***
Вода в бочке была ледяная; настолько, что закладывало уши и казалось, что вот-вот застынет горло. Но, когда в последний момент резко вытаскиваешь голову, широко раскрывая рот и вдыхая тёплый утренний воздух, становится очень хорошо. Ильмаре запустил обе пятерни себе в волосы и нещадно растрепал их, брызгаясь во все стороны. Пес, то ли бродячий, то ли живущий где-то по соседству, радостно взвизгнул. Он практически каждое утро провожал эльфа к бочке, сидя рядом и поджидая момент, когда и на него попадет хоть немного прохлады. Лето окончательно вошло в силу, жара даже утром стояла изрядная, поэтому приходилось спасаться всеми возможными путями. Ильмаре довольно крякнул и потянулся, аккуратно вытягивая зажившую руку — плечо перестало напоминать о себе, но он прекрасно знал, что если его перегрузить, то будет больнее, чем прежде. Разогревшись, он свистнул псу и зашагал к колодцу, подхватив по пути пустое ведро. За те дни, что они с Айтиром приходили в себя, Ильмаре отлежал все бока и теперь не мог усидеть на месте. Каждое утро он совершал один и тот же ритуал: сначала таскал воду в бочку, где смывал с себя сон и пот, а затем носил воду в дом Малте. Та ворчливо ругалась, что не долечился еще, но давала Ильмаре возможность попытаться «встать на ноги», прекрасно зная, что набегавшись, он умается и вновь завалится под бок Айтиру. Но сегодня Ильмаре пересек порог с ведром наперевес и понял, что, кажется, тело стало приходить в норму: ноша казалась в разы легче, чем раньше, а усталости от такой мелкой работы уже не было. Довольный, он поставил ведро и подошёл к хозяйке. — Воды принёс вот, опять, — Ильмаре подождал, пока Малта обернется к нему. — Может, ещё чем помочь? Я себя лучше чувствую, гораздо. Твоя заслуга, волшебница. — Тоже мне, обозвал... Травница я обычная, — фыркнула та. — А дел — сходи вот в курятник, яиц собери, я с утра забыла. Только наседку в углу не трогай. Сунув Ильмаре корзинку, Малта отвернулась: она перебирала разложенные на столе травы. Обычные, с огорода, которые потом зимой в еду добавлять можно будет. Сейчас самое время сушить, пока не пожухли и в солому не превратились. На лавке зашевелился Айтир. Он все еще много спал, но сон был теперь здоровым, спокойным. И сел, щурясь, уже ровно, не заваливаясь плечом на стену от слабости. Потянулся — Малта невольно залюбовалась. Была у этого конкретного остроухого какая-то своя, не совсем живая грация. Даже не воинская... Просто чужая. И не эльфийская причем — Иль вон слегка угловато двигался. — Оживаешь? — Оживаю... — некромант взъерошил спутанные со сна волосы, поморщился. — Почти ожил уже. Еще неделя, или даже две, чтобы и Ильмаре в себя пришел. Потом уйдем. Малта только вздохнула. Две недели — не так уж много, пролетят и не заметишь. А она, глупо признаться, привыкла к присутствию эльфов. Какие-то они были уютные, не навязчивые, как люди. Тихие, не особо приставучие, скорее ощущающиеся рядом нюхом, чутьем, как какой дикий зверь. Засов они все-таки починили, на следующий день. Малта только фыркнула, глядя, как эльфы не зло переругиваются, соображая, как лучше переставить — выше или ниже. И дрова накололи, сложив ровной поленницей. Настолько ровной, что Малта заподозрила работу Айтира: тот отличался порой чрезмерной аккуратностью. И в лес сходили, когда оба остроухих уже уверенно встали на ноги. Малта, недолго думая, решила заготовить все впрок, раз есть, кому тащить и собирать — и трав, и лесной земляники собрать, и пара зайцев очень удачно подвернулась, обеспечив их отменным ужином. После сели разбирать травы, прогнав зевающего во весь рот Ильмаре спать — толку от него было мало, намаялся за день. И еще по кое-какой