2 число месяца Постериоры, Айвена
Синаана — пятно на карте, темная сторона мира, враг, с которым Хайленд безуспешно боролся двенадцать тысяч лет. Путешественники говорили, что в королевстве нет солнца, только луна, не желавшая покидать небосклон, что день и ночь смешались над далекими землями в вечный сумрак. Они описывали монстров, населявших королевство, и их странные жестокие нравы. Убийства, насилие, воровство считались привычными событиями в Синаане. Никто не хотел верить в другое. Хайлендцам было легче объявить, что в соседней стране живут нелюди, чем признать свою схожесть с ними. Все жители империи знали, что в Синаане нет храмов, нет священных писаний и особых слов, нет даже бога в привычном понимании этого слова. На востоке почитали лишь своего Короля. Каждый Клинок, каждый ребенок и воин верил, что в случае опасности воля их Господина защитит от всего, в том числе смерти. Они выжигали шрамы-полумесяцы над сердцем в знак того, что последнее отдано Королю. Для обычных людей шрамы оставались символами; Клинки лишались сердца буквально, на закрытой церемонии. Под их кожей билась сущность из тумана, она становилась путеводной звездой. Кто-то избирал гнев, кто-то — месть, и немногие жили с благодетелью в груди. Остров Лакрима расположился в стороне от материка, вдалеке от вычурных диких садов Оссатуры, за изгибистыми линиями рек, за пепельными пустошами Эллионы. Он, отрезанный от остальных земель, прятался или был спрятан во льдах северного моря, в морском тумане и сиянии портала. Голубое, цвета глаз их Господина, солнце лишь немного касалось острова. Оно освещало или, в представлении Айвены, освящало снежные просторы, ледяные скульптуры и домик, застывший на берегу пролива. Свет Луны и солнца смешивался и не мог ранить. Несмотря на то, существам Синааны было неудобно находиться на острове — глаза начинали болеть и слезиться, зато флора королевства на острове приживалась быстро. Двухэтажный домик защищался ледяным гребнем и утопал в садах. Айвена гордилась волшебными цветам чуть больше, чем подаренным островом. Король одарял лордов и леди землями, городами, бессмертием, но не создавал для них ничего живого. Айвена стала первой. Однако она гордилась вовсе не по этой причине. Насколько глубока любовь Короля к ней, Айвене, если он преступил ненависть к жизни и создал немыслимой красоты цветы? Цветы окружали покои владычицы водной смерти, цветы находились внутри. Они вмерзли в остов дома, разукрашивали стены и высокий потолок. Айвена носила их в волосах, на орнаменте платья. Ей, прибывшей с полумертвой планеты, где природа сохранилась лишь в парках и музеях, не проведшей ни дня на землях империи, нравились разноцветные бутоны. Во льду они будут прекрасны вечно, а вечность — то, что уготовано Айвене или, коротко, Вейни, одной из вампиресс Синааны. Больше цветов Вейни нравились лишь дети и особенно — Его дети. Ни один из Клинков не понимал, как можно по доброй воле согласиться на времяпрепровождение с дочерьми Майриора, ее Короля, а Айвена не понимала, как можно отказать и даже помыслить об отказе. Эти девочки были прекрасны. Смотря на них, она видела свою Любовь. Вейни кружилась перед зеркалом, примеряя последний подарок Майри — ожерелье с кокетливой россыпью изумрудов, а сзади, на тахте, сидели две девочки и в восхищении смотрели на блестящее великолепие. Две пары глаз — темных и светлых. Римма, распустив волосы, в нетерпении ждала, когда ей перепадет возможность померить ожерелье, а Альмейра… что Альмейра? В жутких бездонных глазах ничего не прочитать. Эти глаза не имели никакого отношения к Королю. Аль была точной копией матери, и только душой Айвена чувствовала то же тепло, что дарило присутствие Майриора. Кажется, оно называлось серебром. — Помнишь