20 число месяца Альдебарана — 1 число месяца Постериоры, Йонсу В. Ливэйг
Йонсу и Сёршу прибыли к Анлос к полуночи. Кучер нещадно гнал лошадей; мимо стремительно пролетали реки, поля, маленькие города и деревни. Безрадостная картина… Сёршу, не отрываясь, смотрела в окно. Меж ее редких бровей залегла морщина, зрачки неестественно горели. Десница, переговорив с леди Самантой Санурите, закрылась в себе, а Йонсу слишком устала, чтобы разжимать раковину. Поход по жарким пескам, сцена убийства, разговор в дозорной башне, после которого им дали коней, дорога до Аливьен-иссе измотали ее. Не физически — в голове роились тысячи мыслей. Йонсу, кусая губы, смотрела на открывающиеся пейзажи. Она была здесь вчера и полнилась уверенностью, что видит поля и горы не второй раз. Странные сны, разговоры. Созвездие у самого полумесяца, разгоравшееся на небе каждую ночь. Две яркие звезды: одна красноватая, а другая — гордая, с голубоватым отсветом. Вторая была чужой, а первая… Бетельгейзе — единственная искорка, не исчезавшая на дневном небосклоне. Тихая, но яркая, ровная, с жемчужным отливом, который навевал воспоминания о последнем сне. Смотря на нее, Йонсу пыталась заполнить оставшиеся пробелы в прошлом. «Я опрокинут в темных струях и вновь вдыхаю, не любя, забытый сон о поцелуях, о снежных вьюгах вкруг тебя, — прозвучало в голове». Задумавшись, Йонсу провела ладонью по щеке, посмотрела на кончики пальцев и сжала их, прислонив к груди. — Ты ощущаешь меня? — прошептала полуэльфийка, обращаясь к звезде. Слова соткались из туманных образов сами. — Чего? — Ничего, леди Сёршу, — ответила, смутившись, Йонсу. Она совершенно забыла, что едет в карете не одна. — Я… репетирую. «Что репетируешь?» — должен был прозвучать закономерный вопрос, но Десница империи промолчала. Ее силуэт, глаза, камень в кольце — все светилось призрачным неоном, и Йонсу, сразу почувствовав себя неуютно, отвернулась обратно к пейзажам. Воздух в карете дребезжал от чар. После появления Кэтрин Вилариас Сёршу вышла из себя и успокаиваться не собиралась. Видимо, по какой-то причине сбежавшая принцесса беспокоила ее. Однако Йонсу думала не о Китти. Она гадала: что случилось с отцом? Во время уничтожения Аланды он был жив; ко Второй космической войне отец уже покинул мир. Обратиться к Сёршу с вопросом Йонсу не решалась, слишком злой выглядела Десница да и незачем Сёршу было знать о том, что она пытается развеять чары. Приходилось опираться на собственные силы. Йонсу вспомнила папины золотые волосы, очки, которые он коллекционировал, и вечную улыбку. Дочь не помнила о нем ничего дурного, ничего, кроме жажды денег. «Все эльфы алчны» — вспомнилась фраза, сказанная кем-то много лет назад. «Однажды за наичернейшее дело ты получишь самое желаемое…» — произнесла Йонсу одними губами и оглянулась на Сёршу — та продолжала сидеть поглощенная размышлениями и не обращала на попутчицу никакого внимания. Удостоверившись в этом, Ливэйг откинулась на диван и закрыла глаза. Ей нужно было сосредоточиться. Сначала Йонсу увидела маленький домик у озера и множество бумаг, юркого парня, в котором она с удивлением узнала отца Офелии Нептане. Сама Йонсу сидела за столом и что-то подписывала. Узнавание всколыхнуло душу: вспомнилось, как отец восстанавливал сожженные документы на имущество Валери, как она отписала все наследство по фиктивному браку и безродный Нептане стал лордом. Ей ничего не было нужно… А отец? Что же отец? Йонсу вцепилась в видение и с трудом нашла нить, ведущую в очередной провал. Ответа не было, только дурное предчувствие да лавандовый смрад вокруг. — Наичернейшее дело, — повторила она, хмуря лоб. — Что? Что он мог сделать? Дети. Йонсу резко открыла глаза. От увиденного образа хотелось плакать. Дети-сироты