***
Сухой песок мерно тек по жилам. В его движении, ровном, спокойном, был определенный смысл: толчок, еще толчок, один за другим. Тихий шелест — почти как пульс, почти как шум крови. Живой крови, горячей, которую кто-то выпустил на волю совсем близко. Айтир открыл глаза. Потом закрыл снова. Он не понимал, зачем ему зрение — оно только мешало, делая мир нечетким, не давая видеть равномерный ток песчинок, тонкими струйками пронизывавших все мироздание. Сейчас эти потоки были чуть нарушены: струйки завивались водоворотом совсем недалеко, мерно вбирая чью-то смерть. Закручивались они и над ним, куда более мощно, привычно, даря возможность быть в этом мире. Но и второй водоворот был готов вот-вот стронуться, почти сливаясь с его: рядом умирало живое существо. Ильмаре. Имя ничего не значило, оно появилось и ушло. Бессмысленный набор звуков. Живое было чем-то важно. Айтир не помнил, чем, но осознавал: если оно умрет, что-то будет неправильно. Ему нравились зарождающиеся песчинки. Эта смерть будет красивой. Но — неправильной. Лично для него, песчаным струйкам вокруг все равно, забрать эту жизнь или нет. Вот только здесь он имел право решать, и решил: нет. И водоворот нехотя начал рассасываться. Глаза открыть все-таки пришлось. Перевязать рваную рану, остановить кровь. Руки сами находили нужное, Айтир не думал, что делает, доставая зелья и полоску чистой ткани. Он вообще не думал: зачем? Тревожащее было устранено, и он опять замер, безучастный ко всему вокруг. Только что-то опять грызло. Что-то было неправильно, на этот раз — с ним самим. Что именно, Айтир не понимал, но это раздражающее ощущение не давало погрузиться в мерный шелест песка. Оно побуждало действовать, устранить неправильность. Он не знал как. Но знал того, кто сможет помочь. Тело подчинялось неохотно, еще немного — и сломается. Это будет причинять определенные неудобства, которых Айтир хотел бы избежать: любое подобное происшествие отдаляло от состояния покоя. Поэтому он старался обращаться со своим телом бережно, шагал медленно, осторожно, не перегружал. Когда что-то помешало пройти — нашел источник помехи и убрал на положенное место. Живое, смерти которого он не хотел, несло на спине другое, уже не-живое. Почему-то было важно, чтобы оно оставалось рядом. Струйки песка послушно вились вокруг, заставляя не-живое двигаться. То живое, к которому Айтир шел, постепенно становилось все ближе и ближе, медленно и неуклонно. Песок обтекал его, уважительно, аккуратно, оставляя пустой островок, по которому нужное место можно было найти издалека. Именно с этим живым Айтир связывал возможность решения, смутно помня, что оно уже помогло ему раньше. Поэтому он толкнул препятствие, кусок мертвого дерева, отделявший его от цели. Сделал еще два шага и замер. Нужное живое было перед ним. — Со мной что-то неправильно, — сообщил Айтир. — Помоги.***
— Чтоб я еще раз с мертвяком связалась! У, проклятый! — в сердцах выругалась Малта, глядя на замершего посреди единственной комнаты её крохотного домика некроманта. Не далее чем пару минут назад он с легкостью открыл дверь, с мясом выломав засов, и теперь стоял, глядя пустым взором. Глаза, которые она запомнила вполне обычными, живыми, серовато-голубыми, сейчас затягивала белесая пленка. Мертвяк, чтоб его! — Со мной что-то неправильно. Помоги, — мерно повторил некромант, и Малта закусила губу. Ведь не отвяжется, раз пришел. И еще кого-то приволок — вон на дохлом волке лежит. Кстати, ничего так волк, и шкура куда-нибудь сгодится, и зубы с когтями в дело пойдут. Сочтется за часть платы. Малта вздохнула: ну да, уже решила, что поможет, и теперь прикидывала, что за это поиметь. Засов точно заставит починить, как этот вредитель очнется! И дров нарубить, и вообще, в хозяйстве одинокой женщины для пары мужских рук найдется много дел. Для двух пар — тем более. Так что как отлежатся и встанут — не сядут дня три минимум! — Ну что столбом замер... А, ну да, с вами, мертвяками, надо говорить четко, — буркнула себе под нос Малта, стаскивая со спины волка раненого. — Волка — на улицу. Отпусти. Зверь тут же послушно развернулся и вышел вон. Там и издох окончательно, в смысле, превратился в обычную дохлую тушу, Малта слышала, как он рухнул на землю. Н-да, вся