И буду благодарен я судьбе: Пускай в борьбе терплю я неудачу, Но честь победы приношу тебе И дважды обретаю все, что трачу. Готов я жертвой быть неправоты, Чтоб только правой оказалась ты. Уильям Шекспир Сентябрь, 2036 год Сан-Франциско
Томми поднял голову на сигнал автомобиля, пронесшегося по улице мимо их дома с такими звуками, что он услышал их даже сквозь наушники с громко включенной музыкой, которую он слушал, сидя на ступеньках дома, ожидая Беатрис Аллен. Она даже не заблудилась, впервые добираясь до его дома, как это когда-то сделал Чарльз, так что Томми потом пришлось полчаса бродить по району вокруг дома, выискивая, куда забрел его лучший друг. Когда Беатрис громко окликнула его по имени, пытаясь докричаться, пока подходила по улице к их дому, Томми подскочил, поспешно убирая наушники и телефон в карман. — Привет, — улыбнулась Беатрис, протягивая ему свою ладонь, которую Томми некрепко пожал. — У меня там папа с дядей работают, и еще к вечеру появятся мама. Не обращай внимания, они немного со странностями, но прикольные, — предупредил ее Том, вспоминая, как однажды родители устроили какое-то расследование дома вместе с Паркером, и пока он по коридору шел с друзьями они успели шокировать и его друзей, и самого Томми, казалось, привыкшего уже ко всему. — Ладно, — рассмеялась Беатрис, проходя вслед за одноклассником. Беатрис забросила свою куртку на вешалку, рядом с какой-то мужской курткой, вероятно, принадлежащей дяде Тома. Как только она повесила свою куртку, в коридор выглянул взрослый мужчина, которого Беатрис почти сразу узнала. — Эдди Брок, отец Томми, — представился он, чувствуя себя неловко — Беатрис почему-то всегда прекрасно распознавала чужие эмоции и чувства. Даже тогда, когда не могла разобраться со своими. — Он очень хорошо отзывался о вас. — Спасибо, мистер Брок, приятно слышать, — Беатрис обаятельно улыбнулась, стараясь произвести хорошее впечатление на отца Тома. — Я о Вас тоже знаю только хорошее. Мы с дедушкой обожаем ваши репортажи и статьи. — Правда? Прекрасно. По такому случаю, вы с дедушкой можете звать меня просто “Эдди”, — ответил он, ловя взгляд сына, едва заметно качнувшего головой. — Ладно, больше вас не задерживаю. Томми провел Беатрис в сторону лестницы, по которой они поднялись наверх, куда-то свернули, так что Беатрис мысленно отметила, что дом Броков изнутри был куда больше, чем казался снаружи — маленьким аккуратным домиком для небольшой семьи. Но все выглядело довольно аккуратно, и Беатрис, пока они шли, с любопытством разглядывала дом супергероини и супержурналиста. Он выглядел… Как любой другой дом? Просто, со вкусом, не слишком технологично, как сейчас модно было делать, выстраивая умные системы дома внутри стен. Броки явно любили простоту и удобство, и это чувствовалось во всем — в неярких, спокойных тонах стен, приглушенных тонах, обилии дерева и удобной мебели. И Том тоже оказался самым обычным подростком. То есть, Беатрис, конечно, видела его на уроках, и знала, что гуманитарными науками он увлекался куда больше, чем всеми остальными предметами школьной программы, но оказаться в его комнате и увидеть, что он самый обычный парень с самым средненьким бардаком, было немного странно. Может, даже непривычно. — Том? Можно личный вопрос? — Да, без проблем, — отозвался Том, пытаясь найти учебник по физике. Беатрис так и предполагала, что уже в октябре учебник по физике находится у него так далеко, что найти его практически не представляется возможным без команды археологов. По крайней мере, сам Том наверное, первый раз в жизни пытался это сделать, за исключением тех июньских дней, когда все учебники нужно было вернуть в школьный фонд, так что хотелось ему того или нет, приходилось искать все — и физику, и химию, и литературу, и находить их порой в очень неожиданных местах. — А каково это, быть ребенком супергероя? — заинтересованно спросила Беатрис, разглядывая его фотографии на пробковой доске, прикрученной к двери. — Ну… Трудно сказать, чем это отличается от обычных родителей. Ну, меня пару раз похищали, но ничего серьезного, первый раз я даже не помню. Во второй, конечно, оставили парочку шрамов, но незнающий человек никогда их даже с лупой не обнаружит, — отозвался Томми будничным тоном, не замечая, что у Беа округлились глаза. — Но зато много чему научился. Мама с папой часто были в одних и тех же горячих точках, так что за мной иногда присматривал Зимний солдат или Тони Старк, или Шури, ну или еще кто-нибудь, кто свободен. А, и с Наташей было играть круче всего. До сих пор обожаю дни, когда она приезжает в гости. Нашел! Томми оглянулся и с удивлением обнаружил круглые глаза Беатрис. Он захохотал, заставляя и Беатрис отойти от шока. — Звучит громко, но они все обычные люди, — ответил юный Брок, садясь на диван в своей комнате рядом с Беатрис, которая уже открыла свой ноутбук и вытащила из рюкзака