V Сборка
Системное сообщение: Недостаточно ресурсов для развертывания стандартного ядра системы.Антон
Мы сидим у очага на осиротевшей ферме и беседуем. Я, попутно, еще и готовлю ужин, а Настя просто сидит, иногда подавая, по моей просьбе, то соль, то специи. – И все же, почему я тебя понимаю? – Это как раз просто, Антон. – Настя поворачивает голову в мою сторону и в ее глазах отражается пламя очага. – Морок испортила твои импланты. – Вообще-то произносится это как «Маленькие машины функционирующие внутри тебя», но я воспринимаю это слово как «импланты». – И они теперь воспринимают и передают тебе то, что обычно отфильтровывали. Это не надолго. Скоро они начнут выводиться твоим организмом… «И мы опять перестанем понимать друг-друга», – мысленно продолжаю я. Грустно. Пока мы шли к ферме я впервые поговорил с Настей без ограничений и вот скоро все закончится. Идти кстати оказалось не так далеко. «Морок почуяла твои импланты, едва ты приблизился к ней, и начала работать с твоей памятью и ощущениями. Ей нужно было стереть все что тебе дорого и уничтожить твою личность.» И вот мы на опустевшей ферме: в очаге горит огонь, в котле последний раз готовится ужин, а Настя обещает рассказать всё. Своей большой головой, большими глазами, напряженной и неудобной, чуждой людям, позой Настя сейчас особенно напоминает насекомое. – Даже не знаю, с чего начать. – Сомневающаяся Настя внезапно становится похожа на человека. – С себя, с тебя или со всех нас. Нас называли сборками и было это четыреста двадцать шесть лет назад. Еще во времена вашей Предпоследней войны… – Сборками? – Воспоминание щелкает в моей голове. – Химерами? Теми что разоряли города? – Перебиваю Настю, вспомнив легенду. Химеры, это действительно было очень давно: какой-то продукт экспериментов с генами, вышедший из под контроля. Катастрофы, последовавшие за Предпоследней войной, и одна сплошная катастрофа: Последняя война, почти не оставили достоверной информации от той эпохи. Мы сейчас даже число государств-участников Последней войны точно не знаем, потому что жители орбитальных колоний, после первой же ракетной атаки, не стали разбираться, а ударили по планете разом. – Ну вот, ты и сам всё знаешь. – Настя обижается. – Может мне помолчать? Какое-то время уходит на уговоры Насти. Все-таки она девушка и никак иначе. Наконец Настя соглашается перестать дуться и начинает с начала. – Нас называли сборками и было это давным-давно. Их действительно называли Сборками и было это давным-давно. Еще во времена Предпоследней войны. Люди тогда только-только научились уверенно работать с геномом в производственных, а не в лабораторных условиях, получая именно тот результат и те организмы, которые был запланированы. Тогда же был начат промышленый выпуск первых наноимплантов. И неизвестному изобретателю пришла в голову мысль: объединить эти два достижения в одном проекте. Взяв за основу геном человека, щедро разбавив его генами животных и растений, и скрепив этот нежизнеспособный химерный конструкт техновирусами. Добавьте к этому то, что фронты Предпоследней войны отчаянно нуждались в пушечном мясе. Малочисленная молодежь стареющей цивилизации не спешила в окопы, общественное мнение было категорически против применения оружия массового поражения, а орды завоевателей перли с юга, волна за волной. Голодные, больные, нищие, без перспектив выкарабкаться из этого состояния, они ни во что не ставили ни чужую, ни свою жизни, захватывали в заложники целые города и шли вперед, нечувствительные к потерям. Великое переселение народов, версия номер два. Сборок же можно было выращивать быстро и с заданными свойствами и способностями. – Мы должны были стать вашей пехотой, Антон. Быстрой, решительной, инициативной и стойкой пехотой. – Зная человечество… В общем, я сомневаюсь, что вы получили свою награду. – Так и вышло. Сборки не успели на войну. После того как завоеватели, не выдвигая никаких