II Паразит
Системное сообщение: Восстановлен графический интерфейс. Запрос носителя на акустический фильтр. Фильтр неисправен – запрос отклонен.Антон
Я пытаюсь поймать мелькнувшую мысль, но вспыхнувшие перед глазами иконки: состояния организма, запаса энергии в имплантах, функций имплантов, таймера, календаря, модуля связи и прочего сбивают меня с толку. Да тут еще внезапный шум со двора. Быстро пробегаю по иконкам – большая часть не активны, но все равно, неужели импланты начали восстанавливаться после всех потрясений? Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Как-то я привык уже обходиться своими силами. Поэтому, с трудом вспомнив как это делается, лезу в настройки системы и сворачиваю всю мишуру в одну кнопку, спрятав ее в дальний угол. Меня больше интересует шум с улицы, так что я даже приподнимаюсь на локте над лежанкой, чтобы лучше слышать. – Что там за шум? – Работают. И подробнее мне никто не ответит. Хочешь узнать – сходи и посмотри. Поэтому я опять откидываюсь на спину, закинув руки за голову, и разглядываю потолок над собой. Может мысль спряталась где-то там? Дежурная по кухне, подождав полсекунды и не дождавшись новых вопросов, возвращается к очагу и котлам. Вот такие дела: все работают, а я мну лежанку. Все – это группа, или может семья, или стая. Хотя нет, стая, это когда они, безумные, куда-то движутся, в количестве нескольких сот особей, минимум. А они живут здесь уже несколько недель и никуда уходить пока не собираются. И безумными их назвать сложно. Какими угодно, но не безумными. Трудоголиками разве что. Ведь ферма расширяется с каждым днем. Вокруг жилого дома встают новые постройки, а обрабатываемое поле все растет и растет. Вот и сейчас: вчера и позавчера шел дождь, так что работать на улице было нельзя, а сегодня они что-то затеяли и со двора мне бьют по мозгам удары металлом по металлу, когда глухие, когда звонкие. Пойти всё-таки посмотреть? Нет – лень. Должен же кто-то лениться в этом царстве трудоголиков? Они, это шесть самок, включая Трофей и пять самцов. Я не пытаюсь их унизить, но я не знаю, как их называть. Всё-таки они не люди, они даже больше не люди, чем термиты, поэтому не мужчины и женщины, а самцы и самки. Я раньше думал, что Трофей одна такая, но нет. Выглядят как близнецы братья и близнецы сестры: невысокие – мне по плечо, поджарые, темноволосые и кареглазые, с непропорционально крупной головой, – они больше напоминают муравьев. Допустим – странствующих муравьев, а никакую не саранчу. Собственно, они гораздо больше похожи на общественных насекомых, чем сами термиты, сохраняющие индивидуальность. Может именно этим и объясняется их с термитами анатгонизм? Вот и польза от потраченного на библиотеку термитов времени. Давно нет ни термитов, ни этих муравьев, а я могу воспользоваться аналогиями и знанием об их поведении. Толку правда от этого знания ноль. И все-таки, как мне их называть? Ладно, пусть будут мужчины и женщины, я сегодня добрый. Валяюсь на лежанке, пытаюсь идентифицировать шумы доносящиеся с улицы, вожу пальцем по глиняной обмазке стены. Два дня шел дождь, а ни капли сквозь стену не просочилось. Идеально построенный дом из ничего: из земляных блоков и дерна. Построенный практически без применения инструмента. Зачем человеку разум, если он и так может существовать? Причем сытно и комфортно. Заложить ему в голову программу строительства домов, программу выращивания растений, программу… Ну создания того, чем там они гремят на улице. И готово, живи и процветай, а разум, он не нужен. Так, какие-то остатки в виде осмысленной речи будут прорываться наружу и это всё. Мне становится тоскливо от таких размышлений, и, чтобы занять голову чем-то другим, я оставляю лежанку и иду к очагу. «Э-э-э… Родная, ты свободна, сегодня обед готовлю я». Дежурная по кухне отходит в сторону, ничего не ответив. «Родная», прозвучало как-то не очень. Может дать им имена? Только смысла в этом нет никакого. Даже Трофей, в ее лучшие дни, не понимала смысла имён, что уж теперь говорить об этом? Сейчас возьму уголек в очаге и нарисую им номера на спинах: четные – мальчикам, нечетные – девочкам. Всем, кроме Трофея, конечно-же. Интересно, женское имя Трофей, оно склоняется или нет? У меня