#парижскаяжизнь

— Что-о? — она окончательно проснулась и, моргая, вгляделась в лицо брата, неестественно бледное и даже пугающее в свете синего экрана телевизора, который забыли выключить. За окном было совершенно темно, однако жалюзи на окне в коридор оставались открытыми, и света более-менее хватало. — У тебя фантазия получше моей. Придумай, как украсть пациента, — повторил Райан и чуть попозже добавил: — Это очень важно. — Ты совсем, что ли, рехнулся? Зачем тебе красть из больницы пациента? Ты что, нашел тут какого-нибудь вампира по анализам крови? — она усмехнулась и протерла глаза. Ей нестерпимо хотелось спать. И она была совершенно уверена, что только что спала — однако при этом она точно знала, что не спала: она думала, она сочиняла, она играла словами, вот что она делала. И в то же время Одри как будто могла припомнить, что ей снилось — что-то странное, необычное, красивое, но неописуемо красивое. Что-то, чему она не могла дать объяснения, но что ей хотелось понять и осознать. Что-то, что невозможно было бы описать словами, если бы ей вдруг захотелось этого. Что-то существующее: настоящее, ощутимое. Одри отвела взгляд, не желая смотреть брату в глаза, — и заметила около входа в палату девушку с короткими светлыми волосами, одетую в не по сезону легкое летнее платье выше колен. Она внимательно смотрела на нее пронзительно-голубыми глазами и совершенно не шевелилась. Райан проследил направление ее взгляда, бросился к двери и захлопнул ее перед самым носом взлохмаченной блондинки в желтом. Одри перевела взгляд на небольшое окно в коридор — и даже как будто не удивилась, вновь наткнувшись на тот же внимательный взгляд. А затем она поняла, что девушка смотрит не на нее. Она смотрит на Райана: пристально, неотрывно. Одри даже показалось, что она совсем не мигает, но это, конечно же, чушь: просто с такого расстояния не видно. — Ты ее хочешь украсть? — Одри кивнула в сторону окна. — Влюбился в какую-то чокнутую с первого взгляда? — Она ходит между двумя палатами, — зловещим шепотом ответил Райан. — Между твоей и еще одной. И не говорит ни слова. И никто не задает ей вопросов. Согласись, это странно. — Чья-то родственница. Немая, — тут же придумала объяснение Одри. В эти игры они с Райаном тоже играли с детства. Он подмечал вокруг то, что казалось ему странным, а Одри придумывала обыкновенные объяснения, — а потом они менялись ролями. — А почему она в ноябре одета в такое платье? — сощурился Райан. — Морж. Ну, знаешь, закаляться любит. Подожди-ка. Ты сказал, что хочешь украсть пациента, но она не похожа на пациента. Райан довольно улыбнулся. — Точно. Она не пациент. И ее не выгнали из больницы вечером. На нее просто не обращают внимания. Совершенно никакого. Как будто ее вовсе нет, но она есть. — А тебя почему не выгнали? — А мне можно, я добровольно помогаю здесь! — Райан ткнул пальцем в бейджик на груди, на который Одри поначалу не обратила внимания. — Попросился перенести смену, договорился, чтобы остаться здесь, сестра все же. — Ты кого угодно заболтаешь, это точно, — согласилась Одри. — Так кого ты хочешь украсть и, главное, зачем? Она немного расслабилась, осознав, что Райан всего лишь играет. Сон уже совсем улетучился, и она устроилась в постели поудобнее, готовая к новым фантазиям. Кто знает, вдруг это происшествие — как раз то, чего ей не хватало, чтобы, наконец, получить творческий импульс? Так бывает ведь: кто-то начинает писать после автомобильной аварии, например. Или когда выходит из комы. Или что-то в этом роде. — Пациентку из 715 палаты. Это в соседнем крыле. — Она попросила тебя об этом? Она скрывается от погони? — Одри начинала придумывать на ходу сюжет. — Она… Подожди, она знает правду о том, что случилось сегодня в «Галерее Лафайетт»! И за ней придут… пришельцы. Или демоны. Из ада. Прислужники дьявола, которые пытались открыть проход сюда. А она — демон-отступник. Или ангел. В человеческом обличье. Одри замолчала, позволяя брату продолжить цепочку: вся суть игры в вовлечении, в подсказках, в смене