то платье, тетя Вейни? — воскликнула Альмейра. — Зелено-голубое, с золотым поясом? Очень подойдет! — И к тому, белому с кружевом! — поддакнула Римма. Архой, застывший у окна в человеческом обличии, мученически завыл, заставив всех троих обернуться. Оборотень, на чьей морде до сих пор виднелся след от апейрона, всем видом умолял дам разойтись по домам. Он с удовольствием ушел бы сам, если бы Майриор не приказал Архою следить за старшей из дочерей. Проделки Риммы постоянно грозили пошатнуть хрупкий мир — к этому Синаана пока не была готова. Каждый Клинок, помимо выполнения прямых обязанностей, приглядывал за девочкой в отведенной ему области. Вейни, например, следила, чтобы подопечная не пересекала пролив. — Что такое? — пробурчала Римма, разом помрачнев. — Пора идти? Я хочу остаться. — Вы здесь целый день, — заметил Архой, и было видно, с каким трудом давалось это «вы». Главарь северной банды оборотней не переносил вздорную девчонку, за которой был обязан следить, но отказаться от задания он не мог. Приходилось терпеть многое: капризы, ужимки Риммы, ее хамство. Айвена, в отличие от остальных, не обращала на причуды девочки внимания. Римма была дочерью ее любимого мужчины, настоящего создателя мира. Вейни была готова простить ей все, как прощала на протяжении долгих лет отца. Ситри говорила, что Айвена потеряла гордость от благоговения. Сама Вейни называла это иначе — Любовью. Чувство распространялось и на детей. — И что? — голос Риммы был довольно высокий и неприятно бил по ушам. Она, подбоченившись, пыталась смотреть на оборотня свысока, будучи на полторы головы ниже. Архоя это забавляло. — Леди Валетта требует, чтобы вы приходили домой к восьми, — заявил он. — Вейни! — Я не твоя мама, к сожалению, — развела руками Айвена. — Если она хочет тебя видеть — я не могу отказать. — Я хочу быть с тобой на поединке! — заканючила Римма. Альмейра подскочила. — Поединок! Поединок! Я забыла! — в ужасе воскликнула она. — Тетя Вейни, дайте те чудесные заколочки, что вам папа подарил, беленькие с цветочками! Оборотень что-то пробурчал себе под нос. — Ворчи-ворчи, — Альмейра начала кружиться по комнате и прихватила за руку Римму. Две девочки, лучшие подруги, начали носиться по будуару. Оранжево-красное и белое платье, украшенные лентами и бантами, создавали безумный водоворот красок. — Сегодня Бетти побьет Валентайна! — звонко продолжила младшая дочь Майриора Десенто. — Да-да! — Я бы не был так уверен… — Конечно, победит! — возмутилась Вейни. — Он же Его сын! — Мой братик владеет мечом лучше вас! — выкрикнула Римма. Альмейра согласно закивала, отчего ее короткие кудряшки начали забавно подпрыгивать. Однажды Вейни попыталась представить Майри с подобными локонами и поняла, что тогда бы он напоминал ангелов с фресок еще сильнее. Здесь, среди инея на стенах, тоже прятались ангелы. Вейни ни на день не забывала, что до смерти была образцовой католичкой. Она полагала, что находится в Чистилище в ожидании Страшного суда, который наступит совсем скоро. Бог заберет достойных в Чарингхолл и оставит грешников в аду, коим станет новая Мосант. Остальные называли ее сумасшедшей. — Потому что я не пользуюсь мечами? — обезображенное лицо Архоя скривилось в улыбке, и он снова отвернулся к окну, смотря в сторону пролива между Лакримой и пустошами Эллионы. Оборотню, как многим, не нравился остров. Слишком холодно — он постоянно кутался в меховой полушубок. Айвена, вампиресса, ценила зиму за красоту; девочки были невосприимчивы к температурам. Чудотворная серебристая кровь текла в обеих, защищая от опасностей мира. Они даже могли гулять под солнцем, что, впрочем, Альмейра не слишком любила. Римма же вечно пропадала на территории империи, создавая проблемы королевству. Ее матери, Лете, не