Аланды, направленные в Кэрлиму. «Удачная сделка!» — говорил отец, не видя в содеянном ни капли тьмы. Что он получил взамен? Богатство. Но оно не спасло от смерти в огне вампирского архипелага. Йонсу с удовольствием бы спрятала открывшееся воспоминание обратно, но разве это было возможно? Нет. Обращенные дети не давали это сделать. Она видела их ярче первого бала в Анлосе. Вампиры не нашли бы любовь ни в одном уголке Мосант, и тысячи маленьких аландцев стали такими монстрами за деньги лорда Ливэйга. Могла ли Йонсу не признать, что возмездие на отца обрушилось заслуженно? Карета летела по дорогам меж полей, а справа переливалась Сёльва. Брызги над рекой напоминали о звездах. Мысли Йонсу плавно перетекли на Космические войны и, следом, на Кэтрин Вилариас. Мозаика практически собралась. Принцессу собрались выдать замуж за одного из принцев Танойтиш, и Китти сбежала за Грань на военном корабле королевства. Йонсу отправилась за ней, но беглянка спряталась хитро. Ни Ливэйг, ни Рейниария Кайцер, ни Кестрель Весса-Очария не могли отыскать ее. И если бы не случайность… Поэтому Китти ненавидела Йонсу. Только поэтому. Не окажись Йонсу на той планете, Китти никогда бы не вернулась под диктатуру семьи. Йонсу подумала, что если бы оказалась на ее месте, то поступила бы точно так же — жила с ненавистью в сердце и готовностью отомстить в любой момент. Теперь она понимала. Карета заехала на мост. Увидев вдалеке очертания знакомой конюшни, Йонсу не сдержала вздоха. Путешествие кончилось. Едва карета остановилась во дворе, Сёршу пнула дверцу ногой и выбралась наружу. Лакей шагнул навстречу, но она оттолкнула. Десница, будучи мрачнее тучи, решительно начала подниматься по лестнице, к перилам которой прижался перепуганный лакей. Йонсу с удовольствием пошла бы в собственную спальню и упала бы на кровать, однако ее жгло любопытство и что-то еще, неосязаемое и невидимое, зовущее на самый верх центральной башни Анлоса. Поэтому Йонсу побежала за Десницей, изредка останавливая взгляд на различных деталях интерьера. Чувство дежа вю скрывалось за каждым шагом. Вот коридор, в котором она играла в прятки с принцессой Аделайн. Вот окно, у которого Валери впервые поцеловал будущую жену. Лестница, по которой несли погребальную урну лорда Ливэйга. Пустую… Концертный зал. Кабинет Михаэля, который приходилось слишком часто посещать. Стена, на которой когда-то висел портрет принца Валентайна, ее покровителя на протяжении долгих лет. Ступень, обагрившаяся кровью убитого Йонсу Клинка. Место столкновения с кронпринцем — он просто коснулся ее руки, почему Йонсу так отреагировала? Старинная, странная нелюбовь. Воспоминания сплетались друг с другом цельными кружевами. Осталось совсем немного, чтобы соткать прошлое заново. Основные вехи были при ней. Кроме одной, самой важной. Жажда раскрыть ее и привела в главный обеденный зал дворца. Не утруждая себя какими-либо предупреждениями, Сёршу ворвалась в зал тайфуном. Были заняты практически все места, Йонсу заметила лишь два пустых, для Кэтрин и Сёршу. Селеста, Спэйси и Ригель с удивлением воззрились на нарушительниц спокойствия; мистер Броуди поперхнулся вином; Мару и Михаэль, наоборот, не пошевелились. Астрея, приподняв бровь, чуть развернулась к деснице. Ее лицо в очередной раз напомнило Йонсу о ком-то важном. О ком-то, чей призрак в памяти вызвал прилив гнева. Руки сжались в кулаки, и ногти вошли в кожу. — Реймир-сум захвачен, — не тратя время на приветствия, сказала Сёршу и, со скрипом отодвинув стул, села. Ливэйг осталась у входа, в тени, не желая привлекать к себе внимания. Ее продолжало трясти от необъяснимой злости. — Феи не приходили? При слове «феи» Михаэль бросил созерцать пейзаж за окном и, нахмурившись не меньше Сёршу, развернулся к говорящей. Кожа