Эклектика

19 число месяца Альдебарана, Йонсу В. Ливэйг

      Город Браас стоял у подножия самого южного пика горной цепи, что, как клык, вгрызался в небо над заливом Сэйонсу — «глубины луны» сразу на двух языках. Дорога к нему шла вдоль реки: болота сменили холмы, холмы — зеленое зеркало с рисунком гор за ним. Равнины покрывала сочная трава, пахнущая так сильно, что Сёршу открыла оконца настежь, впуская ветер. К запаху цветов примешивалась соленая свежесть моря.       Браас сделали своей столицей свободолюбивые майоминги. Крепкие, как скалы, среди которых они жили, майоминги слыли превосходными торговцами, горняками, моряками, ювелирами, портными… неудивительно, что императрица забеспокоилась, что с города не идет дань. Мысль посетила Йонсу, когда карета въехала в узкий проход между скалами. О майомингах она помнила даже после «чистки»; теперь же, после пары снов, когда исчезли основные белые пятна прошлого, Йонсу могла назвать очевидные минусы народа: мстительность и набожность. «Мы похожи», — добавила она с иронией, предназначавшейся самой себе. Мысли крутились в голове, выделяя в прошлом то одно, то другое — кого винить? Йонсу душила злость, непонятно к кому, непонятно за что. Злость медленно превращалась в ненависть к судьбе. Хотелось спросить, в наказание за какой грех она оказалась на иссушенном побережье залива.       Здешняя природа оказалась так сурова, что не оставила в ущелье ничего, кроме голого камня и запаха соли, идущего с моря. Почву истерзали трещины и время; ущелье казалось кривозубой драконьей западнёй; лишь извилистая горная тропа, мощенная камнем, напоминала, что где-то рядом есть жизнь. Эта земля уже много веков не видела ничего, кроме палящего солнца… Она не вызывала воспоминаний — Йонсу ободрала пальцы до крови, пытаясь выловить среди мыслей ассоциации. Однако в голове был только вчерашний разговор с Михаэлем… и злость. Злость.       Тишину ущелья нарушал равномерный перестук колес, усиливаемый эхом. Сёршу, хмурясь, смотрела в окно и бурчала что-то себе под нос. Йонсу не могла понять, что она говорит, как ни силилась. Мысли Десницы путались, потому, оставив попытки понять ее, Йонсу просто продолжила разглядывать проплывавший мимо безрадостный пейзаж. Дорога по ущелью заняла около двух часов: за это время воздух в карете раскалился, как в пустыне. Сёршу всем видом не показывала дискомфорта; полуэльфийка незаметно обмахивалась шторкой, но это помогало слабо.       — Ты помнишь нашу казнь браасцев? — спросила Сёршу, когда показались главные врата города.       В карете не прозвучало ни слова с тех пор, как Сёршу осведомилась о ее происхождении, и потому Йонсу вздрогнула от неожиданности. До снов Йонсу ответила бы «нет» с чистой совестью, однако теперь знала, что на протяжении двух дней бродила по побережью залива после катастрофы и, конечно же, посещала Браас, где заставила себя вернуться к обычной жизни. Война за Аланду, в которой Йонсу винила себя, отказ Королю. В ту короткую ночь Йонсу лишилась и дома, и семьи, и друзей. Именно после уничтожения родины она начала карьеру в столице. Уничтожая дома других, она забывала свой.       Уничтожала дома других…       — Немного, — сумела ответить Йонсу, поняв, что молчание затянулось. Десница даже не обернулась.       — Тогда ты знаешь, что выход из города только один, — сказала она.       Туннели начинались сразу за гигантскими воротами. Их проложили еще на заре создания Мосант — майоминги заняли пещеры, придя с южных пустошей. Никто не знал, как далеко ведут переходы, майоминги освоили самые верхние из них. Они укрепили стены плитами и подпорками из камня, прорубили в скальной породе помещения-жилища и отстроили замок Брааса, красота и монументальность которого поражала каждого, кто посещал столицу майомингов.       Сумрак же подземелья гостеприимностью не блистал. Фонари не были зажжены, а рыночная площадь пустовала, заставив взволноваться Десницу.       — Слушай, — снова заговорила Сёршу, — я взяла тебя для того, чтобы ты смогла отбить атаку, когда она случится. Одна могу не справиться.       «Интересно, почему, — подумала Йонсу. — У Десницы Хайленда проблемы с контролем над чарами? Или дело в другом?»       — Рынок как пустошь, что могло заставить их разогнать торгашей? Пока мы проезжали ущелье, видела засаду. Нас не тронули, пока лишь следили. Когда переговоры закончатся плохо, придется бежать с боем. Вдвоем против кучи коротышек с железками в руках, как в старые добрые времена. Кучера можно не брать в расчет, он — мясо.       Сказанное заставило вспомнить о прошлом снова. Кажется, когда-то Йонсу уже убегала из Брааса под звон мечей, но конкретные обстоятельства оставались белыми пятнами. Судя по снам, дипломатия никогда не являлась ее сильной стороной. Стервозный характер, наверное, заставил переступить кому-то дорогу. И не один раз, иначе бы она не стояла у ворот Брааса с «обеленным» прошлым.       — Почему вы так уверены, что придется бежать? — крайне вежливо спросила Йонсу.       — Потому что знаю больше тебя! А ты боевой маг, который мне подчиняется, если не забыла! — прикрикнула Сёршу, и Йонсу замолкла, начав лихорадочно прокручивать в сознании основы магии апейрона. Вроде бы сила идет от понимания структуры мира, от матрицы… Сейчас о военном искусстве, тактике Йонсу имела лишь самое приблизительное представление. Кто-то стер ее способности. Опять же — почему? Этот вопрос вновь пробудил злость на Судьбу.       — Забыла, — не выдержала Йонсу. — Мне помогли.       Ноздри Сёршу раздулись, точно капюшон кобры. Полуэльфийка не предполагала, что люди так умеют.       — Бог с тобою, — фыркнула Десница. — Я в жизни не поверю, что ты действительно ничего не помнишь, ведь тобою занималась Лэй, а не Владыка.       Экипаж остановился. Сёршу встала.       — Главное — молчи, — напоследок сказала она. Кучер открыл дверь, впуская затхлый, пахнущий специями и маслами воздух. О, Йонсу Ливэйг научилась молчать. Никто даже не понял, что она начала видеть сны о прошлом и узнавать тех, с кем познакомилась заново. Марко Вэйрон, выбившийся в люди после махинаций с наследством одной вдовы. Знакомая ситуация, когда-то отец Офелии Нептане поступил так же с наследством самой Йонсу. Воспоминания начали приходить сами, когда она видела что-то знакомое. Например, наручные часы Марко.       Она научилась также видеть тайный смысл сказанных другими слов, сопоставлять их с ранее звучавшими.       Задумавшись, Йонсу задела головой раму двери и потому постояла некоторое время, потирая затылок. Прибывших никто не встречал: они были одни в пещере. Сёршу это, очевидно, задело.       — Эй, ты, — обратилась она к кучеру, — оставайся здесь, если что начнется — беги к ближайшему посту и шли фею в столицу. Доложишь, что на нас напали. Понял? Идем со мной, — это относилось уже к Йонсу.       Взяв в руки факел, поданный кучером, Сёршу зажгла ярко-голубое пламя и решительно пошла в глубину туннеля. Йонсу, испугавшись неведомо чего, побежала за ней, не решаясь выйти вперед.       — Хватит трусить. Сегодня второй день твоей звезды, звезды бездны, ты убьешь их, не прилагая усилий, — бросила, не оборачиваясь, Сёршу. — Видит Бог, мы обе к этому привыкли.       Убить. От этого слова Йонсу снова стало жутко.       Сумрак сгустился — их окутала темнота. Звенели капли, стучали когти. Какой контраст по сравнению с великолепием Анлоса! Йонсу было противно находиться здесь. Ноздри щекотали запахи специй. К ним примешивался еще один — запах шахт. От смешения амбре бензина, раскаленного металла, угольной крошки голова шла кругом. Йонсу, не выдержав, чихнула. Ее обувь увязала в грязи, подол платья Сёршу стал черным, однако Десницу это, кажется, не заботило. На голову капала вода. Сырость преследовала их, как получасом ранее — раскаленный воздух.       — И это столица? — проворчала Йонсу. — Вылезли бы на свет божий!       