причине. Убедившись, что ушастый устроился на лавке и заснул, Малта для надежности выждала еще немного. Потом тронула Айтира за руку. — Слушай, в прошлый раз... Сам видишь — не вышло ничего. Ты согласишься попробовать еще? Некромант молчал, перебирал стебельки. Малта тоже не решалась сказать что-нибудь. Да она и сказала уже, еще весной, все что могла, все доводы привела: и что дочку любить будет, и что не обидит её тут никто, и что некроманткой не станет — по материнской линии дар ей отойдет, не по отцовской. А если и будет хорошо смерть чуять, так то ж не беда, а только польза. — Ладно. Только давай сначала доделаем? — наконец ответил Айтир, и Малта украдкой перевела дыхание. Ох уж эти... Эльфы?.. Мертвяки?.. А шут его разберет. В роду травницы испокон веков девки замужем не были, отца будущей дочери выбирали сами, по сердцу и по уму — чтобы, значит, дар преумножить. Вот и она выбрала, еще весной. Капля эльфийской крови тоже в дело пойдет, долголетия прибавит. А что Айтир в постели бревно бревном, потому что некромант... Так не девка давно, знает, что делать. Ушли эльфы, как обещали, через две недели. Малта вышла проводить их до околицы, помахала вслед. На душе было странно тепло и радостно, хоть и понимала, что может и не увидеть больше никогда. Ни смешного, пытающегося казаться взрослым Иля, ни действительно взрослого и слишком уж серьезного Айтира... Хотя какие они взрослые — мужчины не взрослеют, даже эльфы. Мальчишки мальчишками, вон вчера своими железяками махали, на радость всей соседской детворе, облепившей забор. Как не повалили только... Забор, в смысле. А остроухие унялись только когда Малта вышла и наорала на обоих, чтобы прекратили дурью маяться, шли к колодцу ополоснуться, а потом есть. Выздоровели совсем. Отлежались. Теперь их дело ждет, важное какое-то, это Малта тоже чуяла и желала удачи. И чтоб выжили, не заплатили своими жизнями за что уж там расплатиться хотят. А будут ли проходить еще раз мимо... Она перестала смотреть на уже опустевшую дорогу и пошла к дому, украдкой огладив живот. Вот пройдут — особенно Айтир — узнают. Свою-то кровь почует. А если нет, так и нет. Дочь подрастет, и об отце Малта ей все расскажет, каков был и что умел. А главное — что эльф хороший. И дочь в него будет. Это травница тоже знала.***
Пес увязался-таки за ними. Точнее, увязался за Ильмаре, вился вокруг, виляя хвостом и преданно заглядывая в глаза. На Айтира пес смотрел с подозрением и неодобрением, явно чувствуя не только магию, но и связь с мёртвыми. Ильмаре только брови страдальчески хмурил. Уходить из дома травницы откровенно не хотелось. Он успел привыкнуть к её голосу, к уютным завтракам и твёрдой лавке, на которой спал под боком у некроманта — и чувствовал от этого странную защищенность. Уже очень давно Ильмаре не ощущал этого: что он дома, где время будто остановилось; в полной безопасности. И хотя, по идее, он мог отказаться от предложения Айтира идти с ним, но... Разве сам по себе Ильмаре был нужен Малте? Сомнительно. У этих двоих была своя связь: странная, магическая, и та, которую он нечаянно услышал в их последнюю ночь, когда проснулся в темноте, уловив недвусмысленные шорохи. С другой стороны, его это не касалось, поэтому вопросов не задавал, предпочитая не лезть в личные дела двоих. Но вот что делать с псом... Тот вынырнул из-за кустов, когда дом Малты скрылся из виду, будто опасаясь, что его могут вернуть в деревню. И сейчас вышагивал рядом, забавно вскидывая лапы, гордо держа длинную морду по ветру и постоянно принюхиваясь. Айтир тёмным пятном маячил впереди, шёл по одному ему известной дороге, и пока молчал. — Ну что ж ты увязался? — беззлобно спросил Ильмаре пса, который, кажется, все