деревня теперь пересудами на пару лет вперед обеспечена будет. Хорошо еще ночь на дворе, никто не видел, как некромант к ней явился. В такой час даже самые оголтелые сплетники дрыхнут без задних ног. — Бери его за ноги. Теперь — поднимай. Несем на лавку, — продолжала командовать Малта, подхватывая раненого за плечи. Ей даже нравился такой метод общения: скажи четко, понятно — и твое требование выполнят безропотно. Жаль только, это единственное достоинство мертвяков. — Разденься до рубахи. Вещи — сюда. Потом садись на вторую лавку. Пока некромант возился со своим снаряжением, она успела метнуться к печи, поставить греть воду и перебрать пучки трав, висящие по стенам, ища нужные. Что именно было с некромантом «неправильно», Малта понимала прекрасно: то, что он мертвяк! И где только так выложился, что баланс потерял... Но ничего, тут даже самой трудиться не придется, главное, приманить кого нужно. Поэтому травки пахучие, чтобы хоть и из-за грани учуялись, благо, у заманиваемого нюх отличный. И кусочек сыра на закуску. Ну а на что приманивать крысу, как не на сыр? — Выпей. Съешь. Ложись. Некромант послушно выполнил все и замер, глядя в потолок. Теперь только ждать, пока подействует. Покачав головой, Малта расщедрилась и приволокла старое дырявое одеяло, прикрыв его. Мертвяку-то не особо нужно, но как в себя начнет приходить... Ой, вот тогда проблем не оберешься. Выхаживать и выхаживать, до чего себя довел, одни кожа да кости. Хотя и спутник его не лучше. Бросив последний взгляд на некроманта, Малта занялась вторым остроухим, которого, заразу, пришлось раздевать самой, ругаясь сквозь зубы и путаясь в многочисленных ремнях и застежках. Еще и дверь поскрипывала, раздражая, и из нее дуло. Выругавшись в голос, Малта подперла её табуретом и вернулась к раненому. До утра оставалось всего ничего. Бессонная ночь перетекла в такой же хлопотный день. Промыть, обработать зельями — зашивать прокушенное плечо Малта побоялась, еще не факт, что все не воспалится и не придется вычищать. Зато поколдовать, как мамка-бабка учили, чтобы срослось правильно и рука потом вообще шевелилась — это да, без этого никуда. Куда калеке мечом махать? А этот явно только мечом и машет, ничего другого не умеет. Так что лечить, да по уму, а не абы как. Потом напоить по капле. Раненый эльф дрых беспробудно, хоть на обезболивающие отвлекаться не пришлось, только кроветворное сварить и дрянь, которая, по уверениям некроманта — да-да, того самого, что по-прежнему занимал вторую и последнюю лавку в доме! — должна была не допустить воспаления. Её Малта применяла впервые, потому отнеслась скептически, но все-таки попробовала. Хуже уже не будет, это точно, а другие рецепты того же остроухого авторства были вполне действенны. Пока закончила с этим — там уже и рассвет, и прилечь некогда, потому что на дворе волчья туша и с ней надо что-то делать. Позвать мужиков из деревни, к примеру, пусть займутся, но перед этим забрать себе клыки и когти на амулеты. За разговорами и пристройством «подарочка» промелькнуло начало утра, а там надо поесть сварить, кур покормить и выпустить, козу пастись вывести, и так возмущенную припозднившейся хозяйкой... В общем, к полудню, когда очнулся раненый, Малта была злая, сонная и готовая загрызть даже того же волка, попадись он ей на пути. И на эльфа, попытавшегося подняться, рявкнула так, что стены дрогнули: — Ку-уда пошел?! А ну лежать! Ильмаре тоже вздрогнул и послушно лег на спину, здоровой рукой убирая прилипшие к вспотевшему лбу волосы. В себя он пришел от дикой жажды и очень удивился, открыв глаза и уставившись на деревянный потолок. Воспоминания захлестнули в тот момент бурным потоком, и самые страшные были вовсе не о волке, об еле идущем Айтире или о крови, нет. Он вспомнил другое. Другое место. Казалось, в нем все пространство заполнял холод, даже весь объем легких. Дышать получалось только резкими вдохами-выдохами, а глядеть... Даже широко распахнув глаза, не получалось сфокусироваться на том, что было перед ними. Под веками будто поселились мушки, беспрестанно ползая и заставляя смаргивать слезы. Когда Ильмаре попытался поднять руку, она не послушалась. Он чувствовал, как напрягаются мышцы, но как будто не хватало сил на простейшее движение. Осталось