Сёршу непреклонно продолжала путь.       Туннель был довольно широк. Пламя освещало низкий потолок, с которого свисали сталактиты, стены блестели угольно-черным полированным базальтом. Йонсу провела пальцем по камню — холодный, как лед. Вдоль стыков плит тянулись полосы фосфорирующей плесени — Ливэйг брезгливо отдернула руку. Плесень наверняка подсаживали сами майоминги, используя особенности спор, что давали слабый свет и служили своеобразным украшением стен. Понимание красоты у майомингов было под стать их миру. Почему это место пугает?       — Пришли, — вырвал ее из размышлений голос Сёршу.       Перед взором Йонсу предстал гигантский замок из искрящегося базальта, залитый огнями. Мощные стены замка стремились ввысь, из многочисленных бойниц рвался свет. Не было видно ни одного окна. Широкий вход запирался двустворчатыми массивными воротами из железа с медными накладками, что сияли не хуже золота.       Как можно превратить глыбу вулканического камня в замок? Несмотря на то, что майоминги всегда говорили, что столицу Брааса отстроили они, Йонсу в этом сильно сомневалась. Ни одно орудие не было способно создать идеально ровные стены, вырезы бойниц и входа, вычурность каменной резьбы. Подобной тонкостью и точностью обладал лишь лунный свет. Полуэльфийка вгляделась.       — Ворота закрыты?       Сёршу потушила пламя. В центральной пещере было светло.       — Делают вид, что меня не ждали.       — М… можно вопрос?       Сёршу выжидающе приподняла тонкие брови. Видимо, понимала, что, находясь вдвоем в подземелье, столичным гостьям следовало держаться вместе.       — Почему вы сразу не привели армию?       Десница рассмеялась. До этого Йонсу ни разу не слышала ее смех. Она не видела даже ее улыбку.       — Нравится мне ход твоих мыслей! Только другие думают как черви. Старую гвардию распустили… Я бы не оставила здесь ни гарнизона, ни наместника, а сожгла бы все во славу Луны и Солнца…       Сёршу, не окончив фразу, подняла руку. Пещеру озарил голубой огонь.       И сразу же погас.       Йонсу решила, что Сёршу просто потерпела фиаско — все-таки ее звезда была в упадке. Однако Десница вызвала сигнальный огонь.       Ворота со скрипом открылись, внутренняя решетка приподнялась, открывая путь в город. Бойницы замка погасли, как по команде. Единственным источником света вновь стало голубое пламя. Посланниц Анлоса никто не встречал.       — Эти черти совсем потеряли нюх. Забыли, кто мы такие. Пошли быстрее.       «А кто мы?» — подумала Йонсу, понимая, то прямого ответа не получит. Что у нее могло быть общего с этой женщиной, кроме карьеры…       Десница решительно двинулась вперед.       За сотни лет в Браасе не изменилось ничего. Йонсу не помнила расположение улиц, но общая картина в голове осталась. Город напоминал изощренный лабиринт, гигантский черный куб, пронизанный туннелями. Слева от ворот шел широкий проход, ведущий к торговым путям, справа — улица в жилой квартал. Сёршу выбрала среднюю дорогу. Йонсу очень не нравился черный базальтовый потолок над головой. Он создавал впечатление темницы, склепа. Камень давил со всех сторон, заставляя невольно вжимать голову в плечи. Подземелье Анлоса посещать было приятней, чем пустоту Брааса.       На главной улице не было ни души. В столицу прибывали и морские народы, по специальным тоннелям, заполненным водой, и горные, и лесные эльфы, и карриолы, и южные племена, и люди восточных островов, и полудикие жители юга империи — Йонсу не видела никого.       Спустя пару минут она заметила слева длинный залитый тусклым синеватым светом зал. Остановиться и осмотреться она не могла: успела лишь ненадолго заглянуть в него. Посередине зала на постаменте стояла статуя мужчины, объятого пламенем. Каменный колос, подняв голову, простирал руки к небу. Он явно не принадлежал к виду людей: за спиной мужчины простирались крылья. Пол усеяли красные цветы — статуя совершенно точно была местом ритуальных поклонений.       