направления. Он должен выбрать сейчас тот вариант, который нравится ему больше всего, и они продолжат сочинять. — Она точно кто-то в человеческом обличье, — очень серьезно произнес Райан. — Она без сознания, при себе никаких документов — вообще ничего при себе не было, совершенно. — Потеряла сумку, — тут же перебила его Одри, но Райан продолжал, будто не заметив этого: — Ее пульс десять ударов в минуту. И, по-моему, у нее нет легких. Я пытался прослушать. Или она не дышит. Но она живая. И я должен ее украсть. Одри смотрела на брата, пытаясь уложить в голове то, что только что поняла. Он был серьезен. Он не играл в детские игры, он не фантазировал. Он на самом деле собирался кого-то украсть. И все же она решила попробовать в последний раз вернуть брата с небес на землю. — Райан, ты же понимаешь, что такие случайности бывают только в плохом кино? Ты вызвался добровольцем, и тебе случайно достался на осмотр пациент с медленным пульсом, без легких и без документов. — Не случайно, — Райан отвел взгляд. — Он достался Анжи, я ее знаю. Она была в панике, говорила, что ее уволят, раз она не может даже пульс толком измерить, у нее руки дрожали. Я сказал, что подменю ее. А потом заметил… Вот ее, — он кивнул в сторону девушки за окном. — Ну и дальше… — И что дальше? — повысила голос Одри. — И дальше я понял, что она не человек, вот что. Я взял у нее кровь на анализ… Она не такая, она… — И когда ты успел сделать анализ? — Да мне и не пришлось… Райан покопался в карманах и извлек наружу пробирку с красно-оранжевой жидкостью. Одри сощурилась, разглядывая ее, а потом осторожно взяла в руки. И в этот момент все стало очень реальным, как будто кто-то щелкнул в голове переключателем и включил свет. Можно было спорить, конечно; наверняка, можно найти какое-то заболевание, которое объяснило бы и цвет крови, и пульс, и вообще, она смотрела «Доктора Хауса», там и не такое бывало, но все это как будто резко утратило всякий смысл, и Одни просто провалилась в иную реальность. И в этой реальности ей почему-то совсем не было страшно. Она даже подумала о том, что, возможно, не так уж это и странно, когда в фильмах люди первым делом трогают нечто неизвестное: просто это иная реальность, и в ней действуют иные законы, но узнать о них можно лишь тогда, когда сам становишься их объектом. — Показывай, — Одри спустила ноги с кровати и запахнула больничный халат получше. Пусть даже она сейчас и находилась в иной реальности, как минимум один закон действовал неизменно: какая бы безумная идея ни пришла в голову брату, она пойдет за ним. Пациентка из палаты 715 выглядела довольно обыкновенно: худая девушка высокого роста с заплетенными в косу пшеничными волосами. Правильные симметричные черты лица, веснушки на носу и щеках — ее можно было бы даже назвать красивой. Она лежала в больничной кровати, мирно сложив руки на одеяле, и как будто спала. Одри склонилась над ней, пытаясь уловить дыхание, — кажется, можно было бы проверить при помощи зеркальца, но у нее не было зеркальца, даже в оставшейся в ее палате сумке. Дыхания как будто не было. Грудь девушки не поднималась — или поднималась очень медленно и незаметно. Одри с трудом поборола желание приоткрыть ей веки. Ей почему-то совсем не хотелось касаться этого тела, одновременно живого и мертвого. Райан считал, что она — не человек, а кто-то еще, и Одри не хотелось трогать кого-то еще. — Она вроде как тоже из «Галереи Лафайетт». Вот только о ней никто не говорит: никто не пострадал, так ведь. Утром придет полиция, я думаю, — неуверенно произнес Райан. — Я, конечно, не отнес ее анализы в лабораторию, тут такой бардак с этим землетрясением. Но мне придется. Поэтому я хочу забрать ее отсюда. — Зачем? — задала главный вопрос Одри. Каким бы ни было реальным происходящее, всегда оставался вариант проигнорировать его. Трещина в стене, проглотившая половину магазина; люди, которые этого не заметили; пациентка с оранжевой кровью, которая едва дышит, — все это можно просто забыть уже завтра. А послезавтра никто и не вспомнит: торговый центр отремонтируют, девушку с косой куда-нибудь заберут и исследуют, а она, Одри, придумает на основе случившегося очередной сюжет, который прочтет только Райан. А еще ей дадут больничный, раз она была в больнице. И шеф ничего не узнает. Завтра она выйдет на работу, и все будет просто прекрасно. События отлично складываются, куда лучше, чем могли бы. Так зачем сейчас все портить и делать нечто куда более странное, чем недавние события: одно дело стихийное бедствие, пусть даже и фантастического характера, но совсем другое — личный выбор. Ввязываться или нет. — Потому что, мне кажется, так надо, — неуверенно произнес Райан и оглянулся. В дверях палаты стояла блондинка в желтом платье и смотрела на пациентку. — Кто она? — шепотом спросила Одри. — Почему она за тобой ходит? — Мне кажется, она ходит не за мной. Мне кажется, она присматривает за ней, — Райан кивнул в сторону тела на кровати. — Стоило мне только подумать о ней, как я заметил этого… фамильяра. Но она не покидает этаж: я проверял. Она стоит здесь и смотрит, а потом идет за мной и снова смотрит. И все: я спрашивал, ее все видят, но всем как будто… Все равно. Одри подошла к открытой двери в палату. Невидимая стена будто отделяла ее от девушки в желтом: та не двигалась и только смотрела на пациентку. И теперь Одри смогла наконец убедиться в том, что она, и правда, не моргает. Вообще. — Эй! Ты кто такая? — с напором произнесла Одри, чтобы справиться с собственным страхом. — Отвечай. Блондинка даже не вздрогнула. Одри попыталась взять ее за руку, но та каким-то неведомым образом ускользнула. Одри попробовала снова — и опять промахнулась. Блондинка успевала убрать руку; уворачивалась с сверхъестественной скоростью и какой-то даже грацией, и при этом не двигалась с места и не отводила взгляда. Она как будто просто переставала существовать в том месте, где оказывалась рука Одри, а затем мгновенно возвращалась. — А если она здесь как раз для того, чтобы, ну, помешать тебе? — предположила Одри. — Если ты и правда решишь ее выкрасть, вдруг она тебе не даст? Может, это… Она замолчала. У нее в голове родилось тут же множество вариантов, но все они теперь казались очень мелкими, ненастоящими, глупыми. — Я думал об этом, — согласился Райан. — Но… Ну, если не даст, то не даст. О боже, Одри! Кто-то стащил ее одежду! — Что? — недоуменно переспросила она. — Я не понимаю. — Одежда! У нее был черный комбинезон с поясом и красные ботинки, и все это лежало вот тут, а теперь не лежит. Кто-то стащил ее одежду. — Ты рылся в ее вещах! — Я должен был узнать имя! Так что да, я рылся в ее вещах, и у нее ничего не было, кроме этого, а теперь и этого тоже нет. Как я украду ее в халате? Одри расхохоталась — это все напоминало какой-то театр абсурда. Как украсть ведьму с фамильяром, если одна в больничном халате, а другая в летнем платьице? С другой стороны, если уж они актеры этого театра, то и сцена принадлежит им. Одри решила взять дело в свои руки. — Пойдем тогда стащим для нее одежду где-то еще. Переоденем, посадим в каталку, перевезем на другой этаж, а утром сделаем вид, что мы — родственники, которые вывозят ее на прогулку. Ну и там… не знаю, вызовем Убер? Райан почесал затылок. — Если никто не спросит, зачем мы ее перевозим на другой этаж. — Ну, может быть, на нее тоже не станут обращать внимания. Никто не пострадал, помнишь? И тут Одри вспомнила о продавщице, которая смерила ее презрительным взглядом, когда подслушала телефонный разговор. Она совершенно точно никуда не пряталась. И ее совершенно точно нигде не было, когда трещина перестала светиться. Скорее всего, ее всосало внутрь так же, как вешалки и полки. И при этом «никто не пострадал». Впрочем, может быть, с ней не смогли связаться — очевидно, почему! — и пока что ищут. — Что на шестом? — у Одри сейчас были более важные дела, чем размышлять о пропавшей продавщице. — Инфекционное. Пятый! Центр планирования семьи. — Стащим ее туда, — Одри взмахнула рукой в сторону лестницы. — Подготовишь кресло. Нам нужна подушка, темные