11 число месяца Постериоры, принц Валентайн Аустен
— Мы поднимем флаги завтра после заката, — произнес Герхельд, — и атакуем Аливьен-иссе ровно в полночь. Города белого берега падут. Вы точно выполните свои обещания? — Разве Синаана когда-то не выполняла обещания? — ответила вопросом Донна, спокойно глядя на мэра Брааса. Он, облаченный в расшитую зелеными нитями мантию, сидел напротив нее и Валентайна и нервно барабанил по каменной столешнице. Кроме них, в зале никого не было — разговор получился полностью конфиденциальным. Единственной, кто мог их подслушать, стала статуя, около которой решили провести встречу. Под тенью гигантских крыльев Валентайн чувствовал себя неудобно. Кто знает, вдруг Мученик действительно слышал их? Даже несмотря на то, что пару часов назад Ситри развеяла прах отца над Сирмэном, давясь слезами, которые Валентайн не должен был видеть. Но все же увидел и теперь чувствовал себя премерзко. Маска, слишком походившая на лицо Ситри, висела прямо над головой Донны. Валентайн старался не смотреть на нее. В конце концов, они ведь пришли сюда заключить соглашение, верно? — Хорошо, — майоминг помедлил и напомнил одно из условий: — Залив будет наш. — Безусловно. Мы никогда не будем вмешиваться в вашу внутреннюю политику, — главный Клинок чуть наклонила голову в знак согласия. — Земли оставьте себе, Синаана в них не нуждается. Моему Королю нужна лишь ваша верность и гарантия, что воины белого берега не появятся у Анлоса, когда их не ждут. Валентайн фыркнул про себя, облокачиваясь на спинку стула. Требовать верности от тех, кто переходил от Хайленда к Синаане и наоборот во время каждого витка войны? «Трусливый народ, — думал он. — Стоило показаться армии, как они стали нашими друзьями». Войска Синааны захлестнули берега восточных земель полторы недели назад. Разрушая деревни, убивая жителей и сжигая леса и посевы, орда мчалась на северо-запад. Каалем-сум, Реймир-сум, деревни на берегах Нойры — все они стали развалинами. Волну остановили лишь заснеженные пики. Валентайн никогда не был так счастлив. Его войска, взращенные, как любимые дети, за девятнадцать лет, остались в предгорьях, готовясь к переходу. Они рыли туннели, готовили оружие, ковали латы и оттачивали мастерство владения мечом и копьем. Командиры без жалости муштровали свои отряды, памятуя о том, что за ошибки подчиненных отвечают собственной головой. Придуманный Ситри, Донной и Валентайном план изучался до мелочей, и каждый готовился исполнить свою часть общей задачи. Солдаты были готовы положить жизнь за завоевание Хайленда. Вот только для чего и зачем? От раздумий Валентайна отвлек возглас мэра Герхельда. — В знак нашей дружбы — дары величайшим воинам мира! Полуночный рыцарь весело усмехнулся. Льстить майоминг умел. Только Валентайн и так знал, что лучше него мечом не владел никто. Никогда. Кронпринцесса Аделайн приложила много сил к образованию внука. Участие Михаэля ограничивалось приказами и приглашениями в Каалем-сум лучших учителей. Валентайну всегда нравилось военное дело: мечи, одноручные, двуручные и парные, щиты, арбалеты, копья и множество других видов оружия ощущались как непосредственное продолжение тела. Он умел обращаться со всем, что могло выйти из-под молота кузнеца, но предпочитал двуручный бой. Аделайн пыталась воспитать во внуке второго Вердэйна. Валентайн, считал сам полуночный рыцарь, превзошел его. Двери тронной залы великого города Брааса открылись, впуская воздух и тусклый свет. Черный клинок внесли на бархатной алой подушке, которую держала молодая служительница храма. Длиной не менее сорока пяти