11 число месяца Постериоры, Анни де Хёртц
Анни сидела на подоконнике и рисовала, прислонившись к стене. Рамы были открыты, впуская удушливый лавандово-мятный воздух. Каждый полдень она проводила наедине с альбомом. Коралловый карандаш скользил по белоснежной бумаге, набрасывая лепестки; темно-красный, как кровь, уточнял их границы и тени; глубокий синий, смешиваясь с зеленым, затемнял стебли и листья. Эти цветы росли в саду у фонтана, у самой стены, одиноко в тени, но этим и привлекали. Яркие, словно лакированные, тщательно постриженные кусты в центре ее не интересовали. Комната, довольно большая и аскетичная, находилась на третьем этаже. Поселившись в ней, Анни весь следующий день посвятила глобальной чистке помещения. При этом она заметила, что кто-то в нем жил совсем недавно и этот кто-то явно в спешке собирал свои вещи. Скорее всего, Мару выгнала кого-то неугодного в более скромное жилище. Цветные занавески, безусловно красивые, были выброшены без мук совести; ковер Анни сложила у стены, рассчитывая вскоре избавиться и от него − как иначе она будет скользить по полу? Под кроватью обнаружились богатые залежи ниток для вязания, и Анни, не испытывая особого желания их использовать, ночью оставила коробки с ними на улице. Едва ли не единственным, что де Хёртц решила использовать, оказался набор из трех альбомов, карандашей, хаотично разложенных в пенале, ластиков и прочих нужных и приятных сердцу вещей. В спальне было два окна, на север и на запад, из-за чего в помещении всегда стояла полутьма (потому Анни выбросила занавески), но дело легко исправлялось свечами и люстрой, которую она вечерами зажигала всполохом пламени. К западному окну также прилагался балкон с видом на сады Анлоса. Северное окно, к сожалению, зарешеченное так капитально, что ни один Клинок не смог бы пролезть беззвучно, показывало только северные пики. Иногда Анни тоскливо изучала открывшиеся пейзажи, иногда нежилась под солнцем на балконе, иногда лежала на подоконнике, подложив под альбом книгу и вооружившись набором карандашей. Дни проходили ужасно скучно. Вставала Анни рано, примерно в четыре утра, с первыми лучами солнца. В это время город был неизбежно пуст. Она гуляла по улицам Анлоса, по садам, рассеянно слушала пение птиц, шепот листьев, сверчков, журчание фонтанов — просто наслаждалась свободой. В семь возвращалась. Она поняла, что лучше не привлекать внимание и что разговаривать с кем-то — опасно и бессмысленно. Умыкнув что-нибудь с кухни, желательно побольше, Анни приходила обратно в комнату, где читала, рисовала и занималась прочими убивающими время занятиями. К часу наступала ужасная жара, и де Хёртц ложилась спать. Странный распорядок дня, подобный был ей не свойственен, однако после ночлега в гарнизоне у гор Анни постоянно клонило в сон, а солнечный свет внушал практически физическое отвращение. Она просыпалась под вечер, часов в восемь. Снова чтение или рисование, уже с видами из северного окна, после захода солнца − очередная одинокая прогулка до полуночи. И, наконец, короткий сон. Анни ни с кем не дружила, не разговаривала, не знакомилась, и это стало бы раем интроверта, если бы она им была. Анни остро ощущала свое одиночество, но никому не могла довериться. Изредка приходил Лиссандро, разлука с которым делала жизнь совсем уж невыносимой. Лучший друг совершенно забыл о ней. Раньше они играли, дурачились, болтали, дразнили остальных, иногда в шутку дрались — теперь единственным компаньоном Анни стала совесть. Позавчера Лиссандро покинул столицу, отправившись к новой границе империи — восточным горам. Кестрель она не видела со дня, когда бывший комендант Палаис-иссе ругала Анни за ее побег, который та не смогла даже объяснить. Кончилось все тем, что Кестрель просто заплакала на ее плече от облегчения. Сердце Кесс было слишком большим для жизни в империи. Единственный лучик теплоты. Анни лишилась даже его: Кестрель забрали на войну на следующий день. Печальный опыт знакомства с местными жителями начался с того, что Анни, полная радостных надежд и начинаний, спустилась в сад под окном и стала ждать. Спустя десять минут страждущего разглядывания каждого проходящего мимо лица, что появлялись на удивление нечасто, к ней на скамью села редкостной красоты рыжеволосая женщина в пышном белом платье (Анни назвала ее невестой), и де Хёртц оживилась. — Привет. — Кэтрин, — вместо приветствия ответила женщина, но добавила: — Здравствуй. — Анна. — Из Палаис-иссе? — приподняла бровь Кэтрин. Кого-то она напоминала… Неудачно. — Да… — заподозрив неладное, осторожно ответила Анни и, решив поменять тему, спросила: — А почему в парке никого нет? — Все на заданиях, — ответила Кэтрин, пристально изучая ее, отчего Анни стало неловко, и она начала молоть чепуху. Жгучие карие глаза смущали ее. Новая знакомая будто видела ее насквозь, от души до исцарапанных коленок. — А почему ты не на задании? — Я всегда на нем, — строго произнесла Кэтрин. — Я целитель. Не очень-то Кэтрин была похожа на доброго врача, но за неимением выбора в собеседниках Анни решилась продолжить. — И что же, тут совсем не веселятся? — простодушно спросила она. — Веселиться?! — вскричала Кэтрин, чем ужасно напугала Анни. — Веселиться! Как будто нам тут есть время веселиться! Мару! Забери эту ненормальную! Они совершенно не