распечатки, которые подготовила по проекту. — Я все равно тебе не поверила, — отозвалась она, передавая Тому составленный план проекта. Он потратил не больше десяти секунд на то, чтобы прочесть, согласиться и тяжело вздохнуть, почти синхронно с Беатрис. Если с теоретической составляющей они еще худо-бедно справились бы, то практическая реализация, которой нужно было достичь к понедельнику, уже приводила их обоих в состояние панического ужаса. В общей сложности они провели шесть часов за подготовкой теории и теоретическими расчетами, которые они провели на отвоеванной Томом у отца с дядей белой доске, что оказалось очень удобным, и дважды сделали пятнадцатиминутные перерывы, во время которых как-то спонтанно говорили об общих интересах, о которых даже не подозревали. И Том, и Беатрис одинаково думали, что между ними нет ничего общего, но также одинаково оказались неправы. Когда Томми совершил героический рейд на кухню, вернувшись с горстью шоколада, батончиков и французской выпечки, выяснилось, что у них и похожие пристрастия гурманов, что они оба отметили со смущенными улыбками в сторону друг друга. — Дедушка говорит, что шоколад стимулирет мозг, — произнесла Беатрис, отламывая кусочек от плитки горького шоколада. — Но все что могло простимулироваться уже простимулировалось, и я просто не понимаю, где мы ошиблись. — Надо признать, мы просто не гении в физике, и даже вагон шоколада нас ими не сделает, — вздохнул Томми, глядя на белую доску, испещренную вычислениями. — Погоди, может дядя сможет помочь. Беатрис взглянула на зазвонивший телефон на столе рядом с ее компьютером и извинившись перед Томми, сказала, что ей нужно ответить, и согласилась с мыслью Тома о том, что если его дядя может им помочь, то его совершенно точно стоит позвать. Она вышла из комнаты и присела на ступеньки, ведущие на этаж выше, без интереса сконцентрировав свой взгляд на чем-то за окном, пока слушала, что ей говорят по ту сторону телефонного разговора. Беатрис даже услышала, как Томми сбегал вниз и вернулся с кем-то, наверняка тем самым дядей, о котором они только что поговорили, но почему-то девушка не обратила на него особенного внимания, увлеченно слушая своего собеседника. — Я поняла, каждую субботу с восьми вечера, — кивнула Беатрис, повторяя за своим собеседником, чтобы подчеркнуть то что он был услышан. — Я безумно благодарна тебе. Мне и правда нужна эта работа. Да. Спасибо. Девушка сбросила звонок и поднялась, направляясь к Тому и думая о том, что бросать его один на один с физикой это слишком жестоко. Столкнувшись в дверях с высоким мужчиной, так что она едва не уткнулась лбом в его грудь, и не успела разглядеть лица, Беатрис быстро и смущенно пролепетала “здравствуйте”, на которое мужчина отозвался простым приветствием, в котором она услышала, или только придумала, какие-то веселые нотки, словно он над ней посмеялся. — Это был твой дядя? — Да, — отозвался быстро Том, заинтересованно что-то записывая на доске. Похоже, он вошел в состояние азарта и решил посоревноваться с физикой. Беатрис решила не напоминать ему, что исход, даже при его азарте, будет таким же, как и всегда. Физика ведь не проигрывает, да? — Он нам помог? — Да, ошибка была дурацкой, но мы бы ее никогда не нашли, — ответил юноша с ухмылкой, подчеркивая что-то маркером на доске в нескольких местах и вновь начиная что-то расписывать. — То есть твой дядя и в журналистике разбирается, и в физике хорош? Он что, Питер Паркер? — улыбнулась Беатрис, заглядывая Тому за плечо и заинтересованно наблюдая за процессом. Она даже самостоятельно теперь поняла, где именно они повернули не туда. Вау! — Да, — вновь кивнул Том переписывая какую-то часть уравнения с тетрадного листа на доску. — Очень смешно, — искренне рассмеялась Беатрис, похлопав Томми по плечу. — Суперспособность сына супергероев это шутить, что твой дядюшка — Питер Паркер? Забавно. Но заметив, что Томми никак не отреагировал и не рассмеялся после удавшейся шутки, Беатрис вновь удивленно приоткрыла рот. — Ты сейчас серьезно? — Ну да, — пожал плечами Том, не понимая ее удивления. Для него ведь и правда все было таким привычным, что шок Беатрис казался чем-то очень странным и совершенно необоснованным. Паркер, который спускался по лестнице из комнаты племянника вниз, к Эдди, улыбнулся услышанному разговору, так что когда его увидел Брок он непонимающе вопросительно взглянул на друга, ожидая пояснений, что же заставило его так заулыбаться. — А, да так, помог Томми с этой девочкой, — ответил Паркер, отмахнувшись. — Ничего себе, решил задачку для одиннадцатого класса, молодец, прогрессируешь, — усмехнулся Эдди, добавляя два новых элемента к схеме, составленной во время их полугодового журналистского расследования, результаты которого они уже вторую неделю готовили к публикации вместе с Паркером и Вандой. — Эдди, будь поласковее, твой друг вступает в кризис