкого детства. У Мамору метка появилась в пять лет, раньше всех сверстников. Только вот если у остальных мальчишек были васильки, клевер и горец — непримечательные полевые цветы, то Мамору досталась роза. Закрытый спящий бутон на руке с красным выглядывающим лепестком мозолил глаза уже который год. Мамору ненавидел свою метку. И боялся. Боялся, что если вдруг он влюбится, и цветок распустится, а потом завянет, то Мамору умрёт. Погибнет, потому что не смог найти своего соулмейта — человека с такой же меткой. Розы — это редкость, особенно красные. Поэтому, когда он встречает Усаги, то ведёт себя так холодно. Она весёлая, беззаботная, радостная, красивая, общительная, легко находит со всеми язык и каждому пытается помочь. У неё на руке точно какая-то солнечная хризантема, такая же яркая, как она сама. Мамору никогда не видел метки Цукино, не спрашивал, не затрагивал эту тему. Но он почему-то уверен, что Усаги не может носить на своей руке розу, хоть и тоже прячет метку в рукавах. Она не может быть его соулмейтом. И от этой навязчивой идеи Мамору жить было тошно… — Чего сидишь грустный, Мамо-чан? — Усаги лучезарно улыбается, присаживаясь рядом за столик в «Короне». — А? Ничего такого, просто задумался, — отмахивается Мамору, наиграно улыбаясь, и инстинктивно кладёт ладонь на место своей метки. «Потому что моя роза расцвела из-за тебя…» — Рука болит? — Усаги нахмурила бровки, наблюдая, как Мамору сильнее сжал метку через ткань. — Нет… Я просто… — Мамору замешкался, глаза панически забегали, а мысли хаотично крутились в голове в поисках темы, на которую можно перевести разговор. — Понимаю… У меня тоже метка расцвела, — Усаги злобно фыркнула и тут же как-то печально засмеялась. — Уже отсчитываю дни в календарике до своих похорон. «Вот так просто говоришь об этом? Ещё и шутишь?» — Вообще не смешно, Оданго! — А что? Предлагаешь сесть и плакать? Ну, влюбилась я, влюбилась! — Усаги с вызовом смотрела в глаза Чиба. Её слова полоснули сердце ножом: её душа принадлежит другому, Мамору останется один со своей завявшей розой в ожидании холодного дыхания смерти. — Ты призналась ему? — голос его сквозил нескрываемой печалью, уже нет смысла что-либо скрывать. — Не вижу смысла. Он точно не мой соулмейт, а так хотя бы смогу побыть рядом, пока есть время, — Усаги слегка покраснела и мягко улыбнулась. В её взгляде было столько тепла и нежности, столько отчаянной надежды. Она хотела посвятить оставшиеся дни человеку, которого любит, даже несмотря на то, что её чувства к нему принесут ей смерть. Тогда почему Мамору всё ещё молчит о том, что она для него дороже воздуха? — Усако, я хочу тебе кое-что показать… Решительно выдохнув, он закатил рукав, обнажая великолепный цветущий бутон алой розы. Он словно сверкал пламенными оттенками красного на коже, показывая всеобъемлющую любовь своего носителя. — Моя метка. Она расцвела. Потому что я влюбился в тебя! Каждое слово давалось Мамору невероятно тяжело, но одновременно с этим словно скидывало с души тяжелые камни. Освобождая. Даря свободу дышать. — Красная роза? — Усаги ошеломлённо смотрела на цветок, глаза её начали наполняться слезами. Она быстро подтянула рукав школьной блузы и показала такую же мерцающую метку. Точь-в-точь, как у Мамору. Цветущие алые розы ярко блестели, переливаясь в лучах солнца, заглянувшего в кафе. — Бака! Почему раньше не сказал? — Усаги плакала, но с лица её не сходила счастливая улыбка. — Я ведь тоже тебя люблю!