Эклектика

3 число месяца Постериоры, Айвена

      Город Гифтгард. Для многих он всегда оставался жирной точкой на краю Синааны, поставленной у самого пролива. Гифтгард — врата и главная защита королевства, ее нерукотворные крепостные стены. Когда-то на месте города дымились вулканы, но время взяло свое. Оно превратило хаос в нерушимое спокойствие. Вокруг потухших кратеров теснились десятки домов: в низине прятались лачуги нищих, в предгорьях — аккуратные домики зажиточных, у отвесных склонов стояли настоящие дворцы. Гифтгард считался вторым по многочисленности городом королевства. Он процветал за счет торговли, рыболовства и пиратства. Ситри Танойтиш, владеющая областью-синнэ, знала толк и в первом, и втором, и третьем. Ее замок находился на самом краю гряды, сливаясь с пунктом гарнизона. Черные шпили теснились в таких же черных скалах, припорошенных копотью и золой; сама твердыня замка составляла единение с горной грядой, обосновавшейся на северо-западе Синааны. Говорили, что нижние этажи замка Гифтгарда прорублены в монолите древнейших пластов алмазов; Айвена никогда их не посещала и проверять легенды не испытывала желания. Узкие коридоры, лабиринты переходов, низкие потолки — это бросало вампирессу в дрожь. Она никогда не заходила ни в залы Гифтгарда, лишь изредка пробегая по ним в случае необходимости, ни в Оссатурлэм, город Белладонны и Валентайна. В замке Айвены было так просторно, что мыслей о темнице никогда не возникало. Залитые призрачным светом широкие коридоры, будто сотканные изо льда…       Сегодня Вейни пришлось их покинуть. Альмейра попросила ее сходить на высокую стену Гифтгарда, чтобы понаблюдать за захватом Каалем-сум. Через пролив сложно было что-либо разглядеть, но даже то малое, что ухитрялся поймать взгляд, доставляло удовольствие. Малышка Аль стояла, сложив руки на зубцах крепостной стены, и смотрела на мир империи, о которой слышала лишь рассказы. Вейни стояла рядом, следя, чтобы принцесса не слишком сильно наклонялась над оградой. С ними была Ситри, не пожелавшая присоединяться к армии нападавших. Танойтиш осталась дома, хотя Айвена догадывалась, какого труда ей это стоило: наблюдать за разорением города, беспокоиться за Валентайна и гордо ничего не делать.       Вторая вампиресса Синааны, обладающая силой металла, стояла справа от подруги, кутаясь в плотный плащ. Когда Вейни на днях выловила Ситри в водах южного океана, она впала в ужас. Не было ни одной кости, что срослась бы правильно в теле Стального клинка. Все из-за Валентайна! Вейни знала, что именно он отказался перенести Ситри домой. Как можно быть таким жестоким? Вейни была возмущена. Если бы подобное произошло с Валеттой Инколоре, вампиресса бы только обрадовалась, но Ситри не вызывала волну недовольства или ненависти своим присутствием. Им с Ситри нечего делить: Танойтиш предпочла Майриору Валентайна, Айвена не понимала ее. Чем руководствовалась Ситри, принимая решение? Как можно променять Майри на Валентайна? Владыка был красивее, сильнее, обладал силой, которой нет ни у кого… Такая глупая! Но несмотря некоторое снисхождение, Вейни любила Стального клинка.       Они, конечно, не были подругами в полном смысле этого слова, но сохраняли самые теплые отношения. Ситри предпочитала путешествия управлению Гифтгардом; Вейни, наоборот, с большим удовольствием сидела в замке вместе с детьми. Ситри не выносила зиму, а Вейни — любую погоду, кроме той, что царила на Лакриме. Ситри спокойно влезала в каждый разговор, не стеснялась выражений; Вейни не позволяло воспитание. В общем и целом, они были совершенно разными. Одной из немногих вещей, объединявших их, стала любовь к деньгам. Ситри дрожала над каждой монеткой, будто та что-то значила сама по себе; Вейни любила их, потому что за пару вистов или ракушек Диких островов можно было купить новые серьги, ожерелье или платье. Они обе любили кровь и обе — серебристую. Ситри состояла в связи с Валентайном, в той самой запретной связи между вампиром и теплокровным существом, от которой зависят оба. Иногда Айвена думала: как же так получилось, что выходец из императорской семьи обладает кровью того же цвета, что и Владыка? Ответ не находился.       