кронпринца была болезненно сера. — Что ответили майоминги? — негромко спросила Астрея, возвращая полуэльфийку в опостылевший зал. Кажется, падение Реймир-сум и очевидная гибель его жителей оставила правительницу в полном равнодушии. Астрея явно не особо высоко ценила жизнь людей и эльфов. Йонсу вспомнила: императрица ненавидела выходцев из Верберга, а к людям относилась снисходительно, как к расходному материалу. Любила ли она кого-либо? Глядя на кукольную маску, Йонсу вспоминала Китти и думала, что сердца двух родственниц схожи. Нет, никого. Обе с презрением относились к миру и обязанностям. И ко всем душам вокруг. Сёршу с неохотой ответила: — Недвусмысленно дали понять, что выходят из империи. — Выходят? — вдруг взвизгнул мистер Броуди (это был первый раз, когда Йонсу услышала его голос). — А как же деньги? Казна потеряет доходы, на которые мы рассчитывали! Это совершенно неприемлемо. Придется перестраивать всю систему налогов, чтобы перекрыть эту брешь! Астрея спокойно выслушала весь его монолог. — Нам нужны эти земли, — непререкаемым тоном сказала она. — Меня не интересует, как вы это сделаете, но вы их вернете. — Если им нужен этот треклятый огонь, то почему бы Сёршу просто не зажечь новый, — внезапно произнес Михаэль. От его равнодушия к происходящему у полуэльфики пробежал мороз по коже. — Пламя внешне ничем не отличается от огня Антареса. — Они меня не пустят, — мгновенно отрезала та. — Они знают силу Сёршу, — покачала головой Мару, скромно стоявшая около госпожи в нежно-голубом платье в пол. — В таком случае, — после секундной паузы сказал Михаэль все с тем же пустым взглядом, — мы можем отправить принцессу Сэрайз. Йонсу опешила. Мару, лица которой она не видела, развернулась к мужу и выпалила: — Не говори ерунды! Такой отчаянной злости Йонсу в ее голосе еще не слышала. — Это не ерунда, — произнес Михаэль, с непроницаемым для эмоций лицом пожав плечами. — Мы отправим ее в Браас, наследнику города, они не откажутся. Улучив момент, Сэрайз зажжет огонь. Майоминги не знают, под какой звездой она родилась. Мы же сделали из этого тайну, как из всего, связанного с нами, верно? Никто не посмеет тронуть наследницу серебра. — Хорошая идея, — сказала Астрея. — Да ты с ума сошел! — выпалила Мару в последней попытке призвать к его рассудку, однако все понимали, что после согласия императрицы план воплотится в жизнь и без согласия матери девушки. Йонсу не могла на это смотреть. Ее сердце обливалось кровью, когда она глядела на Мару. Прекратив взывать к собственному мужу, та просто заплакала. Ни Астрея, ни Михаэль, ни Сёршу не показали никакого сочувствия и продолжили обсуждать идею, все больше воодушевляясь. Кэтрин Аустен отсутствовала; остальные пытались сделать вид, что ничего не происходит, тщательно обходя взглядом отчаявшуюся мать. Судьба девочки уже была решена. Мистер Броуди, обхватив голову руками, покачивался, и бормотал что-то себе под нос. Кажется, речь шла о числах. Йонсу с отвращением смотрела на сидящих в зале. Императрица, не смотрящая дальше собственного декольте. Ее внук, достойный продолжатель политики безразличия. Два недоаристократа с бокалами в руках. Казначей, все катастрофы переводивший в цифры. — Я отправлюсь туда. Фраза прорезала шум зала, как скальпель. Плачущая женщина подняла лицо; Йонсу, не понимая, уставилась на Михаэля; Селеста тихо охнула. Кронпринц сидел, гордо подняв подбородок, и всем видом показывал, что ни одна просьба или приказ не переменит его решения. Что он задумал? — Я тебя не отпущу, — сиплым голосом сказала Мару, вытирая лицо первой попавшейся салфеткой. Как оказалось, она все же слушала их разговор, несмотря на полное расстройство чувств. — Отпустишь, — Михаэль все-таки соизволил обратить внимание на жену, но