похожи — не трать мое время больше! Подошла явно не чудом появившаяся рядом Мару и, подхватив оторопевшую Анни за локоть, извинилась, сказала, что та новенькая, ничего еще не знает, и не надо, леди Аустен, так злиться, пойдите, отдохните… И на ушко Анни добавила, что Кэтрин — какая-то там родственница леди Астреи, что леди просто села вздремнуть и не стоило отвлекать ее глупыми разговорами. Анни ощутила себя абсолютной, беспросветной идиоткой. Это было обычное чувство в присутствии Мару. Мару, что девушку несказанно удивило, жила не в центральном замке, а в одной из башен вокруг — в той, где располагалась библиотека. Иногда Анни видела Мару в окне (после этого де Хёртц сразу исчезала из своей комнаты хоть куда-нибудь), но в коридорах — ни разу. Это, однако, не убирало странного чувства, что за ней постоянно следят: и в замке, и на улице, и в собственной комнате, так что теперь она понимала истинное предназначение занавесок. Анни казалось, что каждый ее шаг и поступок становятся предметом шуток и обсуждений, закапывающих девушку все глубже и глубже на дно здешнего социума и, заодно, закапывающих саму ее жизнь. Лиссандро и Кестрель взяли в разведчики, но к Анни по этому поводу никто не приходил. Это несколько задевало гордость, но в то же время Анни, если честно, никуда не хотела уходить из столицы после встречи с Валеттой. В этом она не признавалась даже себе. Да и не только после встречи с Валеттой. Столько лет она пребывала в священной уверенности, что находится в полной безопасности! Что никогда не впадет в неизвестность, никогда не растворится в пустоте. Она панически боялась умереть. Но одно дело умереть в бою, а другое… Понимание пришло внезапно. Это случилось спустя три дня, как она оказалась в столице. Анни до сих пор не хотела вспоминать тот вечер. В шесть часов, проснувшись от шума, она выглянула на улицу и увидела большую толпу, собравшуюся в парке. Смуглая женщина в когда-то богатой, яркой, но теперь выцветшей одежде, на руках и ногах которой сверкали металлические кандалы, стояла на коленях посередине. Рядом, как палач, колоссом застыла Десница — силуэт леди Сёршу узнавался всегда. Она что-то говорила, но Анни не разобрала ни слова — окно было закрыто. В башне напротив, в комнате Мару, виднелась рыжая голова леди Кэтрин, коршуном застывшей над жертвой. Сама Мару стояла внизу. — Что они собрались д… — недоуменно начала Анни, и тут все вокруг: и ее комната, и парк, и замок, и небо, и воздух — все взорвалось призрачным ярко-голубым светом. Анни замерла. Жертва извивалась под потоками пламени; про ее крики Анни старалась не думать и поблагодарила себя, что не открыла окно. Она впервые видела призрачное пламя — почему оно показалось настолько знакомым? Да и сама сцена удивительным образом что-то напоминала. Леди Кэтрин напротив резко пошевелила рукой — безымянная девушка, застыв на пару секунд, упала на землю. Ее звали Фейсидора Танойтиш, и она умерла, потому что правительница заподозрила ее отца в предательстве. Карандаш в руке сломался. Анни выругалась. Он был последним. Придется искать новый. Наверняка у Йонсу в библиотеке завалялся лишний. Анни со вздохом накинула рубашку на плечи и пошла к выходу. Не очень-то ей хотелось выбираться из укрытия лишний раз. Дверь чуть щелкнула, когда она ее открыла. Там стояла женщина. Сначала Анни испугалась, что это Мару, но это оказалась Йонсу. — Привет. Я могу войти? — Конечно, — разрешила Анни и панически оглядела комнату — нет ли беспорядка? У стены ровными рядами стояли шкафы, полные книг и мелких безделушек, которые новая хозяйка никак не могла разобрать. У северного окна находилась большая двуспальная кровать, все еще не заправленная, напротив него — камин, который Анни сама зажигала ночами. Посередине спальни стоял широкий диван, усыпанный подушками. Йонсу подхватила с пола одну и аккуратно положила на место. — Знаешь, тебе очень повезло. Большинство живет по двое-трое и не в таких больших комнатах. А ты одна. — Можешь переселиться ко мне, — не подумав, сказала Анни. Йонсу весело рассмеялась и села на диван. При взгляде на нее почему-то становилось светло на душе. Анни почувствовала, что начинает сама собой улыбаться. В последнее время не так часто находились поводы для улыбок… — Не думаю, что это хорошая идея! Я разговариваю во сне. Вдруг скажу что-то не то, а ты всем разболтаешь? — Значит, живешь одна, — сделала вывод Анни. — Я бывшая фрейлина. Разумеется, у меня своя спальня. После смерти кронпринца я нечасто там появляюсь, — немного другим тоном добавила Йонсу. Анни опустила глаза. — Мы утратили главный щит империи. Никто не понимает, как важен человек, пока он рядом. Без Михаэля тяжело. Деснице пришлось обратиться ко мне. Я уже не фрейлина, я воин. Неофициально, но все же. Теперь не сижу в замке, теперь наблюдаю разруху на границе. Пять дней назад была в Рейнир-сум. Они практически вытащили его из моря, Анни. Охраны пока нет. Я сидела там, считала тела и плакала. Айвена просто утопила этот город, а потом заморозила. Валетта подходила к каждому. Она всех пожирала. Теперь это мавзолей. — Переправы? — сдавленным голосом произнесла Анни. — Сожжены. Наама хотя бы не пожирает души. Отряд, посланный в Палаис-иссе, разбили полностью, выжили лишь трое. Ты, наверное, слышала. В ущелье остались лишь стальные