Они обе любили войну и любили убивать, хотя каждая — по разным причинам.       Ситри ненавидела людей. Она с удовольствием бы потанцевала на костях во время апокалипсиса, провожая в последний путь тех, кто насмехался над ней раньше, но была вынуждена радоваться редкими разрешениям устроить резню. Она, в отличие от Вейни, не страдала от голосов, помутнения рассудка и раздвоения личности во время припадков. Ее действия всегда были осознанными. Вопреки слухам, Ситри не убивала ради забавы, но с легкостью находила причины. Например, твердила, что врагов-хайлендцев нельзя оставлять в живых из осторожности.       Айвена была с ней согласна. Неверующих, отвернувшихся от Короля, следовало убивать с особой жесткостью в назидание остальным. Она полагала так и, все же, чаще пускала кровь в моменты сумасшествия, не понимая, что делает. Смысл действа для самой Вейни — служение Майриору — искажался, но глобальная цель все равно становилась на шаг ближе. Каждая смерть — маленький шажок к полному господству Луны в Мосант. Принявшие ее окажутся в новом мире.       — Что это за красные огоньки? — восхищенно спросила Альмейра, вырывая из размышлений.       Айвена вгляделась в линию противоположного берега.       — Лава, — ответила вместо нее Ситри, как всегда, влезая в чужой разговор. Раздражало, но не все же имеют понятия о приличии?       — Что такое лава?       — Расплавленный камень плюс огонь, — объяснила та. — В Синаане полно ее. Ты не видела?       — Тетя Вейни, ты покажешь мне лаву? — обратилась Аль к наставнице.       — Милая, не думаю, что это хорошая идея. Она жжется.       — Папа не позволит лаве сжечь меня, — уверенно заявила девочка.       С этим трудно было поспорить.       — Всем бы таких родителей, — заметила Ситри. — Моя мамаша скорее утопила бы меня в лаве.       — Я своих не знаю, — равнодушно пожала хрупкими плечами Вейни. Ее давно покинули воспоминания и о детстве, и о Югославии, и о переезде в другую страну. Смертная жизнь начиналась с венчания в католической церкви. До того ее окружали грехи, которые Вейни поспешила изгнать из памяти. Юная девушка предпочла «не знать» родителей, отвернувшихся от бога. Вейни не была уверена, что они сильно горевали о сбежавшей «помешанной» дочери.       — Кто ваша мама, тетя Ситри? — Аль так произносила ее имя, что получалось что-то вроде «Ситти». Девочка даже нахмурилась. Густые брови нависли над темными глазами, непроглядными, как самая темная ночь. Видимо, такое отношение матери к дочери возмутило принцессу. Вейни пыталась научить Аль манерам, и, кажется, у нее это получилось. Альмейру возмущало каждое проявление нетактичности, грубые слова — идеальная принцесса!       Ситри ответила не сразу. Наверное, думала, как сказать помягче, по крайней мере, Айвена надеялась на это.       — Леди Сёршу, — Ситри даже улыбнулась, правда, криво. — Воительница всея империи, палач Света и одна из лучших подруг тамошней правительницы. Я родилась в столице Хайленда, ты знала об этом?       — Нет, — прошептала Аль, нахмурившись еще сильнее. — А кто папа?       Ситри закусила губу. Айвена искоса на нее посмотрела. Что ответит? Правду или ложь? Подруга выбрала последнее.       — Не знаю, — сказала Ситри. — Она мне не говорила. Это неважно. Отец, Альмейра, не тот, кто… поучаствовал, а тот, кто воспитывал. В моем случае — никто.       — Зачем ты так говоришь, — зашептала Айвена, чтобы Аль не услышала. — Она ведь запомнит.       — И? — раздраженно отозвалась Ситри, тоже опуская голос до шепота. — Я неправду говорю?       — Не надо при ней такого говорить, — упрямо гнула свое Вейни. — Просто не надо.       — О чем вы шепчетесь?       Вейни заулыбалась. Она всегда так делала, когда хотела вызвать доверие. Улыбка Айвены разоружала врагов — кому могло прийти в голову, что в следующий момент ледяная пика пронзит их насквозь? Вейни пользовалась собственной невинностью. Она, выглядевшая как ребенок, со всеми сохраняла хорошие отношения. Это стало уже потребностью. Дома, на Земле, у Вейни не получилось создать семью, но Клинки Синааны стали ею. Она считала их братьями и сестрами, Майриора — супругом, союз с которым скрепили где-то на небесах, и он был чище и благороднее, чем любой брак, свершенный в церкви, а Бетти, Римма и Аль стали для Айвены детьми, родившимися по несправедливости не у нее.       — О тебе, моя милая, — прощебетала Вейни. — О том, какая же ты красивая и как будет рада мама, когда вернется. Ты ждешь этого?       — Конечно! — восторженно воскликнула Аль. — Конечно! Я так ее жду. Тетя Вейни, — уже другим тоном спросила она, — а что будет с Рэм и тетей Летой?       Ситри послала на Айвену странный взгляд, полный самых разнообразных чувств. Вопрос взволновал даже Стального клинка, которой было плевать на всех, кроме себя. Вейни чудом сохранила непринужденный вид. Альмейра внимательно наблюдала за обеими. Сегодня на ней было пышное персиковое платье, чуть с золотинкой. Айвена выбирала его сама, девочка оказалась в восторге. Сколько еще будут действовать такие подарки? Помнится, на семилетие Римма внезапно попросила катану. Айвена была в шоке, а отец малютки, Майри, странно ухмыляясь, создал из лазурного света Золотых палат клинок, который девочка потеряла спустя пару месяцев где-то в Мёрланде. Теперь, по слухам, с ним ходил наследник острова, посчитав катану божьим провидением, упавшим с неба.       — Конечно твоя мама примет их, — ответила Вейни. — А почему ты спрашиваешь?       — Значит, не примет, — прозвучало в ответ. — Иначе бы вы не переглядывались и не задали вопрос. Их, наверное, выгонят, казнят или вроде того.       Ситри в восхищении крякнула. Айвена вовсе потеряла дар речи. «С каких это пор дети такие умные?» — ясно говорил вид Ситри. Вейни была согласна. И, главное, момент достойного ответа уже упущен, Альмейра не поверит ни единому слову.       — Примет, — повторила Вейни без особой надежды.       — Она больше не хочет со мной гулять.       Айвена, не выдержав, стала барабанить по зубцам. Нервы. Она начала нервничать. И, как всегда в таких случаях, воздух стал густым и холодным, как мертвая кровь. Только не сейчас! Рядом Аль. Аль не должна видеть ее такой. Ах, где же Майри, когда он так нужен… Вейни успокаивал лишь свет его глаз. Под ним уходило даже безумие, с которым Айвена была рождена. Сумасшествие — верный спутник, приведший сюда. Ее главный грех после чревоугодия серебристой кровью.       — Ты в порядке? — донесся до Айвены голос Ситри.       Да. Все хорошо. По крайней мере, мир не двигался.       — Аль, отойди на минутку, — попросила Вейни. Еще, не дай Бог, навредит ребенку. — Только на минуточку, хорошо? Мы с тетей Ситри поговорим о войне, зачем тебе слушать такие скучные вещи. Иди-иди.       Конечно, Альмейра не поверила. А кто бы поверил на ее месте? Никто. Вейни была уверена: на лице ясно написана истинная причина просьбы. Глаза наверняка алеют, рот искривился, шрамы проступили еще ярче, руки совершенно точно застыли в подобие птичьих лап. Айвена знала, как выглядит во время приступа. Еще бы, один раз это случилось напротив витрины магазина.       Тем не менее, Альмейра ушла.       — Со мной все хорошо, — сразу заявила Вейни, едва персиковое платье скрылось за углом. — Просто отвлеки меня. Ты знаешь, что со мной. Просто отвлеки.       За словом Ситри в карман не полезла. Вопрос давно крутился у подруги на языке.       — Как ты ее терпишь?       — Аль? Ее терпеть легко. Ты бы спросила, как я терплю Римму, там точно нужны железные канаты вместо нервов. Девочка совершенно не управляема.       — Кстати о ней, — Ситри вновь повернулась к проливу. Каалем-сум горел ярко, изредка его пронзали фиолетовые и белые вспышки. — Где Римма? Только не говори, что девчонку снова отпустили на земли империи. Дурость какая-то. Ты же за ней следишь, нет?       Айвена мотнула головой, прогоняя красный отсвет. Тот продолжал висеть перед глазами, но медленно бледнел.       — Уже не слежу, — сказала она. — Валетта запретила Римме приходить ко мне. Последний раз я видела ее на поединке Валентайна и Бетти.       Ситри присвистнула.       — Надо же! Почему?       — Не знаю, — Вейни закусила губу. — Я не видела Валетту с собрания. Я… я вижу ее только на собраниях. Мы не пересекаемся, где я могла переступить ей дорогу — ума ни приложу…       — А Майриор? — прозорливо спросила Ситри. Ей-то, променявшей Бога на идиота, было все равно на похождения Короля. Она спрашивала спокойно, без ревности и прочих чувств.       — Может быть, — неуверенно ответила Вейни. — Я поцеловала его недавно, но откуда Валетта могла узнать? О, хватит, я не хочу об этом говорить. Да, мне обидно, однако ничего не изменить, я знаю. Валетта не поменяет решения. Кто я, чтобы влиять на желания матери? Если Валетта считает, что Римме так будет лучше…       — Не стоит из-за чувств раскалывать Синаану, — вдруг заявила Ситри. Айвене показалось, что она ослышалась.       — Кто это говорит! — с толикой злости воскликнула она. Слова задели.       — Я говорю, — огрызнулась Ситри. — Переругаетесь, как собаки, во время войны. Догадайся, к чему это приведет.       — Ты меня упрекаешь в расколе? — Вейни едва не сорвалась на крик от потрясения. — Да ты с Валентайном…       Ситри ответила, смакуя каждое слово. Видимо, описываемая ситуация ее радовала.       — Да, Валентайном. Но Белладонна, заметь, ни слова не говорит. Она все знает, конечно же, хотя из приличия я делаю вид, что мы скрываемся. Я в их хату открыто прихожу, думаешь, Белладонна меня не видит? Ни слова не говорит. Странно, но так. Я провожу с Валентайном ночи напролет, пью его кровь, пока он сознание не теряет и не называет меня «Мару», олень чертов. Белладонна не против. Если бы не я, Валентайн бы к ней лез, бездушной мраморной суке, видимо, это ей не по душе бы было. Пусть упиваются своими высокоморальными платоническими отношениями. Плевать. Я его имею, он меня имеет, а Белладонна претензий не имеет, так что про какой раскол ты говоришь? — в конце Ситри все же гневно выдохнула. — Ненормальная, — добавила она, явно имея в виду Донну. — Еще и кольцо ему подарила. Засунула бы его в одно место, вот что.       — У нас все не так… — сказала Вейни отстранено. Рассказ словно оглушил ее. — Совсем не так. Я пью кровь Майри, но привязываюсь только сама. Наша связь фамильяра не взаимна.       — Я знаю, — напомнила Ситри. Знает, конечно, знает. Подруга всю жизнь была влюблена в самого буйного в истории Хайленда принца. Стоило Валентайну перейти на сторону королевства, как Ситри бросила всех многочисленных любовников ради него. Свое счастье, по мнению Айвены, абсолютно сумасшедшее и грубое, Ситри упускать не собиралась. Это напомнило успокоившейся Вейни об одной детали.       — Почему вы не поженились?       Ситри выпятила подбородок — она всегда так делала, когда пыталась показать безразличие.       — Не предлагал, — прозвенела Танойтиш. Айвена жалостливо вздохнула. — Так даже лучше, — поспешила оправдать Валентайна Ситри. — Я могу в любой момент пойти поразвлечься без общественного осуждения. Когда надеваешь кольцо на палец, приходится делать то же самое, конспирируясь.       Вейни пыталась понять.       — Ты его любишь, — протянула она. — Почему тогда… — «спишь с другими» казалось настолько вульгарной фразой, что Айвена не могла заставить ее произнести.       — Трахаюсь с кем попало? А какое отношение это имеет к любви? Это физиология.       Вейни осуждающе взглянула на нее — как святой отец на проститутку в церкви.       — Что? — без зазрения совести откликнулась та. — Я в любовь не верю. Пусть верят такие, как она, — Ситри кивнула в сторону ушедшей Альмейры, — пока есть время. Я знаю, что с ним приятнее всего, вот и все. Никогда не жалела, что он стал первым. Переспала бы с каким-нибудь неучем и разочаровалась, блюла бы потом целомудрие, как синий чулок. Найти бы тебе мужика, чтобы не задавала такие тупые вопросы.       Вейни вздрогнула, не сразу поняв, что тема переменилась и речь идет уже о ней.       — Я была замужем.       — Видимо, описанная ситуация произошла с тобой — иначе бы не маялась дурью со святыми браками, которых нет. Майриор тебя ни во что не ставит, смирись. Эта серая тень его окончательно заарканила. Они целыми днями гуляют по облакам и ловят бабочек, как малолетние влюбленные. Мелкая паскуда тому доказательством. Забудь его и найди нормального мужика, а не скандалиста с девчачьими замашками. Он женственней меня, — затараторила Ситри, пока Айвена в замешательстве и легком ужасе пыталась вставить слово. — Не удивлюсь, если у меня и член больше. Поэтому он и таскает баб по облакам. Как там, по большому пальцу мерят? Ты его руки видела? Правильно Валя говорит, что Майриор ничего тяжелее расчески не держит. Вообще знаешь, я помню Валетту в империи, она очень напоминала тебя, только ржала постоянно и громко спорила. И сидела в углу на балах, пока Михаэль пытался ее напоить. Так эта гениальная свое опьянение на танцующих перенаправляла… Жаль, мы практически не пересеклись за те, — Ситри завела глаза к небу и начала считать по пальцам, — три года. Потом я сюда ушла. Так вот, жаль, что не пересеклись, она была такая молоденькая, лет пятнадцать, и неискушенная, что я бы с удовольствием… — Ситри вдруг осеклась. Айвена стояла как громом пораженная. — Знаешь, я ничего не говорила.       Вейни торопливо кивнула пару раз и порадовалась, что поток мыслей иссяк. Иначе бы она, наверное, нескоро бы смогла с ней заговорить снова без смутных подозрений.       — Сейчас она страшная. Сейчас бы я не стала.       — Боже мой, замолчи!       Вдали показалось персиковое платье Альмейры. Подруги рефлекторно повернули головы к девочке. Принцесса неспешно шла к ним с угловой башни крепостной стены Гифтгарда. Аль играла с вулканической пылью и заставляла ту складываться в фигурки людей, танцующих в воздухе — пар мужчин и женщин. Иногда между ними бегали дети. Айвена умилилась; Ситри, наоборот, поморщилась от увиденного.       — Ненавижу их, — процедила она. — Ненавижу. Чертова серебристая кровь, гори она в бездне. По сравнению с ними я чувствую себя безобразно слабой. Ходят такие красивые, всесильные, уверенные в себе и в том, что я грязь под их ногами. Тебя это не бесит, Айвена? Меня — да. Я не с Майри именно поэтому. У Валентайна хотя бы чувства есть… и слабости.       — Осталась бы тогда в империи, — бросила Вейни, невольно заражаясь манерой речи Ситри. Будь ее воля, она бы сейчас скинула подругу с крепостной стены за такие слова. Танойтиш стала Клинком не для того, чтобы установить власть Луны над всей Мосант и показать хайлендцам истинного бога, а ради себя. Выводы Айвены немедленно подкрепились словами самой Ситри:       — Нет, не люблю быть на стороне проигравших. И бессмертие просто так не дается. Знаешь, как раздражали бесконечные сеансы исцеления крови? — Ситри плюнула в сторону империи. — Сборище двуличных уродов-неудачников. Никакой свободы. Ты не была там, тебе не понять. Здесь лучше… да, лучше, — повторила она. — Не разрушай сплоченность Синааны, не превращай Тьму в цирк Света.       — Не понимаю, о чем ты говоришь.       