I'll be there when you need me most. I'll be there if you're ever alone.
I can't leave you,
No.
Дику девять. Цирк «Хэйли» приезжает в Готэм с масштабным выступлением, билеты разлетаются в считанные часы, а стайки любопытных детишек то и дело пытаются проскользнуть за кулисы, чтобы увидеть манящий мир гастролирующих артистов. В первый же вечер мужчина по имени Энтони Зукко решает навестить директора цирка, попутно требуя отдать ему минимум половину выручки от всех представлений на территории города. Привыкший к разного рода запугиваниям, мистер Хэйли совсем не собирался передавать честно заработанные деньги мелкому бандиту, промышляющему контрабандой наркотиков. Его отказ последовал незамедлительно, но Зукко в ответ лишь усмехнулся, пообещав, что директор еще пожалеет о своем решении. На следующий день под широким куполом цирка собрались все сливки готэмского общества: от мэра с двумя очаровательными близнецами до управляющих менеджеров международных компаний, легкомысленные спутницы которых с особенным наслаждением наблюдали за развернувшейся картиной, наивно хлопая ресницами и хихикая. Ключевым номером шоу были Летучие Грейсоны, семья гимнастов, вытворявших в воздухе поистине невозможные вещи. Когда очередь дошла до их выступления, вся публика затаила дыхание. Акробаты парили на своих тросах, с легкостью перебираясь с одного на другой, пока конферансье рассказывал об уникальности всех маневров и абсолютном отсутствии какой-либо страховки. Стрелки часов плавно двигались к полуночи. Грейсонам оставалось выполнить лишь триумфальную завершающую фигуру. Ричард с матерью стояли в ожидании на правом помосте, в то время как глава семьи парил над залом, ухватившись за гриф трапеции. Точный прыжок, и вот уже Мэри держит мужа за руки, демонстрируя свое бесстрашие, силу и непревзойденную ловкость. Зрители бурно рукоплескали; на их лицах читался живой, неподдельный восторг, какой в цирке обычно случалось видеть разве что у детей. В следующую секунду Ричард уже готов был поменяться с родителями местами, но негромкий треск оборванного каната не дал этому случиться. Звенящий крик прервал устоявшуюся тишину; Мэри и Джон лежали безвольными куклами на арене. Взрослые поспешно стали уводить детей с трибун, а из-за кулис появилась бригада медиков, в тайне надеявшихся спасти любимых гимнастов. Тела их лежали близко друг к другу, напоминая пару гордых птиц, которым внезапно сломали крылья. Вопреки просьбам других циркачей, Ричард стоял рядом с родителями, не в силах даже вздохнуть. Он чувствовал, как задыхается, как старается ухватить ртом нужные молекулы кислорода, но все тело будто противоречит банальному инстинкту выживания. Он рыдал страшно, упав на колени перед отцом с матерью. Слезы текли по его лицу непрекращающимся потоком, пока мальчик не осознал, что чья-то сильная рука сжимает его плечо. Ричард обернулся и увидел высокого молодого мужчину в изысканном костюме, лицо которого не было перекошено страхом от увиденного или жалостью к ребенку, потерявшему в одночасье всю семью. На лице незнакомца он видел понимание. Последним воспоминанием о той ночи стал черный лимузин, увозящий его далеко за пределы цирковой арены.***