пики. Это все происходило полторы недели назад. Знал бы Михаэль, к чему приведет его попытка всех переиграть, может, передумал бы? — произнесла Йонсу, смотря на Анни в упор. О его смерти было не принято говорить, как и о завоевании долины Нойры — Анни приняла правила жизни в Анлосе и молчала. Гибель единственного прямого наследника леди Астреи, ее опоры и поддержки, главного военачальника, заставляла задумываться о худшем. Правители не могли допустить волнений — был запрещен даже траур. Похороны тоже не состоялись. Мару улыбалась, как и ранее, и только некоторые говорили, что глаза вдовы Михаэля уже не блестят по-прежнему. Твердили и о том, что она ждет ребенка, у которого никогда не будет отца. Ходили слухи, что только беременность Мару заставила Астрею Аустен оставить вдову в замке. Правда терялась в океане сплетен. — Не знаю, — дрогнувшим голосом ответила Анни. — Мы ведь не знаем, чего он хотел добиться, верно? — Да, пожалуй, — Йонсу помолчала. — Ты ни разу не видела его? — Анни помотала головой. — Вы очень похожи. Думаю, поэтому Мару взяла тебя с собой. Одинаковый цвет глаз, кожи, и даже улыбки похожи. Только он был блондином, а ты темненькая, как шоколадка. Помню, он один раз в похожий цвет перекрасился. Сказал, что надоело в зеркало смотреть, — она засмеялась. — Михаэль вечно находил повод для скуки. И ты теперь тоже сидишь скучаешь. Пошла бы, познакомилась с кем-нибудь. Будто мало парней по улицам ходит. Анни порозовела. — Я не хочу, — пробурчала она. — Они мне не нужны. От них одни проблемы! — Йонсу удивленно захлопала ресницами и вдруг хихикнула. — Что смешного?! — Ты так отличаешься от… меня, — прозвучал туманный ответ, который, по мнению Анни, ничего не объяснил. — Это даже забавно. Ох, совсем забыла, зачем пришла! У меня сегодня праздник, Анютик, — Йонсу расплылась в улыбке, а де Хёртц догадалась: — День рождения? — Да! Но не будем говорить, сколько мне исполнилось, иначе умру со стыда! И вот, я подумала… Почему бы нам не устроить пикник? Из моих друзей в столице осталась только ты, правда… Ничего, нам будет весело и вдвоем, уверена. Анни была тронута. Ее назвали другом. — О подарке не беспокойся, — добавила Йонсу. — Самым главным подарком станет то, что этот день рождения я справлю, наконец, не одна. Сходим на песчаный берег второго притока Сёльвы, там бьют горячие источники, можно искупаться. А жара-то какая! Принесу пирожные, свежие соки, нарежу бутербродов, апельсиновый салатик, запеку яблоки с корицей! И да, я вижу, что ты уже согласилась. Можешь не делать вид, что в раздумьях. На Йонсу не получалось злиться. Ее душевная щедрость, тепло, эстетичный внешний вид заставляли Анни забыть тот факт, что ею безжалостно манипулируют и не дают сказать слово. Но как можно было вступать в словесную перепалку, если впереди маячила перспектива вкусно пообедать? С Йонсу не хотелось думать о плохом. Ее оптимизм заражал. — Я не делаю вид, честно! Через сколько мы встретимся? Полуэльфийка кинула взгляд на пейзаж за окном. — Идем сейчас. Ты одета? Тогда пошли, — протараторила она и дернула Анни за руку. Не успела де Хёртц сказать слова, как ее потащили по коридорам и лестницам. Они шли тайными путями, которые Анни не знала, и оказались за крепостной стеной уже спустя три минуты. В лицо ударил теплый южный ветер. Вне города было куда свежее. Она глубоко вдохнула и зажмурилась от удовольствия. Никакой надоедливой мяты и лаванды. Если бы она знала, что существует другой выход из столицы! Тогда Анни сбежала бы из Анлоса давно. В пятистах метрах к западу протекала река: она спускалась с гор мимо горячих источников, соединялась с ледяной речушкой и впадала в Сёльву. Тропинка к ней проходила сквозь старый фруктовый сад, давно заброшенный. В листве лазили мыши, сквозь кусты продирался горный зубастый кролик. Только тут Анни осмелилась протянуть: — А как же… пирожные? — А? — рассеянно отозвалась Йонсу. Руку она не отпускала. — Ты обещала пирожные. И печеные яблоки. Ее жалобу, кажется, не услышали или не придали ей значения. Ливэйг обернулась через плечо. Создавалось впечатление, что она от кого-то прячется. — Что-то не так? — Просто… предчувствие, — Йонсу была напряжена. — Моя сила позволяет видеть изменения заранее. Проще выражаясь, дар предсказания. Ничто не происходит внезапно, всегда есть причина, и я видела возможные причины некоторых событий. Но, кажется, они миновали. Я не уверена… Передумал он или нет?.. Чертов пижон истеричный… Анни почувствовала укол зависти. — Дар предвидения, — протянула она. — Круто. Я бы хотела такой. — В нем нет ничего хорошего! Половину увиденного я не могу изменить! Представь, какого это: знать, что кто-то умрет, и наблюдать за дорогой к гибели! Мне было бы проще быть бессильной. Пошли быстрее. Деревья вдруг кончились, и тропинка стала мостиком, проходящим через реку. Подруги остановились. На краю мостика сидела Мару и болтала ногами в воде. Она смотрела на внезапных гостей не без удивления. Под мокрым платьем отчетливо проглядывал купальный костюм. — Бездна ее дери, — пробурчала Йонсу и сказала громче: — Добрый день, кронпринцесса! Почему-то на лице леди не оказалось привычной маски теплоты и обходительности, да и глаза теперь больше напоминали два колючих граненых камня, нежели маленькие моря. Она переводила их с Анни на