раз приходилось нарушать «мир» в попытках найти сбежавшую дочь. Никто не успевал за девчонкой, путешествующей в ореоле молний. — Потому что вы обычный смертный, — Римма, как всегда, не стеснялась слов. Архой ничего не ответил, лишь пошевелил ухом. — Как Валентайн, чем бы его мой отец ни одарил за службу. Всего лишь смертный. Девочки остановились, замерев посреди комнаты. Римма была старше и выше; Альмейра едва доставала сестре до плеча, однако взгляд все равно выхватывал ее первой. Короткие черные кудри смотрелись выигрышнее гладких жемчужных волос Риммы. К тому же старшая предпочитала пастельные тона в одежде, как мать. Альмейру одевали в яркие краски. Младшую любили все; Римму поминали со злостью, как черта. Черти тоже прятались на заиндевевших стенах. Айвена ни на секунду не забывала, что как убийца должна находиться в аду, а не Чистилище. Сколько бы грешников Мосант она ни утопила, кровь случайных прохожих, мужа и врачей находилась на руках до сих пор. Ее не смыть. Айвена не разделяла учения об индульгенциях, покаянии и старалась совершить как можно больше хорошего, чтобы во время Суда перевесила нужная чаша. Возникшую паузу разрушил звон металла. На появившемся из ниоткуда ледяном столе лежали шесть светлых шпилек с позолоченными цветами. Альмейра взвизгнула от восхищения. Она все еще оставалась по-детски непосредственна и не стеснялась показывать эмоции. — Тетя Вейни! — Я тоже хочу! — возмутилась Римма, протягивая пальцы к блестяшкам. Альмейра стукнула ее по руке. — Папу попроси! — Ты тоже можешь его попросить, — процедила старшая. — Видишь его чаще, чем я. Айвена попыталась забыть эту фразу, едва услышав. Прозвучавший колокольчик напоминал о многом. — Девочки! —она попыталась прекратить едва начавшуюся ссору. — Римма, он подарит тебе заколочки красивее. — Почему красивее? — жалостливо произнесла Альмейра и приготовилась плакать. Нет, это невыносимо! В последние дни девочки будто с цепи сорвались. Айвена уже не знала, что с ними делать. Раньше Римма и Аль дружили крепко: не покидали друг друга больше чем на полдня, дарили друг другу подарки, гуляли, играли, болтали, как великие сплетницы. Год назад отношения изменились столь резко, что Вейни, не выдержав, рассказала о ситуации Майри. Отцу было все равно, а к матерям Айвена подходить не решилась. Может, случилась какая-то ссора. Может, девочки что-то не поделили. Но что? Айвена старалась относиться к ним одинаково. Бетельгейз уже вышел из того возраста, когда возня с детьми привлекает хоть как-то, а после событий на севере империи Вейни вовсе боялась с ним заговаривать. Да, сын Майриора Десенто ничего не помнил о случившемся там. Рассказать ему никто не мог, ведь присутствовали всего трое, помимо него, и одна из них, златоволосая безымянная девушка, находилась в том же положении, что Бетельгейз. Как все сложно! — Девочки, — обратилась ласково Айвена, — берите по три каждая. Зачем спорите? Римме явно хотелось поругаться еще. Старшая сестра обладала настолько склочным и избалованным характером, что Айвена первое время, осознав это, диву давалась. Причины для характера имелись. Раньше Римма была наследницей Мосант — все знали, что Бетельгейзу предназначен другой мир. С рождением принцессы Альмейры все изменилось, и Римма явно понимала это. Ее обида проявлялась все чаще. Других, включая отца и мать, это не волновало, Айвена же не могла найти решения. Старшая отдалялась с каждым днем. — Забирай свои заколки, — буркнула Римма, направляясь в сторону двери. Вейни озадаченно заморгала глазами. Архой, пожав плечами, последовал за старшей. Альмейра же радостно схватила все шесть шпилек с цветами. — Вы сделаете мне прическу, тетя Вейни? — попросила она. Совсем ребенок! Кажется, Альмейре едва исполнилось