понимал и в ответ счастливо оскалился. — То, что я тебя вчера отмыл и вычесал, ничего не значит, я просто хотел сделать тебе подарок на прощание. Ну как ты нам поможешь, а? Пса он накануне действительно отмыл. Натер себе пучком соломы руки до красных разводов, пытаясь соскрести с блаженствующей зверюги грязь, а потом полоскал короткую густую шерсть и удивлялся: из-за грязи пес выглядел практически бурым, но когда отряхнулся — стал похож больше на волка, серого с подпалинами, нежели на побитую жизнью домашнюю скотину. Наверное, Ильмаре мог бы пригрозить псу, метнуть в него нож и припугнуть этим, мог бы вообще привязать к дереву и оставить либо на смерть, либо на спасение охотникам, но... Ему так нравилось, что пес из-за такой толики заботы теперь шел следом, что в груди зашевелилась какая-то нежная ответственность. Ильмаре погладил пса между ушей и обратился к спине Айтира, который в этот момент перепрыгивал через небольшой ручей: — Айтир, то, куда мы направляемся... Там будет мешать животное? — Ильмаре дождался, пока некромант обернется к нему, а затем добавил, уже более сдержанно, стараясь, чтобы в голосе не сквозили ноты надежды. — Да и сам ты как... Против? Он ждал не только прямого ответа о псе, но также надеялся хоть что-нибудь выяснить о том, куда они держат путь. Привычки спрашивать напрямую Ильмаре не имел, да и уже стало понятно: если Айтир не видит смысла отвечать — он и не будет. — Э... — замялся тот, нахмурившись. Стыдно признаться, но Айтир так задумался, что не то что приблудившегося пса не заметил — о самом Ильмаре забыл. — Извини, Ильмаре, похоже, я слишком привык ходить один, — покаялся он, потом махнул рукой. — Пошли, вон там впереди пригорок посуше — сядем, и я все расскажу. Это было непривычно — решать не только за себя, но и за другого. Когда Айтир путешествовал раньше, обычно его спутники выбирали, куда двигаться и что делать, а он просто кивал, ему было все равно. В редких случаях, когда происходило что-то, требующее смены маршрута — выброс некроэнергии там или чуял какую-то тварь — его внимательно слушали и изменяли планы. Обычно без вопросов, знали: некромант никогда не говорил зазря. Когда Айтир остался один, советоваться стало не с кем. Шел, куда глаза глядели, делал, что в голову взбредало. По весне вон выбрел на логово химеры, сбежавшей от какого-нибудь придурочного жизнетворца. Обошел бы, да тварь уже была старая, такая скоро на скотину и людей начнет кидаться, чтобы хоть как-то прокормиться. Плюнул и пошел убивать... И это было только его, Айтира, решение. А теперь вот... Он сел на выбранном пригорке, глубоко вдохнул пахнущий лесом воздух. Ночью прошел дождь, и дышалось легко — основная влага уже осела, впиталась в землю, но свежесть осталась. Покосился на Ильмаре, на легшего с другой стороны пса. — Зверя не гоню, не бойся. Да и он со временем ко мне привыкнет. Как привыкли раньше верховые лошади и конь, впряженный в фургон, кошка Иланы и мелкая серая крыса, которую таскал за пазухой Крыс. Последняя, правда, всегда норовила тяпнуть за пальцы, но Айтир не обижался, привыкнув вовремя отдергивать руку, если лез в чужие вещи за чем-нибудь срочно необходимым. — А вот куда мы идем — вопрос интересней. Хочу вернуться и найти, кому я был так нужен. Скорее всего, он — или они? — как раз в городе, пытается выяснить, куда я сбежал. Найдем — получу ответ, что же случилось, что все потоки так перекорежило. Не думаю, что нам будут грозить... Разве что мне грозит надорваться. Но как оживлять, ты ведь теперь знаешь? — Айтир невольно усмехнулся. Склянка с маслянистым вонючим варевом покоилась в одном из карманов куртки, вторая такая была выдана Малтой Ильмаре с наказом, что