лишь зажмуриться и внезапно понять, что он стоит. Разлепив глаза и покачнувшись от неожиданности, Ильмаре заметил... нет, почувствовал знакомое зеленое свечение вокруг. Оно мягко обтекало его, как камень в потоке ручья, лишь иногда разбрызгивая частицы света. А затем отовсюду и ниоткуда одновременно раздался знакомый голос: — А ты почти добрался до меня. — Я? — Ильмаре нахмурился — в этом бреду он не имел способности удивляться. — Разве не ты ко мне сейчас во сне пришел? Ты уже умер. — Во сне? — говорящий усмехнулся, в голосе появились издевательские нотки. — Мой милый Ильмаре, ты сам умираешь сейчас. Не помнишь разве ту огромную рану у себя на плече? — голос притворно-печально всхлипнул. — Наверняка были задеты важные сосуды, там уже такая лужа. А собственно, можешь посмотреть сам. Ильмаре прищурился, словно выныривая из толщи темной воды, постепенно различая перед собой картину. Это точно был он, вот только видок... Серые губы, лихорадочно подергивающиеся под опущенными веками глаза. Безвольное тело, содрогающееся от резких вздохов. Лужа крови под ним расплылась здоровая, будто бы практически вся кровь... — Ты очень близок к истине, мой друг, — картина исчезла, вновь остались лишь чернь и зеленое свечение. — Можешь избавить себя от мучений и просто дать мне руку — все пройдет быстро и без боли. Тобой напитаются, а разум останется тут. — Напитаются? Кто? — Ильмаре сморгнул и увидел перед собой медленно появляющийся силуэт. Короткие волосы, широкая улыбка и глаза, в которых отчетливо плясал зеленый огонь. — Джером. Он был практически как настоящий. Настолько, что Ильмаре ненадолго успел поверить, что все его прошлое — лишь выдумка или последствия отравления какими-нибудь дешевыми зельями. Но... Джером уже как год был зарыт где-то в землях соседнего королевства, а его сила лишь иногда давала о себе знать. — Мой наивный эльфеныш, из тебя вышел сносный боец, а разбираться в окружающих тебя людях ты так и не научился, — голос видения окутал его, а затем громыхнул, оглушая. — Глупец! Ильмаре отшатнулся от окончательно материализовавшегося друга и отступил назад. — Все еще коришь себя за мою смерть? — Джером двинулся на него, улыбаясь все так же тепло, вот только глаза и зубы у него почернели. Прямо как тогда. Его руки легли на плечи Ильмаре, а затем двинулись выше, смыкаясь пальцами на его шее. — Ну же, скажи. — Ты сам просил убить тебя, если это случится, — Ильмаре тихо выдохнул это, поднимая уже слушающиеся руки и кладя ладони поверх чужих. — Я никогда не хотел... — Но сделал! — пальцы Джерома впились в кожу, будто стараясь выдавить из-под нее хребет. — Как, нравится? Ильмаре смог лишь захрипеть в ответ, царапая ногтями чужие кисти, которые теперь горели изнутри зеленым светом, просвечивавшим все мышцы, кости и суставы. — А каково мне было лежать под тобой и чувствовать, как ты делаешь то же самое?! Давай же, я покажу тебе, чем это кончается! — Это был... Не ты... — Ильмаре зажмурился, чувствуя, что еще пара вздохов, и его сердце остановится. И здесь, и там, возле некроманта. — Слышишь, не ты! Он в последний раз дернулся, с силой ударяясь лбом о сведенные брови напротив. Мираж надломился в этом месте и, пойдя мелкими трещинами, лопнул, разлетаясь на сотни остывающих и теряющих цвет осколков. Темнота сначала поглотила их, превращая лишь в звон, а затем и окутала и его самого. А потом он захотел пить, открыл глаза и увидел этот потолок. И незнакомую женщину, которая грозно нависала над ним, уперев руки в бока. Говорить получилось неожиданно проще, чем думать: — А... кто вы? И где я? — он зажмурился. — И Айтир... Он живой? — Шустрый больно, — припечатала Малта в ответ на ворох вопросов, оглядывая бледного как полотно эльфа. Цветом он подозрительно походил на старую застиранную простынь, которую пришлось приспособить вместо одеяла. — Ишь, видать не сильно-то тебя и задело, раз так вскакиваешь и болтаешь! Что смотришь? Малта я, травница деревенская. А мертвяк твой вон валяется. Может, к ночи и оживет. Она фыркнула, убирая волосы с лица, и отвернулась к очагу. Там как раз стоял горшок с куриным супом. Пришлось пожертвовать цыпленком, чтобы сварить — но мертвяка только бульоном и отпаивать, нормальную еду они есть толком не могут. Зато