Йонсу и мрачнела с каждой секундой. — Куда вы собрались? — наконец, сказала Мару. Голос ее остался прежним. Ливэйг, в отличие от нее, самообладанием не отличалась. — На пикник. У меня день рождения, и я хочу его провести с друзьями, — едко ответила она, сжав руку Анни. — Поздравляю. Она никуда с тобой не пойдет! — внезапно выпалила Мару. Логику разговора понять не удалось. Скорее всего, он назревал давно. — Она останется здесь, со мной. Хватит. Мне это надоело. Даже сейчас не можешь оставить нас в покое! Анни ничего не поняла, однако интуиция подсказала, что проблема в отношениях между ними довольно серьезная. — Ты серьезно? — Йонсу будто не могла поверить в услышанное. — Света ради, Мару! Я никогда… О чем ты только думаешь! Я никогда его не поощряла, я никогда с ним… Ты не могла оскорбить меня сильнее другим способом. Если он что-то испытывал — я ни при чем. Он был кобелем с рождения. — Ты смеешь мне лгать? — слова произнесли с таким холодным бешенством, что Анни решила не влезать в разговор. Чужие эмоции мучили ее. Она подумала, что не смогла бы провести с Йонсу больше часа. Общение с Мару представлялось еще большим испытанием. Полуэльфийка не скрывала настроения, не создавала ненужных тайн, но как теперь разговаривать с Мару, зная, что она может мысленно проклинать с вежливой улыбкой на губах? — О чем ты? Анни сжалась на месте. Параллельно девушке стало очень стыдно, что Йонсу защищает ее в сложной ситуации. В самом деле, она же не маленькая девочка? Зачем ее опекать? Выставляет ее дурой перед другими! Анни сердито вырвала руку — Йонсу кинула на нее возмущенный взгляд. Возможно, Анни услышала бы некое обвинение и в свой адрес, но Ливэйг интересовалась другой собеседницей. Мару, явно торжествуя, заявила: — Твоя первая ночь в Анлосе закончилась удивительным образом. Думала, я об этом не узнаю? Будь благодарна Селесте Ленрой. Повисла пауза. Ожидаемый для всех взрыв негодования не произошел. «Правда, что ли?» — подумала Анни и с интересом взглянула на стоящую рядом полуэльфийку. Ответ был страшен. Расплавленные в зазеленевших очах злоба, неверие, унижение обожгли Анни. Она отступила на шаг. Ей показалось, что Йонсу ударит ее. Однако этого не произошло. Ливэйг в молчании развернулась и спустилась с моста, после чего скрылась под сенью фруктового сада. Анни чувствовала себя прегадко; леди Мару наоборот, лучилась самодовольством. — Хорошая подруга. Едва не выместила всю злость на тебе, — заметила она, и Анни, помрачнев, согласилась. — Сядь сюда, пожалуйста. Есть разговор. Анни, чувствуя себя по меньшей мере неудобно, села рядом с леди. Она не знала, что сказать. Мару решила проблему просто. — Будешь? — она протянула ей ладонь, полную темно-красных ягод. — Что это? — Малина. Малину Анни видела только на старых фотографиях или словом в книге. Любопытство взяло верх, и, помучившись пару секунд, она взяла одну и съела. Вкусно. Но непонимание происходящего только усилилось. — За рекой их полно. Там ягодный сад, но сейчас туда не боюсь ходить лишь я. Да и, по правде говоря, никто не хочет, трусливые подвальные крысы, — с легкостью осудила она. — Вы говорили, что за стены замка выходить нельзя. — Правила созданы, чтобы их нарушать. Тем более, это делаю я. Кто меня накажет? — сказала Мару, завязывая мокрые волосы в тугую косу. — Я не собираюсь погибать взаперти. Анни не нашлась, что ответить. На нее волнами накатывала застенчивость вперемешку с ненавистью. Она ненавидела ее за то, что Мару свободна и лишает свободы других. Она ненавидела ее за красоту, за обаяние, за… двуличие? Да, Анни отчетливо чувствовала паутину застарелого вранья вокруг собеседницы, ее маску и неискренность во всем. И она ненавидела ее за то, что эта маска вкупе с обаянием действует на нее. Мару рассорила ее с единственной подругой в столице. Как отвратительно показывать мнимое радушие и участие! Обвинения двигались от частного к общему. Перед ней сидит убийца. За полторы недели Анни отчетливо это поняла. Скольких же вдова кронпринца обрекла на смерть? Она даже не плакала о потерянном муже и наверняка использовала его, чтобы стать помощницей правительницы западных земель Мосант. Анни стало очень обидно за человека, которого она никогда не знала. — Леди Мару… — Мару, — поправила та. Анни почему-то покраснела. — Для тебя Мару. Но только когда мы одни, — собеседница снова улыбнулась и повернулась к корзинке, полной ягод. Ее улыбка убивала. Анни вообще не понимала, как она может улыбаться после случившегося. Предположим, ей плевать на чувства Йонсу, но как же смерть мужа? Может, Мару и не любила его вовсе? Ужасные слухи ходили вокруг судьбы принцессы Сэрайз. Кто-то говорил, что невинное дитя закололи, кто-то — что ребенка сожгли заживо, кто-то — что залив Сэйонсу поглотил тело девочки. Слухи пресекались волей Сёршу, но продолжали существовать в виде тихого шепота стражи. Обычные люди не осмеливались обсуждать правящую семью. Де Хёртц ловила слухи, но не присоединялась к обсуждению. Увиденная однажды казнь, казалось, совершенно сломала бунтарство. — Мару, — Анни собралась с силами, — о чем ты хотела поговорить со мной? Мару ничего не ответила. Некоторое время над мостом звучало лишь журчание реки. Анни лихорадочно обдумывала ситуацию, в которую попала. Где она совершила ошибку? Находясь в столице, Анни