будет склоняться. Ладно, хватит, займемся обедом. Кормильцы мои, они оказывается, в оседлой стадии, стопроцентные вегетарианцы. Хорошо что я тогда, на второй день, когда еще не было никаких полей и огородов, и мы питались теми корешками, что выкапывали из земли, не прибил того хомяка и не принес его к общему котлу. Поэтому придется страдать. Я не представляю, как можно приготовить обед без мяса, но я попробую. В первую очередь беру, замоченную еще с утра, крупу и выкладываю ее на чистую ткань. Пусть подсыхает. Девушка кстати никуда не ушла, а стоит тут же, наблюдает за моими действиями. Ну пусть, глядишь и научу чему-то. А то их поведение – это причудливая смесь инстинктов и разума. Извините, не разума, а ума. Чтобы была понятна разница: они легко найдут выход из самого сложного лабиринта, но не смогут ни построить этот лабиринт, ни описать его, ни определить своё отношение к этому лабиринту – это не заложено в их программу. Пока крупа подсыхает, снимаю висящий под потолком сверток. Это все результаты моих прогулок по окрестным холмам: всякие травы и коренья. Выбираю те что кажутся мне подходящими и мелко шинкую. Достаю из погреба грибы, режу их на куски, беру котел по массивнее, наливаю в него масло, вешаю над огнем и жду, пока оно нагреется как следует, чтобы забросить туда грибы и приправы. Поодаль от огня вешаю второй котел и закидываю в него крупу, пусть погреется. Мои мураши, основав ферму, занялись сельским хозяйством. И в результате у нас есть крупа, мука, грибы, растительное масло и корнеплоды. Я не сомневаюсь, что мой предок пятисотлетней давности назвал бы растения, из которых произведены все эти продукты по сортам и видам, а я только и умею, что читать надписи на этикетках. К сожалению, хозяева этикеток не пишут. Грибы шкворчат в раскаленном масле, а по дому разносится запах горячей крупы. Заливаю грибы водой и, дождавшись когда она закипит, высыпаю туда же крупу. Все, больше от меня ничего не зависит. Закрываю котел крышкой и сдвигаю его с большого огня. Через полчаса блюдо будет готово. Правда съедят его так же равнодушно, как съели бы полусырую крупу, не отодвинь я девочку от очага. Соли вот мало, на мой вкус, но девочки и мальчики не ропщут. Соль – дефицит. За солью снаряжалась отдельная экспедиция из трех человек, которая вернулась через двое суток и принесла с собой три мешка земли. Эта земля была залита водой еще на сутки, а потом вода была профильтрована и выпарена. Так мы получили немного плохой соли. Но каково проделать это на одних инстинктах, без разума, без способностей к обучению и планированию. Разумные они или нет, а то, что пришло время обеда они знают. Неясные удары и металлический звон снаружи прекратились, и народ потянулся к столу. Едят они тоже вполне цивилизованно: ложками из глиняных мисок. Даже не верится, что эти цивилизованные вегетарианцы совсем недавно рвали руками и зубами ближних своих на куски. И ели. Пришли всей компанией, уселись за стол, дежурная по кухне разложила по мискам моё варево. Мне тоже выделили порцию. Все как обычно. По каким-то причинам я считаюсь своим в этом сообществе, но обязанностей на меня никто и никаких не возложил. Или их программы просто не предусматривают такой ситуации и они считают, что моя обязанность – бездельничать? Пробую собственное варево. Надо-же – вполне съедобно. И вся группа, как по команде, следом за мной, начинает есть. Если это стая, то на мне сейчас проверяли – съедобна ли незнакомая пища, если это семья, то я сейчас, как старший в семье, воспользовался своим правом начать трапезу. Я должен был сказать что-то напутственное? Или нет? Я совсем запутался. Год назад для меня все было просто и понятно: есть остатки человечества, собранные в мегаполисах, и есть дикари, промышляющие вокруг мегаполисов. А дальше двадцати километров от любого мегаполиса начинаются безлюдные пустоши, зачастую радиоактивные или отравленные. Знакомство с Кветой картину мира не усложнило, разве что добавило к дикарям гипотетические остатки довоенной цивилизации. И вот, после бегства из мегаполиса, мы встречаем вовсе не дикарей, а цивилизацию термитов. А потом уже я один знакомлюсь с саранчой и даже поселяюсь среди них. А пустоши между мегаполисами