хоть и сама молодым мясом полакомится, и второму остроухому перепадет. А то тощий — один нос торчит, даже веснушки, или что это у него там, поблекли. — Я Ильмаре. Спасибо, что не оставили на улице, — Ильмаре открыл глаза. У него не было сил, чтобы препираться и отбиваться от явно беззлобных слов. В другое время он бы наверняка так же задорно поспорил бы, но сейчас слабость брала свое, не давая ходу жизнерадостности. Получилось только перевести взгляд со спины Малты туда, куда она указала — на скамью, что стояла у противоположной стены. Комната была светлая, а потому с лёгкостью удалось разглядеть, насколько серым и безжизненным выглядел Айтир — гораздо хуже, чем там, под холмом. Кстати о холме... — Но почему я... мы здесь? Кто-то помог? Кто бы это ни был — дотащил он их обоих. — И, воды можно? И, — он вновь бросил взгляд на бездвижного Айтира и добавил, — если это вы мне руку починили, то благодарю. За руку, и за меня вместе с ней. Ильмаре успел рассмотреть рану, выворачивая шею: шрам был бугристый, неровный, сразу становилось ясно, что драли зубами. Но шрам шрамом, а магия тут была применена хорошая и со знанием дела — его не раз латали магическим способом, но шрамы от подобного лечения оставались грязными и кривыми. Одни косые рубцы поперек живота чего стоили. — Опять языком треплешь, — Малта поставила на чисто выскобленный стол стопку мисок, бухнула туда же кружки и чайник с водой. В одну просто воды и налила, сунула Ильмаре, благо, вторая рука у него вполне действовала. — На, не обожгись, — она убедилась, что кружку держат, и вернулась к очагу, за супом. — А приволочь вас мертвяк и приволок. Что смотришь, глаза больше ушей? Сам доплелся, тебя на спине волка довез. Это ты, волка, кстати? Что руку он тебе — сама вижу. Не опознать след зубов, которые теперь ждали своего часа, чтобы принести кому-нибудь пользу, было сложно. Но Малта на эту тему не переживала, и вообще, проделанной работой была довольна: раз остроухий не подвывает от боли и благодарит, значит, и мозги в голове имеются, и сама оными не обделена, все хорошо сделала. — Треплюсь, чтобы от боли отвлечься, — Ильмаре хлебнул воды из кружки. От первого глотка ему стало значительно лучше — горло перестало саднить, а внутри все обдало теплом; после того холода, что царил во сне, это тепло изрядно приободрило. И отвлекло заодно. Ни одно зелье или магическое заклинание не могло полностью освободить от боли при лечении. Плечо ныло, иногда сводило судорогой, но это было терпимо, по сравнению с болью от свежего укуса. На волке, значит... Видимо, Айтир каким-то образом пришел в себя и пустил волка так же, как тогда оживил коней. Удивительное существо этот некромант, Ильмаре бы трижды дух испустил, свались на него столько. Вот тут он впервые задумался, насколько мелочной раной было его плечо. Некромант отдавал не кровь, а жизненные силы — Ильмаре не особо понимал, как конкретно работает магия, но судя по истощению, примерно как-то так. — Волка я, но хвалиться нечем. Подставился под укус, хуже рекрута безголового. Не так действовать начал, испугался, что он на Айтира сначала прыгнуть решит — тот без сознания лежал. А, кстати. Ты знакома с Айтиром? Вопрос был вполне закономерный, вряд ли бы простой деревенский житель пустил на порог нежить с полудохлым эльфом и совсем мертвым волком. Это понимали оба, но Малта лишь хмыкнула: — Если треплешься — значит, не так уж и болит. А вот всерьез заболит — скажи, сонника заварю. Тебе сейчас только спать и жрать, гер-рой... Она как раз отцедила большую часть бульона в одну из плошек, и разлила оставшуюся гущу по двум другим. Кинула туда мяса, — вареная курица легко отходила от костей, — ложку, — и сунула Илю. Длиннющее имя Малта даже запоминать не стала, не лорд, обойдется простецким именованием. — И с этим дурнем остроухим та же история. Почему вас, мужиков, вечно в герои тянет? — она выразительно фыркнула, без слов уточняя, что думает обо всех «героях» разом. — Причем чем длиннее уши — тем сильнее тянет! В штанах, что ли, не хватает, вот и замещаете? Тут она, конечно, слегка привирала — знала, что Айтиру замещать ничего особо не надо. Но не поворчать не могла. — Весной его нашли. У нас тут тварь жила — как родная стала, как бы не с сотню