старалась не привлекать к себе внимания. Причина могла быть только одна, в нее не хотелось верить. Исчерпав спасительные идеи, она сказала: — Лисси и Кестрель тоже не удержали Палаис-иссе, но они на заданиях. А я — нет. — Тут я постаралась, — призналась Мару. — Напомни… Напомни, что ты делала, когда Бесплотный клинок на тебя напала? Анни начала зло ковырять камень, выпирающий из общей кладки моста. — Стояла и трусила, — выпалила она внезапно. — Именно. А мне бы не хотелось потерять… еще одну стражницу. Лиссандро и Кестрель стали бы драться с ней. Лиссандро не так молод, как ты думаешь. Уверена, Кестрель рассказывала тебе о поисках принцессы Кэтрин Вилариас. Лиссандро был одним из тех, кого послали вернуть Кэтрин. Он сражался со многими, его заслуги несомненны. Если бы он еще умел держать язык за зубами… Тогда бы не оказался на границе, где живут одни полудикие племена. В Палаис-иссе ссылались только ненужные стражи. Кестрель виновата перед правительницей. Думаю, ты знаешь причину. Анни моргнула. Причиной являлась Китти. — А… Вилен? — сипло спросила де Хёртц. Мару выпрямилась и расправила плечи сильнее. — Эдгар Вилен, — непривычно сухо ответила она, — был наставником принца Валентайна, сошедшего во тьму. Он был с ним в тот день, когда это произошло. Мы стерли ему память. — Офелия? — Слуга Валентайна. Не выполнила обязанности подобающим образом. Что она знала и скрывала? Леди Астрея была очень зла на нее. — Он отрубил ей голову! — А ты, — глаза Мару сверкнули красным, — всего лишь молодая мемория, которая не умеет ничего. Ты не подготовлена к войне. Храм отказался тебя принять, потому что во время испытания ты не могла сидеть на одном месте. Думаю, ты даже не поняла, что это было испытание. Помнишь историю, когда случайно оказалась заперта за железной дверью? Вместо того, чтобы расплавить, ты кричала и барабанила в нее. Анни вдруг захотелось заплакать от осознания собственной никчемности. Параллельно она еще больше разозлилась на Мару, относящуюся к ней как к очередной рабочей единице. А если рабочая единица непродуктивна… — Я должна буду сидеть тут до конца этого мира? — ядовито спросила она. — Ты будешь тут сидеть, пока я не прикажу сделать обратное, — отчеканила в ответ Мару и, больше не говоря ни слова, ушла на западную сторону реки. Анни, взбешенная донельзя, вскочила и побежала к Анлосу, глотая жгучие-жгучие злые слезы. «Прикажет»! Она не собиралась выслушивать чьи-то приказы. Как они ей надоели! И люди, и стены, и бессмысленные ограничения, обязательства перед всеми! Анни замерла на середине дороги. В голове ее возникла неожиданная идея. Мару нет в столице. Никто не видел Анни, когда она выходила из города — спасибо Йонсу! Вспомнив случившееся, де Хёртц неуклюже помялась на месте. Ее почему-то начала мучить совесть. Это маленькое обстоятельство окончательно уверило ее в правильности решения. Показав язык главным воротам, Анни развернулась и побежала дороге, ведущей на юг.***
12 число месяца Постериоры
— Как мило, — скривилась Анни, трогая пальцем склизкую поверхность камня. Вот уже полчаса она не могла найти место, чтобы наконец присесть. Везде, везде были эти отвратительные водоросли. Везде была мерзкая морская вода, от которой Анни чесалась. Если дождь она, тихо ненавидя, могла вытерпеть, то морскую воду — никогда. Вчера ей повезло: торговец мясом даже не понял, что в повозку кто-то залез. Анни, болтая ногами, разглядывала пейзажи и таким образом добралась до главного перекрестка империи. Повозка повернула на восток, и де Хёртц решила спрыгнуть. На восток ей не хотелось. Она пошла на запад через поля, не найдя дороги, и заблудилась. Всю ночь она просидела в какой-то маленькой пещерке, пережидая жуткий ливень с грозой, от которой у Анни кровь стыла в жилах. Молнии ударяли в горы, заставляя падать осколки в непроглядную тьму, и валили стволы вековых деревьев. Гроза напоминала ей о Кестрель. Часов в шесть погода утихла, и де Хёртц решилась вылезти. Все вокруг было мокрым, и ноги утопали в земле. Лишь спустя пару миль девушка поняла — нелегкая занесла ее в молодое болото. Наткнувшись на некий ключ, Анни решила пройти по нему и вышла к красивому мосту. С него открывался прекрасный вид на эльфийский залив. Анни с диким удовольствием сожгла водоросли и села на сухой горячий камень. Перед ней простиралось вечное море, по левую руку виднелся какой-то город, окутанный легкой дымкой тумана. Скорее всего, это была Адория. Шумел накат. Сзади шла высокая стена из цепи гор, закрывающая солнце окончательно. Совершенно безрадостно смотрела де Хёртц на спокойную, безмятежную красоту перед собой. Горы она любила куда больше, если на них, конечно, не было снега, грозившего упасть на голову. Занесло же ведь в дыру. А все эта Мару! Мару. — И какой идиот сделал здесь горы? — проворчала Анни. — Солнце ни черта не видно в обед. Аж какая-то бредятина в голову лезет! Она сердито откинулась на камень, приятно пахнущий дымом. — Их сделал Король, — прошептал чей-то голос. Де Хёртц подскочила. До этого она была абсолютно уверена, что одна, и глаза это подтвердили. На побережье никого, но черт дернул Анни оглянуться на море. Анна громко выругалась и упала спиной на песок, как потом оказалось, мокрый. — Не бойся, − жалобно попросил голос. — Я не могу вылезти на сушу. Анни