сантиметров, он словно светился изнутри полумраком. Рукоять, это Валентайн смог определить сразу, отлили из белого золота и сверху покрыли морским стеклом — твердой, как алмаз, прозрачной пленкой. Сжав ее, Валентайн даже удивился — настолько стекло оказалось холодно. Служительница отошла в тень. Глаза ее были завязаны лентой — майоминги следовали традициям безукоризненно. — Под сталью горит священный призрачный огонь, — с толикой гордости произнес Герхельд. — Призрачный огонь? — повторил Валентайн, изучая лезвие меча. В руке вес клинка совершенно не чувствовался. — Вы же лишились его много лет назад. — Он вернулся. Дарами для Донны стали прекрасные вулканические наручи и поножи, легкий шлем и расписной нагрудник, идеально подходившие к уже имевшемуся вооружению. Она скромно поблагодарила мэра. — Как же это случилось? — с интересом спросил Валентайн, пока Донна надевала дары. Сам он все никак не мог насладиться горящим мечом. Превосходный баланс и функциональность оружия говорили о немалом мастерстве оружейника. Валентайн пожалел, что к подарку не прилагался и сковавший его кузнец. — Мы замуровали Сэрайз Аустен, — просто ответил мэр, указав на странное сооружение в полу — золотую руку, которая протягивала огонь. — Приказать внести блюда? И Белладонна, и Валентайн отказались от пира. Много позже, уже проходя по туннелю к главному выходу из столицы майомингов, полуночный рыцарь все же сказал с нескрываемым удовольствием: — Возмездие свершилось без меня. Видимо, справедливость все же существует. — Справедливость? — эхом откликнулась Донна. — Разве эта девочка в чем-то виновата? Наказание должно приходить только к виновному. Аморальны родители Сэрайз, и они понесли кару. Сэрайз Аустен не виновна ни в чем. Прислушайся к голосу разума, Валентайн, и ты поймешь это. — Наказание должно соответствовать преступлению. Ранее оно было недостаточным. — Михаэль погиб. Казнь свершилась. Ты сбросил тело с балкона, его скормили водному ящеру, и, ходят слухи, Оррей надругался над ним по пути. Надеюсь, просто слухи. Это отвратительно. Донна передернула плечами, показывая, насколько мерзким ей представляется такой поступок. Валентайн был слишком взбудоражен, чтобы осмыслить ее последние слова. Полуночного рыцаря заинтересовали другие. — Его убил не я, а ты, — с недовольством отметил он. Туннель, наконец, явил лунный свет в конце. — Правосудие — бесстрастность палача, — ответила Донна. — Ты отомстил Мару недостаточно? — Валентайну показалось, что любимая женщина посмотрела на него с некоторым презрением. — Наказание, ничего больше! — в оправдание воскликнул он. — Неужели? — вишневые губы скривились в улыбке. — В Судный день людей карали быстрее. Ты провел с ней четыре часа. Я видела Мару после — не лги. Не только наказание. Бедная женщина рассчиталась за двоих… если не больше. Это бесчестный поступок. Она смотрела вдаль, будто ей было противно смотреть на Валентайна. Лунные блики играли на черных коротких прядях волос и отражались в расширенных зрачках. Суровый профиль отчетливо проступал в полумраке пещеры, которая медленно рассеивалась. Если бы кто-то другой осмелился сказать Валентайну подобное, то попрощался бы с жизнью. Однако она, леди и воин одновременно, сумела пробудить совесть, заставила признать промах. Донна не совершала ошибок, действовала в соответствии со своей моралью и не искала путей ее обойти. Это заслуживало уважения Валентайна, а раз так — она могла судить. — Да, ты права, — признал он, сделав усилие. — Прости, — это слово никогда не звучало обращенным к другому человеку. — Я прощу, — произнесла Донна. — Но