среднего возраста, судится с женой за совместно нажитое… Может, физика для малолеток — это единственное, что может порадовать его в жизни, — прохрипел Веном, появляясь из-за спины Эдди, что уже лет пятнадцать как перестало кого-то из близких удивлять. — Спасибо, спасибо, друзья, — тут же отозвался Паркер, скрывая улыбку и возвращаясь к работе. — Ваша поддержка неоценима, чтобы я без вас делал, ну и дальше по тексту. Эдди усмехнулся, а Веном, вернувшись обратно в тело своего извечного носителя, отпустил парочку шуток про Паркера и его критический возраст, усложненный разводом с женщиной, стремившейся отсудить у него побольше. Временами Эдди даже не верилось, что тот самый подросток Питер Паркер, которого он впервые увидел в Сан-Франциско в компании Ванды, вырос во взрослого Паркера со своей историей, в которой не было ничего геройского. Он ведь так честно старался жить обычной жизнью — женился на Мери-Джейн, совмещал спасение Нью-Йорка и мира со спасением бюджета семьи и получением образования, удивительно все и везде успевая. Хотя, может и не везде, если Эм-Джей все-таки решила развестись спустя шесть лет не самого плохого, но и не блещущего счастьем брака, один раз и навсегда сказав, что решение ее окончательное, и Паркеру не стоит даже тратить силы на то, чтобы ее переубедить.***
Апрель, 2018 год Сан-Франциско
Эдди Брок, едва ли не ликуя вслух, поблагодарил старого знакомого в авиаслужбе аэропорта Сан-Франциско и быстро обновил почту — как раз появился документ с инсайдерской информацией по передвижениям Ванды Максимофф в течение последнего полугода. Несколько раз в месяц она летала из Нью-Йорка в Сан-Франциско, начиная, наверное, с июня. Неужели столько раз посещала Фонд Жизни? Журналист задумался, сможет ли получить подтверждение этой гипотезы — в конце концов, ни одного информатора в Фонде у него не было, едва ли Дрейк вообще держал там сотрудников, хорошо к нему относящихся, так что проверить, действительно ли только в Фонд ездила Ванда так часто, он не мог. Но мог ведь предположить, верно? Допустим, она действительно ездила в Фонд по несколько раз в месяц. Что она ему сказала тогда? “Мне известно лишь то, что могут знать люди, сотрудничающие с Фондом.” Если он не вспомнил дословно, то там совершенно точно было что-то похожее. Совершенно точно что-то похожее. А что это значило? Какой он мог сделать вывод? Мстители сотрудничают с Фондом Жизни? Тони Старк, наверняка знающий Дрейка, подписал команде общий приговор, решившись на какие-то эксперименты, чтобы в очередной раз спасти мир, как он пытался это однажды сделать, создавая Альтрона? Или Ванда действовала самостоятельно? Но зачем? Эдди откинулся на спинку глубокого кресла, в котором он едва ли не утопал, а все его мышцы пребывающие, в вечном изнурении, как и не перестающий работать, вероятно, даже по ночам, мозг, безостановочно выстраивающий теории по его журналистским расследованиям, неприятно заныли. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Он обычно чувствовал, что решение близко. Но не сейчас. И его единственный вариант — спросить напрямую. Других в его голове просто не было, а потому, не позволив своему телу расслабиться дольше, чем на жалкие десять секунд, Эдди подскочил, забросил ноутбук в рюкзак вместе с несколькими распечатанными листами по перемещению Максимофф внутри США, нейтрально синей кепкой, под которой он обычно прятался, а также карточкой цветочного магазина, которым он пользовался, покупая цветы для Энн. Кажется, впервые за последние черт знает сколько лет он пойдет за букетом не для нее. И, конечно, не для Ванды. Эдди сам для себя решил, что эти пятнадцать долларов за симпатичный веник, который простоит, если повезет, неделю-полторы, отличная цена для информации, которую он рассчитывал получить и наверняка получит, как только доберется до известного ему местоположения Ванды Максимофф.***
В то время, как Эдди Брок пытался раскрыть, чем же наверняка незаконным, она ведь столько людей убила, руки по локоть в крови, она занимается, сама Максимофф спокойно вспоминала школьные годы, пытаясь наверстать упущенное время. Ее выпускной класс пришелся на время забастовок в родной Зоковии, которые они с братом, со своими горящими сердцами и, как они думали, сформировавшимся взглядом мир, просто не могли себе позволить пропустить. Так что при всей старательности Ванды во все остальные школьные годы, никаких знаний в голове у нее от последнего, одного из самых осмысленных периодов в школе ничего не осталось, разве что, кроме списка непрочитанных книг, с которыми она сейчас решила разобраться. Таноса нет. Угроз нет. Тихо, спокойно, за исключением каких-нибудь еженедельных тренировок, не отнимавших больше шести часов в день, так что вся остальная часть суток оставалась свободной для любых хобби, которых у нее, как выяснилось, не было. Перелистнув страницу американского