от пустоты его взгляда хотелось кричать. Как он мог оставаться таким? Ведь Йонсу отчетливо видела между супругами нить, которой мог похвалиться не каждый. Кронпринц просто презрел ее, отодвинул любовь-доверие на второй план, а на первый поставил то, что полуэльфийка не понимала, даже будучи такой же гордой. Йонсу не могла представить, как говорит это слово — «Отпустишь!» — Валери или Бетельгейзу. — Нет. Ты погибнешь там. — Мару, тебя это не касается, — встряла Сёршу. — Твое дело — за кухарками следить. — Вы лишаете меня дочери, а теперь хотите лишить и мужа? — Мару. Леди Астрее достаточно было сказать одно слово. Супруга Михаэля Аустена больше ничего не сказала. Она, подняв голову, встала и вышла из обеденной залы. Йонсу, представив ее состояние, подумала, что сейчас расплачется сама. Потом ее взгляд упал на Селесту. Ленрой побледнела, как фарфор, вцепившись руками в край стола, и сверлила очами наследника империи. Михаэль же словно не замечал бури чувств, закружившейся вокруг него. — Завтра я поеду в Аливьен-иссе. Сёршу, ты можешь помочь мне? Нужно отправить сообщения в города, пусть собирают армию. Выступим через два-три дня, через неделю будем в Каалем-сум. На флоте было бы быстрее, но не хочу рисковать… Йонсу, пользуясь тем, что ее не замечают, тихо отошла к выходу. Очередная война на востоке интересовала ее меньше всего. Как и Михаэль, в котором, как оказалось, не было ни грамма чувств к жене и дочери. Ей следовало понять это раньше. Используют не только Ливэйг. Императорская семья использует каждого, чтобы поиграть в игры, суть которых она уже воскресила в памяти. Это ведь так весело — воевать! Йонсу не могла оставить Мару в таком состоянии одной. Кронпринцесса, оказавшись за дверьми, устремилась по длинным коридорам, взметая пышными юбками с кружевным подолом. Того, что ее преследует Ливэйг, Мару не замечала. Коридоры сменялись лестницами, лестницы — снова коридорами. Нырнув под малозаметную арку, Йонсу начала понимать, куда спешит леди Мару. Полуэльфийка оказалась около библиотеки мгновеньем позже. Постояв некоторое время у приоткрытых дверей, Йонсу все же нашла силы зайти и оказалась меж длинными рядов полок. Древние книги в кожаных переплетах теснились в шкафах разного размера и высоты, установленные строго по тематике, что обозначалась литерами и цифрами на боковых стенках. Зал был пуст, темен и освещался парой лампад. Йонсу не сразу заметила, что Мару уже сидела, сгорбившись, у ближайшего стола справа. Увидев подчиненную, кронпринцесса Аустен выпрямилась и отерла глаза краем ладони. Лицо ее было столь бесстрастно, что Йонсу схватилась за ручку двери, собираясь уйти. — Нет, — угадав ее мысли, сказала Мару тихо. — Останься. Йонсу отпустила ручку. С безапелляционностью Сёршу она уже смирилась; с той, старой, Мару, заставившей ее поселиться во дворце по пока непонятным причинам — тоже. Мару, сидевшая в библиотеке, в корне отличалась от прошлой, и от ее вида сердце Йонсу обливалось кровью. Даже сейчас сказанная фраза не была приказом. Это была просьба, и Йонсу не могла ее не выполнить. — Михаэль погибнет на востоке, — просто сказала леди. Ливэйг опустилась на соседний стул. Голос был совершенно безжизненным. — Почему вы так уверены в этом? — с жалостью спросила Йонсу. — Я чувствую, — прошептала она. — У Сэрайз хотя бы будет шанс, а у него… — голос дрогнул. — Михаэль прекрасный воин, стратег, армия не позволит… Мару внезапно улыбнулась. — Он сам хочет смерти, Йоншель. Я уйду с ним, — произнесла Мару, вставая. Рука скользнула в карман. В следующий миг на ладони леди сиял тонкий ключ. — Возьми. С ним ты сможешь зайти сюда в любое время. — Зачем мне библиотека, леди? — не понимая, спросила Йонсу. — Здесь не только книги. Я помню, как стирала твою