Сёршу же тем временем вдруг решила рассказать о причинах их приезда сюда.       — Они торговали с Синааной, мы не были против, наши города тоже торговали, пока была возможность, — сообщила она нервно дрожащим голосом. — Налог не платили, со временем дань перестали платить вовсе.       — Как вы торговали с королевством? — сразу нахмурившись, спросила Йонсу. Она знала, что признавали валютой лунные земли. Души. Обычные души. — Они же не берут висты.       Сёршу не стала отмалчиваться.       — Отдавали планеты по ту сторону Грани, наши города… иногда… Я против торговли с ними, но очень многое в Анлосе было куплено у королевства. Мы давно переживаем не лучшие времена.       Отдавали планеты? Города? Людей? Как товар? Услышанное не укладывалось в голове. Скольких людей, лишившихся семьи и дома, она знала! Жизнь сгорала, сковывалась льдом. Все винили в смерти королевство, а на самом деле война оказалась расчетом, простым безжалостным циничным торгом. Мыслящие существа теряли свободу, становясь рабами за новые шторы или заколку леди Астреи. Неужели те планеты, что уничтожала она, Йонсу, тоже были данью? Неужели она сама когда-то принимала участие в безжалостной торговле душами? В договоренности между двумя половинками миров?       Злость посеяла хаос в душе. Хаос… Не про него ли твердил Король во втором сне?       — И вас это не трогает? — процедила Йонсу. — Что люди гибнут за экономику?       — Люди — тоже экономика. Ресурс. Если кому-то не нравится такая роль, он может пробиться, как я, в Клинки. Каждый получает тот финал, на который наработал. Ладно, к бездне философию и треп. Мы пришли.       Улица уперлась в сплошную гладкую черную стену. В базальте были прорезаны ворота.       — Открывайте там! — крикнула Сёршу. Ее голос многогранным эхом отразился от стен. Его сменила тишина. Йонсу слышала частое, лихорадочное дыхание Десницы; что-то защелкало, заскрипело. Створки ворот, расходившихся в стороны, проступили отчетливей; Йонсу ожидала, что за стеной будет свет, однако выступила лишь тьма. Браас не освещался совершенно; пламя в руках Сёршу задрожало, будто под действием ветра, которого здесь и в помине не могло быть.       Из ворот выступил невысокий майоминг в парадной мантии, украшенной драгоценными камнями. Майоминги мало отличались от людей. На их теле никогда не росли волосы, только с головы вилась тонкая коса, стекая вдоль костяного подобия гребня, приподнимавшего череп на макушке — атавизма, доставшего от прошлой жизни на солнце и свету. Единственное, что действительно пугало в их внешности Йонсу — отсутствие бровей. Казалось, у майомингов совершенно отсутствовали эмоции. Даже рот их, практически безгубый, не поддавался мимике, оставаясь просто широкой прорезью.       — Мэр Герхельд, — поприветствовала его Сёршу, подавая руку.       Майоминг не пошевелился, продолжая стоять у самых ворот.       — Я ведь могу провести переговоры и по-другому, — заметила Десница, понижая градус тона. Угроза действия не возымела. Мэр, не мигая, смотрел на Йонсу. От взгляда серых пустых глаз у Ливэйг побежал мороз по коже. Голова майоминга напоминала череп, обтянутый тусклой кожей: по нему вполне можно было изучать анатомию. Скулы майоминга резко выступали, отчего перепад к мощным челюстям выражался с особой четкостью. По правой скуле шла шрамированная татуировка.       — Думали, я приду одна? — заметив его внимание к Йонсу, с издевкой спросила Сёршу.       — Да, — голос у майоминга оказался низким, сиплым, под стать пещере. Мэр не переводил взгляда на Десницу, продолжая бесстыдно рассматривать Ливэйг. Похоже, Йонсу беспокоила его больше.       — Понимаешь, милая — не отрывая желто-зеленых очей от мэра, продолжила свою мысль Сёршу, — пару тысяч лет назад мы уже приходили сюда по этому поводу. Тогда Браас был не на нашей стороне, за что поплатился, да, мэр? Ваш народ помнит, как земля майомингов превратилась в пустошь от апейрона и лунного дыхания? Тут никогда ничего не вырастет. Зная это, вы снова возвращаетесь к Нему? Недальновидно, — последнее слова она буквально выплюнула.       — Вы забрали наш Огонь.       — Не я забрала.       — Он должен был остаться тут! — крикнул майоминг. Йонсу казалось, что они одни в этом странном темном замке, но это было не так, она знала… В любой момент их могли поразить лучники. — Он выбрал его! Он должен был стать адептом!       — Выбрал, — повторила Сёршу с ненавистью. — Бейлар не мог оставаться в этой дыре. Ясно тебе?       — Бейлар… — шепотом повторила за ней Йонсу. Она помнила. Как давно это было! Дикие острова, Нитте-нори, были готовы присоединиться к империи. Однако Бейлар погиб, и соединения так и не произошло. Только совсем недавно последний лорд Танойтиш продал архипелаг, получив взамен титул, власть и деньги.       — И где он? — резко откликнулся мэр, возвращая Йонсу в реальность. — Спустя сутки его пожрала бездна вместе с нашим Огнем.       Сёршу сжала пальцы в кулаки и едва ли отдавала в этом отчет.       — Что вам нужно? — спросила она тихо.       Вопрос повис в воздухе.       — Нам ничего от вас не нужно, — произнес мэр Герхельд. — Вы ничего не исправите. Огонь вернет только Он.       — Даже не скрываете, что на Его стороне? — вырвалось у Йонсу. Десница с удивлением обернулась к ней. Кажется, она вообще забыла о существовании Ливэйг.       Майоминг не ответил. Подняв руку, он живо скрылся за дверями. Металл петель с протяжным скрипом встал в пазы стен, закрывая вход.       — Черт, — выдохнула Сёршу.       В нижних бойницах замка открылись створки, и на гостей посыпались стрелы. Сёршу взмахнула рукой — Йонсу, испугавшись, отскочила. Голубой огонь расцвел, как прекрасный дикий цветок, расплавляя стрелы. Спустя полминуты атака закончилась — видимо, майоминги поняли, что их усилия напрасны. Огонь потух. Пол был усеян металлическими и каменными наконечниками.       Йонсу неуверенно подняла ладонь, вызывая апейрон. Светящая жидкость окутала их полусферой, как щитом. Изредка она, шипя, касалась потолка и прожигала базальт. Коридор осветился бьющим в глаза ядовито-зеленым светом.       Сёршу одобрительно кивнула. Она постепенно приходила в себя.       — В меня не попади только.       — Что теперь? Может, ту дверь выжечь?       — Можно было бы. Трусливые глупцы, — припечатала Сёршу, — думают, что это сойдет им с рук. Нет, не сойдет, можешь быть уверена. Надо было давно их уничтожить, после… того раза. Тут нам делать нечего, возвращаемся к карете. Апейрон, вроде как, выдерживает даже плазм-обстрел?       — Не знаю, — признала Йонсу. — У них может быть такое оружие?       — Конечно. На Синаане такого добра полно. Браас десять лет в сговоре с ними, в качестве благодарности могли и прислать парочку плазматронов. Теперь-то все понятно, — начала рассуждать Сёршу, пока они в тишине шли по коридору с зеленым щитом над головой. — Герхельд им всю информацию сливал! И еретикам этим тоже… Точно война будет, — Десница довольно улыбнулась.       — Вас это радует?       — Война не прекращалась. Сейчас она начнется в открытую, и только. И наконец те, кто заслужил смерти, ее получит.       Прослушав последнюю фразу, Йонсу оглянулась, внимательно изучая в пустоту туннеля. Слишком тихо.       — Они не пойдут за нами?       — Нет, они не станут воевать в собственной крепости. Скорее всего, рыцари будут ждать у ворот.       Так и оказалось. Не успели Сёршу и Йонсу выйти на открытую местность, как сзади заскрипели ворота. Створки тяжело захлопнулись, зазвенел замок. Возвращение посланниц Анлоса явно не приветствовалось. Из бойниц замка вновь забил свет; откуда-то выступили рыцари, идущие полукругом — громоздкие высокие фигуры, закованные в латы с ног до головы. Латные рукавицы держали обоюдоострые тяжелые мечи или секиры. Головы укрывал остроконечный шлем с устрашающим защитным забралом.       — Глупые железки, — заявила Сёршу, наблюдая за ближайшим к ней рыцарем. Тот, выставив вперед меч, осторожно приближался к Деснице империи. — Ну, битва так битва.       Йонсу, испустив печальный вздох, покрутила кистью правой руки. Щит апейрона, ярко вспыхнув, обрушился на одного из рыцарей. Вторая вспышка заставила всех зажмуриться, а когда Йонсу открыла глаза, то увидела, что на земле остался лишь меч да пара камней, секундой ранее украшавшей щит.       Сёршу мелочиться не стала. От огненной бури, разразившейся в главном туннеле Брааса, потеплели камни. Йонсу не без страха наблюдала «казнь»: рыцари взлетали, охваченные пламенем, и, крича от боли, падали вниз. Они были слишком тяжеловесны и не могли уклониться; сталь же нагревалась, принося невыносимые страдания заключенной в броню живой плоти. Ливэйг подумалось, что мгновенное сжигание апейроном бесспорно более гуманно. Сама она держала щит — из бойниц сыпались новые стрелы, сменившиеся пулями, которые также не могли пройти ядовито-зеленую жидкость. Ничто не могло помешать Сёршу расправе над врагами. Рыцари продолжали глухо кричать, не в силах встать с земли, а она — нагревать доспехи. Лишь когда затих последний из них, Сёршу поправила платье и отряхнулась от пепла. Казнь принесла ей невообразимое удовольствие, о том сообщали блестящие глаза.       — Заканчивай с этим, — приказала десница. — И обрушь свой чертов апейрон прямо на ворота, чтобы знали, с кем дело имеют.       Йонсу Ливэйг, вздохнув, опустила руки.       Когда Сёршу и Йонсу вышли из туннеля, они увидели горящую повозку и пронзенное копьем тело. На земле поблескивала лужа крови; дерево щелкало от пламени. Лошади, оборвав упряжь, убежали, либо же убийцы увели их с собой. Йонсу бросилась к кучеру, уже понимая, что кровопотеря и раны не оставили шансов выжить. Убийство, хладнокровное и безжалостное, поразило Йонсу: кучеру перерезали сухожилия под коленями и вспороли живот ударом копья.       И почему она не умеет исцелять!       Сёршу спокойно подошла к месту убийства и внимательно осмотрела оружие. Копье было металлическим.       — Это не оружие майомингов, — заметила она.       — Какая разница чье! — выпалила Ливэйг, все же щупая пульс. — Человека убили, вашего слугу!       Сёршу побагровела. Несмотря на то, что ее платье было полностью в грязи, пыли и пепле, прическа растрепалась, а глаза угасли от недостатка сил, она осталась главнокомандующей империи, палачом и судьей Анлоса, о чем не преминула напомнить:       — Не забывай, милочка, что ты сама всего лишь слуга. Языкастые слуги долго не протягивают.       Йонсу смерила ее презрительным взглядом, но промолчала.       — Что? Это не первый труп в твоей жизни, — будто оправдываясь, сказала Сёршу. — Ты столько народу угробила, я поражаюсь реакции. Люди каждый день погибают, сами или с чужой помощью. Ты каждого собралась жалеть? Брось, — Сёршу вытащила копье и осмотрела его. Йонсу поморщилась при виде открывшейся раны.       Карета догорала. Никаких сомнений: им придется идти пешком до ближайшего поста империи, а после спешить на конях до Аливьен-иссе, жемчужины залива, гигантского города в устье Сёльвы.       Йонсу поднялась и попыталась отряхнуть пыль от рук. Как оказалось, она испачкалась в крови, и пыль прилипла к коже. Попытка отереть руки о ткань платья не увенчалась успехом.       — Нужно скорее идти, леди Сёршу, — произнесла она и добавила: — Империя должна знать о случившемся.       Они шли по ущелью около пяти часов, прежде чем вырвались из него на равнину. Солнце начинало клониться к западу, не спеша забирать жару из воздуха. Марево колебалось над землей, размывая окружающий ландшафт. Женщины шли по раскаленному камню дороги, обернув головы оторванными полосами от подола платьев, изредка обмениваясь короткими фразами. Сёршу ругалась и пыталась вспомнить, где находится ближайший пост империи. Йонсу через тонкую подошву туфель чувствовала каждую неровность почвы и не один раз пожалела о том, что не позаботилась о более надежной обуви.       