ренессанса, чудом оказавшегося в списке литературы Зоковийского выпускного класса две тысячи девятого, Ванда с удивлением для себя отметила, что несмотря на отвратительную скуку на первых страницах, спустя пару часов она совершенно точно вошла в какой-то транс, поймав атмосферу книги, добившись этого, вероятно, шелестом перелистываемых листов и звенящей тишиной хорошо изолированного от звуков остального мира номера. Все было бы просто великолепно, если бы и деревянную дверь, ведущую в номер, можно было бы точно также звукоизолировать — приставленными к двери охранниками, слоем поролона с двух сторон, да хоть бы и магией. Но, к ее превеликому сожалению, ни один из этих вариантов не был возможен. А потому ей пришлось перевернуть книгу страницами вниз на одеяло и пойти открывать дверь, тайно надеясь что на аукционе невиданной щедрости она выиграла бутылку шампанского от отеля или час в спа-центре завтра утром. Приоткрыв дверь и заметив доставщика цветов в, кажется, фирменной кепке ярко-синего цвета, Ванда собиралась уже было сказать ему, что он ошибся с номером, и следует поискать точнее какой-нибудь другой с похожей комбинацией цифр, как доставщик тут же подставил свою ногу в образовавшуюся щель между стеной и дверью. Доставщики цветов ведь не должны так делать, да? Заметив, что пальчики Алой ведьмы, которыми она придерживала дверь, открывая ее, уже загорелись огнем ее магии, Эдди поспешно снял кепку и убрал букет от лица, представляясь ей вновь. Она ведь просто не успела бы его забыть, если вспомнила даже спустя три года, то и встречу несколько часов назад не смогла бы выбросить из памяти, даже если бы очень захотела. — Ох, Эдди, тебя в моей жизни становится слишком много, — устало вздохнула Ванда, так и не собираясь его пропускать. — Не переживай, тебя в моей тоже достаточно. Поболтаем? — Ванда на первую его реплику среагировала лишь критично выгнутой бровью, выдающей изумление его наглости. Подумав мгновение, она все-таки толкнула дверь, открывая ее шире и пропуская его. — Только так, на секундочку, как ни убеждай, я все равно не поверю тому, что ты хочешь просто поговорить, — бросила Ванда в спину Эдди, заходящему в ее номер. — Права на пятьдесят процентов. Собираюсь я только говорить, но теперь могу разговаривать о чем угодно и как угодно. Меня уволили с работы, бросила невеста, так что никаких сдерживающих факторов, — пожал плечами Эдди. — Индивид потерян для социума. — Социум не переживет, — с сарказмом ответила Ванда, возвращаясь в номер и походя к мини бару — ей сейчас алкоголь точно не помешал бы. — Ну, какие вопросы на повестке дня? — Так рьяно интересуешься, словно журналист здесь ты, — на этот раз уже Эдди недоверчиво нахмурился и принял стакан с плещущимся бурбоном на самом дне. — Ну а что? Брошу все это геройство к черту, найду работу, — легко ответила Ванда, словно это ничего для нее не значило. Хотя, наверное, оглянуться назад, и Эдди непременно согласился бы с этой мыслью. Все это — титул героини, дурацкий яркий костюм и свое лицо на фабрике игрушек для восторженных пятилеток действительно мог для нее ничего не значить. Раскрытая Эмили Дикинсон на лениво заправленной постели, пара пустых стаканчиков кофе на тумбе у кровати, наброшенное на спинку стула пальто и неприкрытая дверца полупустого шкафа со спрятанным там маленьким, слегка пошарпанным чемоданом — прозвище Алой Ведьмы было совершенно не в характере той Ванды Максимофф, которую он сейчас увидел. Не в характере той Максимофф, что так легко глотала бурбон, готовясь к диалогу с журналистом, которого она наверняка ненавидела как и всех прочих, просто как класс. — Можешь занять мое место, — отозвался Эдди, выдыхая и выпивая алкоголь вслед за ней, почти так же легко и не морщась недовольно, после того как вкус обжег язык и гортань, отравляя рецепторы. — Ты-то явно знаешь больше о Фонде, даже была внутри. Уж точно найдешь, на какой источник сослаться. — Подставлять Фонд — вне моих интересов. — И почему же? Ванда смерила его недовольным взглядом и налила им обоим еще. Выпила. Задумалась. Налила еще. Пить не стала, только отставила стакан на прикроватную тумбу и забралась на кровать, сложив ноги по турецки и устроившись напротив Брока. Кресло почему-то в ее номере было всего одно, так что сидеть напротив Эдди, стреляя убийственными взглядами, как в прошлый раз уже не удастся. — Ладно, громкий заголовок ты мне все равно обеспечила: “Алая ведьма не желает быть героем”, только напишу статейку пожелтее, и новая работа у меня практически в кармане, — хмыкнул мужчина, проводя пальцем по стакану, стирая отпечатки ее пальцев со стекла и добавляя свои. — Если ты пришел говорить только о Фонде, то можешь идти, — сказала Ванда после небольшой паузы, видимо, успев проанализировать весь их разговор. — Большего я тебе никогда не скажу. — Подписка о не разглашении? — кивнув, как будто принимая ее