память. Ливэйг осторожно взяла в руки ключ. — В зале хранится судьба каждой мемории Мосант. Если захочешь вспомнить — ты вспомнишь. Прости, что я сделала это с тобой, — внезапно сказала Мару. — Воспоминание — самое драгоценное, что есть в нашей жизни. Йонсу мысленно согласилась с леди. — Это был приказ, и я заслужила его, — произнесла она. — По моей вине погиб город. Воспоминания — ничто по сравнению с самой жизнью. Лицо Мару побледнело еще сильнее. «Зачем я это сказала? — подумала Йонсу огорченно. — Сделала только хуже…». Ливэйг видела в голубых глазах слезы, которые могли в любой момент вырваться наружу. Однако леди сумела сдержать себя. — Прощай, — Мару направилась к дверям. — И если я вернусь, называй меня просто Мару. — Куда вы идете? Там же будет война! Вы нужны здесь, леди Мару! Однако та не послушала ее и продолжила путь. — Дело было вовсе не в городе, Йонс. — Стойте! — крикнула Йонсу в уже закрытые двери. Зачем? Зачем она это делает? Хочет погибнуть вместе с ним? Что за глупость! За что она его любит? Йонсу не понимала этого. Михаэль не заслуживал никаких жертв. Едва ли леди Астрея позволит уйти кронпринцессе — Йонсу, успокоившись от этой мысли, оглянулась. Что имела в виду Мару? То ли, что она подумала? И если Йонсу не ошибалась, то она только что получила величайшее из сокровищ. Память. Йонсу подскочила и торопливо огляделась, ища букву «J». Сотни шкафов сменяли друг друга, отличаясь только литерой и замысловатой вязью древних цифр. Пару раз она роняла ключ — ладонь взмокла от волнения, дыхание участилось. Переносная лампада мигала. Может, Мару наврала? Может, на самом деле книги нет? Отчаяние крепло с каждой просмотренной табличкой. Наконец, Йонсу заметила вдалеке изгибистую литеру, напоминающую лебедя, и бросилась к ней. Ветер свистел в ушах, волосы вырвались из тисков резинок. Она поскользнулась на полу и едва удержалась на ногах, схватившись за шкаф. Блестящие таблички привлекли все ее внимание. Некоторые мемории занимали целые полки, иногда две или три — Йонсу разочарованно провела по ним пальцем. Не она. Не обнаружив на нижних своего имени, Ливэйг притащила лестницу. Сейчас ей во что бы то ни стало хотелось получить свою память обратно. Забравшись под самый потолок, она внимательно осмотрела самую верхнюю полку, но искомого не нашла. Наверное, придется передвинуть лестницу… В этот момент она услышала мужской голос, доносящийся сверху, из располагавшегося над библиотекой кабинета Мару. Слышимость была достаточной, чтобы разбирать как отдельные слова, так и фразы. — Все было честно, — произнес приятный баритон. — Я отпустил свидетеля, и не моя вина, что он не сказал то, что должен был. — Ты должен предупреждать меня лично, а не посылать свидетелей. Это был голос Астреи. И Йонсу с удивлением услышала в нем эмоции. Раздражение. Нотку гнева. То, что не слышала никогда в голосе императрицы. — Я ничего не должен. В навсегда проигрышном положении ты, не я, — голос постепенно утихал, словно его обладатель удалялся. Последнее слово Ливэйг просто угадала. Кто же вывел из гармонии леди Астрею? Это не был ни Михаэль, ни Марко, ни Ригель, ни мистер Броуди. Йонсу не помнила этого мужского голоса. Почему разговор происходит в кабинете Мару? Йонсу начала быстро спускаться с лестницы. С последних ступеней она буквально спрыгнула. Книга подождет. Странно знакомый голос манил ее. Спешно закрыв дверь библиотеки, Йонсу побежала вверх. Она боялась, что незнакомец уйдет: вполне может статься, что выход из башни не один. Четыре пустых пролета оказались внизу быстро, и Ливэйг осторожно ступила на шестой этаж башни. Дверь была только одна. И она сразу же открылась, стоило Йонсу коснуться темных плит пола. Из нее выступил невысокий мужчина в синем, как вечернее