и как делать, если некромант опять дурить возьмется. Только Ильмаре это ни капли не радовало. Ему совсем не хотелось думать о том, что Айтир вновь может довести себя до того состояния. Любому станет не по себе, когда существо рядом вроде и живое, а вроде — словно песочные часы с треснувшей колбой, которые вот-вот сломаются окончательно, и все остановится и рассыплется. Очевидно, что некромант и сам не рад превращать себя в нечто подобное, однако все равно хотелось исключить подобную возможность. Ильмаре хлопнул раскрытой ладонью по поясной сумке, в которой теперь хранился не только заветный настой для «оживления мертвяка», но и зелья, которые успел наварить, пока восстанавливал силы. Они, конечно, были не такой сложной рецептуры, как у той же Малты, но который год спасали его шкуру от жизненных неурядиц. — Знаю, но предпочел бы, чтобы ты забыл, как вообще вот так надрываться. А про жаждущего твоего общества... — Ильмаре выставил вперед ногу и оперся на нее локтем. — Думаю, стоит сходить на рынок, поспрашивать, что да как в городе. Если учесть, как мы сбежали, донесут на нас сразу, и искать не придется. Эй, а ты что скажешь? Ильмаре повернулся к псу и потянулся, чтобы погладить; тот аж заскулил, радуясь, что на него обратили внимание и сразу же стал ластиться. Добрый малый. Но несмотря на жутко дружелюбный нрав, он явно был не из тех, кто прячет зубы и поджимает хвост в сложных ситуациях. Об этом можно было судить хотя бы по тем шрамам, что Ильмаре успел заметить, пока мыл зверя, и порванному уху. Рынок, торговцы... Айтир невольно улыбнулся, глядя, как Ильмаре теребит завалившегося на спину пса. Все куда проще: достаточно мелькнуть на глазах стражи, передать коротенькое послание — а уж оно попадет в нужные руки, он не сомневался. Мало кто из служивых не захочет получить лишнюю монету и кружку пива. Так что уж в этом он беды и особой проблемы не видел, а как пробраться в город, они уже знали. Другое дело, до него еще идти и идти... Мертвые кони увезли их далеко. Но такие пешие переходы были привычны и даже радовали душу. К тому же именно в такие моменты Айтир всегда пополнял запасы ингредиентов для зелий. В лесу можно найти многое, было бы желание и знание где искать. Благо Ильмаре шел по лесу уверенно, оказавшись не таким уж городским жителем, как Айтир опасался изначально. Видел он таких наемников — от городских стен не отходят, предпочитая вольным дорогам трактиры с дешевой выпивкой и не самые честные заработки. Разве что молчать он, похоже, не умел, быстро заскучав и окликнув: — А как долго ты уже вот так ходишь один, что не замечаешь никого вокруг? Осматривавший ствол дерева Айтир не сразу сообразил, о чем именно спрашивает Ильмаре. Вопрос заставил задуматься, отвлекшись от сбора не особо редкого, но полезного мха. — Не уверен... После ухода из деревни я не очень следил за временем, — Айтир потер кончик носа, пытаясь прикинуть хотя бы примерно, потом пожал плечами. — Лет семь? Может, больше, может, меньше. Если честно, я не помню, Ильмаре. И дело, наверное, даже не во времени. Просто я только недавно действительно отпустил их всех и опять ожил. Чужие смерти... Таких, как я, они тянут за собой, если сильно привязаться. А ведь действительно привязался, и теперь отчаянно искал, чем заполнить прореху. Кажется, не попадись Ильмаре — опять бы подобрал какого мальчонку-оборванца, особенно если попался бы со способностями к магии. Воспитал, обучил... Отпустил? Айтир не знал и не хотел думать об этом. Он просто привыкал к чужим шагам за спиной, к шороху веток, к шумному дыханию пса и вопросам Ильмаре. Отвечать на них было странно легко, тот не лез слишком глубоко в душу и не касался