слова к сведению, спросил Эдди. — Большего я тебе никогда не скажу, — повторила Ванда, наблюдая за тем как Эдди допил оставшийся бурбон в его стакане и поднялся. Она тоже встала, чтобы проводить незваного гостя, которого она не собиралась терпеть здесь хоть минутой дольше. Несмотря на то, что Брок, может, человеком был не таким плохим, как журналистом — просто невыносимым, Ванда все равно не испытывала с ним желания общаться хоть с диктофоном, хоть без. Что, если память у Брока феноменальная? Она не могла допустить такой ошибки, как разговор по душам с Броком, которому судя по всему, Фортуна показала тоже самое место, какое ей показывала всю жизнь. И если Ванда уже давно привыкла и научилась справляться, то вот для Брока это было явно непривычно. Но ничего, еще научится справляться, а его возраст — сколько ему там, чуть за тридцать? — для этого лучший, пожалуй. Все не настолько плохо, чтобы шагать в окно, но достаточно плохо, чтобы набить шишек и не повторять ошибок впредь. Ванда, увлекшись рассуждениями о судьбе журналиста, совершенно упустила из своего внимания тот факт, что он все еще в номере. — Позвонишь, если передумаешь? — Обязательно, — кивнула Ванда, понимая, что после бурбона и лицезрения Брока в ее номере на фоне ночного Сан-Франциско, вернуться к литературе она не сможет, и будет здорово, если от двери дойдет до постели и ляжет спать, не успев ничего натворить. — Только номера твоего у меня нет. Эдди остановился в дверях и повернулся к Ванде, которая задумчиво разглядывала шнурки его толстовки, словно одним только взглядом могла оживить их. Хотя, черт ее знает, может она действительно могла это сделать. — Оставить? — Нет, — покачала головой Ванда непринужденно, поднимая взгляд чуть выше, на его шею, подбородок и скулы. Он не понимал, что именно она искала в его внешнем виде, но особых проблем он из-за ее напряженного взгляда не чувствовал, так что и спрашивать Ванду, почему она так на него смотрит, не имело особого смысла. — Я ведь сказала, что не буду говорить про Фонд. — Только про Фонд? — уточнил Эдди, слегка прищурившись ровно в тот момент, когда Ванда подняла глаза наконец до уровня его глаз, и они впервые — за этот вечер или за последние три года — посмотрели друг другу в глаза. И разумеется, тут же отвели взгляд. Два смельчака — журналист, прошедший Судан, и ведьма, пережившая несколько войн, начав это еще ребенком. Даже осознание их собственной храбрости было каким-то артхаусно смешным, нереальным и неестественным, что и у всей атмосферы вокруг создавалось ощущение того, что реальность осталась вне законов физики, словно кто-то смог ее обыграть. Границы реальности размылись. Вспомнилась детское увлечение физическими шутками — реальности ведь и не существовало, верно? Все — лишь точки каких-то моментов в бесконечном и безграничном пространстве, где даже какой-то мизер, как точка — космическая, как бы забавно этот эпитет не выглядел, условность. — Я не верю, что ты пришел говорить, Эдди, — повторила Ванда так же, как минут тридцать-сорок назад так, словно и время начало сворачиваться обратно. — Совсем тебе не верю, Ванда. Она дважды сказала, что не расскажет ему ничего про фонд. Один раз — до точки реальности, другой раз — после, когда время повернулось вспять. Она дважды сказала, что не верит его намерениям. Схема — та же. — Не хочешь попробовать мне верить? — уточнил Эдди, глядя куда-то чуть ниже ее голого плеча и обнаруживая ссадинку на ровной стене кремового цвета. Может, задели еще строители, занося мебель, может, кто-то из нерадивых постояльцев. Может, сама Ванда. Может, он поцарапал заклепкой джинс, проходя к Ванде и невероятно нервничая. Какая разница? Эдди даже не мог сказать, почему так сосредоточенно вдруг начал думать об этой царапинке на стене. Может, бурбон наконец дошел до мозга, хотя, с другой стороны, его ведь было не так много, чтобы он дошел до кондиции рассуждений о реальности, бытие и царапине стене. Может причиной столь абстрактных рассуждений была Ванда поблизости — он ведь всегда считал ее немного странной. И скорее всего, был даже не единственным в этом своем убеждении, судя по тому, что и как о ней писали, словно воспринимая это немного устрашающее “ведьма” в паре с ярким макияжем и вечно нахмуренными бровями как Ванду Максимофф, хотя на деле, рузмеется, было не так, и Эдди тихо радовался, что хотя бы у него хватало мозгов это понять. Но это не отменяло того факта, что он считал ее странной, просто в ином ключе. — Может, без намеков? Ты скажешь, что хочешь от меня услышать, я пошлю тебя подальше, упомянув вскользь, что просто ненавижу журналистов, и мы разойдемся, никогда не встретившись вновь? — Я не знаю, зачем сюда пришел, — признался Эдди. — То есть, я, конечно, вел расследование и выяснил, что ты в последнее время очень часто бываешь в Сан-Франциско, подумал, что это из-за Фонда… Брок, закрыв обратно