Никто не напал.       Когда посланницы Анлоса, наконец, вышли к берегу, то едва не повалились на землю с одинаковым вздохом. Йонсу была уверена, что обгорела на солнце. Ноги ныли, в туфлях кололся песок.       Передохнув, она села, отряхивая платье от пыли. Взгляд сразу привлекло движение на воде. Зоркие глаза полуэльфийки видели далеко. Какое-то темное пятно медленно приближалось к ним, направляясь с юга.       — Это же лодка! — удивилась Йонсу, подскакивая. — Рыбацкая лодка! В ней сидят люди. Мы сможем добраться до города.       — Видишь, кто там? — немного нервно спросила Сёршу, поднимаясь вслед. Родившись в пустыне с бескрайними раскаленными песками, десница империи давно утратила остроту зрения, о чем предпочитала не говорить. Однако Йонсу начала догадываться и об этом факте, и о происхождении Сёршу.       — Вижу мужчину, очень крупного, человека в белой мантии, девушку, одного рыцаря… — Йонсу осеклась и замолчала, увидев женщину в белом платье и с темными волнистыми волосами по грудь. Она помнила ее.       Сёршу, помрачнев, встала. Кольцо на ее пальце засияло просто невыносимо, кулаки сжались, челюсть выдвинулась вперед. Йонсу предусмотрительно отошла на пару шагов. Она просто чувствовала ярость, исходящую от десницы. Она не знала, чем компания в лодке могла так разозлить Десницу империи, однако заранее испытала жалость.       Лодка коснулась песка. Первой, не скрывая радости, выбежала Дора Танойтиш и упала на твердую поверхность, пышущую жаром, как сковорода. Следом, отбросив весло, упал гвардеец в насквозь мокрой серой форме, бывшей когда-то белой. Сёршу, скривившись, решила не тратить время на столь бесполезных личностей и перевела взгляд змеиных очей на Танойтиша. Лорд-наместник выходить не спешил. Вместо этого он побледнел, как если бы увидел саму Смерть.       Из лодки выбрались верховная мемория Саманта Санурите и прятавшаяся за ее широким платьем Китти Вилариас. На принцессу-беглянку никто не обращал внимания, только Йонсу во все глаза смотрела на Вилариас. Китти в ответ обжигала холодной ненавистью. Ливэйг не понимала, что являлось причиной такой нелюбви к ней. Неужели Китти до сих пор злится за то, что она, Йонсу, вернула принцессу домой?       «Не вернула», — тут же поправила Йонсу себя. Убежала, как едва началась война, и только Кестрель смогла заставить родственницу правительницы вернуться домой. Йонсу лишь защищала Китти по пути к точке перехода, Грани.       — Вылазь, — коротко рявкнула Сёршу, обращаясь к лорду-наместнику.       Тот вжал голову в плечи, но когда приказ прорычали повторно, все же перебрался за борт, путаясь в собственных ногах. Одежду его истрепал морской ветер и попортила вода. Если бы Йонсу не знала, что он губернатор Каалем-сум, то не поверила бы никогда. Лицо мужчины, обгоревшее, лоснилось от жира, волосы топорщились во все стороны: скорее всего, по пути он упал в жесткую соленую воду.       — Рассказывай, — последовал новый лаконичный приказ.       Танойтиш буквально посинел от страха. Беспомощно, как рыба, открыв рот, он попытался что-то сказать, но не смог. Сёршу брезгливо поморщилась и резко указала пальцем на Дору. Дочь губернатора уже поняла, что попала, по ее представлению, даже в худшую ситуацию, чем та, из которой она выбралась, и потому дрожала, подобострастно глядя на Сёршу. Когда-то богатая одежда на девушке превратилась в тряпье. Блестели только украшения.       — Тогда говори ты, если не хочешь поджариться.       — Мир нарушен, Сёршу, — вместо несчастной Танойтиш заговорила Санурите. — На великий Каалем-сум нападали дважды. Города черной реки захвачены врагом. Сумели спастись только мы. Мой храм разрушен, верховная мемория звезды рока поглощена бездной.       — Нарушен мир? — ахнула Йонсу.       — Нападали дважды, — повторила Сёршу, не показав ни удивления по поводу нарушенного перемирия, ни расстройства по уничтожению городов и населения. — Почему же не отослали сообщение после первого нападения? Мы ждали отчета.       