простит ли то, что ты называешь справедливостью? Простит ли справедливость майомингов? Я так не думаю: кара настигнет их позже. Мировые весы не любят, когда кто-то действует от их имени. Не стоит им помогать. Заслуженному свойственно приходить по своей воле. Они вышли под ночное небо, такое прекрасное над бескрайним заливом Сэйонсу. Звезды — души героев — отражались от воды, им вторила луна. Ветер не трогал величественное зеркало, и даже волны у берега касались цели бесшумно. Пели цикады. Валентайн улыбнулся: по самому горизонту проплывал корабль, освещаемый фонарями или даже огнями Святого Эльма. Пахло грозой, солью и совсем чуть-чуть пеплом. Последний они принесли с собой. Это заставило улыбку исчезнуть. — Волшебное место. Иногда жалею, что небо Оссатуры всегда затянуто тучами. Образы бывших друзей вдохновляли бы всех. — Бывших друзей? — Смотри, — Донна прижалась к нему и указала пальцем на одну из точек. — Видишь? Это горит первая мемория, рожденная под той же звездой, что и я. Рядом с ней — ее муж. Они погибли от солнечного света. Бетельгейз был молод, не смог удержать тучи над королевством, когда Майриор отсутствовал. Он так корил себя… Видишь? — Валентайн не мог сосредоточиться, когда Донна находилась к нему столь близко, и, извернувшись, вырвался. Не успела любимая ничего сказать, как он сорвал цветок, растущий рядом, и протянул его. — Прекрасный, как ты, — выпалил Валентайн, молясь, чтобы длинная туника спасла его от унижения. Донна неуверенно коснулась пальцами сиреневых лепестков, что в лунном свете стали индиговыми, и вскрикнула. От неожиданности он уронил подарок в сточную канаву дороги. Донна смотрела на собственные пальцы. На мраморной коже отчетливо различались темные пятна. «Ожог», — понял Валентайн и, осознав ошибку, сглотнул. — Это была лаванда, — прохрипел он, разом утратив голос. Донна подняла голову. Едва ли не впервые за время знакомства Валентайн заметил на ее лице страх. — Лаванда… — повторила Донна, сжимая пальцы в кулак, будто пытаясь сохранить полученную метку. Потом взгляд Белладонны упал на поверженный грязью цветок. Дева, разом очнувшись, выпрямилась, и более ничего, кроме спокойствия, Валентайн в ней не увидел до самого вечера. Только глубокой ночью, уже под утро, он случайно стал свидетелем странной сцены: Донна лежала на кровати, смотрела на шрам и что-то бессвязно шептала. Что именно, Валентайн различить не смог и потому просто лег рядом, намереваясь отдохнуть после мучительных переговоров.***
12 число месяца Постериоры
Валентайн лежал, закрыв глаза, у озера раскаленной лавы и медленно, как обычно ласкают кота на коленях, гладил лежавших рядом саламандр. Жесткие спины, колючие гребни напоминали ему касание оружия. Саламандры пламенели от удовольствия, щекоча пальцы. Редко когда Валентайн мог позволить себе такую роскошь, но сейчас, ощущая непривычную тяжесть во всем теле, он хотел только ленивого забытья наедине с собой. Синаана никогда не выглядела столь безлюдно. Узников бесчисленных клеток ущелья пустили на корм оборотням; осталась лишь Эйя, ставшая единственной «игрушкой» здешней царицы ада. Оссатура опустела, в подземельях остались лишь дети; юг и восток скрывал серый туман. Острова, прибрежные города королевства тоже обеднели: Айвена и Ситри ушли на юго-запад, завоевывать нейтральные архипелаги. Завоевывать? Сумасшедшая повелительница воды хотела попросту уничтожить их. С Ситри они не разговаривали с памятной встречи на дне ущелья, и Валентайн не знал, что ее мучило, хотя слышал разговоры о переменах в Стальном клинке. Причины перемен были неизвестны