дверь, опустился на пол в коридоре. Ванда, проследив за его движениями и вздохнув точно как Энни, когда он делал что-то глупое, села напротив, так что они вдвоем заняли тесный коридор, который, видимо, располагал куда больше к разговорам, чем кресло в ее номере рядом с окном, открывающим потрясающий вид на ночной город. — Сегодня я была там первый раз, все остальные поездки не связаны с Фондом, — качнула головой Ванда, поняв, что Эдди слишком долго молчит. — Я не гонюсь за призраком? — спросил мужчина, протерев лицо ладонями и взглянув на Ванду. Надо же, сейчас они оба этого даже не испугались. У него и правда сложилось такое ощущение. С их первой встречи, там, в одной из бесчисленных кофеен Нью-Йорка, когда каждое ее слово уже через сутки начало испаряться из его памяти, оставляя лишь легкие, затуманенные воспоминания, вновь размывая реальность — то ли он говорил с ней, то ли нет. Видел ли ее хоть раз в жизни вживую, не глядя на экран телевизора или не пялясь в смартфон с очередным новостным репортажем о налажавших супергероях. — Ты имеешь в виду меня? Ванда легко усмехнулась, и Брок, увидев изгиб ее губ и сквозящую, легкую, едва осязаемую надменность в ее словах, он осознал, каким глупым было сравнение с Энни. Они же совсем разные, черт возьми. И это выражалось даже не в словах, которых у Эдди и без того не осталось, вопреки всему его профессионализму и опыту, их различия в ощущении, во впечатлении, которые они производили на Эдди. Ванда дотянулась до его руки, лежащей на поджатых коленях, и слабо сжала пальцы. Когда Эдди посмотрел вопросительно, ожидая хоть какого-то пояснения, Максимофф едва заметно улыбнулась и шепнула: — Видишь? Я настоящая. Никаких призраков. — И я не забуду об этом рукопожатии, когда солнце поднимется? — уточнил Эдди, решив, раз уж они все равно сидят на полу ее номера и пытаются как поговорить как два самых обычных человека, он совершенно точно может спросить, подтвердив или опровергнув теорию, занимавшую его последние три года. — Прости, — Ванда легко и звонко захохотала, создавая у Эдди Брока ощущение, что он перестал понимать не просто что-то, а вообще все в этой жизни. — Все было настоящим, просто ты начал просыпаться, а я хотела уйти по-тихому, немного поколдовала, но, видимо, перестаралась. Прости еще раз. Это начало сводить тебя с ума? — Самую малость, — Брок заставил себя улыбнуться, хотя к этому не пришлось прилагать очень уж много усилий, слыша смех Ванды. Он был даже не заразительным, а каким-то непривычным и странным в этой пустой комнате. — Хочешь, могу поправить? — спросила Ванда, приподнимая руки и перебрасывая с пальцев одной руки огонек на пальцы другой. — У тебя надо прибраться в голове, я серьезно. — Нет, не нужны мне эти ведьминские штучки, — очевидно смутившись, быстро отбросил эту идею Эдди, но, дав себе секунду один на один с предложением девушки, он выдохнул, опуская голову и руша стену сопротивления. Ему и правда это было нужно, и, может, если бы бурбона на двоих было хоть немного больше, он бы предложил это сам, если бы Ванда не предложила. — Ты все увидишь? — Нет, мне это не нужно, — качнула головой Максимофф, подвигаясь ближе к Эдди, и запуская длинные тонкие пальцы в его волосы, проводя пальчиками линии вдоль висков к макушке. Эдди неотрывно смотрел в ее глаза, горящие алым огнем, словно находился в состоянии гипноза, хотя понимал, что Ванда, наверное, делает что-то от гипноза далекое. Он даже не был уверен, что чувствует что-то кроме ее осторожных, вкрадчивых прикосновений к его голове и лицу, поэтому просто смотрел на нее, ожидая, пока Ванда скажет, что сделала его нормальным человеком и привела в норму. Она ведь сможет сделать его нормальным? Распутать путаницу в голове, в которую он сам себя заплел, оставшись внутри клубка неспособным выбраться. — Ты точно ничего не видишь? — Что ты так настойчиво хочешь от меня спрятать? — спросила Ванда с легкой усмешкой игриво, не по-настоящему хмурясь. — После этого я не могу не посмотреть, ты же понимаешь. — Я хотел понять, правдой ли была та встреча… В полном объеме — и в кофейне, и в моем номере после. — И поэтому прокручивал избранные моменты в своей голове каждый раз, когда оставался один и страдал от скуки или… одиночества? — Ванда тихо рассмеялась, а Эдди, едва ли сдерживался от того, чтобы не покраснеть. — И как, понял? — Нет, решил, что не хочу знать. Если это было правдой, то, конечно, круто, но если не было, мне стоит лечиться. — Наверное, лечиться тебе стоило бы, если бы ты это не вспоминал в одиночестве, — хмыкнула Ванда, наблюдая за тем, как Эдди отвел взгляд от ее лица и начал увлеченно рассматривать шероховатости на своих джинсах. — Так значит что-то все-таки было? — Ты сам сказал, что не хочешь знать, — пожала плечами Ванда, напоминая. И все-таки она не могла перестать улыбаться и так легко, наверное, даже по-дружески — слишком