Двое в клетке, не считая ксеноморфа

Ша-ак скоро проснулся. Чувствовал он себя чуть-чуть лучше, согревшись и немного отлежавшись, слабость затаилась в груди, но она не мешала разгораться дикой ярости где-то внутри сознания. Первым делом Ша-ак, шатаясь, поднялся — ему никто не мешал, свобода движений не была ограничена. Мышцы, царапины и уколы заныли, намекая, что прошлое сражение с ящерами было не лёгкой прогулкой, раны снова начали немного кровить. Сломанная лапа разболелась до отвращения, если бы мог — отрубил бы. Но было нечем, поэтому приходилось бережно ее придерживать второй лапой. Ша-ак пару раз моргнул, привыкая к освещению. Лампа на потолке была ярко-желтая, стены вокруг — зеленоватые, а напротив Ша-ака был проем, за которым все тонуло в чернильной темноте холода. Яутжа подошел к этому проему и осторожно вытянул вперед здоровую лапу. Пальцы наткнулись на прохладную, гладкую поверхность. «Стекло» — сообразил Ша-ак. Чтобы наблюдать за ним. Однако судя по черноте и тишине за ним — сейчас в той комнате пусто. Наверное, ночь. Внутренние часы были согласны с этим утверждением, добавляли, что Ша-ак провалялся без сознания около полутора суток. Тридцать пять чертовых часов! Он точно опоздает на охоту с друзьями. Ладно, ему надо выбраться и поскорее. Ша-ак изо всех сил ударил лапой по стеклу, пачкая его своей зелёной кровью и стараясь не обращать внимания на мгновенно взорвавшиеся какафонией боли раны. Снова и снова он бил, пока не выдохся, а по стеклу даже трещинки не пошли. Раздосадованно рыкнув на не поддающуюся преграду, Ша-ак медленно пошел в обход своей камеры, касаясь кончиками пальцев стены и внимательно прислушиваясь ко всему, что происходит по другую сторону от нее. Он надеялся найти слабое место и пробить дыру в кладке. Безуспешно. Везде — глухо, как в склепе. Напротив «окна» была расположена дверь, Ша-ак, конечно, попытался навалиться на нее плечом, но та и не скрипнула. Яутжа злобно пнул и ее, разбив палец ноги до крови и безнадежно заматерился на своем родном языке, шипя и взрявкивая. Скоро злость сошла на нет, апатия и боль опять выползали на передний план. Ша-ак практически упал на матрас, сворачиваясь в клубок и зажимая лапой раненую грудь. Сломанная рука отвратительно распухла и совершенно не двигалась. Застрял. Причем конкретно. Когда боль немного отступила, Ша-ак запустил руку под копну рецепторов и нащупал переводчик. Один изобретатель несколько десятилетий назад по каким-то своим причинам усовершенствовал классический переводчик, установленный в маске, сделав его намного более совершенным, точным, маленьким и незаметным. А еще этот переводчик теперь не крепился к маске, а располагался отдельно на ухе, чтобы даже если яутжа снимал маску, мог понимать свою дичь. Ученые, снявшие с яутжа всю броню, сочли крохотную металлическую блямбу на мочке природным пятном. Ша-ак коротенько вознес благодарственную молитву тому чудику, который создал это устройство. Ведь он умудрился на устройство размером в ноготь умана засунуть не только тридцать тысяч словарей, но и систему экстренной связи, которой пользоваться можно было только в экстремальных условиях. Ша-ак счел, что пребывает в таковой — ведь он не может сбежать, но и покончить собой не имеет возможности. А если он погибнет здесь, в руках учёных, получится, что отдал в чужие лапы не только свое оружие, но и организм совершенного охотника. Папа, конечно, разозлится, но парочка его приятелей наверняка согласятся слетать за ним на Терру и вытащить из этого мусоросброса. — Что случилось? — раздался низкий, порыкивающий голос отца, он всегда принимал сообщения по экстренной связи. Ша-ак на миг оробел — он уважал отца, хотя и старательно делал вид, что это не так. Однако на сомнения времени не было и Ша-ак быстро застрекотал, обрисовывая ситуацию. Ксеноморфы — есть, причем в немалом количестве. Он оказался в плену, ранен и… — Что? Ну… Ему не повезло… Оружие похитили… Он хотел покончить с собой, но не успел… — Не успел?! — Прошу, отец, помоги! — отбросив формальности, взмолился Ша-ак, еле сдерживая стон боли. — Я могу оказать тебе всего одну возможную помощь — сделать вид, что этого звонка не было. Я сотру все записи об этом разговоре. Мне не нужен слабый сын. Если ты сбежишь — мы поможем. Но спасать тебя — опозорить меня. Я буду считать, что тебя сожрали ящеры. — Отец, подожди! Но канал был уже перекрыт. Ша-ак попытался снова связаться с кораблем, но безуспешно — отец заблокировал его переводчик. Его бросили… Просто оставили. Он не должен позорить род. Старейшина не может иметь сына, который попал в плен людям и при этом не смог даже взорвать себя и их всех. Впервые Ша-ак почувствовал одиночество. Впервые он был сам по себе. И впервые он не мог ничего сделать. То есть — совсем ничего. И Ша-ак, свернувшись в плотный комочек, зажмурился. Жить ему не хотелось. Тоже впервые.