девять. Или восемь. А может, всего семь. Айвена всегда испытывала трудности со временем, ситуация усугубилась после того, как она перестала быть главной фавориткой, а случилось это девятнадцать лет назад. «Ах, нет же, — тут же поправила она себя раздраженно. — Я до сих пор главная фаворитка!». Альмейра еще не поняла истинной, греховной жизни Синааны. Так любила говорить Ситри Танойтиш. Айвена не понимала, про какие грехи та говорит. В представлении леди Лакримы, все жители Синааны были буквально праведны. Не то что жители империи! Там совсем отвернулись от Бога. Там предпочитали верить во все, кроме истины. В звезды, в огонь, в драконов, во что угодно… Вейни убивала жителей Хайленда с наслаждением. Они-то, считала вампиресса, являлись настоящими грешниками. — Конечно, Аль, — прощебетала Вейни, мигом забыв про ссору. У нее никогда не было своих детей — ни в жизни, ни в смерти. Не было и не будет, женщина ясно понимала. Когда-то это вызывало грусть. Сейчас Вейни нисколько не переживала по поводу бездетности: ведь она нянчила дочерей Майриора Десенто. Бетельгейза, родившегося в другом мире, наставляла еще леди Фаталь Аустен, потом юношу забрала Белладонна, поскольку Леонард, самый старый из них, начал ворчать, что «негоже наследнику престола путаться в женской юбке». Римму отдали буквально после рождения. Майриор и Лета проводили время только с друг другом, заставляя Айвену нервничать, и не вспоминали о Римме. Альмейра фактически осталась сиротой, за ней, кроме Айвены, некому было следить. Мать в Мосант более не появлялась. Никто не знал, когда она вернется. Айвена, напевая себе под нос, расчесывала темные кудри Альмейры. Сколько бы ни проходило времени, Вейни не могла перестать удивляться шелковистости и послушности волос юной принцессы. Их можно было заплести во что угодно. У Риммы же, наоборот, волосы умудрялись вырваться на волю из самых тугих кос. Старшая целыми днями носилась в ореоле молний по Оссатуре, землям забвения, пустыням, горам, в Зачарованных садах, над Сирмэном, по долине Нойры — легче было перечислить, где она не носилась, ограничившись коротким «была везде». К концу путешествий не только прическа Риммы оказывалась никуда не годной, но и платье. Рукодельницы Синааны ткали ей новое платье буквально каждый день. Раньше одежду дочери создавал Майриор, но в последнее время это происходило нечасто. Темный король совершенно перестал обращать внимание на собственных детей. Его мысли и мысли Клинков вертелись вокруг войны. Айвена помнила, какой неожиданностью для нее стал заключенный мир. Казалось, она только-только топила корабли и деревни — вернувшись на Лакриму после одной вылазки, вампиресса обнаружила, что нападать больше нельзя. Об этом ей сказал Бетельгейз, сын Майриора. Уже спустя пару часов Король назначил время собрания слуг Синааны. «Мы разрушим империю до конца», — сказал Майри тогда, заставив зажечься энтузиазмом даже Белладонну. Вскоре в Синаане появились Валентайн, член императорской семьи, и Валетта Инколоре, особо приближенная правительницы западных земель. Теперь Клинки знали все секреты империи. Они могли бы напасть даже на следующий день, но Король желал гарантированной, абсолютной победы. Девятнадцать лет прошло в подготовке к войне. В заливе Теней собирался флот, ловчие дрессировали водных ящеров, кузнецы ковали оружие. Ситри Танойтиш, желая ускорить войну, воровала корабли империи. Валентайн и Белладонна строили планы, Леонард муштровал армию. Остальные предпочитали наводить бедствия на земли империи. Ситри, например, помимо кражи кораблей, подрывала экономику Хайленда, с улыбкой объясняя, что знает слабые места кронпринца. Валентайн неохотно помогал ей в этом. Полуночный рыцарь считал, что война должна вестись открыто. А что