поднялась. — Русалка? — догадалась она. Диковинное существо оперлось на камень, торчавший острым зубом из воды, и кивнуло. Кожа его была бледна, а тонкие ручки и шея напоминали ветви молодого дерева. Чешуя на хвосте чуть переливалась. Русалка держала хвост над собой, как зонтик: с него капала вода, падая на вечно мокрые волосы, напоминающие водоросли. Ходили слухи, что если волосы высохнут, то русалка умрет. Об этом Анни по секрету рассказал Вилен. — Так что же это, Мосант Король создал? — с нескрываемым интересом спросила де Хёртц. — А леди Астрея? — Верховная не может ничего создавать, — ответила другая русалка, внезапно вынырнув из воды рядом с сородичем. Ее ярко-рыжие волосы были украшены связкой из крабов. — Мемория захватила владения Короля. Анни нахмурилась. — Нам говорили, что Майриор, падший, предал свет и ушел… — Хозяин — воплощение истинного света! — воскликнула третья русалочка с волосами, напоминавшими болотную тину, и морскими звездами в косах. Ее Анни не замечала, пока та не заговорила тонким голоском, полным восхищения. — Он сверкает как луна! — подхватила вторая. — Его плащ подшит звездами, — дополнила невесть откуда взявшая четвертая. — Его глаза цвета неба, — мечтательно протянула первая. — Его волосы цвета жемчуга, — добавила третья и вцепилась Анни в ногу внезапно обнаружившимися острыми зубами. Девушка, встряхивая оцепенение, взвизгнула и сделала одновременно две вещи: окуталась огнем, как еж выпускает свои иглы, после чего отскочила. Русалочки пронзительно закричали и нырнули обратно на глубину, в том числе и опаленная зеленоволосая. Оказывается, пока Анни с ними болтала, пришла вода, и морские хищницы подобрались к ней. — Да чтоб я еще раз подошла к русалке! — в сердцах закричала Анни и, зло плюнув, пошла на север. Кто только ни кусал Анни за последний месяц! Солнце медленно поднималось все выше в небо, и вот, наконец, побережье осветилось ярким полуденным светом. Море заблестело алмазной пылью и заиграло всеми красками, так что Анни нехотя признала, что и это мокрое холодное место может быть красивым. Портил все впечатление лишь вездесущий запах сырости и гниющих водорослей. Солнце постепенно добралось до зенита, песок окончательно высох и раскалился, как печь: Анни сняла обувь и с удовольствием пошла вперед. К воде, однако, она не подходила и шла у самых гор. На их отвесных склонах умудрялись расти цветы: увидев белые лепестки неведомого растения, она сорвала его и вложила в нагрудный карман. Настроение понемногу поднималось. Как же тут хорошо. Никто не командует. Никому не нужно врать. Не нужно беспокоиться, что сказано что-то не то. Полная свобода… Сиреневое мокрое платье, сохнущее на камне. Анни сделала шаг назад. Ненавидимое имя так стрельнуло у нее в голове. Побережье пустовало, но было бы глупо полагать, что платье прилетело само и так аккуратно расстелилось. Справа от платья паслась рыжая кобыла. Вскоре Анни заметила и ее хозяйку: на белоснежном песке, больше напоминавшем манную крупу, лежала Мару, предусмотрительно прикрыв лицо тканью. Вдова кронпринца загорала на солнце, не взирая на траур. Ее еще не хватало! Анни, тихо выругавшись, сползла по камню в песок и попыталась было уйти с места преступления, но Мару, высунув из-под платка обгоревший нос, уже заметила ее. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. По крайней мере один человек из них встрече был явно не рад. — Я так и знала, что найду тебя здесь! — воскликнула Мару, вскочив и ткнув пальцем в ее направлении. Кобыла возмущенно заржала. — Я говорила тебе оставаться в замке! Я отдам тебя под трибунал, и Сёршу тебя непременно сожжет к чертовой матери! И я, я, я сделаю это! Мне… нам не нужны такие… И пока Мару неуклюже пыталась ругаться, высказать свои мысли, взорвавшиеся в голове, Анни, все так же застыв, продолжала безучастно смотреть на нее. Не каждый день видишь «начальство» в одном нижнем белье. Приятные сердцу округлости волновались от любого жеста Мару, а на ее животе Анни заметила по меньшей мере пять длинных шрамов. Полупрозрачное парео не могло их скрыть. Не скрывало и широкие бедра. Неудивительно, что она была женой кронпринца. — Ты не понимаешь, как это опасно? Я же… Анни очнулась, уловив внезапную тишину — Мару нанесла такой силы удар в грудь, что Анни упала на землю. Впрочем, в большей степени была виновата внезапность. Анни в ответ, закусив удила, со всего размаху заехала ей ногой по лодыжкам, и Мару тоже упала, ударившись затылком о камень. Завязалась короткая потасовка. Пару секунд Мару глотала песок, затем Анни лишилась рубашки и получила пару царапин, потом ее оппонентка схватилась за скулу, по которой прошелся кулак Анни. Аустен, разъярившись, чуть не задушила Анни. Та, не оставаясь в долгу, вцепилась противнице в волосы. Мару завизжала и ослабила хватку; Анни откинула ее на песок. Обе шустро, как по команде, схватили в руки по камню и застыли с ними, глядя друг на друга. — Да ладно, — протянула Анни. — Да, это уже перебор, — мрачно согласилась Мару, откидывая камень в сторону. Вслед за ней это сделала и Анни, Как только она отпустила «оружие», Мару, словно кошка, прыгнула на нее, сбив с ног, и заломила ей руки над головой. Кто бы мог знать, что в этой хрупкой женщине столько силы! — Ты сжульничала! — чуть не задохнулась от негодования