никому, кроме Айвены. Наама бесчинствовала на землях Хайленда; Валетта, как тень, скрылась в тумане, и никто, кроме ее господина, не знал, где она. Все живое и неживое, предчувствуя победу Майриора Десенто, возвращалось в Синаану, где и было создано много веков назад. Вернуться под крыло королевства получалось далеко не у всех. Майриор приказал истребить жителей пустынь западного материка: вольных кочевников, змей-людей, горные народы, пиратов. Валентайн знал, что Владыка не прощал предательств и помнил о проступке Сёршу всегда. Ситри Танойтиш с радостью выполнила приказ, в одиночку распяв каждого на железных крестах — своим традициям она не изменяла и явно не испытывала угрызений совести за уничтожение дальних родственников. Валентайну было все равно. Он полностью погряз в мечтах о завоевании Анлоса и забыл даже о своей ненависти к Майриору. Наконец Они понесут кару! Возмездие. Как давно Валентайн его жаждал. Совсем скоро он разрушит Хайленд до основания, сожжет всю ложь и двуличие, царившее там. В победе он был уверен. А потом… что потом? Кровь и пустота. Такие мысли терзали Валентайна, когда к нему спустилась, отмахиваясь от дыма, любимая Донна. Донна… Та женщина, что держала его тут долгие годы, твердая, как сталь, храбрая, принципиальная, благородная, беспощадная, безжалостная, убийца! Валентайн мог абсолютно честно сказать, что умер бы ради нее, убивал ради нее, и даже если бы Донна не придавала этому никакого значения, он продолжал бы убивать. Валентайн все делал с бешеной энергией и страстью — и любил ее в том числе. Стройная фигура, успокаивающая речь, острый и жесткий ум, обезоруживающая логика, прагматизм и холодная голова. Это все его любимая Донна, единственный… человек, к которому он прислушивался. Сейчас на ней не было доспехов. Сейчас она была просто женщиной. Легкая туника обтягивала ее тело — тело статуи, на которое Валентайн покушался только в мыслях. — Все истлело, — произнесла Донна, присаживаясь рядом. Голос звучал устало. — С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил Валентайн, разом вырвавшись из мыслей о будущем. Донна закрыла глаза и коснулась белой рукой груди. — Так тяжело внутри, — сказала она. — Раньше там было сердце, потом — ничего, а сейчас — ужасающая тяжесть. Валентайн вспомнил: Донна стала первой жертвой любопытства Короля. Майриору было интересно, сможет ли она остаться живой без сердца… потом решил, что рабам оно не нужно. Все Клинки лишились главной мышцы, отвечающей за проявление волнений. Только он, Валентайн, не прошел традиционный обряд. Если подумать, он не получил и официального титула. Всего лишь лорд. — Я иногда думаю, — вдруг сказала Донна, — что будет, если меня убить? Воскресну ли, как вы? Или исчезну, как должна? Я не мемория, моя душа едина и не отмечена звездой. Я не проклята, как Ситри. В груди нет даже тумана. Я родилась самой… обычной. — Принцессой, — напомнил Валентайн, гладя ее по ладони. Алебастровая кожа поражала мягкостью каждый раз. Донна, не отрываясь, смотрела на лавовые озера. — Что если я прыгну туда? — отстраненно произнесла она. — Я прикажу лаве застыть, — нахмурившись, выпалил Валентайн. Любимая, повернувшись в нему, улыбнулась. Эта улыбка! Она полностью меняла ровное и гладкое лицо убийственной мадонны. По ущелью пронесся вой Эйя — Ситри вернулась с юга. Валентайн вздрогнул. — Пойдем отсюда, — сказал он. Каждый в Синаане получал свою долю адских мук. Поднимаясь по древним ступеням бесчисленных переходов, Валентайн вспомнил первую фразу, сказанную Донной. — Все истлело? — повторил он, подавая любимой руку. — От Аливьен-иссе