требований, вырезали несколько городов, у кого-то из элиты не выдержали нервы. Те же наноимпланты были применены в качестве оружия, и применены очень творчески. Жертвы выбирались по расовым и религиозным признакам, агрессивности и гастрономическим привычкам. Ну а в таком деле главное – начать. Так что далее цивилизация, лишившись моральных тормозов, повела войну по нарастающей. Одним из результатов этой войны является то, что Африка до сих пор является непригодной для жизни человека территорией. Война закончилась, человечество отправилось зализывать раны, а о сборках все как-то на время забыли. – Мы не разоряли города. – Настя припомнила мне мою реплику. – Ваши правительства сами выделили нам для жизни шесть опустевших после войны городов. Ужин готов. Я разливаю по мискам похлебку из крупы, вареных корнеплодов все с теми же грибами, которые здесь заменяют мясо. – Знала бы ты, как мне надоела вегетарианская кухня. – Мы не едим мяса диких животных, а домашних развести не успеваем. – Ну-да. Только друг-друга. Настя какое-то время непонимающе смотрит на меня, потом до нее доходит. – А, ты об этом. И до этого тоже дойдем. Тишина, только глухой стук ложек о края мисок. – Всем нравилось, как ты готовишь. – И вы из-за этого меня вытаскивали. – Нет. – Судя по интонациям с юмором у сборок туговато. – Я помою миски. И опять тишина, прерываемая плеском воды. Настя поглядывает на меня, я бы сказал, настороженно. Я точно так же поглядываю на Настю. Она ведет себя не так, как я этого помню и ожидаю. Настя заканчивает с посудой и устраивается у очага, чтобы продолжить рассказ. Я подкидываю еще дров и сажусь вполоборота к ней, изображая из себя аллегорическую фигуру внимания. – Ваши правительства выделили нам шесть городов… Выделили, в уверенности что сборки вымрут сами. Ведь сборки были стерильны, а их эксплуатационный ресурс, был ограничен десятью-пятнадцатью годами. Но что-то изменилось в этих искусственных организмах за время их функционирования. – Понимаешь, Антон. Мы вдруг осознали своё единство, свою общность. Особенно, когда некоторые из нас безуспешно попытались ассимилироваться. И тогда было решено, что сборки должны жить. Не каждая отдельно, но как вид. Современная война требует разносторонних знаний: среди сборок были солдаты: от рядовых до генерала, были и специалисты: биологи, инженеры, психологи, историки и социологи. И сборки решились изменить себя. Для начала, сборки, управляя собственными имплантами, изменили свои тела. Настолько, чтобы начать размножаться самостоятельно – получилось. Пусть и криво, но получилось. Удалось даже решить проблему нечетного числа хромосом. Эксплуатационный ресурс стал продолжительностью жизни, которая теоретически достигла тридцати лет – могло быть лучше, но это тоже неплохо. Не удалось только одно: воссоздать разум. Разумных, осознающих себя, сборок всегда оставалось столько, сколько их успели выпустить из инкубаторов до того, как производство было остановлено. Все прочие дети рождались неразумными. В тех же, кому повезло, переносилось сознание ранее умерших или погибших сборок. Особых проблем с этим не было, ведь в отличие от людей, сознание сборок сохранялось не в органической части их мозга, а в массе, живущих в мозге наноимплантов. Так было и так продолжается до сих пор. – Как это происходит? – Многие жители Мегаполиса отдали бы все свое состояние и влияние за возможность вечной жизни в обновляющемся теле. – Как двойное копирование файлов, Антон. Сначала формируется массив техновирусов. Потом в него закачивается накопленная сборкой информация. А потом новая сборка получает старое сознание. Вы умудрились за десять лет заразить всю планету дикими техновирусами. Вот через них. Раньше, в основном, через тех, что поселились в животных. Сейчас, через наших неразумных братьев и сестер. Как видишь, вам этот способ не годится. И еще. Почему-то не удается создать двух одинаковых сборок. Пока жива