Дику четырнадцать. Его приемный отец облачен в черное и бесконечно борется с криминалом на улицах родного Готэма. Грейсон уже устал, но он следует за ним все равно, крадется плечом к плечу, подстраивая шаг, подмечая каждое мимолетное изменение на периферии взгляда. Ограбление или побег, званый ужин или заброшенный склад — в какой-то момент мальчик признается перед самим собой: неважно куда и почему, только бы иметь возможность побыть с Брюсом, быть полезным, похвастаться быстрой обучаемостью. Он теперь прикрывает спину самому Бэтмену; становится напарником для того, кто никогда не нуждался в помощниках. Дик больше не чувствует страх, но это не потому, что с детства приучен к рискам (детство сломано, зачеркнуто и заменено прозвищем из пяти букв), а потому, что действительно такого не испытывает. Страшно не знать дороги, утыкаясь в стенку слепым котенком, без цели и глубинного смысла. Он свою цель уже нашел. Весь его выбор сходится к одной единственной точке, к справедливому Темному Рыцарю, которого город заслуживает. Линия жизни не простирается витиеватой кривой на ладонях; она растягивается напряженной тетивой между ним и человеком в маске летучей мыши.***
Дику семнадцать. От плаща остались лишь жалкие обрывки, связанные руки при первой же попытке освободиться откликнулись глухой болью в запястьях, а из раны на губе текла карминовая кровь, неприятно отдавая железным послевкусием во рту. В его голове яркими вспышками мелькали картинки произошедшего: вот они с Брюсом спасают заложников, затем федералы предпринимают неосторожное решение, опасный преступник сбегает, и Дик самонадеянно преследует его по крышам многоэтажек. Он загоняет наемника в угол, но тут нечто тяжелое оглушает его со стороны, после чего мир начинает плыть перед глазами. Чудо-мальчик, Робин, идеальный сын. Как он мог попасться в такую глупую ловушку? Дик корил себя за ошибку, но больше всего боялся реакции приемного отца. Он точно не сможет этого простить. Еще одна попытка пошевелить пальцами не привела ни к чему хорошему. Резь только усилилась, и он даже не представлял, какая участь была уготовлена для него похитителями. Через пару часов боль уже переполняла Дика до краев, а мнимая надежда на спасение расплывалась вместе с пятнами его крови на бетонной поверхности. Юноша не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас дорожки слез рассекали его лицо непрерывным каскадом. Каждая мышца ныла, каждая вена пульсировала, каждая кость казалась сломанной. Он пытался максимально трезво оценить уровень повреждений, но затуманенный рассудок не позволял даже этого. Глаза давно заплыли и опухли от ударов, нос точно был сломан, голова так сильно гудела, что Дик периодически отключался, в тайне молясь навсегда раствориться в темноте. Робин уже готов был принять свою смерть, как где-то вдалеке послышался звук разбитого вдребезги окна. Брюс пришел его спасти.***
Дику двадцать. Завтрак на День Благодарения выдался отчего-то особенно тихим. Альфред занимался праздничным столом, Брюс читал утренние новости, а Дик молча поедал свой омлет, наслаждаясь размеренным началом праздников. — Съездим сегодня в город? — спросил Брюс, откладывая в сторону газету. — По делам компании? — непонимающе уточнил парень, переводя внимательный взгляд на Уэйна. — Нет, я вообще-то думал, что мы сможем сходить вместе за покупками, а потом на игру «Лейкерс». У меня билеты в первый ряд. — Похоже на план, Брюс. Я пойду собираться, — ошеломленно кивнул Дик, не понимая, что вдруг нашло на его наставника, который даже на праздниках занимался проблемами Лиги или выслеживал очередных преступников. Альфред, до этого молча наблюдавший за происходящим, наконец решил обратиться к Уэйну: — Что вдруг заставило вас изменить график, сэр? — Хочу провести время с сыном, — кратко отметил мужчина, пряча редкую улыбку в кружке с кофе. В этот день он не был Темным Рыцарем Готэма, скорее обычным отцом, наслаждавшимся редкими выходными с семьей.***