до Анлоса, — сказала Донна, чуть сжав его ладонь. — Наама повеселилась на славу. — Наама! — гневно выпалил Валентайн. — Я окатил бы ее лавой. — Она всего лишь выполняла приказ. — Очередной глупый приказ!.. — Не такой уж и глупый, — невозмутимо заметила Донна. — Все укрытия империи сожжены, мемориям негде прятаться, наша армия пройдет свободно. Что до моральной составляющей, она волнует немногих, особенно во время войны. Чтобы что-то защитить, нужно быть безжалостным. Они свернули на лестницу, ведущую на юго-запад. Чьи-то кости хрустели под их сапогами. — А в перспективе глупый, — резонно сказал Валентайн. — Мне ли говорить тебе о перспективе? Ты прекрасно знаешь, что он уничтожит все, включая нас. Мы боремся за пустоту. Адский жар сменился пленяющей могильной прохладой их земель. Километры, мили кладбища, мрамора, последнего островка древней Синааны. В прозрачных кислотных озерах плавали инферналы, мученически протягивающие руки к своим хозяевам, и как только они это делали, старый бес-надсмотрщик колол их трезубцем. Неслышно несла свои воды река Стикс, оканчивающаяся черным лесом, в котором завывали баньши, встревоженные пролетающим мимо ифритом. По краям дороги ровными рядами рос амарант. Луга справа, на которых паслись кошмары, скрывал туман, и только дорога, изгибающаяся от могильных плит, была видна в нем да красные цветы амаранта. Слева же гулял ветер. Валентайн и Донна медленно ступали по старым плитам дороги. Они любили каждую частицу своего маленького мирка и заботливо охраняли от любых посягательств. Быть бы им Темными королем и королевой! Тогда, может, мир был бы совсем другим. Но, увы, испокон веков Королем и Королевой были Майриор и Сиенна Чарингхолле. — Все уходит, — прошептала Донна. — Все исчезает, обращается в пепел, в прах, и только память хранит отголоски прошлого. Память, заложенная в этом мире. Ничто не исчезнет без следа, все сможет воскреснуть. Не волнуйся об этом. Это не конец мира, как ты думаешь. — Но что мешает ему изменить эту память? Что мешает уничтожить саму суть мира? — грустно сказал Валентайн, и тьма охватила их обоих, как плащ, и скрыла.***
13 число месяца Постериоры
Утро не наступило. Холодная багряная луна освещала пепельную пустошь, простиравшуюся до самых западных гор. Воздух был насыщен запахом гари, кое-где над холмами из пепла и обгорелых останков поднималась тонкая пелена дыма. Безрадостный пейзаж состоял из смешения двух цветов — серого и черного, и лишь одного запаха — запаха смерти. Армия Синааны выступила в поход через горы. Воины заполнили подземные переходы под толщей земли, двигаясь в полной темноте и молчании: лишь подкованные железом сапоги гулко впечатывались в камень, скрипели сочленения доспехов да терлись о крепкие бедра ножны. Позади пеших воинов тянулись колесницы с запряженными в них толстошкурыми неповоротливыми ящерами, что везли части орудий и осадных башен. За повозками вели за повод лошадей в жестких попонах с нашитыми на них медными бляхами. С их седел свисали колчаны, полные стрел. Летучие твари, покинув горные карнизы у пещер-гнезд, летели по воздуху, скрываясь до некоторого времени высоко в толще грозовых туч. Чудовища, которых не могли принять туннели, топтали тропы, проложенные по земле и снегу разведчиками, что шли с передовыми отрядами, координируя передвижение всей армии. Майриор Десенто стоял на выступе отрога горы, глядя на то, как собираются в единое войско выходящие из пещер, прибывшие по воздуху и по земле отряды. Его плащ развевался по ветру и сверкал подбоем. На лице застыла победоносная улыбка. Да! Сегодня он стал