Голос, казалось, пронзил даже шелест волн. Никто не ответил.       Сёршу шагнула вперед, ближе к Танойтишу. Грудь ее тяжело вздымалась.       — Михаэль доверил тебе город. Ты же его так бездарно отдал. Отдал. За что ты его отдал?       — Я не…       — Я знаю тебя, — прошипела Сёршу, шумно дыша. Йонсу сглотнула, предчувствуя, что сейчас произойдет. — Я знаю, что ты собственную душу за пару городов отдашь Королю. Не лги мне. Говори — за что?       — Я направлял сообщения! — возопил Танойтиш. — Их явно не передали! Я обо всем писал кронпринцу Михаэлю, все эти года, как он приказал, обо всем!       Сёршу нависла на наместником.       — Ты что, сомневаешься в своем кронпринце? — прогремела она.       Танойтиш открыл было рот, чтобы что-то сказать, но снова не смог. Сёршу схватила его за горло. Танойтиш захрипел, попытался выбраться, уцепившись за ее запястья, но добился лишь того, что пальцы сжались на его горле с еще большей силой.       — Измена всегда наказывается.       Полыхнуло голубое пламя; Дора взвизгнула. Йонсу тоже не сдержала эмоций и зажмурилась, не желая видеть, как пламя пожирает живую плоть, оставляя лишь кости. От запаха это не избавило: в воздухе разлилась ужасающая смесь горелого волоса и жира. Кричать Танойтиш не мог — его горло намертво сжала смуглая рука Сёршу. Шея перегорела — голова с догоравшими ошметками плоти упала на песок. Следом упало грузное тело. Дора всхлипнула, но молчала. Однако десница о ней не забыла.       — Тебя тюрьма ждет, дорогуша, — ласково сказала Сёршу, стряхивая пепел с рукавов. — Отведи ее Кэтрин Аустен и скажи, что от меня подарок, пусть займется. Если у девицы больше ума, чем у папаши, то все расскажет.       Гвардеец дернулся, поняв, что обращаются к нему, и нерешительно положил руку на плечо Доры. Та будто очнулась.       — Я ничего не знаю! Ничего! — закричала она, перемежая вопли с рыданиями.       — Он тоже ничего не знал, — пожала плечами Сёршу, кивая на догорающие останки.       — В лодке лежит еще один человек, — внезапно подала голос Саманта Санурите, привлекая их внимание. — Командир гвардии. Он без сознания.       Сёршу цокнула языком, сейчас ей было не до возни с раненым.       — Отведем его в Аливьен-иссе. Потом займусь, — горящие золотом глаза наконец выловили еще одну фигуру, что до этого вполне успешно скрывала себя за платьем леди Санурите. — А это кто?       Услышав ее, Китти Вилариас бросилась назад, к лодке, выпустив струю ярко-голубого пламени прямо под ноги Десницы. Та отскочила, взмахнув руками. На мгновенье перед глазами возникла огненная стена, опалившая ресницы и брови жаром всем присутствующим. Йонсу упала спиной на песок, ее примеру последовали Дора и гвардеец. Леди Санурите скинула загоревшийся плащ. Сёршу испустила злобный вопль — стена пламени оказалась делом ее рук.       Лодка, мелькнув округлыми бортами, стремительно исчезала на горизонте. Последним, что увидели оставшиеся на берегу люди, стало то, как беглянка сбрасывает тело командира гвардии в воду и снова вызывает огонь. Мужчину немедленно утянуло на дно тяжестью доспехов. Спустя минуту воды залива вновь стали зеркально гладкими.       — Это была Китти, — вполголоса сказала Йонсу, провожая лодку взглядом.       — Китти? — переспросила Сёршу, нахмурившись. — Какая еще Китти?       — Принцесса Кэтрин Вилариас, — терпеливо объяснила Ливэйг, поднимаясь на ноги. Перед глазами продолжало плясать призрачное пламя.       — Она же в Верберге.       Йонсу промолчала. Да и что она могла сказать?       — Любопытно… — сквозь зубы протянула Сёршу и резко развернулась. — Нам нужны лошади. И срочно.       Почему Китти сбежала? Это Йонсу не могла понять. Может, сделала что-то такое, чего не могли простить, как она когда-то? Йонсу интуитивно обернулась к северу — ее встретили склоны низких гор, утопавшие в васильках и белой мелиссе.