Эклектика

3018 год от сотворения мира

      Обойти охрану не составило труда.       Йонсу кралась по переходам храма, тщательно анализируя происходящее. Главный меморий проводил занятие с группой, его помощницы разбирались с фантомным монстром, которого она выпустила в искусственное озеро посреди сада. В любом городе, в любом святилище обязательно должен быть сад. Это своего рода символ империи; в отличие от флагов и гербов, цветы хотя бы красивы. Они, однако, начинали раздражать меморию четвертого года обучения — как большинство вещей, ее окружавших. Двадцатитрехлетняя полуэльфийка не находила себе места в закрытом от всех храме.       Четыре года назад, вскоре после свадьбы и появления твердого намерения создать настоящую семью, Йонсу пообещала мужу, что научится управлять способностями, дарованными ей свыше. Не ради себя или кого-то чужого, окружающих или даже отца — ради Валери, пострадавшего от апейрона во время медового месяца. Человек, не имевший ни грамма сил, получил ожог на спине от ее ладоней. Медовый месяц прервался долгим лечением в больнице — храмовники в белых одеждах по какой-то причине не могли исцелить рану. Валери, конечно, шутил и гордился тем, в какой момент получил увечье, но Йонсу было не до улыбок. Ее возлюбленный часто вел себя как малое дитя; полуэльфийка же, пару месяцев проведя сиделкой, преисполнилась решимости победить способности.       Валери заметил, что выход всего один — святилище апейрона. Йонсу рассчитывала на самостоятельную учебу или, на худой конец, Хрустальный клинок, но муж уперся рогами, которые Ливэйг прежде никогда не замечала, и заявил, что супруга идет в храм. Причины его желания остались неясны.       Ругать за потраченные года Валери или себя? Кажется, себя. Ведь это Йонсу напомнила о возможных детях, с которыми возникнут проблемы, о собственной эмоциональной нестабильности и многом другом, забившем гвоздь в гроб свободы окончательно. Отец тоже был против. Он предупреждал, что образование заставят отработать любой ценой, но Йонсу не прислушалась к словам. Глупая — так она себя сейчас называла — девушка решила, что привыкнет ко всему. Первый год думала, что теория далека от практики и потому от занятий хочется зевать; во второй начала задумываться, не совершила ли ошибку; третий окончательно убедил, что на перепутье выбрана неправильная дорога и поменять ее уже нельзя. Четвертый… четвертый проходил со знаком смирения и редкими паническими решениями бросить учебу, сбежать и исчезнуть из Хайленда навсегда. От глупостей спасал только Валери, иногда приезжавший к супруге.       Им запрещалось встречаться, но Йонсу смело нарушала главное правило храма — аскетизм. Молоденькая девушка, выросшая в богатой семье, не понимала, как можно добровольно воздерживаться от нормальной пищи и удобств. Четыре года лишений несколько умерили аппетиты, но от встреч с любимым Йонсу отказаться не могла. Она и Валери условились, что последний будет навещать полуэльфийку раз в два месяца — Йонсу считала дни, плакала во время прощаний и не могла отпустить в первые часы свиданий. Хотелось не столько тепла мужского тела, сколько родственной души рядом. Никакие разговоры с главным меморием храма не убеждали ее в пагубности встреч с Валери.       Адепты твердили, что Йонсу совершает ошибку, привязываясь к кому-то. Король Синааны играл на слабостях, страстях — вот в чем смысл идеологии аскетизма, отрешения от всего. Он предлагал то, что больше всего алкало сердце, в обмен на службу. Йонсу была твердо уверена в своем отказе от любого предложения. Что может предложить ей Король? И как это «что-то» может быть связано с Валери? Полуэльфийка не понимала и продолжала ждать редких встреч.       Сначала она требовала разрешения на выход из храма, считая, что обман неприемлем. Потом поняла, что это бесполезно, и начала сбегать. Пару раз ее ловили, иногда вместе с Валери. Раздосадованный главный меморий пообещал, что Ливэйг не сможет стать сильной — в отместку та стала лучшей в их группе. Лучшей… ровно до того момента, как начались этические и философские курсы, которые вызывали желание спалить храм дотла. В остальном она продолжала блистать и уже к середине третьего года виртуозно обманывала учителей. Йонсу начала понимать время и будущие события и тихо, самостоятельно изучала стихию ветра, под звездой которой родился любимый муж, пусть и не получил дара.       Выйдя на балкон одного из нижних этажей, беглянка огляделась, вспоминая, какую именно деталь перегородки выжгла пару месяцев назад. Апейрон — царь всех сил и уничтожал эффектнее любых видов огня. Достаточно было провести пальцем, чтобы сталь обуглилась и осыпалась пылью, и провести вторым, чтобы создать фантом. Физические иллюзии создавались адептами солнечного света, но Йонсу, понимая, как работает один из самых легких даров, научилась использовать обманки. Совсем не обязательно рождаться под Альдебараном, чтобы понимать суть «его» магии. Йонсу собиралась изучить все направления — препятствия, чинимые учителями, только подстегивали в этом.       