очки и одежда, подходящая под ее фигуру. Утром вывозим ее как слепую беременную. На Убере. — Слепую, беременную и бессознательную. Если бы ты была водителем, то согласилась бы? — Если бы я была водителем, то попросила бы дополнительную плату, и все. Скажем, что она парализованная. Я запишу на телефон фразы, положу ей на колени. Будем делать вид, что разговариваем. — Губы не будут шевелиться. — Наденем маску! — Слепая парализованная беременная в маске, — Райан подавился смехом. — В инвалидном кресле. Ни разу не странно. Одри вздохнула: это, и правда, был полнейший бред. Абсолютный. Невообразимый. Такой, в который никто и никогда не поверит. И именно это должно сработать: люди не любят уродства, но всегда провожают взглядом несчастных инвалидов, опасаясь смотреть им в глаза. Их запомнят и не запомнят одновременно. На них… не обратят внимания. Как не обращают внимания на девушку в желтом, которой так не хочется смотреть в глаза. Неужели они на самом деле собираются провернуть все это? Одри казалось, что она едва ощущает собственное тело: ее переполнял страх, но в то же время и какой-то восторг. Предвкушение. — Если нас поймают, я сошлюсь на то, что в голове что-то помутилось после шока. Ты проводишь нас до машины, потом вернешься, быстро переоденешься и поедешь домой. И… Погрузишь кресло в машину. — Вообще это собственность больницы, — Райан потер нос пальцем. — Это же воровство. — То есть украсть человека в бессознательном состоянии — это не воровство, а кресло — воровство? — Одри сложила руки на груди и скептически приподняла бровь. — Не человека. — А, ну это-то все меняет! Райан обреченно вздохнул. — Давай без беременных подушек и масок. И… Мы что, отвезем ее домой? — Ты же хочешь ее украсть, а не я. Если у тебя есть идеи получше, то предлагай сейчас. И, между прочим, еще не поздно отказаться. Одри взглянула снова на потенциальную жертву похищения. Та мирно лежала на кровати, не подозревая о том, что в данный момент, возможно, решается ее судьба. Так ведь и бывает: судьбоносные моменты никто не отмечает флажками на жизненном пути. Никто не предупреждает заранее, не раскладывает все перед тобой, не дает толком подготовиться. Они просто… случаются, вот что с ними происходит, и часто случаются внезапно и неожиданно. Так, к примеру, еще утром ты, дорогой читатель, жаришь омлет на завтрак, нервно поглядывая на часы, и уже начинаешь заранее ждать, когда этот день закончится: восемь часов твоего времени начинают утекать сквозь пальцы, стоит только проснуться, и ты меняешь их на что-то другое, казалось бы, важное: вечер, в котором у кого-то друзья, у кого-то семья, у кого-то сладкое желанное одиночество, но этот день уже избран стать судьбоносным, и следующим утром ты уже не жаришь омлет на завтрак. И не смотришь на часы. И даже ощущаешь себя неожиданно свободным, хотя, возможно, принятое вчера решение на самом деле обязало тебя куда к большему, чем казалось. Но жизнь вдруг обретает какой-то новый смысл, хотя пока что немного странно осознавать, что утренней толчеи в метро этим утром уже не будет. Что же в нем будет, вот в чем главный вопрос. Что ты сделаешь сегодня? Райан сосредоточенно привязывал руки похищенной ими из больницы девушки к ножкам кровати. Одри скептически наблюдала за процессом: организовав абсурдный побег из больницы с отягчающими обстоятельствами в виде кражи чужой одежды и инвалидного кресла, она ощущала себя сейчас великим мафиози. Добавляло остроты ощущений то, что она снова не пошла на работу. И еще впереди была неизвестность. Райан предполагал, что девушка однажды очнется (Одри было крайне любопытно, что они станут делать, если этого не произойдет). И на всякий случай он решил ее привязать: кто знает, вдруг она окажется настроенной враждебно. — Итак, теперь у нас дома лежит похищенный из больницы пациент в бессознательном состоянии, предположительно — не человек, — резюмировала Одри, когда Райан закончил свое дело. — У нас стало на одну кровать меньше, на одну проблему больше. И что мы будем делать дальше?