же Айвена? Она ухаживала за дочерьми Майриора Десенто, ревновала к Лете Инколоре и тщетно пыталась не вспоминать о Королеве. Королева могла вернуться в любой момент. Вейни, подобно многим, страшило ее возвращение. Возвращение Темной королевы Синааны ждали только Белладонна, Валентайн и Леонард, которым нечего было скрывать. В отличие от остальных. Что будет, если леди узнает об отношениях с ее мужем и, особенно, о внебрачной дочери? Сдержанностью Королева похвастаться не могла. Как Майриор, она была довольно порывиста в проявлении эмоций. Возможно, по этой причине ей понравился Валентайн, что раздражало Ситри. Отношения между «друзьями детства», по словам Танойтиш, всегда омрачались посторонними женщинами. Айвена однажды поинтересовалась, почему Ситри и Валентайн не освятили свой союз, и получила лаконичный ответ: «Не предлагал». Впрочем, казалось, что Ситри не хотелось брака самой. Ей, при патологической ревности, больше нравились свободные отношения. Задумавшись, Вейни не сразу заметила, что Альмейра наблюдает за ней в отражении зеркала. — Что-то не так, милая? Девочка опустила глаза. Отношения с ней всегда были доверительными. Аль могла рассказывать о любой мелочи без страха быть непонятой. В этот раз тема оказалась серьезнее, чем мелочь. Альмейра медленно, стыдливо призналась: — Да. Мне Римма сегодня сказала, что я буду одна, потому что принцессы всегда одни. Их любят только няни, — девочка сделала паузу. — Ты моя няня. — Какие глупости, — растерявшись, Вейни сбилась в плетении и распустила косу наполовину. — Папа любит тебя. — Римма сказала, что родители всегда хотят выдать дочь замуж за влиятельного человека, который ее не будет любить. Он будет смотреть на ее красоту и… деньги. Что такое деньги? Я спросила у Риммы, она не знает. Что-то нехорошее? Айвена чуть кивнула. Она никогда не знала, что нужно говорить и делать в сложные моменты. Препятствия смущали ее. — Римма сказала, что я буду жить с чужим человеком, а она — с любимым, потому что будет выбирать сама. Она выйдет по любви, а я — как захочет папа… или мама. Вейни спрятала кончик косы в прическу и закрепила ее шпилькой. — Не слушай сестру, — удалось выговорить ей. — Римма вредничает. Как всегда. Папа никогда не заставит тебя что-то делать и тем более не отдаст плохому человеку. Он ведь добрый. Не бери в голову, мое золотко, — Вейни поцеловала девочку в щеку. — Все готово, можешь вставить оставшиеся заколки. Не против, если отойду на пару минут? Альмейра кивнула. Без Риммы она превращалась в показательно хорошего ребенка. Улыбнувшись, девочка потянулась за шпильками; Айвена медленно шла в сторону двери и думала, что очередной приступ начался чертовски не вовремя. Багровели закованные в лед стены, в них бились артерии и распускалась паутина капилляров. Голова начинала кружиться в такт ритму крови. — Сумасшедшая, — прошептала Вейни и отерла щеку. Имя острову выбирала она: «слезами» Лакрима называлась не случайно. До рождения Риммы Айвена провела в доме немало минут, полных одиночества. Тогда, кроме нашедшего новую пассию Майриора, ей некого было любить. И было некем быть любимой.***
Местом поединка назначили берег одного из озер Зачарованных садов. Зачарованные сады окружали Золотые палаты, резиденцию Короля. Их разбили в незапамятные времена без участия Короля — до появления Вейни Майриор презирал флору. Зачарованные сады включали в себя три озера, лес белых деревьев и россыпи хрустально-стеклянных цветов — дань богине Лантане, про которую Айвена знала немного. Цветы трескались и разрушались, если на них кто-то наступал, и сразу же восстанавливались, как по мановению волшебной палочки. Вейни нравились Зачарованные сады. В них дышалось легко и спокойно, а деревья и трава испускали ровное сияние. В