When I'm losing my control, the city spins around
You're the only one who knows, you slow it down.
Промозглый ветер путается в каштановых волосах, описывает круги под курткой, пробегает зудящей дрожью по коже. Ее испуганный вид врезается в память, отпечатывается на сетчатке, переворачивая и без того запутанные мысли; внутри что-то ноет, вибрирует, желая уничтожить все на своем пути, только это вряд ли поможет. Пальцы у Грейсона холодные, продрогшие; сжимают руль крепко-крепко, пока «Порше» виляет по неприметной дороге. Его челюсть плотно стиснута, предотвращая любые попытки высказать, описать, выразить все, рвущее на части — ярость, тревогу, боль; сострадание и мягкость — забытые эмоции, которые только Рэйчел способна в нем пробудить. Его душа, впитавшая тьму и израненная, откликается лишь на нее — ослепляюще, остро, невероятно, живо. Так, словно в непоправимо сломанном рояле с напрочь расстроенными струнами все же обнаружилась одна, целая, стойкая, отзывающаяся — на нее отзывающаяся. Утрата Рэйчел как повреждение органа, как потеря чувств; Дик совсем к такому не готов.***
Дезориентация накрывает с головой, тело будто уносит ветром в другое измерение, а сердцебиение учащается до нечеловеческого ритма. Ей кажется, что пепел оседает во рту, окутывает горло непроницаемой пленкой, вынуждая задыхаться. Легкие таких перебоев не выдерживают, и голос девушки срывается в звенящий крик. Дик все понимает в ту же секунду, подрывается с места и бежит по коридору, не разбирая поворотов и не оглядываясь назад. — Рэйчел! Звук ее имени ножом разрезает вибрирующий воздух, пока Грейсон пытается пробраться сквозь сгустки темноты, образующие водоворот. Он зовет снова и снова, но она не оборачивается. В конце концов, парень не выдерживает: хватает Рэйчел за плечи, разворачивая лицом к себе. — Ты умрешь, — шепчет демонический голос, совсем не похожий на мягкий, теплый, знакомый ему до последней нотки. Дик знает, что тьма не поглотила ее полностью; он знает, что его Рэйчел где-то там, борется с внутренней силой, не намереваясь отдавать ей контроль. Он уверен, потому что в следующее мгновение она произносит: — Уходи отсюда, пока не стало слишком поздно. Ей бы попросту сдаться, но ведь напротив он. Парень, образ которого вырисовывается красками на веках, застывшим кислородом в горящей ловушке. Проникает в ее голову без преград, позволяя взгляду спуститься по лицу, провести ровные линии от родинки к родинке, вдоль по шее и дальше, по выпирающей ключице вниз. Она бы рассмеялась заливисто, будь ситуация другой, но он смотрит прямо в глаза, и последних сил на очередной вдох едва ли хватает. — Я не хочу тебе навредить, — треснутое, больное, с грозящими выступить слезами. В ответ она слышит честное, уверенное признание: — Послушай, я ошибался, когда говорил, что никто не может тебе помочь.***
От его прикосновений тело пробивает статическим электричеством; у нее наверняка останутся отметины, отдающие терпким послевкусием. На плечах, ребрах, в сужающихся венах. У него не хуже: артерии под кожей насыщаются фиолетовым, растягиваясь узором вдоль кончиков пальцев. Их стороны балансируют на краю, превращаясь во что-то новое, уникальное. Сплавляются воедино, перерождаются, чувствуют. — Дик, ты должен уйти. Прошу, — она все же предпринимает последнюю попытку его образумить. — В церкви, когда я сказал, что ты сама по себе, я был не прав. Ты не одна. У тебя есть я, — кажется, что Грейсона пробирает озноб. Искренне-теплые слова дрожат на губах долгожданной исповедью. — Я здесь и больше никуда не уйду, хорошо? Касания становятся осязаемыми, эфемерность остается далеко позади. Рэйчел больше не боится; она вздыхает. Она делает это чаще, чем что-либо другое. Потайной страх — выдох. Волна радости — выдох. Неожиданное облегчение — двойная порция. Дважды выдох. Расстояние сокращается, лица становятся ближе, союз крепче. Сердце заходится в аритмии, пока она мысленно напоминает себе не переставать дышать. — Я здесь. Все в порядке, — мягко произносит парень, и весь ее хрупкий мир сужается до рук, крепко обнимающих за талию; до приятного запаха, кружащего голову не хуже карусели; до горячего дыхания где-то над шеей. До Дика, в очередной раз усмиряющего ее демонов.