оказываются заселенными этими «насекомыми». А ещё, кто-то пытается превратить людей в общественных животных. Кроты, термиты, саранча, – всё едино, мы отличаемся только разной степенью обособленности индивидуального сознания. В результате, иногда я чувствую себя случайным участником или случайной жертвой гигантского эксперимента. А иногда я думаю: зачем саранче такой мозг, при практическом отсутствии разума? Может их титанический разум сам по себе, а тела – это просто тела, их задача: кормиться, как получится, и поддерживать существование разума, размышляющего вселенскими категориями. И интеллекта для тел выделено ровно столько, сколько необходимо для выполнения этих задач. И тогда «насекомое» здесь я. Никто не будет вступать в контакт с насекомыми, скорее прихлопнут надоедливую букашку. Но мне исправно предоставляют стол, кров и постель. Причем, постель во всех смыслах, и, если остальные пары возникают хаотически, без различия пола, и на одну ночь, то мы с Трофеем каждый раз оказываемся под одним одеялом. Так что, моё костлявое плечо вместо подушки, это привилегия Трофея. Кстати о сексе. Сейчас уже заметно, что все девушки, кроме Трофея, беременны. Наверное, у «кротов» и «саранчи» не может быть детей. Так что, Трофей, прости меня за это. Ты-то (как минимум твоё тело) живешь по биологической программе и выведение потомства – главная твоя функция, которой я невольно помешал. Есть не хочу. Отодвигаю миску, желаю всем приятного аппетита и выхожу из-за стола. Сотрапезники молча отодвигаются, выпуская, кивают и слегка улыбаются мне. Вообще, как и говорили мне разведчики, в оседлой фазе это милейшие люди: очень предупредительные, деликатные и ненавязчивые. И то, как они заботятся обо мне, друг о друге, даже о хомяках, оставляя им еду, вызывает умиление и симпатию, и мне с ними достаточно комфортно. К ним даже речь вернулась, на третий день после распада Стаи. Не в том объеме, что владела Трофей перед нашим уходом из термитника, но общаться с ними можно. Только нужно помнить о запретных для них темах: именах, прошлом, планах на будущее, источнике их знаний и самих знаниях о мире, – это те, что я обнаружил. Если заговорить об этом – они просто замолкают и уходят. Оглядываюсь на выходе. Трофей провожает меня взглядом, а остальные заняты поглощением пищи. Интересно, им понравилось? Но понятия «вкусно» нет в их лексиконе. Вот «сытно» – есть, а «вкусно» – нет. Оно и понятно: хозяева едят по шесть раз в день. Работают от рассвета до заката и едят. Вот и вся их жизнь, тут не до гурманства. Очень быстро работать, очень быстро есть, очень быстро жить. Пополнять запасы энергии шестиразовым питанием, вынашивать потомство три месяца, вместо девяти. И растения на огороде у них такие же: от посадки до первого урожая прошло две с половиной недели. Не удивительно, что эта саранча периодически сбивается в стаи и кочует с места на место: истощенная такими растениями земля перестает родить. Сколько они живут? Три года? Пять? Десять? Нет, даже это меня не интересует. Сколько осталось Трофею: Девять лет? Четыре года? Год? И ещё: они и их растения – целенаправленная селекция или последствия потери контроля над имплантами? И на этот вопрос тоже не будет ответа. Я еще раз окидываю взглядом внутренности дома, закрываю за собой дверь и отправляюсь на прогулку. Чем они там таким гремели перед обедом? Обалдеть. Нечто похожее, правда не такое примитивное, я видел в Гнезде. В общем, у нас теперь есть мастерские. Нет не мастерские а кузница. Да, это так называется. В помещении кузницы темно, свет сюда попадает только через дверь и через маленькое окошко. В этом свете я вижу сваленные кучей в углу детали оборудования, заготовки каких-то сельскохозяйственных инструментов, в количестве явно большем, чем число обитателей фермы. Это что? Тоже инстинкты? Может саранча была создана искусственно и все эти знания в них просто вложили? А они просто самовоспроизводящиеся роботы? Роботы, которые ждут подходящего момента, чтобы начать выполнять секретную программу по захвату мира. И я не уверен, что захочу им мешать. Я сижу на склоне холма, нависающего над фермой, так что вся ферма оказывается у меня как на ладони: два дома из земляных блоков под дёрновыми