озерах плавали розоватые, лазурные, жемчужные, салатовые «кувшинки». Айвена попыталась посадить одну около своего замка — та завяла через день, не пожелав пустить корни. Леонард вместе с одним из лордов, незнакомым вампирессе, отмечал лентами арену, а Майриор, сидя на световом троне, создавал ложе для гостей. При виде него Вейни стало легче. Отпустив руку Альмейры, она подошла к любимому. — Решил прийти? Светящиеся доски, а может, и камни, а может, что-то, чему нет названия, сложились в скамью. Король не стал поворачиваться к Айвене. Как ей хотелось увидеть Его глаза! Под их светом она чувствовала себя умиротворенной. Ведь она — создание Короля. — Конечно, — раздался голос, сводивший с ума с каждого, если того хотел хозяин. Сейчас он звучал по-человечески обычно. — Я не могу пропустить его унижение. Вейни улыбнулась. — Вдруг выиграет. — Черта с два он выиграет! — процедил Владыка в ответ. Когда Майри в таком настроении, с ним лучше не разговаривать. Он, разумеется, имел в виду Валентайна. Айвена никак не могла понять, почему Король и бывший хайлендский принц не могут сдружиться. Неужели сложно? У нее, Вейни, не было врагов. Она поддерживала ровные дружественные отношения со всеми и боялась ссор. Даже война с Хайлендом выводила ее из равновесия: поэтому Айвена отказалась от звания Клинка, о чем ни капли не жалела. Она любила тишину и дом больше славы и почестей. Леонард и Валентайн, которым звания даже не предлагали, не понимали подобного решения. Грубые мужланы… Леди начала подниматься по уже построенной трибуне. Ей стало неспокойно, и спустя пару ступеней Вейни поняла причину — на белом дереве лежал пепел. Его могло оставить только одно существо. — Твои волосы… — Спасибо, — поблагодарила Айвена, заставив себя улыбнуться, и поправила косу, зацепившуюся на ожерелье. Наама призраком кружила вокруг. Существо огня не могло прикоснуться к владычице воды — к счастью. Вейни боялась находиться с Наамой в одной комнате. Кто знает, что на уме у этого подобия человека… На поединок пришли все, кроме Леты Инколоре и Ситри Танойтиш, занятой приготовлениями к последнему нападению на Каалем-сум. Первая же, видимо, посчитала, что увеселения не для нее. Айвена была рада. Сегодняшний вечер стал отличной возможностью побыть рядом с Майри. Леди села на одну из скамей. Вдалеке Белладонна налаживала доспехи Валентайна, Леонард полировал меч оборотня. Бетельгейз стоял около отца и сестер. На нем были дивной красоты латы из голубовато-серой стали и серебристая кольчуга. На груди, разумеется, кузнецы выгравировали знак призрачной луны. Куда же без символа королевской власти? Лицо Бетельгейза спрятало забрало. — Не помогай мне, папа, — просил Бетти, разминаясь. Римма и Альмейра крутились рядом, что-то визжа. Они явно успели помириться. «В детстве дружба так легко возвращается», — подумала Айвена с горькой улыбкой. Взрослые не могли похвастаться таким качеством. Наама опустилась рядом с Вейни внезапно, едва не подпалив последней юбку. На вампирессе было простое платье цвета фуксии, туфельки из белого атласа. В заплетенные волосы она поместила лиловый цветок. Майри ненавидел, когда она их распускала. Говорил, что «это гнездо» напоминает ему о неприятном человеке из детства. Айвена не знала, о ком он говорил. Вампиресса, как все, знала немного о прошлом Короля Синааны. О нем знал мало даже собственный сын. — Решила посмотреть? — дрожащим голосом обратилась к Нааме Вейни. — Я думала, ты сейчас в Лорлине или Вэйле, как Ситри. — Нет, — Наама всегда отвечала коротко, будто ее расплавленных мозгов не хватало на сложные фразы. Сколько прошло лет — а Айвена продолжала ее бояться, хотя виду не показывала. Даже сейчас она улыбалась, смотря куда-то в пространство у жуткого лица демона. Айвена