Эклектика

16 число месяца Постериоры, Йонсу В. Ливэйг

      Пальцы, окутанные дымкой, касались разорванной грудной клетки — кость к кости, жила к жиле. Ни крови, ни боли, ни шрамов. Никто в целом мире не научился подобному, только она, Йонсу Ливэйг, призванная разрушать. Дымка была цвета малахита. Малахит вырывался из каждой поры на коже; некоторые считали апейрон изумрудным, но она-то всегда знала, что это именно малахит. Йонсу носила напоминание об апейроне в ушах — сережки подарил Валери на третью годовщину, — и его знак, нанесенный на запястье кронпринцем. Михаэль отмечал каждого из личной гвардии: девятнадцать лет назад линии, оплетавшие руку, спрятались под кожу, но после захвата Каалем-сум проявились вновь. Йонсу не сомневалась в его смерти — доказательство было начертано малахитовой крошкой и зачаровано светом. На протяжении жизни оно напоминало о долге. Долг. Единственное, что объединяло Михаэля Аустена и Йонсу Ливэйг: оба считали, что обязаны защищать мир любой ценой. Он — потому что происхождение предполагало ответственность, она — потому что не уважала бы себя, зная, что не помогла тем, кому могла помочь. На других не стоило надеяться. Большинству все равно. И, раз Михаэль оставил Йонсу, биться за равновесие ей предстояло одной.       В Мосант поклонялись серебру; Йонсу верила — настоящая мощь скрыта в зелени апейрона.       Она аккуратно соединяла края рваной раны, останавливала кровотечение и заглушала боль. Жертва не двигалась. Душа была в месте, прозванном «Бездной», на самой границе, откуда еще могла выбраться, а тело осталось пустой оболочкой на берегу Сёльвы. «Бездной» считали скопище душ. Их создали Эрмисса и Майриор во времена, когда Мосант только начинала приобретать знакомые всем очертания. Душа покидала скопище четыре раза — последняя смерть разрывала ее на десятки частей. Благородные храбрецы попадали на небесную гладь, прочие были обречены на пустоту, обрывки их душ путешествовали по Мосант вечно. Йонсу кинула взгляд на Сёльву, течение которой наполняли подобные «крохи», и подумала, что никому на свете не желала бы такой участи. Вот только «никем», по правилам Майриора, становилось большинство.       Рана, наконец, затянулась. Осталось последнее.       — Ненавижу молнии, — прошептала Йонсу, но крошечные голубые разряды все же сорвались с кончиков пальцев. Сердце забилось часто и ровно, легкие расправились. Чуть улыбнувшись, она добавила: — Теперь спи.       Устремленные в небо глаза синаанского воина закрылись. Йонсу поправила шлем на его голове и встала. Колени испачкались в жирной после дождя грязи, но это было неважно. Физическая грязь — ничто по сравнению с грязью душевной. С последней Йонсу поклялась бороться давно, с тех пор, как вместе с отцом встретила Владыку королевства. Вспомнив о нем, полуэльфийка сжала кулаки и обнаружила, что сил практически не осталось: слабость опутала обмякшие мышцы, перед глазами заплясали пятна. Ей был необходим отдых. Как Йонсу ненавидела признавать, что с ней что-то не так!       — Джей! Ты нашел кого-нибудь?       Над завалами показалась смуглая рука, держащая за шкирку нечто мохнатое и пушистое.       — Только котенка, — раздался грубоватый голос. Йонсу хихикнула: слово прозвучало очень смешно. Она, путаясь в ногах, подбежала к завалам. Джейнис выбирался из-под обрушенных стен. На коротком ежике волос осела пыль.       — Живучий малый, — сообщил ее старый друг. Для обычных жителей он выглядел лет на сорок или сорок пять. — Люди погибли, он — остался. Мяукал как проклятый.       — Спасибо, — Йонсу взяла котенка на руки и обнаружила, что тот дрожит. — О, Джей, ему холодно. Согрей. Я не настолько искусна в ваших чарах.       — Хоть в чем-то я лучше, — отозвался с иронией Джейнис и, взяв везунчика обратно, окутался дымком. Раздалось урчание. Это вызвало у Йонсу новую улыбку. Знающие ее люди всегда удивлялись: откуда столько оптимизма? На деле оптимизма не было. Ею руководило желание сделать счастливыми окружающих. Другим станет легче, если они будут знать о чужих бедах? Разумеется нет. Йонсу продолжала улыбаться до тех пор, пока котенок не вырвался на волю и не убежал в сторону единственного моста из столицы, после чего заявила:       — Мне кажется, в городе остался кто-то еще. Но, возможно, это снова кошки или тому подобное. Я еще плохо управляю силами, Джей, — с неудовольствием призналась она. — Апейрон да исцеление — вот что со мной осталось. Стихии не хотят подчиняться. Пока тебя не было, я едва не упала в обморок, пытаясь сдвинуть скалу. Давай передохнем.       — Нет уж, — Джейнис наконец опустился на землю рядом с ней. — Ты начала это дело, поэтому давай доведем его до конца.       Марсисаг-Селимейн не умел отдыхать. Как она могла забыть об этом? Эта черта раздражала ее так же, как самого Джея — эмоциональность Йонсу. За долгую дружбу они научились принимать друг друга вместе с недостатками, поэтому Ливэйг, вздохнув, сказала:       — Хорошо. Мы не проверили только руины центрального замка. Ты точно хочешь туда идти?       — Замок и темницу, — поправил Джейнис. — Да, точно. Не знаю, успели ли мы, но нужно успеть.       Время. Время — вещь, пугающая их обоих. Йонсу и Джейниса никогда не отправляли на задания вдвоем: они так боялись опоздать, что делали все раньше времени. Йонс привыкла к обществу чопорной Рейн и Лиссандро, которого можно было спокойно опекать себе на радость, а Джейнис — к категоричной хитрой Нитсу и Валентайну. Они встречались только во время отдыха; расшевелить трудоголика Джея ухитрялись взбалмошный Лисс и сама Йонсу, но сейчас она не находила в себе сил для споров.       — Хорошо, — согласилась Ливэйг. — Замок и темницу.       Шел третий день после битвы у Анлоса. Она продолжала спасать от смерти зависших на краю.       Сама битва пролетела для Йонсу Ливэйг со скоростью пущенной стрелы. Она никого не убивала, только насылала сон на воинов и защищала гражданских. Остальные не понимали: Рейн посчитала сумасшедшей и покинула город вместе с императрицей, Кестрель вышла из себя и даже Джейнис покрутил пальцем у виска. Но остался. Он родился и вырос в бедности, в забытой всеми деревне, его не отравила любовь к самодовольной Кэтрин Вилариас, как Кесс, или безответное обожание кронпринца, чем грешила Рейн, он не понаслышке знал истинный характер правящей династии. Йонсу относилась к Джею с симпатией хотя бы потому, что он был с бастардом Михаэля до последнего. Иными словами, Джейнис имел понятие о чести.       Старый друг помог забраться ей на руины крепостной стены.       — Ни Сёршу, ни Мару, ни Кэтрин, ни этой твоей Анни, — подытожил он. — Кто она вообще такая?       — Милое глупое дитя, которое определенно ничего не понимает, — рассеянно отозвалась, перепрыгивая с камня на камень, Йонсу.  — Она мемория из Палаис-иссе и была подругой Лиссандро.       — Он наконец-то завел подругу?       — Не в том смысле, дурашка. Анни очень милая девочка, я сдружилась с ней и хочу найти так же, как ты — Мару.       — Надеюсь, не по той же причине, — насмешливым голосом заметил Джейнис и, очень довольный собой, спрыгнул со стены на засыпанную обломками центральную улицу. Йонсу оказалась на земле следом. С детства знакомая картина невыносимо изменилась. Ворота обрушились, утянув за собой две башни и их переходы, от садов не осталось и следа. Остальные башни щербато улыбались выбитыми окнами. Обрывки двух флагов, города и империи, поникли от безветрия; крыша без черепицы «добавляла» шарма. Йонсу опустила взгляд — стекло под ногами напоминало серебристую дорожку. Майриор умудрялся везде оставлять свой фирменный знак.       — Не думала, что когда-то вернусь в… такой Анлос.       Боковым зрением она увидела, что Джейнис за чем-то наклонился. Зазвенел металл.       — Ситри, — сказал Джей. — Чистое железо со следами кровавой яшмы могла создать только она. Смотри, какие в нем трещины. Ситри была в ярости. Йонс, ты помнишь о том пожаре? Рейн сказала, что подожгли центральную галерею. Портреты горели как спички. Что если это сделала она? — железный кол оказался вышвырнут за крепостные стены.       — Я бы не удивилась.       Битое стекло продолжало устилать улицу, ему вторили трупы, мелкие камни и металлические обломки. Кто-то, как Валентайн, романтизировал войну; кто-то считал выгодным делом; Йонсу всегда видела в ней только одно. К вечеру третьего дня у нее кончились слезы и чувства. Тела становились обыденной вещью — ужасная перспектива. Йонсу не хотелось становиться черствой как Ситри Танойтиш.       — У нее есть причины так поступать. Уверена, она узнала, что…       Йонсу прикусила язык. О тайне происхождения императорской семьи знали только четверо: Астрея, Михаэль, Луриэль и сама Йонсу. Много лет назад она догадалась о том сама и, сидя в злосчастном баре Реймир-сум вместе с кронпринцем, задала вопрос. Михаэль должен был избавиться от нее, но не стал этого делать. Не зря Йонсу Ливэйг слыла его «слабостью». Михаэль просто попросил молчать.       — Что родня из Нитте-нори не приняла ее, — сочинила Йонсу и подумала, что этот вариант оказался правдоподобнее первоначального. — В этом все дело. В галерее висел портрет Сёршу — она всегда во всем винила маму.       — И была права.       Йонсу пожала плечами. В ее представлении, Ситри следовало винить только себя и Майриора.       — Пошли дальше. Мне кажется, я кого-то чувствую. Пока не уверена.       Около пяти минут они шли в тишине. Джейнис пристально разглядывал руины башен и изредка откидывал крупные камни и металлические прутья с дороги. Рядом с ним было спокойно, как с Бетельгейзом, но по-своему. Порой Йонсу думала, что не будь Джей таким упрямым, а она — такой вздорной, у них бы что-то получилось. Он, как Ситри Танойтиш, обладал харизмой, а не пресловутой переменчивой и субъективной красотой. Они даже были чем-то неуловимо похожи. И хотя на лице Джейниса не различались губы, а густые изломанные брови буквально нависали над глазами, он выглядел стократ добрее дочери Сёршу.       Не всякая женщина ценила доброту больше привлекательности, и безответная симпатия к Мару была лучшим того примером. Надменная не собиралась смотреть в его сторону. Между тем Йонсу считала, что брачные отношения вампирши и кронпринца давно пропитались арктическим холодом. Почему бы не обратить внимание на такого славного парня? Видимо, нынешняя вдовствующая принцесса обладала крайне высоким самомнением. Йонсу считала, что Джей заслуживал хотя бы вежливой честности — не абсолютного игнорирования. Как минимум потому, что беспокоился за «человека», не ставившего его ни во что.       — Эй, — Йонсу протянула к Джею руку. — Она найдется. Ты что, не знаешь, как живуча Мару Лэй?       Тот отмахнулся.       — Я думаю не об этом.       — Тогда о чем? — обескураженно задала вопрос она. Джейнис, продолжая осматривать окрестности, развил мысль:       — О том, что делать дальше. Куда идти? Где армия Синааны, и что они задумали? Слышал, что Король сбросил Валентайна в бездну, Белладонну никто не видел два дня. Ситри мертва точно, осталось найти ее тело. Все трое были тактиками. Их нет, значит, тактика изменится. Это плюс или минус? Минус. Мы могли понять их логику, но у Валетты, Айвены, Наамы ее нет. Мы в неизвестности. По чему будет нанесен удар: по Аливьен-иссе, Веневеру, Сантурии или какому-нибудь захолустному Эрнлайто? Я знаю, как поступил бы, например, Валентайн, но… Йонс, мы даже не знаем, кто у них теперь военачальник. Неужели ты не думала об этом?       Она ответила не сразу.       — Мои мысли занимало другое. Михаэля нет. Валентайна — тоже. Кэтрин бесплодна и к тому же потеряна. Сэрайз… — Йонсу закусила губу. — Скорее всего, мы ее не увидим. Оставалась беременная Мару, но… — Ливэйг развела руками. — Еще есть Китти, и я не представляю, что ей нужно сказать, чтобы достучаться до совести. Единственный возможный наследник — будущий ребенок Мару. Не секрет, сколько попыток предприняли они с Михаэлем до рождения Сэрайз. Шанс невелик. И даже если малыш родится, Джей, сомневаюсь, что люди примут младенца и вампиршу-регента. Раньше всех сдерживал страх, теперь его не к кому испытывать.       О происхождении Мару Лэй знали только личная гвардия кронпринца и Сёршу, однако Йонсу не сомневалась, что слухи появятся.       Она также отдавала себе отчет, что соврала Джейнису о Сэрайз. Принцесса, Йонсу верила, еще жива. Жива и отчаянно нужна хайлендцам. Только что делать с обещанием Михаэлю? «Луной и своим сердцем», — поклялась Йонсу в ответ на просьбу сделать все, чтобы Сэрайз не оказалась на троне. И, кроме того, двенадцатилетняя девочка — не лучший кандидат в правители, когда вокруг бушует война. Ложь убережет ее от внимания.       — Есть другой вариант, — заметил Джейнис. — Забыть о династии и взять все в свои руки. Империи, какой мы ее знали, конец. Самым разумным было бы поделить территорию между собой. Йонс, членов гвардии знали все. Нас уважают, помнят, немного боятся — не без причин. Мы лучше всех подходим на роль правителей. Это разумно.       Ливэйг остановилась. Подобная идея не приходила ей в голову. Ломать все, идти навстречу неизвестности… Это пугало. Йонсу не любила перемены: к чему они приведут, хорошему или плохому, можно было лишь ждать, рассуждения не помогали. С другой стороны, распад империи уже начался. Йонсу посетили сомнения.       — Не знаю… люди привыкли к династии. Они поверят в новых правителей?       — Спустись с небес. Им нужна не вера, а защита. Не высокомерные слабаки, а те, кто реально поможет. Сильные люди, способные держать удар, спасти от осады, люди, знающие толк в войне, такие, как мы с тобой или Кесс с Нитсу. Рейн не согласится, это очевидно. Она полнейшему глупцу наденет корону, если он знатных кровей.       Йонсу вздрогнула.       — Джей… — прошептала она. — Ты понимаешь, что сейчас начнется? Любой сможет объявить себя наследником, потому что Михаэль за всю жизнь не научился засыпать в одиночестве!       Полуэльфийка опустилась на колени. Возникшая перед глазами картина оказалась неожиданно яркой.       Джейнис присел рядом на обломок арки.       — Да, думал об этом. Йонс, я лично знаю его пятерых сыновей и двух дочерей, уверяю, их характеры далеки от идеала. Да, многих он поддерживал материально и связями, но, бездна всех дери, в большинстве случаев этим бастардам следовало бы оставаться в святом неведении о своем происхождении! Поэтому я говорю еще раз: нужно делить империю и брать власть в свои руки. Кто, если не мы, Йонс?       Туманно-болотистые глаза Джейниса смотрели прямо на нее. «Рассуждения, поиск выгодного пути — не твое, Йонсу, — говорили они. — Ты пытаешься выглядеть хорошим организатором, но мы оба знаем, какого труда это стоит. Предоставь все мне».       — Хорошо, — медленно согласилась Йонсу. — Я согласна. Мы делим империю между…       — Мной, тобой, Нитсу, братом и сестрой Санурите, Рейн и Кестрель. Верберг принадлежит Ленроям, не будем отбирать.       — Не уверена, что все согласятся.       — Согласятся.       Теперь настал черед Йонсу внимательно смотреть на Джея. Ее глаза говорили: «Ты не понимаешь людей и только делаешь вид. Ты пытаешься показаться человеком, который их понимает. В них разбираюсь я. Предоставь мне».       — Нитсу останется с вампирами и никого не будет слушать. Рейн не покинет Астрею. Санурите осели в Аливьен-иссе, и едва ли мы убедим их в чем-то.       — Не нужно переубеждать, — отрезал Джейнис. — Нитсу — в Браас, Рейн защитит север, Оскар и Саманта — Аливьен-иссе и Сантурию рядом, ты выберешь Веневер, я знаю.       — Да. Веневер. А ты?       — Айлир-иссе.       — Он ведь даже не город.       — Пусть, — припечатал Джейнис. — Вокруг Айлир-иссе полно деревень. К тому же я смогу видеть все, что происходит к западу от гор. Там прекрасная обзорная площадка. Йонс, — вдруг совсем другим голосом добавил он. — Ты ничего не слышишь?       Оба задержали дыхание. Где-то слева шелестели крылья — Джейнис и Йонсу синхронно повернули головы. «Летучие мыши? — подумала она. — Нет, вряд ли. Бабочки? Стрекозы? Моль?» Джей шагнул в сторону попорченных огнем штор, грудой сваленных у оконной рамы, и бросил взгляд на Йонсу. Та кивнула — шторы оказались безжалостно отброшены в сторону, и, практически сразу, Джейнис схватился за лицо. Кричать он не стал, но Йонс внутренне сжалась от его боли — та отдалась по ней эхом.       — Мразотные крылатые твари! — взревел Джейнис. Полуэльфийка испуганно отпрянула. — Назойливые летучки! Как вы только выжили! Неблагодарные су…       — Боже, Джей, это просто феи!       Перевернутая клетка с императорскими посланницами оказалась замурована шторами, которые феи пытались прогрызть. Пока Джей вытирал исполосованное коготками лицо, Йонсу вправляла перепуганным малышкам крылья. Те благодарно звенели и грызли найденный рядом мармелад. Некоторые не выдержали голода и холодных ночей — их тельца лежали на дне золоченной клетки. Йонсу подумала, что это глубоко символично и, кроме того, определенно печально. Грусти добавлял тот факт, что выжившие совершенно не обращали внимание на потери. Хотелось верить, что люди отличались от фей хотя бы немного; колонны беженцев и оставленные раненые твердили о другом. Как хайлендцы, крылатые создания спешно покидали развалины Анлоса, едва получив возможность взлететь. Рядом со спасителями дребезжала лишь пара-тройка.       — Смотри, Джей, — Йонс подняла на ладони самую назойливую. — Это Хлорка, моя личная фея. Вообще ее звали Хлоя, но Валентайн прозвал Хлоркой. Я уже и забыла о тебе, милая…       Джейнис, фыркнув, отвернулся. Он недолюбливал фей за глупость.       — Надеюсь, ты не их чувствовала. Ну, когда говорила, что кто-то остался в живых в замке.       — Нет, — Йонсу покачала головой, гладя малышку по рыжей шерстке на голове. Хлорка легко узнавалась: выдавали пять глазок черного цвета и один — желтого, как у садовой феи. Один усик у нее искривился — однажды неуклюжий поклонник сел на Хлорку, после чего был выгнан из квартиры, — и не желал расти прямо. Йонсу даже вспомнила его имя. «Прошлое практически вернулось», — подумала она и посадила фею на плечо. Хлоя, грызя мармелад, заболтала ножками.       Джей продолжал вытирать лицо.       — Повернись, безрукий.       Царапины оказались неглубокими, но болезненными и упрямо кровоточили. Йонсу пришлось собрать остатки сил, чтобы затянуть их чарами. Сделав это, Ливэйг поняла, что использовала все ресурсы души. К тому же вокруг было слишком мало травы, из которой она целый день вытягивала жизнь для передачи другим. Йонсу честно призналась в этом, на что Джей заявил:       — Будем исцелять подручными средствами, — и в упор посмотрел на Хлорку, отчего фея пискнула и зарылась в волосы хозяйки. — Как их клетка здесь оказалась? Мы стоим у ворот, домик всегда был в центральной башне. Прикажи, пусть она ответит. Это важно. Прислуга бы не потащила клетку, это был кто-то из высшего круга или предатель — человек, не пожелавший, чтобы его тайны кто-то узнал. Или наоборот: человек, пожелавший узнать чужие тайны. Я бы поставил на первое.       Йонсу хмыкнула.       — Ты теперь тоже везде видишь предателей?       — Смейся-смейся. Я прав. Кто-то целенаправленно, год за годом разрушал империю изнутри, экономику, военный потенциал, и именно этот человек попытался замести следы. Очевидно. Ты знаешь послужной список того, кто был помощником наместника в Каалем-сум? Более ненадежного человека надо поискать. Реймир-сум? Новая главная мемория их храма тоже на руку не чиста. Браас? Неужели только я понял, что их специально поставили в такие условия, что у майомингов не осталось выбора, кроме как предать? Дозорные сбежали прежде, чем сигнал о начале войны подали. В Анлосе никого не осталось, потому что был приказ отступить к Эрнлайто и Веневеру. Невыносимая гнида сидела в столице и рассылала письма, назначала людей. Гнида со властью. С серьезной властью. С доступом к императорским феечкам.       Йонсу сглотнула. Она уже поняла, про кого идет речь. Этого человека, пусть человеческой крови в нем было совсем немного, она не могла винить.       — Сёршу или Броуди, кто-то из них.       Полуэльфийка приподняла брови.       — Броуди? Броуди обладал серьезной властью? Что за чушь ты городишь. Ладно Сёршу…       Хотя письма, разумеется, рассылал Михаэль.       — Спроси у своей летуньи, кто нес клетку, мужчина или женщина, — потребовал Джейнис.       «Я даже знаю имя этой женщины», — подумала Ливэйг. Мару не позволила бы кому-либо очернить имя мужа: иначе пострадали бы и ребенок, и она сама. Йонсу готова была защищать честь Михаэля по несколько иным причинам. К счастью, она знала способ, ведь Джейнис не понимал язык фей. Поэтому когда Йонсу попросила «найти зеленоволосую злую женщину» и Хлоя сорвалась с ее плеча, он подумал, что малышка спешит к телу предателя.       Им пришлось пересечь заваленную камнями главную площадь и немного углубиться в руины, прежде чем фея остановилась и задребезжала крылышками. Джей и Йонсу переглянулись.       — Ее спальня?       Ливэйг кивнула и начала оттаскивать камни. Джей последовал ее примеру. Вместе они расчистили завал за пару минут. Увидев тело, Йонсу поморщилась и отвернулась. В жизни она была свидетельницей сотен увечий и смертей: апейрон, кислота, холодное оружие, голодные оборотни, холод, морская толща, яд — причин не перечесть; сегодняшний Йонсу считала одним из ужаснейших.       — Радиация. Определенно, — без каких-либо эмоций сказал Джейнис. — Мертвая. От того, на кого я думаю?       — В Мосант всего двое меморий, обладающих такой силой, и, я уверяю, вторая не могла здесь появиться, — отчеканила Йонсу и начала отходить, оставляя Джея наедине со своими мыслями. Почему Мару убила Сёршу? Этого полуэльфийка не могла понять. Сёршу начала «копать» под кронпринца? Сёршу была предательницей? Или Йонсу просто чего-то не знает? Как же она ненавидела неизвестность! «Отчаянный шаг, опасный — Мару не из тех, кто рискует», — рассуждала Ливэйг про себя. Должна быть веская причина. Которую она упорно не видит, и это злило.       Йонсу кинула взгляд на блеклое созвездие Ориона, отметила самую скромную из звезд, и вздохнула.       Бетельгейз бы понял. Нечеткое и незримое — он вырос в этом, а Йонсу не могла углубиться в размышления и только мысленно путешествовала по уже известным фактам, по самым верхушкам знаний. Мару Лэй, всю жизнь ходившая по головам. Михаэль…       — Его уже можно называть Мишелем, не обидится, — проворчала она.       …чья хитрость и предусмотрительность позволяла обманывать императрицу за ее спиной. Их брак, больше напоминавший деловой союз. Смерть. Показное горе. Ссора у реки. Мару осталась с Анни. С Анни. Через день — битва. Через день — труп Сёршу. Что произошло после ухода Йонсу?       Она сжала кулаки. В ушах вновь стояла фраза Мару: «Твоя первая ночь в Анлосе закончилась удивительным образом». Тогда гнев ударил в голову с такой силой, что Йонсу умчалась в горячо любимый Веневер, в свой старый дом, подаренный отцу Офелии Нептане и ныне пустующий. Она сумела удержаться, чтобы не ударить — не хотелось терять лицо перед Мару. Уже вечером, сидя на лестнице, Йонсу подумала: справедливо ли злиться на Анни за поступки Михаэля? Нет. Однако ярость с нотами обиды оказалась сильнее рассудка. Не было вопроса «Как он мог так поступить?», Йонсу прекрасно знала «как». Без совести, понятий о приличиях и нормальных человеческих отношениях, так же, как поступал сотни раз до нее. Долгое знакомство? Оно не играло никакой роли. Йонсу даже могла представить, какие мысли вертелись в его голове: «Она моя подчиненная. Она обязана покориться. Она не имеет права вести себя так, как ей хочется. Ее своевольность — пятно на моей репутации». В его представлении такая «первая ночь в Анлосе» была чем-то самим собой разумеющимся. Йонсу оставалось лишь посетовать на собственную невнимательность. Почему она не придала значения синякам и легкой боли, которые оставило подсказкой тело? Да, слабым, легким, едва заметным следам, но по какой причине? Потому что хотелось стать своей в столице? Как молоденькой дурочке? Стакан с лунной отравой убрали служанки, они же убрали постель. Все следующие дни Михаэль был подчеркнуто равнодушен — ни одной мысли о причинах не мелькнуло в ее ветреной голове!       Гнев погас, и Йонсу вернулась в Анлос через час после начала битвы. Ее знания о случившемся ограничивались двумя сплетнями. Первая гласила, что Кэтрин Аустен и Мару подрались на главной площади. Вторая — что Сёршу не появилась утром на казни. Казни. Йонсу словно наяву услышала звоночек. Она поняла.       — Анни, — одними губами произнесла полуэльфийка и улыбнулась, радуясь своей догадливости.       Ну конечно! Сёршу не любила Анни: кто был свидетелем действий дочери десницы Хайленда в Палаис-иссе? Унизительно. Кроме того, Анни проводила время с теми, кому Сёршу не доверяла. Мару решила защитить девочку (причины оставались не вполне ясны) и убрала бывшего Клинка с дороги. Кэтрин же была умна. Она поняла, почему Сёршу не вышла из спальни в то утро.       Значит, драка произошла на главной площади. Йонсу завертела головой. Она стояла на его середине, в месте, где когда-то журчал фонтан. Подумав, Йонс посмотрела под ноги.       — Как оплавленные…       «Как» — ключевое. Камни вовсе не были оплавленными. На них воздействовала сила Мару. Отметив направление этой силы, Йонсу начала медленно отходить к крепостной стене. Кажется, ее в начале битвы обрушила именно она, столкнувшись с Архоем; тела оборотня ни Джейнис, ни Йонсу не нашли — главарь банды остался жив. Но сейчас это было неважно. Йонсу медленно, тщательно вглядываясь в оставленные чарами следы, двигалась в сторону сваленной кучи камней, поверх которой лежала статуя принца Нёрлея. «Это не объяснил бы даже Джей», — подумала Йонсу.       