Причина моей болезни

Помнишь тот вечер? Да, думаю помнишь. А я пыталась забыть все это время, а потом поняла, что это неважно. Что помнить это даже лучше для меня. Когда в мою голову приходят мысли о тебе, пытаюсь восстановить тот вечер в деталях. Любовь проходит. Проходит все, что не выглядит мерзким и отталкивающим. Ты проходишь. Я постоянно задавалась вопросом, почему я вожусь с тобой, и только сейчас я, кажется, начинаю понимать, в чем было дело. Ты была воплощением моих страхов, моего дневного ужаса, противоположностью, моим презрением и отчаянием. Вызовом. Ты была безумием. Тот вечер, когда я умоляла тебя перестать. Когда я, изливаясь слезами, ползала по твоей комнате. Но ты ведь не знаешь, что такое сожаление. Не знаешь жалости. Ты - хороший учитель. Твои уроки я запомнила навсегда, и они приносят мне пользу, но ты этого уже не видишь. Твое лицо, просто обезличенное безумием, твой оскал, как у бешеной уличной псины, которая рвет глотку ни в чем неповинной кошки. Блестящее лезвие, которое отражает сотни «зайчиков» по белым стенам комнаты. И алые полосы на твоих ногах. Эти багровые реки. Реки, уносящие спокойствие моей жизни. Твой смех. Я хотела убить тебя. Мне хотелось вырвать этот нож из твоих рук и воткнуть его тебе в сердце. Но я жалкая. А тебя забавляло это, ты смеялась, как полоумная, этот смех отлетал от стен и оглушал меня. Я умоляла тебя перестать, но ты считала, что я должна стать свидетелем этого безумия, что я должна верить тебе. «Только так можно понять, что живешь» Ты сказала так. А я смотрела на тебя пустыми глазами, в которых больше не было слез, и думала, сколько же литров крови в твоем теле. Думала, что этот ковер с африканским узором насквозь пропитан тобой, представляла, что на потолке твоих соседей снизу образовалось огромное пятно алого цвета. И о том, что ты чудовище. Не напрягайся, малышка. Я прям чувствую, как ты впиваешься своими стеклянными глазами в эту бумагу. Не нужно. Прошло так много времени, прошло слишком много, кажется, тот человек вначале этого пути и я сейчас, это два разных человека, которые не могли быть производным от одного начала. Но так и есть. И я благодарна тебе за это. Если бы в школах был предмет «Как уничтожить наивность, доброту и целомудрие», ты стала бы учителем года среди учителей всех штатов. Ты была чудовищем с нимбом. Моим чудовищем. Если бы я верила в Высший Разум, у него было бы твое лицо. Раньше было так. Ты же прекрасно это знаешь. Может улыбнешься для меня? Спасибо. Помнишь, когда я только начала увлекаться фотографией? Тогда ты узнала, что улыбаешься во сне. Ты - человек, который не улыбается в обычной жизни. Ты только скалилась. После третьего месяца моей терапии, мне пришлось рассказать Мистеру Бернстану о том вечере. Я очень сложно шла с ним на контакт. Мы почти дошли до гипнозотерапии. Мне казалось, что существовал наш с тобой мир, и пускать туда кого-то, пускай даже «мозгоправа», я не имела никакого права. Все изменилось с твоим первым письмом. И с приходом Эмили в мой дом. Она не говорила тебе? А ты думаешь, как я узнала о Нем? До сих пор не могу понять, как ваша мать могла родить двух таких разных людей. Может у вас разные отцы? Если ты дочь своей матери, это не удивительно. Кстати, могла бы и приехать, когда у нее обнаружили опухоль. Это ее вторая опухоль за всю жизнь. Первая – ты. Так сказала Эмили. Не злись на нее. Она молодая глупышка. Не все такие опытные гиены, как ты, милая. Почему я вспомнила тот вечер? Потому что вчера у нас с ней всё было. Всё было в лучших традициях жаркого и животного соития. Я сорвала с нее рубашку, оторвав все пуговицы до одной. Единственное с чем я ошиблась, это с цветом ее белья. На ней были черные кружева. И когда я стягивала ее юбку, на глаза мне попался шрам на ее бедре. Почти в том же месте. Но разница между мной сейчас и мной в тот вечер в том, что это не остановило меня, а только завело еще больше. Я провела по нему языком. Ее это смутило. Я поняла, что она стесняется его. Стесняется какой-то истории. Она – не ты. Когда она спросила, были ли у меня серьезные отношения, я ответила «нет». Я солгала ей, без зазрения совести. Я не хотела отвечать на вопросы, не хотела сдувать пыль с этой истории. К тому же кто она такая, чтобы прикасаться руками к моим внутренностям? Она всего лишь телка, такая же, как и все до нее, с которыми я просто занималась сексом, когда мне этого хотелось. Хочешь узнать ее имя? Я скажу ее имя, когда ты расскажешь мне о Нём. Почему я пишу «Он» с большой буквы, как будто Он – Господь Иисус Зевс Элтон Джон? Наверное, чтобы ты сконцентрировала на этом внимание. Я буду ждать твоего следующего письма. Твой почтальон Джефри должен привезти это письмо в следующий четверг. Не забудь спуститься быстрее своего любовника.