небо, плаще. Ливэйг обмерла. Сердце впервые за много лет облилось медом, сладким, тягучим. Не отдавая себе отчета в том, как она сейчас выглядит, Йонсу уставилась на мужчину, жадно ловя каждую деталь внешности. Удлиненные глаза совершенно безумного цвета, светлые волосы с золотыми прядями, прямой нос, высокие скулы… Мужчина, самодовольно хмыкнув, прошел мимо, и Йонсу будто ударило током. От незнакомца пахло так, что все запахи мира вдруг стали обыденными и скучными. Йонсу обернулась ему вслед, запоминая свечение каждой пряди. Блондин исчез за углом — она бросилась вперед, совершенно не задумываясь о последствиях и причинах. Однако коридор был пуст, и воздухе пахло только надоедливой лавандой. Йонсу разочарованно сползла по стене. Увидев знакомое лицо, она не смогла сдержать волнения. Что подумал этот человек? Может, он вовсе ей незнаком. Может, это очередной лорд империи, с которым не познакомили обычную фрейлину. Однако сердце, на которое указала леди Мару, упрямо учащенно билось, говоря, что этот мужчина значил многое в прошлой жизни. Бетельгейз? Так сложно понять… Йонсу прикрыла глаза. "— Ты ощущаешь меня? Струи воздуха обхватили плотнее. Сквозь Бетельгейза Йонсу различала очертания гор и ущелья — совсем слабо, как сквозь утренний туман. Зрачки принца были белы. — Немного. Она, прикусив, чуть потянула его верхнюю губу на себя. — А теперь?" Из видения Йонсу вырвал скрип двери наверху. Кто-то медленно спускался; она не хотела никого видеть и сбежала по ступеням в залитую светом одинокой лампады библиотеку. Двери неслышно сомкнулись за спиной — Йонсу выдохнула и направилась к покинутому светочу. Нужная ей полка нашлась через пару минут. Она оказалась не одна: бывший генерал озадаченно оглядела пять рядов с истрепанными томами. Первым желанием стало взять последний том. «Нет, — сказала Йонсу себе. — Лучше с начала…». Книга выскользнула с легкостью и отдавалась теплом на руке. — Йонсу Вероника Ливэйг, — прошептала полуэльфийка. — Одиннадцатое число месяца Постериоры… Зеленая обложка — символ апейрона, а над именем горел путеводной звездой турмалин. Дрожа от нетерпения, она открыла первую страницу и увидела собственный портрет. Выражение лица ей не понравилось — слишком гордое и независимое. Со второй страницы начинался текст. Ужасный почерк: он напоминал роспись ножа на коже и с трудом читался при мигающем свете. Йонсу прижала книгу к груди и начала спускаться. Кажется, у входа в библиотеку она видела еще одну лампаду.***
Йонсу проснулась рано, в полутьме, когда появились первые брызги солнца и зал, полный книг, впитал глубокую синеву. Том лежал на столе, раскрытый на начале. Вчера — или это было уже сегодня? — она прочла шесть, а седьмой оказался заполнен тонким округлым почерком леди Мару. Многие строки были выделены — те, что стерли девятнадцать лет назад. Юность вернулась на пару часов, пока глубокой ночью Йонсу не заснула за столом. Независимая. Гордая. Не признает авторитетов. Ответственная, верующая и патологически честная. Любимица Валентайна Аустена и слабость кронпринца. Ей хотелось улыбаться. Пока Йонсу не встретила незнакомых горьких строк. Слова, написанные зачарованными чернилами, вызывали образы намного более яркие, чем сны. Но существенная разница заключалась в том, что во время прочтения Йонсу смотрела на происходящее со стороны и видела то, что до поры не замечала: взгляды Валери на балу украдкой, Короля… Йонсу потянулась и зевнула. Интересно, что ее разбудило? Йонсу прислушалась. По библиотеке, совсем рядом, кто-то ходил. Полуэльфийка догадалась по дыханию — слишком часто оно звучало во снах и видениях — что это был Мишель. Человек, который подарил ей, сходящей с ума на золе счастья, новую цель — служение Хайленду. Если бы не он, то