Дику двадцать четыре. Он возвращается во временное убежище к трем утра, выходит из лифта и думает только о том, чтобы заснуть на ближайшем диване. Рэйчел сидит за столом, помешивая свой любимый черный кофе, когда он тихо прокрадывается в комнату, не ожидая кого-либо увидеть. — Почему ты не спишь? — обеспокоенно интересуется Дик, садясь напротив нее. — Ждала, когда ты вернешься, — вот так просто парирует Рэйчел, смотря на него в упор; взгляд горящий и взыскательно-пристальный, словно на допросе у инквизитора. — Ты в порядке? — Да, разумеется, — мгновенно отвечает Грейсон, но девушка каждой клеточкой чувствует, что это ложь. — Дик, — осторожно говорит она, мысленно умоляя его сказать правду, — что сегодня произошло? В течение долгого времени он просто смотрит на нее, не в силах произнести ни слова; в замерзшем пламени ясной напряженностью — лучше бы ты меня не спрашивала. Выражение лица такое, будто его оголенные нервы с жестокой грубостью скручивают в клубки. — Пару лет назад, — начинает он, но вдруг останавливается, как если бы ему было физически больно произносить это вслух. — Пару лет назад я позволил умереть преступнику, который убил моих родителей. Рэйчел прерывисто вздыхает. Она все еще отчетливо помнит сон, в котором погибает его семья, а нечеловеческий крик рвет барабанные перепонки, напрочь лишая слуха. — После той ночи я понял, что становился тем, кем никогда не хотел быть, поэтому покинул Готэм. Сегодня я узнал, что сын того мужчины потерял всех из-за меня, — рваный выдох вырывается из его груди, — люди, на которых работал его отец, отследили его мать, сестру и невесту. Они все мертвы. Рэйчел накрывает его ладонь своей; перед глазами помехами — строгое лицо Брюса Уэйна, большое поместье, кадры самосуда и искаженное ненавистью лицо Грейсона, Джейсон в костюме Робина, мужчина в странной маске, скрывающей вторую половину его лица. — Сына они тоже нашли, но он смог выжить, — Дик сглатывает подступивший к горлу ком, прежде чем продолжить. — Он выяснил, кто я такой и что сделал с его отцом, а потом пришел за моей семьей. Семьей из цирка «Хэйли». — Они... — Убиты, — шепотом продолжает за нее Грейсон. Рэйчел в ужасе смотрит на него, когда парень снова начинает говорить. — Сегодня он пытался убить последнего друга из цирка, который у меня остался, и ему почти это удалось. Джейсон вовремя пришел на помощь. В хрупкой беспомощности его взгляда еще яростней разгорается немая болезненность, а голос становится совсем тихим, едва ли на грани слышимости. — Все эти люди. Мои друзья, семья Зукко. Они мертвы, потому что я не смог им помочь. — Помнишь, что я сказала тебе, когда мы впервые встретились? — Она вдруг явственно вспоминает неуютную комнату для допросов где-то в Детройте и его теплую улыбку, согревающую лучше самого горячего кофе. — Ты помогаешь людям. Ты помогал им с самого детства, когда стал Робином, а когда решил оставить Готэм позади, то стал детективом, чтобы по-прежнему спасать людей. Ты помог многим людям, Дик. Ты спас меня, — девушка крепче сжимает его ладонь в своей. Ей хочется, чтобы он смог увидеть себя ее глазами. Хоть на минутку. Из окна тянет прохладной предрассветной свежестью, в открытую дверь и вовсе пробирается пронизывающий сквозняк. — Я понимаю, что тебе тяжело смириться с утратой этих людей, но совершенные ошибки не делают тебя монстром. Поверь мне, в этом я эксперт, — губы ее дрожат в полуулыбке. — Рэйч, ты не монстр. — Не для тебя, — с несвойственной ей теплотой отвечает девушка. Объятия — привычные, крепкие, долгие. Неудобно не становится даже спустя пару минут. Жар его тела молниеносно пробирается под кожу, задевая нервные окончания. Так они и застывают.***
Дик все же засыпает под утро, как-то по-детски утыкаясь головой в подушку, неосознанно сжимая руку Рэйчел во сне, — девушка только мягко улыбается, свободной рукой поправляя сползающее с его плеч одеяло. Они снова вместе, и вместе они справятся с чем угодно.