Пройдя сквозь фантомную решетку, Ливэйг встала над пропастью и натащила ветром облака, чтобы те скрыли ее фигурку. Жаль, но использовать присущую адептам небесной стихи способность невидимости пока получалось плохо. Не просто плохо — отвратительно. Йонсу с большей вероятностью создала бы смерч, нежели упала с балкона незамеченной. Смерч не понадобился, туман вполне подошел для плана. Ливэйг начала медленно спускаться в вязком киселе, не забывая изучать окружающее пространство. Интересно, через сколько часов победят фантомного монстра и победят ли вообще?       Строки матрицы пели: Валери ждал на берегу, у их любимой пещеры. Лорд, взявший фамилию супруги по аландским традициям, отметил тридцатидевятилетие и получил в награду пару морщин у глаз и посеребренные виски. До прихода в храм Йонсу не знала, что такое смерть. Да, она потеряла маму в детстве, но совершенно не помнила ее, а здесь, в стенах обители, сам воздух был пропитан изнанкой мира. Тридцать девять… Люди не живут долго, но Йонсу надеялась, что богатство и влияние мужа позволят ему пользоваться услугами адептов-целителей. Принцесса Аделайн пыталась сделать бессмертие доступными для простых людей, но инициатива не нашла поддержки от Михаэля и императрицы. Что дало лишний повод их ненавидеть в глазах Йонсу.       Ливэйг опустилась на скалистый берег. Храм Постериоры стоял на самом восточном мысе империи, и все его окна выходили на буйные ледяные воды Риорре. Полуэльфийке пришло в голову, что названия ее звезды, северного океана и имя Короля звучат схоже. Вдруг этот факт не случайность? При этой мысли пробежал мороз по коже.       Кинув испытующий взгляд на шпили храма, чуть размытые туманом, Йонсу побежала вниз. Дорожка едва различалась на побитых волнами камнях. О свет, почему они договорились о таком далеком месте встречи? Научиться бы гулять в межпространстве, как Хрустальный клинок, но не хватало сил и воображения.       Вбежав на очередную скалу, Йонсу, наконец, увидела в крохотной бухточке машину и сидящего на капоте человека, что смотрел вдаль. Слезы выступили на глазах — полуэльфийка моргнула пару раз и глупо улыбнулась. Они вместе десять лет, но судьба раскидала их по разным частям империи. Наверное, поэтому любовь продолжала жить в ее ветреном сердце.       Десять лет… Интересно, знал ли Валери, чем обернется его неуклюжесть? Иногда Йонсу думала, что супруг наступил на подол специально, увидев приятный силуэт, а обменявшись с незнакомкой парой фраз, просто пропал. Валери признался однажды, что долгое время боялся сделать ей предложение — не мог представить, как они будут жить вместе, и с ужасом ожидал отказа. Скорее всего, Йонсу обнаружила бы ленту помолвки сильно позже, если бы не разговор Валери с ее отцом. Десять — пара скрепила союз перед лицом богов половину срока назад и пробыла рядом всего год. Странный брак — он становился только крепче с каждой новой встречей.       Заметив Йонсу, Валери спрыгнул с машины; полуэльфийка порывом ветра принесла себя к нему. Не говоря ни слова, они поцеловались. Йонсу была настолько рада видеть мужа, что решилась на эту чисто человеческую ласку без сомнений. Она давно поняла ее. Поцелуи значили доверие и желание подарить удовольствие.       Оторвавшись от Валери, Ливэйг уткнулась ему в плечо и тихо попросила:       — Забери меня с собой.       — Йонс…       — Пожалуйста! Я не могу тут находиться!       На остроконечное ушко упал поцелуй. Валери обнял взволнованную супругу и зарылся лицом в ее не слишком густые и мягкие, но всегда пахнущие корицей волосы.       — Осталось немного.       — Сказали, что два года, если ничего не изменится, — пожаловалась Йонсу. — Я не могу. Это невыносимо. Каждый день одно и то же, каждый день бесконечные разговоры и медитации. Они говорят, что я слишком нервная, чтобы стать хорошей меморией. Говорят, что должна найти равновесие! Медитации только выводят из себя! — полуэльфийка буквально кричала, забыв о запретности встречи. Валери поглаживал ее по спине, не зная, что сказать. — Не молчи, пожалуйста. В храме вечно молчат без тебя.       — Прости, — шепнул Валери. — У меня нет дара. Вдруг посоветую не то?       Йонсу всхлипнула.       — Я хочу домой. И ребенка. Валери, давай…       — Света ради, Йонс! Не стоит заводить ребенка до того, как ты научишься управлять силой! Это опасно, с ним может что-нибудь случиться. Вспомни…       — Твою тетю, знаю! Я могу вовсе не изучить апейрон! — воскликнула Йонсу в сердцах. — Они меня не выпустят! Казнят как опасную, и что от меня останется?       — Успокойся!       — Я уже четвертый год пытаюсь это сделать и без толку!       Йонсу, выплеснув чувства, замолчала и прижалась к Валери, будто тот мог в любой момент сбежать или вовсе умереть. Понемногу энергия сходила на нет.       — Папа здоров? — сипло спросила полуэльфийка. Супруг приподнял ее за талию. Легкая, точно лебединое перышко, Йонсу оплела его руками и положила голову на плечо.       — Здоров, — подтвердил муж, запечатлев еще один поцелуй. — Носится с моими документами, требует переименовать Валерийские леса. Ну, когда я взял твою фамилию, он решил увековечить наши отношения на карте. Мике́ против.       Йонсу фыркнула рассерженной кошкой.       — Не удивлена.       — Йонс, ты такое пропустила! — попав в любимую стихию — сплетни, Валери оживился стократ. — В общем… Аделайн недавно забеременела.       — Забыла закрыться на ночь или оттаяла?       — Подробностей не знаю. Мике́ был во свету от счастья, даже странно, на остальных детей он так не реагировал. Ну, они бастарды, так что… — протянул Валери. — А Аделайн возьми и сделай аборт!       Уж чего-чего, а такого Йонсу, воспитанная в эльфийских традициях, не ожидала. Аборт считался ужасным грехом, намного более опасным, нежели половые отношения до брака. Прислужница Постериоры заставила Валери ждать их свадьбы, боясь кары; слово «аборт» вовсе вызвало ужас.       — Она теперь не попадет на берега!       Валери пожал плечами. Веру супруги он уважал, но не разделял.       — Мике́ был очень зол, кричал на нее пару часов. Не убил. Бабке ни слова не сказал о том, что натворила Аделайн, иначе бы точно вдовцом стал. Понимаешь, что это значит?       В тонкостях мышления Михаэля Йонсу даже разбираться не желала да и в целом находила время неподходящим для знакомства с ними. Она не видела мужа два месяца, какой Мёрландии Валери разговаривает о горячо презираемом ею человеке, а не о них?       — Влюблен! — сделал вывод Валери. — Я думал, он этого не умеет!       — Какой же ты романтик, — только и смогла покачать головой леди Ливэйг. «Ну хоть кто-то из нас», — добавила она. — Ладно, сейчас начнется дождь, надо загнать машину в пещеру.       — О, ты уже научилась?       — Легко, — произнесла Йонсу. — Я смотрю на небо и вижу сеть, по которой плывут огоньки. Они сияют ярче на востоке и приближаются, не мерцают. Так выглядит дождь.       — Сеть?       — Ее называют матрицей, — тоска отхлынула, и Ливэйг возбужденно продолжила: — Мосант создана из матрицы: и ты, и я, и океан, и камни на дороге… Она прекрасна. Она — строки кодов, описывающих жизнь. Я бы хотела изучить ее, а в храме твердят, как уничтожать нужные строки. Иногда мне кажется, что в храме готовят убийц.       Валери с интересом слушал и поморщился в самом конце речи:       — Ну что за фантазии, Йонс! Тебя учат, как использовать силу для остальных!       — Убивать можно тоже для остальных, — тихо сказала она и сразу же твердо решила, что никогда более не поднимет эту тему. С Валери приятно жить, а не рассуждать о жизни, чего Йонсу очень не хватало. Слова меморий запутали ее. Полуэльфийке твердили: если она закопает талант в землю, то совершит ужасный грех. Но что они требовали? Мастерство разрушения. Как оно поможет другим? Как в принципе смерть может в чем-то помочь? Об этом молчали.       Валери не понимал. С Валери весело ходить в походы или на концерты, целоваться или готовить завтраки вместе. Или рассматривать фотографии, слушать воспоминания мужа и удивляться, почему он помнит, а она — нет. Принимать дома друзей, наводить чистоту, жажда которая у обоих доходила до мании. Получать цветы, украшения без причины. Валери был такой «земной»… Йонсу хотелось летать, убежать от обычной жизни, что-то значить для остальных. Забавно: обучение в храме могло предоставить такую возможность, вот только какой ценой и для какой цели?       Самолюбивую Йонсу выводил из себя возможный факт, что ее могли использовать. В отце и любимом муже она не сомневалась, но все остальные вызывали острое чувство недоверия. Да, обладательница апейрона опасна и отправилась в храм только ради безопасности семьи. Однако что дальше? Главный меморий недвусмысленно дал понять: Михаэль желает видеть ее рядом, раз так, то личная гвардия при кронпринце — путь неизбежный. Служить презираемому человеку! Валери не смог бы переубедить бывшего друга, ведь они не общались со времен памятного бала. Отец тоже бессилен. На кронпринца оказывала влияние только леди Саманта Санурите, верховная мемория при Альдебаране. С ней Йонсу даже не была знакома.       Ливэйг поняла, что больше не может думать о сложившейся ситуации.       — Хватит, — решила она и опустилась на землю. — Пошли, иначе промокнем до нитки. Дождь будет довольно скверный.       Пещера находилась прямо в бухте. Пока Валери отгонял машину в их убежище, Йонсу педантично осматривала берег и замечала малейшие следы их пребывания. Все-таки плюсы в обучении храма есть. Например, вот след протектора колеса — его легко стереть физическим воздействием. Вот запах топлива, который Ливэйг уничтожила прямо в матрице целой строкой. Кому-то могло показаться, что адепты Постериоры всемогущи, но это было совсем не так. Они не умели создавать, в отличие от остальных адептов, не могли преобразовывать — только использовать окружающее пространство и выкидывать лишнее. Жизнь становилась проще и одновременно сложнее даже с таким даром.       Удостоверившись, что ни одна ищейка не поймет, где прячется пара и осталась ли она на берегу в целом, Йонсу побежала в пещеру. Холодный дождь мигом отрезвил ее, мантия на спине промокла, волосы, слипшись, свисали. Уметь бы управлять влагой, но, увы, Ливэйг была рождена не под той звездой. Все-таки с изучением других способностей возникали сложности.       Хитрый Валери уже разложил кресла в машине, превратив их в кровать.       — Я нарушаю с тобой все эльфийские законы подряд, — заметила Йонсу, складывая надоевшую мантию. Под ней адепты носили туники. Ткань облегала тело второй кожей. — И все-таки хочу ребенка, как положено.       — Тогда точно выгонят из храма, — совершенно здраво заявил Валери.       Полукровка закатила глаза.       — Тебе скоро сорок.       — И? Я родился, когда папане было шестьдесят три.       Йонсу не очень хотелось говорить, что любимый муж, обладая ветром в голове, может не дожить даже до пятидесяти. Она вздохнула и, скинув туфли, забралась в «кровать».       Фантомная дверь защищала уединение супругов на протяжении пяти часов.       Ливэйг проснулась, когда начало стремительно темнеть. Валери сопел под ухом, обнимая ее. Потребовались некоторые усилия, чтобы скинуть руку супруга. «Какой же ты…» — проворчала полуэльфийка мысленно. Люди не обладали легкостью, присущей ее виду, а Валери, отъевшийся на официальных обедах и достающий головой до всех люстр, считался тяжелым даже по их меркам. Чудо, что он ее не раздавил пару часов назад. Вспомнив кое о чем, Йонсу заинтересовано уставилась на кисть левой руки — кожа уже зажила, стала светлой и гладкой. Никаких следов их встречи, кроме улыбки на лице.       И все-таки пора уходить.       — Эй, — шикнула Ливэйг и, не получив реакции, пощекотала супруга. Валери буквально подскочил.       — Сколько раз просил так не делать! — вяло выругался он и начал тереть глаза. Иногда Йонсу казалось, что ребенка она уже завела. С нежностью взглянув на мужа, Ливэйг заметила:       — Невозможно удержаться, — после чего, оставив очередной поцелуй на его губах, потянулась за туникой. — Мне пора. Уверена, ищет весь храм.       — Уже?       — Я просила меня забрать, — напомнила Йонсу.       — А, да, — очнулся супруг. — Тогда действительно пора. Через два месяца, как обычно, когда светило Синааны вступит в созвездие звезды ветра?       Ливэйг кивнула. Она старалась думать о чем и о ком угодно, кроме разлуки и Валери, иначе бы просто разрыдалась, как всегда. Натянув тунику, Йонсу спросила:       — Поедешь домой?       — Нет, — Валери потянулся и упал обратно, подложив руки под голову. — В Аланду, твой отец попросил. А еще мой брат, Михаэль, Оскар Санурите… В общем, все, кто мог. Нужно отнести кучу бумаг, поговорить с половиной города и так далее. Все время забываю, я отказался от работы дипломата или мне это приснилось?       — Одиннадцать лет назад ты называл себя торговцем, налаживающим связи.       Он зевнул.       — Не слишком большая разница. Дипломат звучит лучше. Ничего, ты вернешься, и я все брошу, обещаю. Денег от акций Кэрлимы хватит еще нашим правнукам.       — Детей бы сначала завести! — взвилась Йонсу.       — Слушай, ни ты, ни я помирать не собираемся, зачем спешить? Я намерен прожить примерно столько же, сколько ты.       — Никто никогда не собирается умирать, Валери.       — Ну… Моя бабушка…       — Да, узнав, что смертельно заболела, не стала ждать итога. Это другое. Никто не знает, когда остановится чье-то сердце, даже Король.       Валери странно взглянул на супругу.       — Насчет Темного владыки я бы не был уверен, — заметил он. — Так, оставить эти разговоры! Давай договоримся: ты заканчиваешь обучение, возвращаешься, я бросаю работу и мы заводим детей! Окей?       «Дурацкое слово, где он его услышал?» — подумала Йонсу и потянулась за мантией.       — Хорошо.       — Отлично. Если я тут останусь еще поспать, меня найдут?       Полуэльфийка сердито откинула волосы за спину.       — Обязательно. Собирайся и езжай, — она кинула взгляд на восток. Дождь продолжал идти. — У меня дурное предчувствие, тебе стоит поторопиться. Тайфун… Или что-нибудь хуже. Может, отложишь встречи?       — Я постараюсь побыстрее. Дела срочные, Йонс. Никто не знает, что я сначала отправился к тебе, придется ехать всю ночь, чтобы утром оказаться в Аланде. Если повезет, все сделаю часа за три.       Интуиции владелицы апейрона привыкли доверять оба.       — Береги себя, — на прощание сказала Йонсу и поцеловала Валери.       — Не твори глупости, — напутствовал он и рассмеялся. Нарочито сердито взглянув на него, Йонсу вышла из пещеры, в последний раз помахала рукой и побежала в сторону храма, ловя мантией дождинки.       — Йонс!       Ливэйг, дрожа, обернулась. К ней бежал полуголый Валери с маленьким свертком.       — Воспаление легких получишь, болван! — напустилась она на супруга.       Тот лишь махнул рукой и протянул шуршащую бумагу.       — Я забыл про подарок.       — Какие подарки, Валери, я живу в комнате с шестью девушками! Думаешь, они не догадаются, откуда взялись сережки, цепочки или что ты…       Супруг, казалось, обиделся.       — Там не они, — буркнул Валери, насильно впихнул сверток ей в руку и, клюнув Йонсу в щеку, побежал обратно под аккомпанемент дождя. Прислужница Постериоры успела промокнуть окончательно и, помянув мужа недобрым словом, бросилась дальше в сторону храма. Примерно на середине пути она догадалась прикрыть голову подарком.       Фантомное чудовище уже уничтожили, и патруль вернулся на места. Это несколько расстроило беглянку, но выход она нашла быстро: никто не знал, что Йонсу изучала стихию ветра, и потому охрана стояла только там, где можно пройти. Не пролететь. Ливэйг, сосредоточившись, соткала из штормовых ветров смерч и поднялась на нем до окна безлюдных верхних этажей. Так находились учебные кабинеты, в которых никогда никто не сидел вечером. Уничтожив апейроном шпингалет, Йонсу забралась внутрь. Как же опустошала эта стихия ветра! У полуэльфийки дрожали колени. Она лишилась сил, замерзла, но глупо улыбалась от счастья, где-то на грани сознания продолжая получать мрачные образы будущего.       Ей снова предстояло жить два месяца мечтами о паре часов.       Глаза немедленно защипало. «Хорошо, что не расплакалась при Валери», — подумала она. Как же Ливэйг не любила плакать… «Слабачка», — обозвала она саму себя, и обвинение на удивление быстро подействовало. Отерев пару слез, что успели прожечь броню выдержки, Йонсу вызвала ветер. Порывы высушили одежду и волосы, правда, полуэльфийка замерзла еще больше. Если повезет, заболеет и хотя бы пару дней не будет ходить на занятия.       Интересно, что же ей подарил Валери?       Ливэйг прислушалась. Ближайшие люди находились на четыре этажа ниже, гласили перезвоны матрицы, и Йонсу спряталась за дальнюю колонну, чтобы открыть сверток. В нем лежала стопка бумаг. Письма в храме разрешались, поэтому прислужница решила спуститься с ними в спальню, предварительно уничтожив упаковку.       Келья девушек четвертого года обучения находилась в южном крыле, у озера. В ней жили семеро существ: три человека из разных городов империи, горная эльфийка, беглянка из Мёрландии, пустынница и Йонсу. Совместный быт рассорил их давно: комнату разделили перегородками между кроватями, чтобы никого не видеть, обитатели ее не общались и старались не встречаться. Сложно существовать под одной крышей семерым похожим личностям, каждая из которых норовит тянуть одеяло на себя. Первые года все считали друг друга верными подругами, а сейчас едва сдерживались, чтобы не сцепиться в словесной перепалке или оттаскать за волосы. Трескотня прекратилась давно, в келье воцарилась нелюбовь и злое любопытство. Дневники в храме Постериоры старались не заводить — прочтут обязательно и разболтают всем.       Йонсу сохранила приятельские отношения только с одной соседкой, Ники, сбежавшей из Мёрланда. Молоденькая девушка выбивалась из ряда стерв, была от природы молчалива и, казалось, родилась не под той звездой. Ей бы управлять водой, но судьба занесла в душу вирус апейрона.       Именно Ники оказалась в келье и читала приключенческий роман. Она носила очки, за которыми плавали типично мёрландские глаза — бледно-зеленые и продолговатые, чуть прищуренные. Волевой подбородок выдавался вперед, кожу побила сыпь. Красотой Ники обделили — но не умом.       — Опять сбегала? — вполголоса спросила она. Йонсу боязливо окинула взглядом келью и, никого более не обнаружив, проскользнула к себе.       — Меня искали? — спросила она, переодеваясь. Пачка бумаг лежала на кровати. И что в них было?       — Не сразу, час назад. Я сказала, что ты в библиотеке.       Ливэйг счастливо вздохнула.       — Обожаю тебя, Ники!       — Не за что, — отозвалась мёрландка. — Переодевалась бы ты быстрее, к нам идет сэр…       Не успела Ники договорить, как дверь открылась. Йонсу торопливо кинула бумаги под кровать и только потом взвизгнула:       — Сэр!       Моложавый мистер закрыл глаза ладонями и покраснел. Это был не главный меморий, всего лишь его старший помощник, наблюдающий за курсом. Йонсу обожала его дразнить; она в целом любила заводить ни к чему не обязывающие интрижки, которые дальше розовых щек и робких признаний ухажеров не заходили. Что плохого в том, что можно кого-то засмущать и повеселиться? Особенно если это человек, который мог создать проблемы. Над сердцами таких лучше властвовать, и со старшим помощником тактика работала безотказно.       — Я стучался! — воскликнул он, пытаясь отвести подозрения.       — Вы не стучались, — отрезала правдолюбка Йонсу, а Ники, зная истину, промолчала. Полуэльфийка накинула на себя мантию.       — Разрешаю смотреть, — добавила она, стирая запах дождя из комнаты. Сэр чуть нахмурился, но голос его оказался ровным:       — Вы, обе, бегом за мной.       Ники и Йонсу переглянулись.       — Что-то случилось?       — Я опять что-то натворила?       — Встреча с Королем.       Королем! Ливэйг обомлела. Владыка Синааны здесь, в храме Хайленда? Он, то самое зло, которым ее стращали на протяжении четырех лет? Враг империи? Это не укладывалось в голове. Как его впустили? Встреча… Значит, впустили добровольно. Ники стала земляного цвета и думала о своем; Йонсу рассеянно пригладила волосы. Предстать перед пижоном всего королевства в таком виде? Ну уж нет! Старший помощник строго взглянул на Ливэйг, но та все равно взяла в руки расческу и не вышла, пока не решила, что готова. Физически, но не морально. В душе Йонсу царил хаос. Гармония… Какая, к Мёрландии, гармония может появиться в ее душе?       Встреча проходила в кабинете главного мемория за закрытыми дверями. Помимо подошедших Ники и Ливэйг, около него стояло еще адептов пять-шесть, каждый из которых поражал бледностью. Покачивался от волнения даже лучший выпускник последнего года.       — Что происходит? — шепотом спросила Йонсу у него. Имени она не знала, никогда не общалась с этим пареньком, но начинать разговоры Ливэйг не в первой.       Ответить юноша не успел — дверь с грохотом распахнулась, из кабинета вылетала всклокоченная девчушка, чьи трясущиеся руки едва не рвали матрицу. Очередь в испуге отбежала от стены; одна Йонсу, как неприкаянная, осталась на месте и в шоке разглядывала немую сцену до тех пор, пока невесть откуда взявшийся главный меморий не втолкнул ее в кабинет.       — Йонсу Ливэйг! — крикнул он и сразу, закрыв дверь, исчез.       Полуэльфийка повернулась к столу.       У окна сидел мужчина в белом костюме, в петлице которого лиловела гвоздика. Йонсу гордо подняла подбородок — гостя она узнала.       — Здравствуйте, — с прохладой поздоровалась Ливэйг, ощущая предательскую дрожь в коленях. «Самолюбивый наглец, хам, эгоист…» — пролетало в ее голове, а глаза упрямо выцарапывали в полумраке безукоризненные черты лица. Король молча указал на стул напротив. Пальцы правителя украшали вычурные кольца.       — Добрый вечер, леди Ливэйг.       От чарующего голоса перехватило дыхание. Насилу совладав с собой, Йонсу процедила:       — Я не поддамся, что бы вы ни делали.       — Я что-то делаю? — на бледном лице монарха появилась знакомая самодовольная улыбка.       — Да. Вы забыли, что мы знакомы? Я знаю вас без маски.       Полуэльфийка не боялась. Она отдавала отчет, кто сидит перед ней, но не придавала этому значения. Божественный венец не отменял гордыни. Гордыня же отменяла все достоинства.       — Не забыл, — отозвался Король. — Конечно же я помню милую девочку, которая так понравилась моему любимому Клинку. Она выросла, и теперь я с трудом могу назвать ее милой.       Йонсу побагровела.       — Сейчас она настоящая красавица, лучшая ученица четвертого года, нарушающая все правила храма. Она не понимает, почему находится здесь, — театральная пауза. — Я про кабинет, разумеется.       Владыка Синааны поднялся. «Совсем мелкий, — подумала Ливэйг. — Даже я выше него, молчу про Валери. На голове гнездо и опять пытается поразить остроумием. Ничего не изменилось. Все такой же!» Тучи за окном пронзило молнией. Странное совпадение. А Король продолжал говорить вещи, на первый взгляд не связанные с предыдущими словами:       — Сила адептов Постериоры зависит от внутреннего спокойствия. Умиротворенная мемория разрушает только нужное. Считаешь ли ты себя такой?       — Не в вашем присутствии.       — Я настолько волнителен?       