больного, просто пытался узнать получше. Айтир невольно тоже задавал вопросы: сколько лет, как дошел до жизни такой, у кого учился владеть оружием. Ильмаре отвечал охотно. С Айтиром оказалось неожиданно легко разговаривать; они, конечно, и до этого болтали, но это ни в какое сравнение не шло с тем, как много рассказывали друг о друге сейчас. Это грело сердце — Ильмаре давно не с кем было поговорить о том, что давно прожито, отпущено восвояси. Следы его детства остались лишь в обломках памяти и паре родинок, что достались от матери. — Я вырос в глуши, в клане, где были сплошь и рядом те эльфы, о которых нелестно отзываются в своих очерках путешественники, мол, отребье лесное. Очень закрытая община, без какого-либо желания сблизиться с другими жителями не только королевства, но и тех мест, — рассказывал он. — Некоторые время рядом с нами жили не то разбойники, не то беженцы городские. Я им по ночам иногда чистую воду приносил во всяких плошках, втайне от остальных. Все там, включая мою мать, — Ильмаре силился вспомнить лицо женщины, что его воспитывала, и никак не мог разобрать даже цвет ее волос, — поклонялись странным Верховным Божествам и отказывались изучать окружающий мир. Даже общий язык толком не понимали, ограничиваясь каким-то древним искаженным говором. У него не осталось никаких приятных воспоминаний о родных. Братья и сестры, которые дразнили его за веснушки, сейчас казались нереальными и глупыми. И хотя эти жалкие десять лет, которые Ильмаре провел вне селения, не должны были стереть их лица и голоса, но именно это и произошло. Ничего. Глухо и немо. — Один лишь Таван, древний мудрец, проявлял ко мне внимание и интерес. Он был единственным, кто умел управляться с магией — как я теперь понимаю, совсем слабенькой, поэтому его одновременно и боялись, и уважали до дрожи в коленях. Почему-то именно он относился к моим совершенно не эльфийским амбициям и желанию учиться очень благосклонно, и иногда, когда все засыпали, я прибегал тайком к нему и слушал, как он медленно и вкрадчиво читал книгу Сестры Танн. Что-то про созвездия и про магию, — Ильмаре вскинул руку, вычерчивая пальцем схематичное созвездие. Он помнил: старик выводил его ночью на воздух и старательно указывал посохом на те или иные звезды, уверяя, что с ними маленький эльфеныш никогда не потеряется даже в самой глухой пустыне. Ильмаре уже было хотел опустить руку, но уцепился взглядом за пятно на одной из костяшек пальцев и чуть улыбнулся. — А вот это пятно Таван поставил перед тем, как мне собирались нанести «клеймо». Он был добр, поэтому таким способом проверял молодняк, выдержат ли они. На самом деле, об этом обычае я не слышал больше ни от кого и, по-видимому, это была уникальная и абсолютно бессмысленная традиция именно в нашей общине. Татуировка должна показывать, что все подростки, достигшие зрелости, имеют право приносить дары Божествам. Я не стал дожидаться ритуала и ушел накануне; оставил Тавану письмо, попросил всем сообщить, что я умер на охоте и теперь мой дух — часть чего-то большего. Им нравились такие сказки о душах, что уходят на покой. На самом деле, его история только тогда и началась — похождения эльфа-недоростка по огромным людским городам, где он поначалу мог лишь грузы таскать, если разрешали, и отмывать полы в трактирах. — Первый заказ попался лишь спустя год, как я сбежал. Продавец шкур на окраине города сказал, что у них завелся в окрестностях то ли вор, то ли зверь — крал скотину. Он меня тогда «нанял» больше для того, чтобы потешиться — во мне росту было еще меньше, — Ильмаре провел ребром ладони себе где-то на уровне кадыка. — Любой бы посчитал такого заморыша за безвредного идиота. А может, он приятелям