Pain that is like poison

      Сидя в баре и слушая музыку, Эдди все сильнее погружался в свои мысли. Сколько дней он уже так жил?! Погружаясь в свое отчаяние, из которого, ему казалось, уже не выбраться. Сколько раз он чувствовал воды океана в своем сознании?! Он не знал ответа, он знал только одно: ничего уже не изменить. И вновь горькие воспоминания стали застилать его душу. До чего он дошел, до чего довела его ошибка? Вкус горечи застал его врасплох. Раньше он имел все, о чем можно было только мечтать: хорошую работу, девушку, которая его любила, и, возможно, он любил её, ведь только она разбавляла его одиночество, и никто другой не мог заменить ему её. Но сейчас он снова погряз в этом совсем один, и никто ему не в силах был помочь. Он мог бы даже иметь семью и, возможно, детей, хоть и сомневался в этом, но мысли о потерянном будущем постепенно заставляли все сильней сжиматься сердце, а кровь бурлить в венах. — Эй, Джек, – обратился он к бармену напротив, тот недовольно обернулся к нему, одарив Эдди скупым взглядом холодных глаз: — А ты хоть когда-нибудь чувствовал себя самым последним лузером? – продолжил говорить Эдди, язык его заплетался, а слова давались с трудом, на что бармен закатил глаза и пробурчал слово нет. Он уже целую неделю слышал один и тот же вопрос, что произносил мужчина, когда прилично напивался, перед тем как покинуть бар. Взгляд бармена сфокусировался на телевизоре, и он словно с ехидцей произнес: — Твой дружок, – и уверенно качнул головой в сторону экрана, на котором изображался Карлтон Дрейк во всем своем великолепии.       Вздох, и Эдди слышит до боли знакомый голос, голос того, кого он винил во всем, даже больше чем себя. Поворот головы, и он натыкается на фигуру, до дрожи знакомую и вызывающую только ненависть и горечь вперемешку с отчаяньем. — Там что, нет ничего поинтереснее? Переключи, – Эдди старается придать своему голосу безразличие, но у него с каждым разом выходит все сложнее, и тут за его спиной доносится голос: - А мне, например, нравится, – произнес нерадивый посетитель бара за спиной, отчего Эдди нахмурился, про себя думая о том, понравилось бы ему стать подопытным кроликом этого прекрасного ученого, забирающего жизни людей, словно они ничего не стоили. Повернув голову и взглянув в лицо мужчины, рассматривая его расплывающееся лицо, он произнес голосом, полным желчи и сарказма: — Да ну, не гони, правда? – мужчина, что сидел напротив, внимательно изучал лицо Эдди, а потом, словно поняв что-то, заговорил: — Вы же Эдди Брок? – услышанное имя заставило содрогнуться, невольно принуждая вновь вкусить горечь боли, которую он так старался потопить в своем стакане, который крепко, до дрожи сжимал. Вздох срывается с губ, поворот головы в сторону ненавистного лица в телевизоре, глоток жидкости, что согревает горло, и слова сами вылетают изо рта: — Я им был, – после этого в душе снова разливается пустота и одиночество, даже алкоголь не залечивает раны, что так хотелось закрыть так скоро, как это можно было бы. Слушать голос Карлтона Дрейка было невыносимо, его слова отдавались в голове страшным гулом, от которого невольно хотелось умереть, впасть в отчаянье, забыться, но вместо этого, поставив пустой стакан и повернувшись к бармену, Эдди коротко произнес: — Ладно, Джек, это тебе, – протянул он деньги. — Главное, не потрать все сразу, ну а я домой, поразмышляю над судьбой мира, – и, похлопав по спине посетителя, он вышел, покинул бар, что успел так надоесть ему.       Вдохнув воздух, он замер. Всё возле бара пропахло сигаретами и мочой, от этого запаха его тошнило, начиная выворачивает наизнанку. Вокруг стоял гул машин, принося в воздух металлические нотки, которые он так ненавидел. Город словно протух изнутри, и в этом Эдди не сомневался. Город протух, как и он сам.