единственным истинным источником света, и не оказалось никого, кто бы его отражал — это говорил весь вид Короля. Впереди застыла армия, воины Синааны приветствовали монарха криками и рукоплесканием. Справа от него стояла Валетта, слева — Айвена. Обе леди держали Майриора за руки. Валентайн с любовью глядел на пустошь, где ровными рядами стояли легионы его солдат, облаченных в непроглядно-черное, как он сам. Шлемы горели, ловя свет от Короля, искры тлели на наплечниках и тассетах. На латах горел знак Синааны: луна, охваченная призрачным пламенем. Это дети его и Донна… конечно, не в буквальном смысле, но они оба отдали армии все свои силы. И вот, наконец, наступило время блистательного представления миру своих трудов. Настроение омрачало только одно: Бетельгейз остался в Золотых палатах, сидеть с сестрами. Валентайн знал, что виновной в отсутствии принца была Римма, не Альмейра. Инколоре-младшую хотелось посадить в клетку, как Эйа. Это избавило бы королевство от многих проблем. Как лорду-оборотню хотелось, чтобы любимый друг стоял рядом в такой момент! Однако единственным мужчиной рядом оказался ненавидимый Майриор. Валентайн кинул на него испепеляющий взгляд и пожелал, чтобы тот не остался незамеченным. — Сколько их? — спросил Владыка внезапно. — Двести сорок семь миллионов, мой король, — ответила Донна. — Двести сорок семь… — повторил Майриор, задумчиво вглядываясь в земли империи. — Что случилось, мой милый? — ласково прощебетала Айвена. — Ты считаешь, что не хватит? Может, стоит отложить поход? — Нет! — вырвалось у Валентайна. Он свою жизнь отдал этому моменту! — Нет. Хватит, — сказал Майриор. — Лета, прекрати меня морозить! — капризно воскликнула Айвена. — Снега могу вызвать поболее твоего. Чуть прихрамывая, подошла Ситри, облаченная в длинный наглухо застегнутый черный плащ. Полуночный рыцарь незаметно посмотрел на нее. Шесть дней прошло с последней «разрядки», и Валентайну казалось, что через пару дней он не выдержит и оприходует первую попавшуюся служанку Золотых палат. Даже тело Айвены, которую он ненавидел, медленно, но верно, начинало манить. Что уж говорить о Донне? Тогда, у Брааса, он едва не сдался под натиском инстинктов. Наверное, перед Ситри стоило извиниться — только как, за что, почему? Танойтиш стояла непривычно ровно. Обычно она чуть сутулилась, но сегодня, будто сняв цепи комплекса, бесстрашно смотрела вперед. Валентайн впервые понял, что у его подруги нос настоящего хищника. И как он раньше не замечал? — Прикажите армии выступать, — негромко сказал Майриор. Донна подняла руку в сигнале. Войны слаженно ударили по щитам, по долине пронесся гул, что стал предупреждением невидимому врагу. Ящеры взревели, задирая рогатые шипастые головы, летуны захлопали крыльями, издавая пронзительное шипение, гигантские горы плоти, одетые в броню, присоединили к общей какофонии свой трубный глас. Армия сделала первый шаг к победе. Валентайн гордо расправил плечи. Момент славы! — Как думаете, сколько из них выживет? — вдруг сказал Король. — Они погибнут ради благой цели, — ответила Донна. — Ради тебя, — прошептала Вейни, устремляя к Майриору прелестное личико. — Валентайн, я спрашиваю тебя, — негромко произнес тот. Лорд-оборотень, не отрывая восхищенного взгляда от черных легионов, ответил: — Это будет смерть истинных рыцарей. — Рыцарей, — закатив глаза, повторил Майриор. — Ну ты же знаешь, — проворковала Айвена. — Он у нас рыцарь! Это слово в ее устах прозвучало как оскорбление; Валентайну было все равно. Майриор снова повернулся к долине. Луна, лаская, отражалась от его волос и кожи. Айвена