Следы вели в глубину.       Ливэйг опустилась на колени. Пальцы смяли посеревшую траву — она рассыпалась в труху от прикосновения.       — Сила жизни и смерти, — пробормотала Йонсу и посмотрела на ровный серый полукруг рядом. Точно такой же цвет приобрели много лет назад равнины Эллионы в королевстве и остатки зелени Анлоса получасом ранее — уже от ее руки. — Мемория Альфираци.       Она догадывалась какая и даже могла предположить, кто притащил статую основателя последнего культа Хайленда на могилу Кэтрин Аустен. Не ее ли жизнь упрямо чувствовало сердце посреди руин столицы?       — Джей! — крикнула Йонсу и побежала вперед. Осколки кололи кожу сквозь обувь. Больше проблем доставлял мрак в глазах. Она редко доводила себя до изнеможения, но знала, как оно происходит — сколько раз приходилось выхаживать друзей? Кэтрин не была другом, более того, Йонсу не любила Кэт, как не любила всех Клинков Короля, известных или тайных. Однако ее нельзя было оставлять умирать.       Ослабевшие пальцы с трудом поднимали камни и редкие доски. Джейнис приказал ей отойти и отдохнуть — Йонсу нехотя упала на землю и принялась рассеянно наблюдать за происходящим. Кости болели, мир покачивался, к горлу подступала тошнота. В голове крутился старый разговор с Михаэлем. Когда дальнюю родственницу назначили главной меморией храма вместо Леты, он заявил:       — Я ей не доверяю. Сумасшествие и огромная сила — не лучшее сочетание. Примерно такое же, как серебро в жилах, кровосмешение и четвертое перерождение души. Одному Майриору известно, когда Кэтрин сбросит маску.       В тот вечер Лета прокляла девушку, и к переживаниям добавилась новая причина: никто не знал, что ожидать от незнакомых чар. Никто из гвардии не встречался с таким раньше.       Воспоминание заставило Йонсу заволноваться. Будет ли правильным вытаскивать такую душу с границы бездны? Ответ пришел мгновенно. «Каждый заслуживает второй шанс», — пропели переливы малахита в ушах и на руке. В этот момент из-под завала выскользнул рыжий локон. Йонсу вскочила на ноги.       — Я ее вижу! — воскликнула она и принялась помогать. Джейнис не смог ее выгнать снова.       Кэтрин лежала на животе, на затылке ее запеклась кровь, сливавшаяся с волосами. Ее спасло везение: стена обрушилась на ветвистое дерево, и основной удар приняло оно. На мраморном теле не оказалось синяков, Кэтрин не сломала ни кости, не получила ни царапины — Йонсу и Джейнис решили было, что целительница полностью невредима, но потом они решили перевернуть ее на спину. Йонсу вскрикнула.       Зрачки Кэтрин, расширенные до предела, горели странным желтовато-коричневым светом, от них шла густая сеть синевато-серебристых капилляров. Слизистая явно воспалилась. Кожа от бровей до носа была красной, будто содранной, с редкими синими пятнами. Такие же синие пятна спускались по ее шее к вороту платья. В остальном Белая леди Анлоса осталась прежней безупречной статуей. Йонсу беспомощно взглянула на Джейниса.       — Я не вылечу. Это слишком тяжело. Кэт никогда не сможет видеть, что бы я ни сделала.       — Зато будет жить, — непреклонно ответил Джей. Ливэйг вздохнула.       — Разве это станет жизнью… — произнесла Йонсу тихо, но все же склонилась над телом Кэтрин. Она заметила, что руки бывшей главной мемории исцарапаны в кровь, ногти обломаны. Кажется, она пыталась выбраться, но, судя по свежей ране на голове, добилась лишь упавшего сверху камня. Йонсу припала ухом к ее груди и поднесла палец к ноздрям. Кожи коснулось прохладное дыхание.       — Просто без сознания, — вынесла вердикт полуэльфийка. — Секунду…       Рана на затылке вылечилась без труда. Гораздо сложнее оказалось нащупать нити разума, чтобы соединить их между собой. Они путались; голова Йонсу гудела от усталости, но, сжав зубы до скрежета, она добилась своего. Кэтрин шумно вдохнула и поднялась с такой силой, что Ливэйг упала навзничь. Джейнис успел подхватить ее.       Кэтрин продолжала дышать с потусторонним хрипом и свистом, а Йонсу спешно вытирала кровь, закапавшую из носа. Сколько же мощи в этом памятнике бездушия? Слепые глаза Кэт тщетно пытались зацепиться за что-то. Обгоревшие обломанные ресницы, багряная распухшая кожа век, лопнувшие сосуды — все это смотрелось жутко, страшнее скелета Сёршу.       — Кто здесь? — наконец, сумела прохрипеть Кэтрин.       Видимо, с самим фактом слепоты она успела смириться.       — Джейнис, — первым голос обрел Марсисаг-Селимейн. — И Йонсу.       — Ты… совсем-совсем нас не видишь?       К ужасу полуэльфийки, светящиеся круги уставились прямо на нее.       — Розовые тени. Обрывки. Искры!       Последнее слово грянуло, точно гром. Кэтрин выкрикнула его, после чего ее лицо приобрело черты абсолютного спокойствия. Йонсу, сглотнув, затараторила:       — Я вижу то же самое и даже чуть больше, не беспокойся, это нормально. Пройдет время, и ты поправишься. Голова не болит? Приложить что-нибудь холодное? И знаешь, Кэт, давай завяжем тебе глаза, чтобы не занести инфекцию.       Целительница настороженно слушала. За ее безмолвием и спокойствием что-то упрямо шевелилось, темная масса, след бездны, и только брови хмурились, образуя складку воспаленной кожи. «Ей больно? — подумала Йонсу. — Или не больно?» Кэтрин сжала руки и одним резким движением оторвала от нижней юбки кусок ткани. Не говоря ни слова, она прикрыла белым полотном лицо от глаз до кончика носа. Йонсу вцепилась в руку Джейниса так, будто он мог ее спасти от величайшей в истории мемории Альфираци. Со спрятанными ожогами Кэт смотрелась менее ужасно; остались полные бесчувственные губы.       — Голова не болит, — произнесли они.       — Ты провела три дня в завалах. Нужно найти воду, Джей, и пищу. Джей?       Тот откашлялся. «Она сумасшедшая, определенно сумасшедшая», — ясно говорил его вид. Кэт смотрела в никуда. Иногда ее зрачки начинали бегать по руинам столицы, это было видно сквозь ткань. Странное зрелище: два беспокойных круга на абсолютно ровном и гладком лице.       — Ты кого-то видишь? — не удержалась Йонсу и получила громогласный ответ:       — Искры!       Джейнис снова откашлялся.       — Пошли, отведем ее в наш лагерь. Ты можешь идти?       Кэтрин поднялась и встала непоколебимо, как каменный идол. Ее руки обвисли плетями. Йонсу смотрела на них с опаской: в них в любой момент могла появиться сила. Когда зрачки начинали бегать — по кистям пульсировали жилы. Мизинец дергался постоянно.       — Могу. Не вижу куда. Нужно помочь.       Джейнис наклонился к уху Йонсу:       — Она больная, — зашептал он. — Съехала с катушек. Сейчас покорная, как овечка, но скажи слово против, и проблем не оберешься. Мы не справимся с ней вдвоем, если что-то пойдет не так. Перенесись к Кестрель или…       — Я не смогу, — прервала Ливэйг. — Нет сил. Тебе придется искать других самому, я не оставлю тебя с ней. У меня больше шансов.       — Так у тебя сил нет, — напомнил Джей.       — Для апейрона — найдутся. Доведи ее до базы и уходи. Хлоя поможет тебе в поисках.       Джейнис недовольно хмыкнул и взял за руку Кэтрин. Судя по всему, кожа спасенной оказалась крайне холодна. Он поморщился, но обратился к леди:       — Иди медленно, будет препятствие, я скажу.       Йонсу плелась сзади. Она неустанно думала о единственном задании, выполненном вместе с Михаэлем: убийстве Громового клинка во время Первой Космической. По подсказке кронпринца она использовала лаванду и мяту, чтобы рассеять душу и тело одновременно; получится ли использовать то же самое на Кэтрин, если придется? Другого способа не существовало. «Стоп. Это последнее перерождение Кэт», — сообразила Йонсу и поняла, что можно ограничиться обычной физической силой. Она задумчиво посмотрела на широкую спину целительницы и обмерла.       — Погодите! — полуэльфийка проскользнула между Кэт и каменной глыбой и оказалась впереди. Как она и ожидала, по груди спасенной расползалось черное пятно. Йонсу коснулась его пальцем и сразу отдернула руку. — Что это?       Вишневые губы не собирались открываться. Некоторое время Ливэйг ждала, скажет ли Кэтрин хоть что-то, но та продолжала молчать. Синие пятна на лице и шее становились темнее и шире. Йонсу показалось, что кожа Кэт отвердевала прямо на глазах. Целительница смотрела на нее сквозь ткань. Помнила ли она имена, которые назвал Джейнис? Йонсу не была уверена. Ясно другое: проклятие Леты Инколоре начало грызть душу Кэт с новой силой.