странно для них двоих — над ним посмеиваться. Эдди замолчал, позволяя Ванде и дальше заниматься приведением его головы в порядок. Он убедил сам себя, что если Ванда не будет над ним посмеиваться, то дело пойдет быстрее, а значит, он как можно быстрее сможет уйти, не видя ее ухмылки на губах. И даже когда Ванда остановилась, а алое мерцание в ее зрачках и вокруг головы Эдди померкло, ее руки все равно остались на голове Эдди с прикосновением, которое он назвал бы нежным. Но, видимо, то ли вновь заметив его мысли, то ли просто немного запоздав с этим движением, она, убирая свои руки, быстро и легко пригладила взъерошенные волосы. — Ты ведь ненавидишь журналистов? — уточнил Эдди вкрадчиво после долгой, долгой паузы, во время которой они не переставали смотреть друг на друга. Ванда заинтересованно рассматривала браслеты на его руке, а он изучал ее лицо, абсолютно спокойное и неотражающее ни единой эмоции. — На дух не переношу, — кивнула Ванда. Уголок губ дрогнул, приподнимаясь, а веки сощурились на мгновение, словно она кого-то или что-то вспомнила и быстро забыла, вновь отпустив какой-то случай или какого-то человека. — То есть, если я ляпну что-нибудь, хуже уже точно не станет? — Мы же договорились, без намеков, — вздохнула, набрав воздуха в грудь, Ванда. — Что именно ты хочешь ляпнуть? — Что я хотел бы, чтобы то, что было между нами в отеле, было правдой. Или стало ей, — ответил он, дотрагиваясь до руки девушки, которая не послала его ни к черту, ни куда дальше, не одернула руку, не сказала, что теперь ненавидит не только всех журналистом в целом, но и Эдди в частности, больше, чем всех остальных, не закричала, призывая охрану, не свернула шею, хотя совершенно точно могла бы. А еще в тот миг, когда Эдди своими пальцами коснулся ее теплой ладони, она не отказалась от поцелуя с ним. И не отказалась от предложения Эдди о том, как бы восстановить память и привести его голову в порядок. В конце концов, она ведь, как и мужчина, красневший несколько минут назад как шестнадцатилетний подросток, все-таки пару раз возвращалась к событиям той ночи, думая о том, что если однажды представится шанс все повторить, она просто обязана будет им воспользоваться.***
— ...Словом, ничего у Клинта не вышло: стрелок из меня такой же хороший, как и физик, — Томми специально приподнял раскрытый учебник, когда закончил рассказывать очередную историю из своего увлекательного детства. Беатрис, признаться, давно не слушала чьи-то истории с таким упоением и интересом. Ей в какой-то момент и вовсе стало казаться, что никто не сможет ее удивить больше, чем дедушка, который то и дело делился историями из своей юности. Но одно дело слушать про эпоху интернет-предпринимателей, заполонивших Сан-Франциско в девяностые, и совсем другое — узнавать новости из жизни человека, который, подумать только, рос среди супергероев. От одного только осознания только мысли по телу стайками пробегали мурашки, и девушка то и дело ежилась, восторженно смеясь. У Томаса удивительно легко и весело выходило рассказывать даже о каких-то страшных вещах, вроде собственного опыта посещения верхних этажей Эмпайр-Стейт-Билдинг в качестве заложника террористов. В голове не укладывалось, что такая жизнь может быть у человека, которого Беатрис знала уже много лет. И что она теперь тоже хоть на секунду соприкоснулась с этой жизнью. — Ну и аукнулось мне потом это тотальное неумение стрелять, конечно. Но это как-нибудь в другой раз расскажу. — И правда, хватит на сегодня мне шокирующей правды от инсайдеров супергеройской тусовки, — улыбнулась Беатрис и поправила растрепавшийся хвост. — Тебе с такими историями впору книги писать и продавать их втридорога. — Может, в глубокой старости, когда я буду сидеть на веранде собственного дома где-нибудь на малонаселенном острове и страдать от скуки, то напишу пару строк. Тогда, наверное, это будет актуально. А сейчас заниматься этим нет никакого смысла. — Почему ты так думаешь? — Ну, посуди сама: люди и так несколько раз в день слышат что-то об очередном супергерое, который спас миллионы мирных жителей мегаполиса от сумасшедшего злодея. Это даже звучит клишированно, согласна? — Беатрис кивнула, подумав, что слова Томми и правда не лишены смысла. Она и сама понимала, что Томас сейчас расписывал американскую рутину, которая появилась еще задолго до их рождения. — А зачем, в таком случае, читать то, что порой видишь каждый день? — Верно. Но ты можешь начать сейчас, особенно учитывая то, как сильно тебя привлекает литература, я готова поручиться, что к своей старости я увижу шедевр мировой литературы, — пожала плечами девушка, и Томми улыбнулся, не отрывая взгляда от страниц учебника. — Ты мне льстишь, но почему-то слышать это все равно приятно, — ответил юноша и хотел, казалось, сказать что-то еще, но вдруг прищурился. прислушиваясь: внизу хлопнула дверь и раздался чей-то негромкий