любовно смотрела в лицо своего Короля, словно упиваясь его великолепием. Валетта также глядела только на Майриора, преданно, не отводя взор. Казалось, весь мир был заключен в ее господине. Было ли дело только в красоте? Мир содрогался от шагов. — Как они быстро передвигаются! — восторженно воскликнула Айвена. — Смотри, они уже у реки! — Хватит жужжать, ты меня бесишь! — рявкнул Майриор. Вейни более не проронила ни слова. — А ты их хорошо натренировал, Валентайн, — вдруг спокойно добавил он. — Эти солдаты идут в бой ради тебя. Они все сделают ради тебя. Казалось бы, какой может быть прок от живых существ… Они мрут как мухи, да, Наама? — обратился он к облаку пепла, пролетавшему рядом. — Они идут ради вас, мой король, — поспешно сказала Донна. — Да бросьте, — отрезал Майриор. — Не для меня. Внезапно левая сторона мира провалилась куда-то вглубь, захлебнулась морской пучиной. Раздался дикий крик, складывающийся из миллионов предсмертных воплей. Черные легионы остановились, задние ряды напирали на передние, давя тех, кто оказался в середине. Впавшие в панику монстры пробивали себе путь к спасению, топча закованных в сталь союзников, сея хаос и смерть. Летучие монстры тщетно искали спасения в высоте, провал засасывал их в себя, так же, как и тех, кто отчаянно цеплялся за земную плоть. Валентайн зарычал, словно горный лев. — Что ты делаешь, сукин сын?! — вскричал он, подняв тщедушное тельце Владыки под локотки, и, увидев лишь безумную победоносную улыбку и далекий блеск звезд в глазах, в ярости кинул его в пропасть. — Майри! — взвизгнула Айвена, бросаясь за ним. Валетта взлетела, поднимая холод и туман, глаза ее засверкали. Бледные, тонкие губы зашептали первую часть проклятия, рука со скрюченными пальцами взвилась над головой, готовясь послать смерть в Валентайна, но Ситри, выскочив между ними, заставила Бесплотный клинок остановиться. Валетта, волосы которой шевелились, как змеи, буквально жгла Ситри взглядом. — Что же ты… — прошептала Донна. Валентайна трясло. Его армия! Его армия! Дело его жизни, дело жизни его любимой! Миллионы их детей канули в соленую воду, он их выкинул, вышвырнул из жизни с той же легкостью, с которой растоптал бы цветок или раздавил бы жука! Ненависть холодком поднялась из неведомого места, о котором Валентайн не знал, ибо до этого момента ненависть была горячей и страстной. Он видел его смерть. Он крошил череп, отрезал части тела по кусочкам, выдавливал глаза — за годы, прожитые в Синаане, Валентайн узнал, как убивать со вкусом! С замиранием сердца он наблюдал, как из провалов вытаскивали выживших, пытались оживить умерших. Тщетно. Одна четвертая его детей погибла, и Валентайну казалось, что он сам их убил. Мысли путались. Половина его существа хотела отомстить, а вторая половина горевала по умершим. К глазам подступили слезы, но он прогнал их, как заразу. Начищенные до блеска белые туфли ступили на выступ. — Что ты сделал?! — прорычал Валентайн. — Если бы я оставил их, конец сражения был бы предсказуем, — ответил Майриор и исчез. Наверное, он решил наблюдать за битвой с другого места. Валетта, с ненавистью взглянув на Валентайна и следом — на Ситри, поднялась в воздух и полетела куда-то на север. — Ты будешь его защищать?! Ты будешь его защищать?! — внезапно заорал Валентайн, вцепившись в ни в чем не повинную Айвену и тряся ее, как тряпичную куклу. Повелительница воды снова завизжала. — Возьми себя в руки! — повысила голос Донна, но даже она не могла успокоить боль, пронзавшую Валентайна. Наама, странно сверкнув напоследок, исчезла в пепле. Знакомая картина! — Ты будешь его