Йонсу закатила глаза. Его попытки понравиться были просто смешны. Увидев ее реакцию, Король повернулся к окну, став силуэтом на фоне залитого солнцем неба. Непокорные вихры растворялись в его лучах до серебра. Белый же костюм приобрел золотистые блестки. «Пижон», — подумала Йонсу, тем не менее, признавая, что в открывшейся картине что-то есть.       — Умиротворенная мемория слаба, — отчеканил Король, продолжая смотреть в окно. — Она выполняет только приказы, не рассуждает, безропотно подчиняется. У нее не возникает даже мысли, что можно сделать иначе, чем ей сказали. Жалкое зрелище. Я вызвал тебя, потому что ты другая. Ты отличаешься от тех, кто сейчас готовится ко сну. Ты не подчиняешься, думаешь, экспериментируешь, нарушаешь правила. Мне это нравится. Ненавижу безмолвных, на все согласных глупцов.       Йонсу сидела ни жива ни мертва. Голос очаровал ее. Она продолжала понимать, кто перед ней, что он сделал, кем был, кем стал и кем, скорее всего, останется в будущем, но… Слишком прицельно били слова. Ей, что толку скрывать, всегда хотелось ощутить себя избранной.       — Люди, эльфы, вампиры — все они видят назревшие в обществе проблемы. Кто-то перестает понимать, кому он обязан, кто-то жаждет денег, власти… бессмертия… Это нормально. Естественно. У каждого должны быть амбиции! Проблема возникает, когда амбиции идут вразрез с ценностями общества. Ну кому понравится, что Первый повелитель молний разбивает сердца, окна и чужие судьбы как елочные игрушки?       Йонсу склонила голову набок. Каждое слово казалось полным смысла. Король начал ходить по комнате. Он снова стал восхитительно раскрепощен, это чувствовалось в каждом шаге. Самоуверенность вернулась к нему.       — Все их видят, — продолжал разглагольствовать Владыка, входя во вкус. — Но большинство… О, им лишь бы обсудить! Высказать недовольство! Ужаснуться! Закрыться в домах или уехать куда подальше! Выскажут идею, а потом споры, споры и еще раз споры… Что-то сделают единицы. Попытаются как-то исправить ситуацию. Смогут, не смогут — волна недовольства большинства настигнет все равно. Остальные всегда знают, как лучше. Нет чтоб пойти и сделать! Но ты же другая…       Йонсу слушала как завороженная. Владыка Синааны был… прав?       — Я могу дать тебе силу, не сравнимую ни с чем. Мир станет простым, как формула воды. Ты сможешь все. У тебя будет право на все — я одарю. Взамен — только сердце.       Грезы развеялись.       — Что? — переспросила Йонсу. — В каком плане?       — В известном, — лучась самодовольством, ответил Король. Красавцем он казаться резко перестал.       — Ну уж нет. У моего сердца другой хозяин.       Владыка вновь начал мерить шагами комнату. Он ощутимо занервничал. Йонсу заметила, что волосы Майриора перестали торчать во все стороны.       — Ты явно меня не так поняла! — сказал Король, пропадая за ее спиной. На небе повисла серая хмарь, а пальцы Йонсу сами собой вцепились в стул. — Сердце — не фигурально выражаясь… Я просто вырву его и заменю новым! Вот и все. Почему ты отказываешься от очевидной выгоды? Разве ты не хотела стать всесильной? Ты бы смогла защитить Валери от всего.       Услышав имя мужа, Йонсу вздрогнула. Голос, тем временем, приближался.       — Я могу защитить его сейчас.       — От всего?       «Да», — хотелось сказать ей, но полуэльфийка не смогла.       — Я могу показать подлинную силу, если ты захочешь присоединиться ко мне и стать Клинком. Всего лишь сердце.       От неожиданного прикосновения Йонсу подскочила, уронив стул, и юлой повернулась к Королю, что стоял до неприличного близко. Плечи горели. Глупая мантия, почему она не прикрывает их? Панибратский жест вывел из себя: полуэльфийка буквально взорвалась, вспомнив о Валери и верности, на которую только что покусились.       — Мрак вас дери! — возмутилась Йонсу. — Мне не нужна никакая подлинная сила, если придется терпеть вас и… и… и твои руки!       Отпора Король не ожидал. На его холеном лице отпечаталось удивление.       — Лжешь каждым словом. Ты ломаешь волю Клинков, я знаю. Играешь на слабостях, обещаешь исполнение желаний, вот только знай, что ко мне ключа не найдешь. Мне не нужна помощь или подаренная всесильность, ясно? Я добьюсь всего сама.       Маска доброжелательности слетела с Владыки. Радужка небесного цвета опасно блеснула.       — Это отказ?       — Да!       Король резко схватил ее за руку, с такой силой, что Йонсу взвыла от боли.       — Мечтала покорить все способности звезд? — просипел он, с трудом удерживая непокорную полуэльфийку. — Забудь об этом, пока не приползешь ко мне! — Ливэйг внезапно ощутила такую слабость, что у нее подкосились ноги. Не удержавшись, она упала прямо на Короля и попыталась совладать с дыханием. Сознание ее затуманилось. Осознание того, на чьей груди она изнемогала от возбужденных нервов, едва теплело. Что происходит? Почему происходит? Йонсу ненавидела этого человека! Держась за спасительную мысль, она вызвала апейрон на кончиках пальцев. Короткий крик оповестил, что магия достигла цели. Силовая волна откинула Ливэйг на стол — полуэльфийка больно ударилась головой и тихо застонала, почувствовав вкус крови во рту.       