страшилась огня, помня об адских муках, и не могла сдержать волнения, видя их главное воплощение. — О, а я бы не отказалась, — Вейни непринужденно рассмеялась. Заметив, что Бетельгейз собирается выйти на огороженную арену, она крикнула: — Удачи, Бетти! Римма и Альмейра выбрали скамью ниже них, рядом с девочками сел Леонард. Белладонна, прекрасная мраморная статуя, чуждая открытой Вейни, стояла у самой ограды, сложив руки на груди. Вейни даже не знала, за кого та болеет. Валентайн был супругом Белладонны, Бетельгейз — учеником. Молчаливая Донна редко показывала эмоции, а их увлечения никогда не пересекались. Вейни не понимала ценности армии, чести, благородства и доблести. Ей был ближе домашний очаг, дети, заботы и любовь. Если бы не девочки и Бетти, Айвена не пошла бы на поединок. Айвена выбросила из головы все непрошеные мысли, когда Майри сел рядом. Вампиресса мгновенно положила голову ему на плечо. Остальные следили за начавшимся боем. Валентайн и Бетельгейз, держа в руках мечи и щиты, ходили по кругу в ожидании времени для первого удара. Для Айвены войны и драки не представляли никакого интереса. Целью ее жалкой жизни давно стало только одно. Вейни печально посмотрела на профиль Майриора и сжала его руку. Майри не стал вырываться. — Ты совсем про меня забыл, — вполголоса сказала она, разглядывая дивные кольца — маленькие миры. Частицы каждого из них жили в Мосант в виде Хрустального мыса, солнца над Хайлендом или склонности к переменам. — Наама, залив Теней, — коротко приказал Майриор, и Огненный клинок сразу исчезла. Будто камень с души Айвены. — Я не забыл. Я занят. — Чем? — с болью в голосе спросила Вейни. Она знала чем. Альмейра внизу громко взвизгнула, когда меч Валентайна просвистел около лица Бетельгейза. Бетти чудом успел отскочить. — Созиданием, — ответил Майри, чуть повернувшись к ней. Вейни буквально растаяла под взглядом любимых голубых глаз. Говорят, небо на светлой стороне мира того же цвета… — Ты опять ревнуешь? Вейни тихо вздохнула, крепче сжимая ладонь Короля. Все живое для ее Господина — открытая книга. От Майри не скрыть ни одной мысли. Да и зачем? Он Бог. Она считала Майриора таковым, невзирая на все слухи. Идеальным, неземным, добрым. Он не мог быть другим. Вся внешность ее ангела пела об этом. — После того, как появилась Лета, ты совсем не обращаешь на меня внимания, — жалобно сказала Айвена. На арене Валентайн сделал очередной выпад, едва не попав Бетельгейзу в руку. Лорд-оборотень буквально загонял наследника престола. Бетти не мог нанести ни одного удара. — Глупости, — прошептал Майри в ответ, наклоняясь к ее губам. Айвена, будучи ростом в полтора метра, чувствовала себя малышкой в его руках. Рядом с Валентайном и Леонардом — вовсе карликом. Рука Короля обхватила талию Вейни, прижимая к себе. Как она могла подумать, что Майри забыл о ней? Как такое вообще пришло в ее голову? Глупая! Их губы соприкоснулись. Тепло. Спокойно. Как воссоединение со светом. Вейни словно купалась в лучах солнца Мосант, которого никогда не видела. Она таяла. Вампирские клыки сами выступили вперед. Вейни ощутила, как кинжал Майриора снова ворвался ей прямо в сердце, оставляя вечные шрамы. Снова тот дивный свет его глаз. Снова белая комната. Снова рай, полный боли. Вейни прокусила нежную кожу губ, добираясь до серебристой крови. Как сладко… Ни в чьих руках, кроме его, она не чувствовала себя в большей безопасности. Ангельское тепло и свет окружали Вейни. То был рай, которым она грезила с отрочества. Рай. Римма и Альмейра дружно взвизгнули; Майри отстранился. На краю арены стоял на коленях Бетельгейз, к его шее был приставлен меч. Сорвав с головы шлем, Валентайн Аустен с победоносной улыбкой смотрел на собравшихся. Радовались за него лишь двое, хотя