защищать? — внезапно зашипел полуночный рыцарь, уже с угрозой. — Ты и дальше будешь оставаться его подстилкой, жалкое создание? Ты не видишь, какой он?! Благородный? Сын бога, который не смог сдержать себя, и жалкой шлюхи — вот он кто! И да, я могу такое говорить о нем! Айвена сдавленно пискнула. — Отпусти ее! — в один голос выкрикнули Ситри и Донна. Одна — из ревности, вторая — из благоразумия. Валентайн разжал руки. Ему почему-то хотелось смеяться. Он был уверен, что Майриор слышал его. Донна вбежала на край обрыва и протянула вперед руку, показывая, чтобы армия двигалась дальше. Вода медленно уходила с сожженных равнин, унося с собой пепел, горелую древесину, щиты и шлемы, кости и тела, не желавшие покидать этот мир. Все вокруг пронзилось равномерным топотом бесчисленных ног, идущих на север. Они придут туда вечером сегодняшнего дня, и Анлос захлебнется во мраке и крови. Айвену, все еще находящуюся в состоянии крайнего потрясения, переходящего в бесчувствие, увела в шатер Ситри, которой, по чести говоря, были несвойственны такие альтруистические порывы. Но Валентайн о том не думал. Он сидел на краю обрыва, уткнувшись лицом в ладони. Донна стояла рядом с ним, о чем-то думая. — Я убью его, — внезапно сказал Валентайн. Он поразился собственному спокойствию. Донна осторожно села рядом. — Посмотри, — он обвел рукой пепельный простор. — Наша армия поредела ровно на четверть. Все наши старания пожрал океан. Он сумасшедший. Сумасшедший не должен быть Властелином мира. Я убью эту гниду. — Как? — Он не бессмертный, — прорычал Валентайн. — Он не Бог, чтобы быть бессмертным, черт бы его побрал! — Ты тоже. — Мне плевать! Донна! Ты говоришь так, будто тебе все равно! — Мне не все равно. Я просто хочу попросить тебя быть благоразумным, хладнокровным. Ты вечно все делаешь на горячую голову. — Хладнокровным? — не поверив, воскликнул Валентайн. — Как я могу быть хладнокровным?! Он убил их, ты понимаешь это? Он убил моих солдат как последнюю светлую падаль! Наплевал на мои труды! И на твои тоже! — Зачем ты его скинул?! — Я вырвал бы ему кишки, если бы мог, — не задумываясь, выпалил Валентайн. Донна прикрыла синие глаза. — Он тебя уничтожит. — У меня осталась армия, — прошептал Валентайн, кажется, немного успокоившись. — Я раздавлю его. — Как? Дорогой, ты слышишь себя? Он создал этот мир. Даже если Майриор — полукровка, о чем мы точно не знаем, он создал Мосант. Это факт. Мы все — всего лишь его слуги. Ты не сможешь победить. Прими это, пожалуйста… — Я отказываюсь быть слугой. Я не собираюсь выполнять его приказы. Все идет к разрушению, к эре апейрона, и если только у меня хватит смелости противостоять Майриору, то я буду противостоять в одиночестве. Донна некоторое время молчала. — Ты никогда не будешь один — я твоя. Но прошу тебя, дождись захвата Хайленда. Может, что-то изменится. Посмотрим, как лягут карты… — Мы можем поговорить с другими. Может быть, Лета вспомнит, от чего уходила. Или Ситри… Взгляд Донна потемнел: зрачок совершенно поглотил синеву. — Валетта? У нее дочь от Майриора! Наама? Ее разум давно в огне, Айвена совершенно сошла с ума! Бетельгейз не станет выступать против отца! — Ситри точно не откажет. Валентайн схватился на щеку. — Если ты думаешь, что я ничего не знаю, — холодно сказала Белладонна, — то это не значит, что я действительно не знаю. Идиот. Полуночный рыцарь остался один на обрыве. — Я мог бы заключить союз со Светом, — прошептал Валентайн, глядя на Анлос, застывший в далеко впереди, — но дорога туда закрыта навсегда. Он приподнялся и, думая о чем-то своем, медленно побрел наверх, к шатру.