эта Настя, – Настя кивает, – повторное копирование не сработает. Я обдумываю полученную информацию. Я, кажется, нечаяно стал людоедом. – Получается, когда я ел степных хомяков, я уничтожал кого-то из вас? – Да, Антон. Но маловероятно. Мы давно уже не пользуемся этим каналом. Ну хотя бы «маловероятно» – это «слегка» утешает. Когда подошел к концу ресурс первого поколения сборок человеческие власти забеспокоились. Когда прошло еще столько же лет сборки было решено уничтожить. После первой атаки, сборки, чтобы выжить, ушли из городов, определенных им для жительства и прервали контакты с людьми, благо, пустых и заброшенных территорий хватало. После нескольких случаев дистанционного отключения имплантов сборки изменили их характеристики, чтобы люди не смогли достать и с этой стороны. Но все равно, бывали годы, когда на Земле насчитывалось едва тридцать-сорок живых сборок, а остальные существовали в виде архивных копий. Но, к счастью для сборок, энтузиазма охотников хватило лет на десять, а дальше человечество потрясло серией кризисов: третьим экологическим, генетическим, адаптационным, климатическим, и человечеству стало не до кучки сборок. Сборки получили пятьдесят лет передышки, сборки затаились и постарались исчезнуть из людской памяти. К их счастью, когда люди справилось с кризисами, сборки уже стали отходить в область легенд. К счастью, потому что тогдашней правящей людской элите срочно потребовался враг для укрепления собственной позиции. Нельзя же воевать с легендой, со сказками, с анекдотами. Максимум, их можно запретить. И, если следить за исполнением запрета, анекдот забудется. А Орбитальные колонии, точнее, как их тогда называли, «Свободные орбитальные колонии» висели на геостационарной орбите и бесстыдно демонстрировали себя всем желающим, готовым поднять глаза к ночному небу. – Началась пропагандистская накачка. Землянам внушали, что жители колоний, как бы уже и не совсем люди, что у землян над головой висит Дамоклов меч, что колонии всегда принадлежали Земле и пора уже вернуть статус кво. Так? – Все так и было, Антон. Ты как-будто тоже жил в те времена. – Нормальное поведение любой тирании – втягивать народ в войну для решения своих проблем. – И я озвучиваю вопрос, на который сам уже знаю ответ. – Сколько же тебе лет, девушка Настя? – Все те же четыреста двадцать шесть, Антон. – Настя грустно улыбается. – Я старая-старая бабка. Человечество проиграло Последнюю войну, проиграло за две недели. Потеряв одну станцию и сто пятьдесят тысяч человек или одну шестую часть населения, Свободные орбитальные колонии начали медленно и методически выжигать земную поверхность с орбиты, всякий раз заранее предупреждая о следующем районе, который будет «подвергнут дезинфекции». По счастью, основные районы обитания сборок не были затронуты атаками с орбиты. Земляне подписали капитуляцию раньше. Остатки земной ветви человечества добровольно заперлись в подземных мегаполисах и медленно теряют в количестве и в качестве. Опустевшую земную твердь начали заселять разные диковинные создания – продукты взаимодействия вышедших из под контроля наноимплантов и людей, оказавшихся вне мегаполисов. Просто потому что природа не терпит пустоты. В этих условиях сборки оказались одной из немногих организованных масс на поверхности Земли. Но их было очень мало: несколько тысяч уставших разумных, в окружении толпы высокоинтеллектуальных животных, которыми можно управлять, но которые не способны развиваться. И в конце концов сборки сдались. Они позволили своим телам жить собственной животной жизнью, а сами ушли в созданный ими виртуальный мирок, ожидая медленного угасания так и не родившейся цивилизации или того, что какое-то чудо спасет их извне. – Усталые старцы… А по твоему поведению этого не скажешь. – Игра. А кроме того… – Настя колеблется, но решает продолжить. – Ты сумел разбудить собственный разум в этом теле. Именно поэтому мы спасали