и с горечью. Майри в бешенстве выдохнул; Римма повернулась к ним, нахмурив белесые брови. Вейни торопливо скинула руку Майри со своей талии. Незачем детям знать, что он изменяет их матерям с ней. — Папа, почему он проиграл? — возмущенно крикнула Римма. — Ты что, ничего сделать не мог? — Честный поединок, юная леди, он такой, — прохрипел Леонард со своего места. На арене Валентайн помогал подняться Бетельгейзу. — Кому нужна ваша честность! — Скажи ей что-нибудь, — прошептала Вейни, облизывая губы. Серебристая кровь теплела на коже. Майриор же, не произнеся ни слова, исчез из Зачарованных садов. Римма, продолжая возмущаться, что-то втолковывала Леонарду, не обращая внимания, что генерал старше ее примерно в тысячу раз. Альмейра плакала. Белладонна стояла, как и прежде — непоколебимая статуя, помешанная на своей Оссатуре. Валентайн и Бетти о чем-то переговаривались. Они явно не держали зла друг на друга и на вопли Риммы внимания не обращали. Старшая дочь Майриора Десенто кричала, что смертные выродки не должны быть выше потомков Создателей. Праздник, которого ждали полгода, кончился внезапнее, чем перемирие для империи. Айвена поднялась со скамьи. Больше проигрыша Бетельгейза волновало только одно. Успела ли Римма Инколоре заметить следы серебра на ее губах? Айвена не могла знать ответа. Дочь Майри и Леты столь рьяно показывала недовольство проигрышем брата. Наверное, всё-таки нет… Мысль успокаивала, хотя сомнения продолжали одолевать Вейни. Вздохнув (никак она не могла избавиться от глупой привычки дышать), Вейни начала спускаться вниз, к Аль, которая продолжала плакать. «Придется забрать ее с собой на Лакриму, чтобы успокоить, — думала вампиресса. — Показать волшебство, ледяные города, фонтаны, зимний сад, кружение рыбок в прудах, подарить что-нибудь…» На Римму Инколоре это не действовало давно, что не могло не беспокоить Айвену. Старшая стала совершенно неуправляемой. «Когда-нибудь это сыграет злую шутку со всеми нами», — подумала Вейни, склонившись над Альмейре. На щеках принцессы дымились слезы. — О, милая, — прошептала Вейни. — Не плачь, в следующий раз он победит. Посмотри, Бетти улыбается. Девочка уткнулась ей в грудь. Айвена начала гладить принцессу по волосам, шепча слова утешения. Она заметила, что Белладонна неодобрительно смотрит на эту картину. Полные темные губы леди сжались, линия челюсти ужесточилась. Обычно так владелица Оссатуры смотрела на шпионов империи и мужские слезы. — Что? — не выдержав, спросила вампиресса. Донна разомкнула губы: — Альмейра, это непозволительно. Принцесса не должна плакать, она должна быть сильной. — Тебе-то откуда об этом знать? — возмутилась Вейни, ощутив, что девочка отстранилась. Почему слова бездушной статуи оказались более эффективны? Белладонна неуловимо помрачнела и, отвернувшись, начала спускаться к Валентайну. Металлическая рука девы блестела в лунном свете. Короткие черные волосы развевались от ветра. Многие считали ее красивой, а для Вейни Донна была подобна картине: яркие краски, застывшие в скудном моменте на плоскости. Супруге Валентайна, в противоположность ему самому, катастрофически не хватало жизни и легкого дыхания. Айвена не понимала, по какой причине прибывший в Синаану лорд выбрал самую черствую, пресную, пустую женщину из всех Клинков. Она, стараясь любить всех, не могла смириться с парой, процветавшей на чужих смертях. Ситри Танойтиш, в отличие от них, говорила прямо, что если бы ад существовал, то она горела бы в нем в первую очередь. Белладонна считала, что совершает благородное дело. Вейни не собиралась выслушивать от нее советы и не желала, чтобы их впитывала Альмейра. — Не слушай ее, — зашептала Айвена. — Не слушай. Быть сильной и не уметь плакать — это совсем разные вещи, милая…