Анни. — Ах, прости-прости, — при этих словах Мару вздохнула с откровенно фальшивой виной. Жертва обмана зажмурилась, чтобы ничего не видеть. — Я просто не люблю, когда не выполняют мои приказы. Анни многое бы могла сказать, но в ее положении хамить явно не стоило. Она прохрипела: — Дышать нечем. — Стражницам вообще дышать не положено, — отчеканила Мару, но все же слезла с нее. Анни приоткрыла один глаз. — Хотя я до сих пор не могу отвыкнуть от дыхания… — задумчиво протянула она, видимо, обращаясь к самой себе. Анни покосилась на Мару, растирая горло. Говорила она явно какой-то бред. Как можно не дышать? — И… что теперь? Мару, внезапно погрузившись в себя, не услышала, и Анни пришлось повторить вопрос. Некоторое время фрейлина леди Астреи молча смотрела на нее, словно изучая что-то, а потом произнесла: — Да ничего. Просто поехали обратно. Это было совсем не то, что Анни ожидала услышать, и она снова застыла истуканом. Никакого наказания? — Что? — Поехали обратно! — погромче сказала Мару. — Я… не пойду, — Анни сделала шаг назад. Может, она ее обманывает? — Я не хочу обратно! Если сейчас Мару задержит ее, то Анни просто убежит. На север, на юг — неважно. Но обратно в цепкие лапы столицы она не вернется. Вкусив долгожданной свободы, ее не хотелось терять. — Почему? — голос Мару звучал странно. — Я не хочу! Я ненавижу столицу! Вы не даете мне жить так, как я хочу! Почему я должна подчиняться вашим приказам? Вы двуличные. Вы улыбаетесь мне в лицо, а за спиной ненавидите и презираете, считаете непонятно кем. Неудивительно, что кронпринц решил сдохнуть! Я бы поступила так же! Впервые за все время Анни посмотрела Мару прямо в глаза, но та почему-то сразу отвела взгляд. Впрочем, Анни все равно заметила, что они красны, будто от слез или соленой воды. Вдова Михаэля помолчала, явно подбирая слова, но процесс давался с трудом. — Я найду, что сказать. Попрошу, чтобы Сёршу отправила тебя на задание на границу. Если ты хочешь. — Не ври. С какой стати тебе помогать мне? Как я заметила, ты только о себе заботишься. Нахамила и Йонсу, и мне, а уж сколько людей обрекла на гибель, я не возьмусь считать! У тебя вообще совесть есть? Повисла пауза. — Обещаю. — Я тебе не верю, — твердо сказала Анни и поджала губы. — Ты мне с первой встречи не внушаешь доверия. — Почему тогда пошла со мной? — Откуда я знаю? Прозрачная вода обмывала белый берег, море блестело от яркого солнца, слепя глаза. Далеко впереди, на мысу, плескались сирены и что-то чуть слышно пели. Пахло йодом и дымом. Мару резко обернулась, заставив обернуться и Анни. На востоке повисла тяжелая черная туча.***
Роща сгорела до серого пепелища с проплешинами земли. Первой вбежала в ворота Анлоса Мару. Ноги несли ее вперед, срывающимся голосом она кричала что-то нечленораздельное: голос пропадал в шуме и дыме пожара, в треске горевших башен; казалось, наступил очередной Апокалипсис, и среди него, как иерихонская труба, звенел голос Сёршу: — Где тебя черти носили, Мару?! Мару, то ли не расслышав, то ли не придав значения словам непосредственного руководителя, бросилась в клубы черного дыма и пропала. Стремительно горели деревья, трава, сады, лианы, опутавшие стены; горела дверь фиолетовой башни, из которой то и дело выбегали перепуганные мемории, держащие в руках короба, шкатулки, охапки книг, одежды и выкидывавшие все это со стены на голый камень; всюду было битое стекло, медленно плавившееся от магического огня, не желавшего гаснуть; падал камень стен, черепица… Все разрушалось, все. Анни забежала во двор спустя две минуты; едва она проскользнула под воротами, как те начали стремительно распадаться. Глыбы красного камня, оплавившиеся петли и детали подъемного механизма с шумом обрушились на мостовую. Анни закричала было, чтобы все убирались в безопасное место (хотя едва ли такое существовало), но тут кто-то схватил ее за плечи и оттащил в темноту. Очнулась она в жаркой комнате, освещаемой факелами. Анна попыталась оглядеться, но внезапно обнаружила, что ее руки надежно скованы тонкими металлическими нитями пут. Что ж, ей вполне хватало того факта, что пол был покрыт черным, как сажа, камнем, а все остальное — тем же металлом с серебристым отливом. Наверное, это знаменитая темница Анлоса. — Эту развяжите, − прорычала Сёршу, стоя где-то в тени. Видимо, Анни очнулась прямо на середине какого-то не слишком приятного разговора на повышенных тонах. Итак, наблюдалась вполне теплая компания из Мару, с которой только что сняли веревки, леди Кэтрин Аустен, стоявшей между ними, и яростной, радировавшей в пространство злость, леди Сёршу. Хотя уж кого-кого, а Сёршу Анни больше «леди» называть не собиралась. — Почему? — внезапно заорала Сёршу. — Я спрашиваю, почему тебя не было на месте?! Где тебя черти носили, Мару?! Еще и с этой! Кто занимается этими бездарями?! Ты! Тебя нет! Ты шлялась неизвестно где, когда загорелась роща, луга, и огонь пошел гулять по замку! Я вполне могу сделать вывод, что вы вдвоем помогали Нааме, и едва ли кто меня переубедит, если я захочу вас уничтожить! — Я? Я говорила ей никуда не уходить, — лицо Мару выражало самый что ни на есть праведный гнев, и ему невозможно было не поверить, — пыталась задержать, но не смогла. Позже едва сумела задержать силой, видишь синяк? — женщина резко указала на скулу. — Так