Судя по болезненному шипению, Король тоже переживал не лучшие моменты.       — Твоя самая большая ошибка, — наконец, выдохнул он. Йонсу с трудом приподнялась на локтях. Роскошный пиджак проели зеленоватые дыры, рубашка наполовину распахнулась, показывая торчащие ребра и ужасный шрам на груди. — Ошибка всей жизни! Отвергла меня, Бога? Будешь отвергнута миром!       Сверкающий силуэт ткнул пальцем в сторону гигантской карты, висевшей на стене. Но Йонсу ничего не видела, кроме синеватого узора на груди Владыки. Что надо пережить, чтобы заслужить такую отметину?       — Запомни ее! Запомни очертания! Больше никогда не увидишь… Ни ее, ни его! — Король резко повернулся и выжег лунным светом кусок карты по середине. Полуэльфийка не сразу поняла, что именно исчезло, а потом осознала — Аланда, ее родина. — Пошла вон.       Йонсу, растерявшись, смотрела на карту. Что задумал Король?       — Вон! — от нового крика Ливэйг поднялась в воздух. Взвизгнув, она полетела в сторону двери и прошла сквозь нее, прикрывая лицо руками. В коридоре полуэльфийка обрушилась на пол — довольно больно, но это не помешало ей сразу встать на ноги, пинком открыть дверь и гневно кинуть в кабинет:       — Я не буду с тобой, даже если наступит конец света!       После чего гордо повернулась и, ни глядя ни на кого, стремглав бросилась в свою келью, где разрыдалась от пережитого. Предложение уйти во мрак… Согласилась бы — и никогда не увидела бы кронпринца Хайленда, не оказалась в его гвардии. Руки, колени, все тело продолжала бить дрожь. Йонсу хотелось пойти в душ и смыть следы происходящего, но сил не хватало. Смотря в потолок, она закуталась в покрывало. Перед глазами стояла испорченная лунным светом карта мира.       Дверь скрипнула. Ники. Подруга вошла не в меньшем волнении, чем уходила. Будто очарованная, Наомика медленно прошествовала к платяному шкафу.       — Что слу… — начала Йонсу, хотя в глубине души знала ответ.       — Я согласилась, — тускло ответила Ники.       Ливэйг отвернулась. Одинаковая ситуация, схожие возможности, такое же обручальное кольцо на пальце, как у Йонсу — но Ники приняла предложение. Почему? Какую слабость хранила ее душа? Ливэйг вдруг поняла, что никогда не стремилась понять Ники. Их объединяла одна келья, глупые разговоры, тоска по любимым, учеба и ничего больше. Как странно понимать это по отношению к другу.       — Что он сказал тебе?       Ники достала сумку.       — Я хотела перейти, Король знал это. Он только улыбнулся, когда я призналась. Сказал, что давно нуждался в хладнокровной умной воительнице.       — А как же…       — Я попросила Короля посетить храм лавы.       Именно в нем томился возлюбленный Ники. Опустошенная Йонсу сжалась в комок. Не совершила ли она фатальную ошибку, отказавшись? Что случится с Аландой?       Аланда…       Валери…       Ливэйг с криком проснулась.       Она лежала на кровати незнакомой спальни, но глаза упорно видели штормящий залив вместо любимого дома. То был полдень. Как беззаботно гуляли лучи по волнам! Однако под ними лежали, оказались навеки похоронены дома Аланды. Многих жителей вассального королевства задавило обломками зданий. Выжили только те, кто находился на улице в тот час.       Не Валери.       Перед глазами вспыхнула другая картина. Письма горели в камине храма. Йонсу кидала их в огонь со странной отрешенностью. Слова, побитые слезами, исчезали. Муж передал ей в наследство Валерийские леса — какой смысл? Ей, будущей убийце Хайленда, не нужны ни дом, ни земля, ни деньги. Обещания сгорали, питая мстительную решимость.       Сцены прошлого? Йонсу, пытаясь отдышаться, провела рукой по лицу. Мокро… Слезы? Боли или радости, что узнано хоть что-то? Храм… Размытое лицо Короля… Пара слов, брошенных в кабинет… Тоска по человеку, чью внешность она не запомнила… Все стиралось, все! События сна испарялись из памяти стремительнее вспышки молнии. Только одно сохранилось: залив над королевством, виновницей гибели которого Йонсу стала.       Хотелось пить. На тумбе рядом стоял графин. Ливэйг потянулась к нему — острая боль пронзила все тело, заставив сжаться в комок на простыне. Неприятные ощущения ушли только через пару минут. Отпихнув ногой одеяло (оно упало на пол), Йонсу увидела пару желтеющих синяков на бедрах. Ей показалось даже, что на одеяле темнеют какие-то пятна, которые она не успела толком разглядеть, но тут Ливэйг стало совсем дурно. Она, глядя на странно светящуюся воду в графине, заснула, провалилась в пустой сон.