проспорил. В общем, кисть руки того воришки я притащил на третий день. Выслеживал неумело, крался там, знаешь, как обычно в девичьих россказнях описывают. Смех один. Но все равно смог. Я еще тогда, вроде как понял, что, — тут он прервался, смакуя мысль. — Что убивать сразу же необязательно. Только если на тебя нападают напрямую. После осознания этого и стал потихоньку обучаться работе не с луком, который нас в клане учили держать еще с малолетства, а с холодным оружием, которое никогда не подведет. Учителей как таковых у него и не было — уличные драки, споры на пару толковых советов о том, как правильно держать клинок, чтобы кровь не хлестала, банальное подглядывание за тренировочными боями стражи. Ильмаре накапливал знания постоянно, стараясь добиться не чего-то конкретного, а, скорее, узнать как можно больше способов защиты и самообороны. А ремесло наемника как-то само собой и приложилось. Глядя, как внимательно слушает Айтир, Ильмаре жмурился от удовольствия. Еще никто никогда не воспринимал его россказни... так живо и полно. Никто не интересовался подробностями и не рассказывал в ответ о себе, когда сидели вечерами у костра. Он оказался неплохим рассказчиком, некромант. Может, чуть занудным, с излишней любовью к деталям, но эти бесполезные мелочи как-то по-особенному дополняли его рассказы, делая их странно осязаемыми. И при этом он говорил довольно сдержанно, Ильмаре даже не очень понимал: то ли не считал важным рассказываемое, то ли просто не хотел тревожить прошлое. И от того слушал еще внимательней, следя за тем, как менялось лицо Айтира, как серые глаза некроманта то теплели, то наливались злым белесым свечением. Теплели, когда рассказывал, как однажды вышел из леса, где практически поселился, выискивая редкие травы — и в первом же подвернувшемся трактире наткнулся на компанию из четверых бродячих магов. Как они не дали выгнать потрепанного эльфа, усадили за свой стол, позволив поесть спокойно. А после один из них, совсем несерьезно выглядящий охотник, со смешком сказал, что некромант в компании не помешает. И как кривила губы травница, как хмурился ее брат-рыцарь... А после она откармливала худющего эльфа, подкладывая ему куски пожирнее, а ее брат взялся помочь ему окрепнуть и научиться обращаться с оружием. Хотя на самом деле учили Айтира всей толпой. До того он у меча разве что рукоять от лезвия отличал, а лук вообще в руках никогда не держал. Ильмаре чуял: эти воспоминания были приятны Айтиру, приятны настолько, что казались драгоценностями. И он делился ими, хотя, наверное, мечтал бы спрятать в глубинах памяти и лишь изредка перебирать свои сокровища, греясь их теплом. Но он доставал их и показывал, и Ильмаре будто видел все. Скупую мощь Конна, их возницы-кузнеца, который вытаскивал застрявшую в грязи повозку, один, не нуждаясь ни в чей помощи. Беззлобное ехидство Крыса, который раз за разом выбивал из Айтира дух в учебных поединках: и словом, и обточенной на манер меча палкой. Выбивал, делая его сильнее, уча всему, что знал сам, превращая лесного оборвыша в действительно умелого и опасного бойца. Саймоса, который молчаливо одобрял это, уже понимая, что его рыцарская тренировка худосочному эльфу не подходит. Вместо этого он взялся опекать некроманта, как внезапно обретенного младшего брата, и Айтир до сих пор смеялся, вспоминая и пересказывая глупые шутки, на которые тугодум-рыцарь ловился раз за разом, неизменно терпеливо снося общее веселье. И старательно хмурил брови, пытаясь передать, как злилась на них Илана — не всерьез, конечно, просто, для острастки, чтобы не шалили мальчишки, которых в отряде, с ее точки зрения, было слишком много. Теплели глаза Айтира и когда он