Ситри хотела было ответить, но подбежавшая Альмейра заставила ее промолчать. Вейни не знала, что и думать. Каким образом она могла «нарушить сплоченность»? Она, мечтавшая, чтобы все Клинки оставались одной дружной семьей? Ситри и ее порочные отношения с Валентайном причиняли во много раз больше вреда. Оставалось только представить, что сделает Донна, потеряв терпение. Владычица Лакримы считала: Призрачный клинок был таким же опасным, как Бесплотный. День, в который они бы столкнулись, точно стал бы последним.       Уткнувшаяся в живот Альмейра отогнала неловкие, обрывистые рассуждения.       — Тетя Вейни! Вы проводите меня до Зачарованных садов? Может, Римма там?       Мысленно Айвена представила карту королевства. Река Селирьера, упиравшаяся в Сады, принадлежала Валетте. Все мосты через реку Стикс выходили к пустошам Эллионы. К Золотым палатам, берегу залива Теней Айвена остерегалась приближаться. Кто знает, что выкинет Валетта, если она приблизится к резиденции Майри. Своей силой Вейни боялась навредить девочке, в совместных путешествиях они всегда передвигались пешком или с помощью карет. Однако все дороги из полуострова синнэ Гифтгарда и Оссатуры вели через пустоши Валетты. Сюда Вейни добиралась морем, без принцессы. Продолжая сомневаться, она все же приняла решение.       — Боюсь, нет, Аль, сегодня без меня, — произнесла Вейни. Ситри с интересом покосилась на нее. Да, отказывающая Айвена — редкость! Альмейра подняла чуть обиженное личико.       — Почему?       — Мне нехорошо, — соврала Вейни. Ложь должна быть как можно ближе к правде, тогда в нее поверят. — Тебе, дитя серебра и мрака, не понять проблем тех, кто до сих пор смертен. Мое сердце не бьется, но…       — Не выдумывай, — оборвала Ситри и развернулась к принцессе. Танойтиш была чуть выше Альмейры и раза в три шире. В сочетании с темным плащом выглядела фигура Ситри пугающе. Темно-зеленые волосы развевались, как у заправской ведьмы. Ее правая скула была сворочена набок, глаз «поплыл», опустился вниз вместе с уголком губ. Неудивительно, что Ситри весь вечер пыталась стоять ко всем профилем.       — Почему папа вас не вылечил? — вырвалось у Аль. Девочка, отстранившись от Айвены, приподняла руку и попыталась дотянуться до лица Ситри, пальцы ее окутались свечением, но Стальной клинок отвела руку.       — Свою рожу я лучше опытному Бетельгейзу доверю, — сказала она. — Не вылечил, потому что не посчитал нужным. Айвена, заткнись заранее. Садовые цветочки гибнут в первую очередь, — бросила Ситри. — Слушай сюда. Не буду врать, не помню я, сколько тебе лет, но выглядишь ты мозговитой. Пора бы тебе спуститься с небес на землю.       — Ситри!       — Сказала же — заткнись! — прикрикнула та, продолжая стоять перед Альмейрой в той же позе. — Делаешь ей только хуже! Пусть лучше от нас узнает, чем от кого другого. Ты не ребенок, — вновь обратилась Ситри к девочке, — забудь об этом. Мир не заканчивается платьями и колечками. Римма не гуляет с тобой, потому что понимает, кто ты и кто она.       — Она моя… сестра, — ответила Аль, но Айвена, к своему ужасу, почувствовала неуверенность в слове.       — Сводная, милая, совсем разные вещи. Ты принцесса, а она никто. У нее даже родовое имя другое. Она Инколоре, по Валетте. Римма внебрачная дочь, она это понимает, поверь. Не только она понимает, мать ее тоже. Риммы нет рядом с тобой, потому что ей Валетта сказала. И поверь, твой влюбленный папаша не горит желанием встретить твою мать снова.       Вейни с жалостью смотрела на Альмейру, но девочка, казалось, совершенно не огорчилась. Принцесса слушала внимательно. В эти секунды она очень напоминала отца. Аль всегда была точной копией мамы, но задумавшись, заставляла вспомнить о Майри, после очередной вспышки активности сидевшего на берегу Зачарованных садов. На глазах Вейни навернулись слезы.       — И ты говорила что-то о расколе, — промолвила она.       