в чем я виновата, Сёршу? Нам нужен еще один демон? Еще один демон огня? Она, — Мару, не глядя, ткнула в сторону Анни пальчиком, — уже пыталась пробраться к ним! — Молчать! — Сёршу устала слушать ее оправдания, но кое-какие мысли у нее явно возникли. Анни сказала бы многое, если бы ей не закрыли рот чьей-то невидимой рукой. Леди Кэтрин Аустен застыла с незаметно поднятым за спиной Сёршу пальцем и жутковатой улыбкой на полных губах. Анни могла только гневно смотреть на Мару. Знала ведь сущность этой женщины и зачем купилась на обещания? Интуиция всегда права: бежать надо было, а не возвращаться! Горело лишь одно чувство — ненависть. Ко всем троим. — В темницу, — сказала Сёршу Мару вдруг очнулась. Всю уверенность словно смыло с ее лица, и, пожалуй, впервые за долгое время находящиеся в комнате могли видеть ее истинные эмоции. Но никто не придал им значения. — Стой… зачем же… — Предательство, — четко ответила Десница и кивнула на дверь. Леди Кэтрин, тайный палач империи, вышла. Мару беспомощно проводила ее взглядом, и когда она повернулась к Сёршу, на ее лице вновь застыла маска. — Видишь, как я расправляюсь с предателями? Мару промолчала. — Я сожгу ее завтра в полдень. Подготовь все. — А суд? — быстро подняла глаза Мару. — Главный судья я, — раздраженно отмахнулась Сёршу, — и я уже все решила. — Никакого шанса? — чуть слышно сказала Мару. Сёршу ударила кулаком по столу. — Если я буду раздавать всем шансы, дисциплина исчезнет! Станет пеплом, а потом — и мы! Михаэль давал шансы, и где он?! — Но она не виновата! — Виновна. Я так решила. Я всех могу признать виновными. Ты бы тоже стала виновной, если бы не беременность, — угрожающе прошипела Сёршу. — Твое счастье, что все решили, что он от кронпринца. Я так не думаю, Мару Лэй, но пока ничего не буду предпринимать. Не мое дело, кто наследник, пока я продолжаю фактически управлять империей. Иди. Десница кивнула в сторону двери, намекая, что подчиненная свободна. Мару развернулась к двери. Лицо ее выражало странную решимость. — А с тобой я сейчас поговорю, — прошипела Сёршу, обращаясь к Анни, которая сдалась со злости и прекратила трепыхаться в путах. Девушка ловила каждое слово из разговора и представляла, как пускает огонь в обеих. Сёршу подошла к Анни, по пути стаскивая перчатку. — Довольно странно, что Мару тебя защищает, я так думаю. Не отпускала на задания, когда нам это так нужно. Очень странно. Думаю, ты обо мне наслышана, девочка, знаешь, кто я. Палач империи, цепной пес леди Астреи. Прозвища просто так не дают. Ах, черт! Перчатка на правой руке порвалась, зацепившись за большое, явно обручальное кольцо. Камень притягивал взгляд. — Опалы Диких островов, — сказала Сёршу, заметив ее внимание к украшению. — Сейчас таких уже не находят. Неважно. Скажи, ты когда-нибудь слышала о Сумрачном клинке? Анни моргнула. — Нет. — Уверена? — тонкие губы чуть скривились в неком подобие улыбки. — Прекрасно! Наконец слухи прекратились, столько времени прошло. Уже никто не помнит, кто такой Сумрачный клинок, а она, между прочим, была любимицей Короля. Призрачное пламя сжигает даже души — полезный дар. Меж пальцев десницы мелькнул голубой огонек. Анни ощутила, как все ее мышцы сжались от страха. — Так вот, Анна, у меня есть к тебе еще один вопрос. Маленький, и лучше тебе ответить честно. Ты действительно хочешь на сторону Синааны? Де Хёртц ожидала вопросов о Палаис-иссе, о Мару, о пожаре — и совершенно не ожидала того, что прозвучал. — Нет, я не хочу, — сказала она, со страхом глядя на пляшущее пламя перед глазами. — Почему мне кажется, что ты лжешь? — Я не лгу! Сёршу аккуратно сняла кольцо с руки. — Лжешь, — заверила она все с той же сумасшедшей улыбкой. Глаза ее налились золотым сиянием. — Ваши адепты славятся альтруизмом, они готовы отдать все ради других. Есть другой путь — эмоции, этот путь ведет во Тьму. Ты ненавидишь меня, твоя душа поражена грехом. Сёршу сняла второе кольцо. Осталось еще два. — Кэтрин говорит, что стражи сами не понимают, когда чаша весов склоняется от Света. Я в это не слишком верю. Ваш отказ осознан. С легким звоном упало третье кольцо. — Наш? — непонимающе переспросила Анни. — Я не страж, если ты об этом. Бывший Клинок Синааны, Его любимица, вернувшаяся к Свету. Четвертое кольцо Сёршу сняла совсем небрежно. — А теперь перейдем к более интересной теме. Где вы были с Мару? — На пляже… — прохрипела де Хёртц. — На пляже? — повторила Сёршу, приподняв редкие брови. — Хочешь сказать, что эта кровососка гуляла под солнцем? Неправильный ответ, Анна. Удар! В голове у де Хёртц помутнело. Ладонь бывшего Клинка попала ей по щеке, чудом миновав нос. — Где вы были? — Мы правда были на пляже… — прошептала Анни. На этот раз пощечина попала в висок и оставила пару царапин под глазом. Раны мгновенно защипало. Девушка едва сдержала слезы. — Где? Де Хёртц сжала губы. Любое слово приводит к удару. — Тебе еще нужно время подумать, говорить мне или нет?! Я все равно выпытаю ответ! Знаешь, сколько меморий пыталось молчать в моих руках или Кэтрин?! Михаэль всегда был чистоплюем, как и его женушка. И где он сейчас? Даже тело не привезли, там оставили. Я не такая, как он, я выпытаю ответ. Я выживу. Либо я, либо другой. Мой выбор сделан давно. Призрачно-голубой огонь охватил тело Сёршу, протянув к Анни жгучие щупальца.