рассказывал о подобранном ими полукровке-остроушке, оказавшемся неплохим огненным магом. Его, как и самого Айтира, учуял Крыс, отбил у не самых приятных личностей и после хотел оставить в соседнем городе, у местного мага. Айтир с Иланой стали на дыбы — и мальчонка поехал с ними. Никто об этом не пожалел, а Айтир... Айтир коротко сказал, что ему Орни был как сын. И Ильмаре поежился, так полыхнули глаза некроманта, когда он рассказывал о смерти названного сына. О том, как тот вышел защищать свою деревню, свой дом, где осели все вместе, устав бродить по дорогам. О том, как сам дрался в первых рядах, как простой мечник — и потому именно стоящему за спинами магу-огневику прилетело заколдованной стрелой, а не столь же опасному некроманту. После этого Айтир замолк, и Ильмаре, заполняя неуютную тишину, принялся рассказывать про свои отряды, в которых он действительно чувствовал себя живым и жизненно необходимым что в бою, что в мирные вечера у костра, когда нужно и поговорить, и спеть, и сготовить что-нибудь. И на следующий вечер Айтир уже снова улыбался и рассказывал, как не умея стрелять из лука и ставить силки, добывал еду своим даром: чуял, где прячется живое, какая-нибудь мелкая тварька, а убить для некроманта не так сложно. Главное, мясо не попортить. Но и этому он научился за первые тридцать лет своей жизни. Об этом периоде Айтир рассказал лишь вскользь. Ильмаре не стал расспрашивать подробней, уважая право молчать, а Айтир сам не знал, что и думать сейчас, когда появился какой-никакой опыт. Он столько раз обдумывал случившееся, столько раз пытался понять... Ну а что: хижина глубоко в лесу, маленький ребенок, которого оставили там жить в полном одиночестве. Лишь изредка наведывался... кто-то. Айтир не помнил, кто это был, не знал ни имени, ни лица, ни пола. Просто смутно помнил, что иногда вместе с ним за столом кто-то сидел, большой, наверное взрослый, и учил читать, писать. На полках появлялись новые книги, старые, заученные наизусть, исчезали. Его дни были полны заботы о себе и своем жилище, а вечера и ночи — медленного, вдумчивого чтения, попыток понять и научиться управлять собственной силой. Что произошло в ту ночь, когда он оставил тот дом, Айтир не помнил. Смутные обрывки, неясные видения, которые не помог извлечь из глубин памяти даже Крыс. Физическое напоминание осталось одно: на левой руке с тех пор не хватало мизинца. В первые годы Айтир иногда рассматривал ладонь, трогал легко заживший срез. Именно срез: острое лезвие вошло в сустав, располовинив его чисто и аккуратно. Кто это сделал? Он сам? Кто-то еще? Если бы хоть какая-то зацепка... Но прошлое ни разу не давало о себе знать, и Айтир привык жить настоящим. Жил он им и сейчас. Не торопился, не гнал, выбирая удобный обоим темп ходьбы. Оставлял время на охоту, ночи отводил под отдых. Сидеть не одному около ярко горящего костра было приятно. Кидать вкусные кусочки псу, постепенно приучая к себе, разговаривать с Ильмаре. Засыпать в защитном круге, зная, что не побеспокоит ни зверь, ни человек; чувствуя спиной живое тепло. Идти бы так и идти, но эта дорога имела свой конец, и они вышли к городу, пробрались внутрь через уже знакомый лаз. В карманах Ильмаре нашлось несколько монет, чтобы заказать обед в трактире, пока Айтир в подворотне колдовал над скелетиком мелкой птахи, привязывая к её лапке записку. Потом отпустил, и та, неуклюже встав на призрачно-серое крыло, взлетела и отправилась вслед патрулю стражи. А Айтир с чистой совестью пошел в трактир, сев за занятый Ильмаре стол. — Поесть успеем, но жуй быстрее, — предупредил он и оказался прав. Тарелки с нехитрой похлебкой опустели лишь наполовину, когда в дверях появились трое.