Йонсу не нашла бы причин жить дальше после трагедии. Да, во время учебы в храме она отчаянно не хотела быть его правой рукой, однако сейчас была благодарна за эту роль. Благодарна ему. Этот факт стирал все, что бы он ни сделал после. Каким бы эгоистичным, самовлюбленным, вспыльчивым и черствым он ни был, Йонсу хотела его отблагодарить. Она сомневалась, что Мишель часто слышал теплые слова. Откинув волосы за спину, Йонсу встала. Тело было бодрым, как после зарядки. Платье раздражало, хотелось надеть брюки. И почему оно нравилось ранее? Йонсу заглянула в коридор между стеллажами. Пахло горелой бумагой, а около змеистой «S» блуждали отсветы. Ливэйг подошла туда, где гуляли блики. — Что ты тут делаешь? — в один голос спросили Мишель и Йонсу. Она хихикнула, но кронпринц остался мрачен и прижимался спиной к столу, что-то пряча. Йонсу крадучись, как кошка, подошла ближе. — Что сжигаешь? — поинтересовалась она, заглядывая Мишелю за плечо. Она успела заметить только свечу. — Тебе нельзя находиться в библиотеке. «Прикидывается безразличным, — снисходительно подумала Йонсу. — Я теперь знаю, сколько лет ты добивался меня». Она пододвинулась к Мишелю так близко, что могла назвать фирму одеколона. Гвардейская форма шла кронпринцу империи: жесткий накрахмаленный воротник с золотой тесьмой на вырезе показывал каждую жилку на шее, вставка на груди изящно сужалась к талии и подчеркивала телосложение, а на плечи падал белый плащ с блестящей тканью по краям. Да, он был красив, но разве красоты достаточно, чтобы покорить сердце надолго? Со временем ей перестаешь придавать значение, на первый план начинала выходить суть, а в ней Михаэль Аустен был уже не столь идеален. Йонсу, подумав об этом, воодушевилась еще больше. — Мару разрешила, — заявила полуэльфийка. — Она не могла, — отрезал Мишель. — Разрешила. Сказала, что нет ничего драгоценнее воспоминаний. А ты как думаешь? Йонсу насмешливо взглянула на него и, пользуясь замешательством, схватила со стола вырванный листок, после чего резво отскочила на пару шагов. — Что за детский сад, Йонс, — бросил Мишель, хотя было видно, что он был готов отобрать лист силой. — Прости, прочитала только про тот период жизни, когда была сравнительно ребенком, — отозвалась она и жадно опустила глаза. Радость утихла. На нем был изображен портрет принцессы Сэрайз. «Настоящий ангел, — подумала Йонсу. — Нет только крыльев». Ей вдруг стало жалко малютку, вчера она сочувствовала только матери. А что станет с Сэрайз? Мишель и наивность — вещи несовместимые, но сегодня кронпринц, кажется, все же ошибался в ожиданиях. — Зачем ты отправляешь ее одну, дурак? — выдохнула Йонсу, складывая портрет надвое. — Отправил бы с Мару. Теперь Мишель уже не скрывался. Он обрушился на скамью перед наполовину сожженной тонкой книгой и облокотился на стол. Рядом с подсвечником лежали сигареты. Йонсу положила к ним лист и села за противоположный край стола. Книга дымила. — Может, ответишь все-таки? — Ты не должна здесь находиться, — гнул свое Мишель, будто не слушая ее. — Ни в библиотеке, ни в Анлосе, ни на севере. Тебе следовало остаться на юге. Мару действительно разрешила? Так самонадеянно и глупо. Ты не должна вспомнить, Йонсу, слышишь? Если вспомнишь, это будет конец для всех. Меня это уже не коснется, нет. Ты ударишь по остальным. Йонсу почему-то улыбнулась. — Я знаю, о ком не должна вспомнить. А ты знаешь? Не скажешь — слишком горд, — она помолчала. — Я вспомнила нашу первую встречу, когда читала. Мишель спокойно смотрел на пламя свечи. То дрожало и отражалось в зрачках. — Если бы ты вел себя менее самоуверенно, я бы согласилась, — Йонсу помолчала, ощутив, что Мишелю уже все равно. Его волновало что-то другое. Книга продолжала тлеть. — Сжигаешь мосты? Если я могу