голос, зовущий по имени отца Томаса. Юный Брок тут же расплылся в улыбке и поднялся с дивана. — Пойдем, я познакомлю тебя с мамой. — С..? В смысле прямо сейчас… То есть, вау, — она в первые секунды захотела неумело отшутиться по поводу слишком раннего знакомства с матерью Томми, но потом поняла, насколько неуместной оказалась бы ее ремарка. Особенно в данной ситуации, когда Томас, фактически, предлагал ей встретиться с Вандой Брок-Максимофф, о которой девушка не раз слышала и читала. Историческое событие. Когда Беатрис вслед за Томми спустилась по лестнице, то увидела мистера Брока, — просто Эдди, мысленно поправила себя девушка, — который, сложив руки на груди стоял, облокотившись на косяк, в дверном проеме, ведущем на кухню. Аллен не впервые за сегодняшний день ощутила неприятное покалывание на кончиках пальцев от сильного волнения, и она вдруг задалась вопросом, с каких это пор она стала такой чувствительной. Томми, пробравшись на кухню мимо своего отца, довольно громко поприветствовал Ванду, оборачиваясь к выходу в коридор, из которого неловко выглядывала переминавшаяся с ноги на ногу Беа. — Мама, это Беатрис Аллен, я тебе о ней рассказывал. — А, твоя духовная сестра во всем, что касается физики, припоминаю, — рассмеялась Ванда, и Беа не смогла не улыбнуться ей в ответ. Почему-то миссис Брок представлялась ей совсем другой: более высокой, холодной, во всем черном — словом, действительно, Ведьмой, какие обычно бывали в фильмах или сказках, только более-менее соответствующей двадцать первому веку. На деле Ванда одной только своей улыбкой разрушила любые стереотипы, сложившиеся в органичную, но практически неживую, статичную картинку. Женщина выглядела так же, как и многие жительницы Сан-Франциско ее возраста: одета она была в джинсы и толстовку, темные волосы — стянуты в низкий пучок, на лице — легкий макияж, удачно подчеркнувший яркие глаза. — Очень рада познакомиться с вами, мисс Аллен. — Взаимно, миссис… — Давай просто Ванда, — сразу оборвала женщина и кивнула ей, пожав протянутую руку. Беатрис мимолетно взглянула в глаза матери Тома и заметила, как на долю секунды та прищурилась, словно заметив что-то и в глазах самой Аллен. И девушка, успевшая забыть, что перед ней не просто рядовая американка, в ту секунду в полной мере ощутила, что держит за руку Алую Ведьму. Но мгновение растаяло в воздухе, прерванное внезапным обращением Ванды: — Беатрис, я надеюсь, ты никуда не спешишь? — О, ну, — девушка посмотрела на часы, которые висели на стене и нахмурилась. Стрелка подбиралась к половине седьмого, а значит, что через полтора часа ей следовало уже быть в ресторане, который располагался не так близко к дому Броков, чтобы позволить себе задержаться здесь еще на какое-то время. — На самом деле, мне уже пора. Я тороплюсь на работу. — Неужели не найдешь и пятнадцати минут для чая с пирогом? Не бойся, Беа: я, может, и ведьма, но травить тебя не собираюсь, — сказала женщина, разрезая на кусочки вкусно пахнущий пирог с, кажется, любимой всей семьей шоколадным муссом сверху, и Беатрис закусила губу, обдумывая свое решение. — Успеешь ты еще на работу, Беа. В крайнем случае, вызовешь такси, — махнул рукой Томми и улыбнулся Аллен, легко положив на ее плечо руку. Девушка посмотрела на Брока, а затем и на Ванду, с которой он, кстати, был удивительно похож, и, наконец, кивнула. — Ну, наверное, вы правы: уж пятнадцать минут у меня точно найдется. — Вот и правильно, на голодный желудок работать опасно, мало ли что произойти может, — хлопнул в ладоши Эдди, и от громкого звука Беа, даже позабывшая о присутствии Брока-старшего за спиной, вздрогнула, тут же обернувшись. Мужчина тоже повернулся в другую сторону: — Эй, Паркер! Убери со стола там все и заканчивай уже на сегодня. Вот, видишь, Беатрис,что бывает с людьми: сначала они от еды во благо работы отказываются, а потом и вообще все. — Что — все? — В ботаников превращаются, — Эдди картинно подернул плечами и поморщился так, что у девушки это вызвало смешок. Вслед за Томми и Эдди она прошла в гостиную, где уже и заметила “того-самого-Паркера-ботаника”. Заметила и постаралась применить все свое самообладание, чтобы не начать глупо улыбаться, как школьница, которая в очереди за кофе увидела вдруг любимого актера. В каком-то смысле, наверное, Питер Паркер еще с детства поражал малышку Беатрис, которая еще только увлекалась базовой химией: каждому жителю штата было известно, что он, Паркер, работал с Человеком-Пауком и что он, по некоторым данным, создал знаменитую паутину супергероя, которая выдерживала многотонные конструкции. Беатрис до сих пор это казалось чем-то фантастическим, а потому глубокое уважение к гениальному, по ее мнению, химику теперь проявлялось в совершенно спонтанном желании начать прыгать на одной ноге и безудержно хлопать в ладоши от восторга, потому что кумиров все-таки не каждый день видишь.