крышами, в одном мы живем, а второй используется для хранения припасов; кузница такой же конструкции, как дома; явно наметившаяся уже площадка под третий дом. А дальше начинается поле, то что нас кормит. А несколько недель назад здесь не было ничего. Обычная для этих мест пустошь, покрытая жесткой травой и редкая, хоть и обширная рощица из низкорослых корявых деревьев. Ну и вездесущие развалины в нескольких километрах. Мы, отколовшаяся от Стаи группа и я, вышли на это место к полудню. Чем-то оно было примечательно, потому что все, как по команде, остановились. Двое побежали к развалинам, а остальные принялись копать. Кто подобранной в роще палкой, а кто – голыми руками. Я сидел примерно там же, где и сейчас, определял через импланты направление на покинутую ферму, и прикидывал: удастся ли мне увести Трофей с собой. Вдруг к ней вернется разум и речь? Но в свежевыкопанной яме что-то брякнуло, и на поверхности оказалось Сокровище: контейнеры с инструментами, орудиями и семенами. В результате мы живем в комфортных условиях на почти полном самообеспечении. А ребятишки мои еще и размножаться собрались. Системное сообщение: Множественные входящие запросы. Ключ шифрования неизвестен – запросы отклонены. Две девушки выходят из дома. Одна – дежурная по кухне идет к сараю, вытаскивает из него ручную мельницу, вытаскивает корзину с зерном, садится у входа и начинает крутить рукоятку. Все понятно: вечером будут лепешки. А вторая девушка – Трофей. Она обводит взглядом окрестности и идет ко мне, чтобы сесть рядом. Я не успел влюбиться в нее, слишком мало времени мы были по настоящему вместе – меньше суток: от ухода из Гнезда, до встречи со Стаей; и я всегда помнил о том, что она не человек. Каково это: любить и быть любимым не человеческим разумом? Я не знаю. И не узнаю. Все что есть у нас, это то, что Трофей выделяет персонально меня, и память о том, какой она была в свой последний «человеческий» день. Вот она подошла, посмотрела абсолютно без выражения и села рядом, разумеется молча. – Ты почему не работаешь? – Я работаю. Вот как. Она оказывается работает. Если я спрошу, чем конкретно она занимается – она встанет и уйдет. Если я спрошу ее о планах на будущее – она встанет и уйдет. Если я спрошу об ее отношении ко мне – она встанет и уйдет. – Тебе понравился обед? – Было сытно и все наелись. – Будете готовить такое? Встала молча и ушла, никак не выразив своего неудовольствия. Мучительно хочется с кем-нибудь просто поговорить. Кажется, сейчас я буду рад даже Этой. Народ потянулся работать: дежурная закончила крутить ручную мельницу и вернулась на кухню, двое опять загремели железом в кузнице, один убежал к развалинам, а остальные ушли в поле и там что-то делают над каждым кустом. И только Трофей опять со мной. Сделала круг и вернулась к тому месту, с которого убежала. Так же молча села рядом со мной, сидит и смотрит в ту же сторону что и я – «работает». – Ты можешь не уходить, если разговор тебе не нравится? Молчит. Накрываю ее ладошку своей. Не ладошка, а сплошная мозоль. Молчит. Может и к лучшему, что молчит. Так она больше похожа на себя прошлую, когда молчит. – Ты понимаешь, что ты потеряла? А кстати, что? Может им так лучше: спрятаться в коконе и не появляться на свет вовсе. А я все пытаюсь достучаться до той девчонки, которая встречала меня каждый вечер в Гнезде и с которой я до крайности мало проводил времени. Может, сходить на покинутую ферму? День туда, день обратно. Принести оставленные там вещи: плащ, рюкзак, торбу Трофея. Может, та кукла, что осталась в торбе, поможет ей? – Поможет тебе кукла? На последнем вопросе Трофей дергается, порывается встать и уйти, но в итоге остается на месте. А я думаю, что может она точно так же пытается сейчас достучаться до меня? Может быть в этом и заключается ее сегодняшняя работа? Вот и проходит еще один день моего здесь существования. Если вдуматься – почти идеальная жизнь для меня позапрошлогоднего: кормят, поят, одевают (это я загнул, конечно, на мне все тот-же рабочий комбинезон термитов – удивительно прочная ткань), никто принудительно не осчастливливает, никакой рекламы и никаких неприятных личностей вокруг, работаю – по своему желанию. Но почему же мне так плохо?