Ситри фыркнула, развернулась к ней и, увидев повисшие на ресницах капли, стала говорить еще более безапелляционно. С Танойтиш старались не спорить, не желая попадать по горячую руку, и знали, что к жалости взывать бесполезно. Слезы выводили ее из себя. Ситри презирала слабых.       — Это жизнь, Айвена, а не ваши сантименты! Валетта прихлопнет ее, если захочет, и Римма тоже прихлопнет. Сомневаюсь, что Римма рада, что теперь не единственная дочь. Зато знаю точно, что…       «Замолкни! — пыталась сказать ей взглядом Айвена. — Просто замолчи, ради Бога!» Ситри оставалась глуха и слепа.       — Не рассчитывай на защиту отца, он всегда ищет выгоду. Если ему будет нужно, он продаст тебя самой бездне, чтобы остаться в плюсе.       — Аль, я доведу тебя до выхода, — прервала ее Айвена и взяла принцессу за руку. Ступени шли вниз, к мосту и переходу в главное здание Гифтгарда, где стояли кареты.       — Ты ей же хуже делаешь!.. — понеслось вдогонку.       — Не слушай ее, — произнесла Айвена, молясь Богу, чтобы слова оказались забыты. — Римма — твоя сестра, она тебя любит и… у нас сейчас небольшие разногласия с леди Валеттой, они касаются только нас двоих, — начала оправдываться Вейни, стараясь не смотреть малютке в глаза. — Я не хочу ее видеть, только и всего. Ты вполне спокойно можешь гулять с Риммой, по землям забвения. А твой папа… Подумай, разве он может поступить… так?       Аль ничего не ответила. Перед глазами Вейни снова возник красный туман — чертово волнение! Карета стояла внизу; кучер спокойно курил, но, увидев приближающихся дам, тут же выбросил сигару за плечо. Дверь открылась перед Альмейрой, Вейни отпустила ладонь принцессы.       — Бетти!       Аль восторженно взвизгнула и набросилась на брата. Айвена счастливо улыбнулась — небо услышало ее молитвы. Теперь все обязательно исправится. Бетельгейз медленно перебирал локоны принцессы, придерживая ее за спину. В васильковых глазах танцевали огоньки. Вейни с трудом заставила себя не думать о случившейся много лет назад трагедии и проверила мысленный блок, который ставила себе по просьбе Майриора. Чары держались. Тем не менее, она не могла отделаться от ощущения, что Бетельгейз видит ее даже больше, чем насквозь.       — Почему ты раньше не вышел? — требовательно спросила Альмейра, продолжая стискивать брата в тоненьких ручках. На высоком, широкоплечем Бетельгейзе она смотрелась совсем крошкой.       — Я только пришел.       — Ко мне?       — И к тебе тоже, — подтвердил принц мягко. — Леди Ситри наверху, у стены? — спросил он уже у Айвены. Та, помедлив, кивнула.       — Я поняла! — раздался приглушенный возглас Аль. — Ты пришел вновь сделать ее красивой. Я хотела помочь, она отказалась. Я не слабее тебя вообще-то!       — Не слабее, енотик, — прошептал Бетельгейз ей на ухо и пощекотал. Альмейра, визжа, скатилась с брата на скамью. Принц встал и, сгибаясь, чудом протиснулся в узкий проем кареты. Дверца захлопнулась. Вейни вновь ощутила легкий страх перед монументальной фигурой в белом.       — Это было нечестно!       Глаза Альмейры горели от возбуждения.       — Рэм тебя ждет в Зачарованных садах. Я построил там длинную-длинную горку. Вы будете сидеть на драконе и летать вверх ногами, плавать под водой и громко-громко визжать. Езжай быстрее, пока Рэм не начала без тебя, — Бетельгейз погладил ближайшего коня по гриве, что-то шепнул, и вся тройка забила копытами, шумно дыша. Кучер выпрямился.       — А ты? — обиделась Альмейра, свешиваясь в оконце.       — Жди меня через пять минут, — Бетельгейз подал знак кучеру, карета тронулась с места, обдав Вейни прохладным воздухом. Принц проводил экипаж взглядом. Айвена, переминаясь с ноги на ногу, робко спросила:       — Где ваш отец?       — В Ожерелье, — откликнулся Бетельгейз.       «Во время нападения на Каалем-сум», — отметила Вейни огорченно. Пока Клинки бились за его имя, Король проводил время с ненавистной серой тенью. К огорчению прибавилась обида — на ресницах вновь зависли слезы, которые, к счастью, принц не успел заметить. Когда он повернулся, Айвена уже вытерла одинокие капельки рукавом.       — Не понимаю, как Ситри здесь живет… — протянула она. — Гадкая пыль постоянно лезет в глаза!       Бетельгейз взял Вейни под локоть, и они поднялись обратно к стене. Изредка слышались раскаты грома и чьей-то далекий рык. «Валентайн», — без труда поняла вампиресса. Ситри Танойтиш стояла, цепляясь за зубцы когтями. Когда она волновалась, узкие длинные ноготочки неизбежно покрывались сталью. Подруга могла сколько угодно говорить, что находится рядом с Валентайном по причине секса, но Вейни верила, что их связывает что-то большее. Даже если сама Ситри считала любовь детской сказкой.       Услышав шаги, Танойтиш обернулась и всплеснула руками.       — Явился-не запылился! Два часа тебя жду! — возмутилась она, тщательно пряча радость. — Что ты делал, фей переводил через дорогу?       Бетельгейз подошел к Ситри. Город по другую сторону пролива изнемогал в магических вспышках. От одной из них, самой яркой, принц вздрогнул. Айвена обозвала себя дурой. Майриор находился в Ожерелье один — Валетта Инколоре в это время пожирала души Каалем-сум. Он все-таки не предал ее снова, и от этой мысли стало легче.       — Простите, — крайне вежливо сказал Бетельгейз. — Залюбовался закатом и не заметил, что время уже пришло. Сейчас все сделаю.       — Может, и нос исправишь? — с надеждой вздохнула Ситри, сбрасывая плащ. Айвена прикрыла глаза ладонью. Ей совсем не хотелось видеть искалеченное тело Стального клинка.       Ситри просила выпрямить нос каждый раз, но Бетельгейз непреклонно отвечал:       — Это ваша изюминка. Я не буду его трогать.       — Жаль.       Айвена положила подбородок на зубец, наблюдая за городом, как Альмейра десятью минутами ранее. Над проливом клубились черные тучи, но над Каалем-сум и Реймир-сум небо оставалось чистым. Туман, который она пригнала на закате, унесло на юг. Вспышки пронзали воздух, а привычные созвездия дополнялись новыми огоньками. Так всегда происходило во время битв, но сегодня героев оказалось больше, чем обычно. Возможно потому, что битву при Каалем-сум судил не Майриор, а Бетельгейз. Принц прощал людям слишком многое, считала Айвена. Ее Бог был жесток, тверд, суров и неумолим. Он не знал сострадания и карал всех слабых. Крепость духа проверялась испытаниями, которые могла помочь пройти лишь вера во всемогущество и любовь Бога к тем, кто признал его. Остальные были недостойны попасть на небо. После обычных битв звездами становились Клинки и храбрейшие солдаты королевства; сегодня «героями» умерли даже еретики Хайленда. Это возмущало Айвену, но пожаловаться кому-либо на подобное ей не хватило духу.       От очередной вспышки ночную гладь разрезала падающая звезда и, как показалось впечатлительной Вейни, упала где-то в горах у Нойры. Загадать желание она не успела и потому огорчилась. Новые звезды падать не желали.       — Ты бы занялся сестрой. Альмейра витает в облаках, как ее отец, — услышала Вейни обрывок чужого разговора.       — Отстань от Аль, — сказала она, не отрывая глаз от неба.       — Пусть витает, леди Ситри. Она совсем маленькая.       — Тогда рассказывай ей сказки с адекватным смыслом, а не о глупых принцессах, их спасителях и том, что нужно быть милой и услужливой, как половая тряпка. В реальной жизни это не работает, такие люди барахтаются на дне социума.       Айвена обиделась, приняв все на свой счет.       — Хорошо, я буду рассказывать чарингхолльские сказки о мести и власти. Знаю их достаточно. Дядя часто приходил ко мне перед сном, пока мама не видела. Он хотел напугать, но я слушал с удовольствием. В моем мире детские сказки темны так же, как вид за окном. Например, вот эта…       Айвена печально вздохнула (услышанное ее совершенно не обрадовало) и погрузилась в чарующий мир теней.