чем-то помочь, в том числе ей, то просто скажи. Уверена, что могу. Мишель покачал головой. Он явно мечтал, чтобы Йонсу ушла. Она встала. — Знаешь, — начала полуэльфийка, поправив волосы. — Я всю жизнь служила Хайленду, была твоей лучшей, любимой меморией. Мы знаем друг друга практически с рождения. Ты мог бы верить, что выполню последнее задание — я выполняла все предыдущие. — Кроме одного, — напомнил он отстраненно. — Кроме одного, — согласилась Йонсу. — Последнего. Не хотелось бы заканчивать им. Подумай, может, я все-таки могу что-нибудь сделать для Сэрайз? Ради тебя. Ради Мару. Мишель посмотрел на сложенный портрет. Морщина решительности проявилась на коже меж черных бровей. Йонсу вдруг вспомнила вчерашнего мужчину и отметила, что они немного похожи. Она не могла понять, чем именно, и думала бы об этом достаточно долго, если бы кронпринц резко не поднял голову, произнося слова сквозь зубы: — Если только пообещаешь, что сделаешь все, чтобы Сэрайз не оказалась на троне. Йонсу дрогнула. Он сказал это с такой злостью, что свеча на мгновение стала призрачной. «Почему?» — крутился вопрос, но прозвучало другое: — Я обещаю. — Клянешься двенадцатью звездами? — серьезно спросил Мишель, но по морщинкам в уголках губ было видно — смешно самому. Старинное выражение, а по сути просто забава, ведь кто будет верить словам в адрес пустышек? — Луной и своим сердцем, — отозвалась Йонсу, проводя ладонью над свечой. Та качнулась и едва не упала, но кронпринц удержал ее. Пламя не обожгло — никто не придал этому значение. Михаэль бережно поставил свечу на место. — Кажется, ты твердо намерен умереть, — протянула Йонсу в тишине. — Я понимаю причины, абсолютно все причины, холод написан на твоем сердце, в нежелании править ты признался давно. Когда мы сидели в баре Каалем-сум, помнишь? Искали отца Китти. Ты сказал, что отдал бы все, чтобы стать обычным человеком, а я сказала, что не понимаю этого. Нам даны силы, которые бы помогли сотням, тысячам других, но… что делали мы? Не то, что нужно. Ты задумывался, что Сэрайз, может, желает другого, а ты не знаешь? Может, она хочет того, чего хочу я, не ты? Быть со своими людьми? А ты отправляешь ее во мрак. Майоминги отчаялись выйти из состава, а вы упрямо прижимали их к груди. Ты думаешь, она выживет там? Ей дадут это сделать? Или ты настолько сильно уверен во всемогуществе короны? Мишель спокойно выслушал ее монолог. — Сэрайз встретит Нитсу, — коротко отозвался он без грамма беспокойства. — Сэрайз защитит ее народ. Я обо всем договорился. Прости, мы скоро выезжаем, а я до сих пор… — Мишель махнул рукой в сторону книги. «Прости». Пожалуй, Йонсу никогда не слышала этого слова, сказанного им. Владычица апейрона взглянула на томик — тот вспыхнул, и спустя пару мгновений на столе лежал только ворох пепельных кружев. Мишель с легким удивлением посмотрел на нее. — Ты прочитала слишком много книг о прошлом. — Не вини себя, — Йонсу чуть улыбнулась. — Я бы вспомнила без книг, из снов. Майриор ничего тебе не сделает. Сны — твоя область, но не те, которые видела я. Не вини, — и после паузы она добавила: — Мы больше не увидимся, верно? Не в этой жизни. Мишель покачал головой. Он надеялся на это — читалось по глазам. — Какой же ты иногда был тварью. Сам знаешь. Но в такие моменты об этом не хочется вспоминать, — Йонсу наклонилась и коснулась губами его щеки. Та была холодной, как лед, и Ливэйг забрала с собой капельки влаги. — Прощай. Она не обернулась ни разу, но видела: Мишель задумчиво касается следа на коже. Йонсу, не выдержав наплывшего счастья, улыбнулась. Почему-то ей казалось, что она все сделала правильно. Том приветливо зашелестел страницами. Взяв его подмышку, Йонсу выскользнула из библиотеки и закрыла дверь. Ключ висел над сердцем.