лет. Не дурней тебя или меня была, на людей не кидалась, место знала. Ну, задерет порой совсем уж дурную корову, что в чащу убредет... так то и волки могут. И пьяных идиотов, что чащу с родными сенями путают — тем туда же! А этот к ней полез, убивать. И убил, зараза! В целом, только поэтому раненого некроманта и приволокли в селение. Привыкнуть привыкли, да, но все-таки, такое соседство — а вдруг тварь крышей потечет и таки начнет бросаться? Но и своими шкурами рисковать не хотелось, а тут чужак сам подставился. Награды, ему, конечно, никто не предложил, но до травницы донесли, чего уж. — Месяц выхаживала, — закончила Малта. — А еще через месяц ушел. И вот, гляди ж ты — вернулся! Взяв миску с бульоном, она села на край лавки рядом с некромантом, приподняла его, прислоняя к колену, ткнула миску в губы и приказала: — Пей. Мертвяк послушался, медленно глотая горячее. Медленно — не потому, что боялся обжечься, Малта знала, что он ни вкуса, ни тепла не чувствует. Просто он и двигался медленно, и вообще, все делал запоздало. С точки зрения Ильмаре зрелище было очень трогательным, но горячая, только что снятая с огня похлебка интересовала и его. Живот с непривычки сначала скрутило в пару узлов, но на третьей ложке Ильмаре уже перестал обращать внимание и быстро уплетал суп. Но все-таки следил, чтобы и так еле придерживающая плошку больная рука не опрокинула ее на простыни, заляпать каплями все вокруг не хотелось. Во многом потому, что все в этом доме источало уют — жесткие простыни, старательно отстиранные с какими-то травами, мясной запах, что шел от очага, развешенные тут и там вязанки тех же трав под потолком, туго стянутые веревочками и лентами. Да и сама хозяйка, несмотря на кажущуюся сварливость, дарила странное ощущение безопасности. Доев все до конца и сыто икнув, он вновь обратился к Малте, возвращаясь к прерванному разговору. — Работа такая, вечно лезть куда ни попадя, тут дело не в причиндалах. Хотя кто вообще знал, что я увяжусь за ним, просто без задней мысли вытащив из передряги. «Что же ты успел натворить, некромант?» После еды голова начала соображать четче и яснее, поэтому только теперь Ильмаре задумался: от чего они все-таки бежали? Тот староста не был похож на того, кто задумал сложный план по поимке некроманта, он мог сделать все проще и быстрее. Жена его просто беспокоилась за ребенка, так что тоже отпадала. А если был кто-то сторонний, то выяснить это можно только у Айтира, да и то, неизвестно, когда он в себя придет. А предположить что-то... Здесь мешал один момент: Ильмаре ровным счетом ничего не знал о некроманте, а оттого и предполагать не мог. Ильмаре вздохнул, понимая, что вляпался во что-то крупное и совсем-совсем не похожее на перепалки между деревенскими магами и мирными жителями. Поставив пустую плошку на пол рядом с собой, он тряхнул уже успевшей устать головой, широко зевнув и улегся на достаточно жесткую, зато чистую подушку. Хорошо... Давно с такими удобствами не сталкивался. Полежав так и уже чувствуя, как начинает засыпать, он потер кулаком глаза и понял, что кое-что забыл. — А можно сонник не от боли, а чтобы не снилось ничего? — вопрос был наверняка странный, но возвращаться в те кошмары ему хотелось меньше всего. — У меня у самого нет никаких настоек от подобного, раньше с таким не приходилось бороться. Малта покосилась странно понимающе. — Можно, сейчас... Уложив накормленного некроманта, она отошла к стене за травами, задумалась: раненый раненым, но мертвяка хорошо бы все-таки добудиться, чтобы ожил. Долго уже лежит, как бы не вышло что. Кошку бы, они своим мурчанием хорошо жизнь притягивают, но нет, не срослось, не сложилось — нет в доме котейки. Хотя... — Только сначала давай-ка лавку твою передвинем, — велела Малта, вернувшись к столу со всем необходимым. — Под боком у этого дурня ляжешь — все какое-никакое, а живое. Ему сейчас ой как полезно будет. Питье, лавка, фыркнуть на благодарность Иля — все это много времени не заняло. И только устроив обоих эльфов, Малта вздохнула спокойней. Что могла — сделала, до утра раненый проспит спокойно. А там будь что будет. В конце концов, может одна хвостатая серая дрянь явится? Кошки в доме травницы не приживались, да, потому крыс она особенно не любила.