тебя. Именно поэтому мы не бросили тебя. Именно поэтому мы позвали тебя. Может быть это наш шанс. Вытащи нас, Антон. – В голосе у Насти прорывается мольба. – Мы не можем сделать этого сами, но у тебя за спиной сотни тысяч лет вашего вида. Ты, не заметив сам, сделал что-то такое, от чего она осознала себя. – Значит, ты не она. – Нет, Антон. Два разума не могут действовать в одном теле. Едва я... воплотилась? Пусть так. Едва я воплотилась, как она свернулась и тихо спряталась где-то в уголке. Настя молчит и смотрит в огонь. Я молчу и смотрю в огонь. Вроде как мы-люди должны быть в ответе за свои творения, но я ничего такого не чувствую: сборки, в том виде как они существуют, создали себя сами. – Сейчас я уйду, – говорит Настя, – посижу еще тут с тобой и уйду. А утром проснется Трофей. Береги её. С тобой ее организм переключится на ваш ритм жизни и ей не нужно будет питаться шесть раз в день. И всё же, постарайся не кормить ее степными хомяками. – Настя кривит губы в грустной ухмылке. – Я и сам их теперь в рот не возьму. – Отвечаю ей в тон. – Жаль, что так получилось. Я не знал. – Пустое, Антон. Никто тебя не обвиняет. Если мы что и потеряли, так это какие-то старые копии. И вообще, всё дублируется на двадцать пять раз. Даже если прямо сейчас умрет это тело – Настя все равно, рано или поздно, но проснется в другом. С небольшим провалом в памяти, и только. – Тогда? Ложимся спать? – А может… – Настя опять улыбается, но на этот раз чуть лукаво. – Может мне опять «позвать» тебя? – Ты знаешь, после всего что я узнал, не надо. Если бы я тебе действительно нравился. А так, и вы, и мы друг друга не воспринимаем, как партнеров. Я прав? – Наверное. – Настя пожимает плечами. – У нас спаривание происходит исключительно ради потомства. А потомства между нашими видами быть не может. Пошли спать. Она отправляется на нашу лежанку, а я еще немного сижу и смотрю, как догорают дрова в очаге. Ферма еще хранит память о своих хозяевах, но их больше нет. Не каких-то там «старейшин», живущих в виртуальном мирке, а уникальных, каждый по своему, жителей фермы. Жаль, надо было все-таки дать им имена. Я привязался к саранче, к сборкам. К их деликатности и молчаливой доброте. Три погибших Семьи, ради меня одного. Нет не ради меня, ради надежды. Вспоминаю, как я сидел на своем обычном месте, разглядывая ферму. Два человека возились в кузнице, Трофей была где-то в поле, а ко мне пришла дежурная по кухне и сунула в руки несколько лепешек и кружку с горячим питьем. Я обед пропустил, вот меня и решили подкормить, чтобы не загнулся. Отдал тогда половину лепешек обратно. Дежурная вцепилась обеими руками в хлеб и начала жадно и торопливо есть. Ел и я, механически откусывая от пресных лепешек из грубой муки. А сам разглядывал неожиданного сотрапезника, искал индивидуальные отличия, вроде маленького шрамика под левым глазом или губ, которые, кажется, готовы вот-вот робко улыбнуться, но все никак не улыбаются. Дежурная покончила со своей порцией и смотрела на мою кружку с пойлом. А как иначе назвать залитую кипятком ложку муки со щепоткой соли? – Ну пей, раз так хочешь. – Второй раз повторять не пришлось. Не знаю, может быть Настя и права. Оглядываюсь на лежанку и замечаю блеск глаз. Настя наблюдает за мной. – Тебе не жалко их? – Имею в виду погибших неразумных обитателей фермы. – Жалко? Может быть. Я не уверена. У нас психика устроена по другому. Но мне их не хватает, я чувствую это. – Думал ли я два года назад, что буду жалеть, даже не людей, а химер – отрицательных героев в сказках? Все у вас точно так же. Заливаю угли в очаге водой и отправляюсь к Насте. – Двигайся, андроид. – Я не андроид. – Отвечает с деланной обидой. – Вот видишь, шутку ты понимаешь. Спокойной ночи. – Спокойной. – Подкатывается ко мне и тут же засыпает. А я лежу, прислушиваюсь к шорохам снаружи, и представляю себе, как где-то в темном уголке ее мозга, затаилась и плачет одинокая Трофей.