Эклектика

19 число месяца Постериоры, Анна де Хёртц

      Оказывается, черный вовсе не был цветом. Анни назвала бы его «отсутствием цвета»; когда взгляды солнца и луны впитала соль морской воды, Анни погрузилась во мрак. Она не смогла бы сказать, откуда упала и куда опускается, опускается ли или, может, наоборот — поднимается, открыты ли у нее глаза или веки опустились давно; да и имело ли это какое-то значение? Холод от заклятия Леты Инколоре смешался с глубинной стужей океана. Грудь сжали кольца из хрусталя, мешавшие вздохнуть. Анни не помнила, когда дышала последний раз. Кажется, она попыталась сделать глоток воздуха, вырвавшись из течения во второй раз, перед тем как окончательно увязнуть в воде, но не была в этом уверена. Нойра тянула вниз не только тело, но и мысли.       Когда вокруг начал царствовать черный «цвет», Анни поняла, что вполне может обойтись без кислорода — легкие перестало колоть изнутри и сознание резко прояснилось. Где она? Куда плывет? Последним событием, ярко отпечатавшимся в памяти, было собственное падение в воду от пущенного в спину заклятия. Взрыв острой боли. Между ним и пробуждением практически ничего не было. Не было ничего и вокруг: один только мрак, и даже последние лучи света давно скрылись, а Анни не помнила, когда именно.       И куда именно.       Куда она плывет?       Вниз и вниз. Вниз, вниз, вниз. Почему ее не раздавило водной толщей? Почему легким не нужен кислород? Может, она умерла, и ее тащит в ад? Стоило бы понять, когда ты умер, но Анни ухитрилась пропустить этот момент.       Говорят, ад находится где-то внизу — ведь она плывет туда, значит, и бесконечные муки в огне совсем рядом? И если огонь — ее друг с рождения, стоит ли и стоило ли бояться конца? «Глупая ты девчонка, Анни», — раздался в голове голос Эдгара, и улыбка сама искривила губы. Доверилась… в очередной раз. Ее так часто обманывали, обманывали самые близкие люди, почему Анни приняла слова за правду? Она видела Ричарда Оррея в первый раз, а вела себя так, будто встречала прежде. Он считал так же — случайность?       Если черный был отсутствием света, то белый — его сосредоточием. В какой-то момент, где-то между пробуждением и прозрением, перед глазами Анни заплясали огоньки. Они падали сверху, как снежинки в безветрие. Завороженная Анни коснулась одной «снежинки» — та со свистом взорвалась, ненадолго развеяв мрак. Звук оказался неприятным, и Анни решила больше не трогать огоньки. Ей почему-то казалось, что это неправильно, как если бы она разворошила чью-то могилу. На пальце, меж тем, осталось пятно из зелени и серебра.       «Снежинок» становилось больше. Через несколько минут — несколько минут? — подняв голову, Анни обнаружила, что они образовали световой свод. Где море? Где дно? Куда она падает? Под ногами оказалась такая же серебристая стена. Огоньки сливались в одно. Анни сумела рассмотреть их: внутри серебра билось изумрудно-малахитовое сердечко, от которого к поверхности сфер шли нити. Пару раз она встретила огоньки со светло-серыми нитями, иногда — с черными, но больше всего было пепельных или, иначе, темно-серых. Анни догадалась, что это души жителей Мосант. То, что река осталась позади, напрашивалось давно. Реку сменили ожившие рассказы Офелии Нептане.       — Ой… значит, я кого-то убила, коснувшись огонька… — прошептала Анни и тем самым с удивлением обнаружила, что может говорить, находясь в этом странном месте.       Место было, безусловно, странное. Как Алиса, Анни падала в эту гигантскую кроличью нору, у которой не оказывалось дна, и понимала, что в какой-то момент вода стала воздухом, а она снова не заметила. Ориентиров не находилось. Ее окружала напичканная душами-звездами бесконечность. Кажется, Анни приближалась к ее некоему центру, но не могла утверждать об этом. По крайней мере, ей казалось, что жемчужные шарики начали встречаться чаще, а ее падение замедлилось. Вскоре Анни действительно убедилась, что воздух стал вязок, точно кисель. Попытка поднять руку ни к чему не привела.       — Я когда-нибудь умру или нет? — обратилась Анни с трепещущим вокруг душам. Вопрос затерялся в скоплении живых звезд, едва сорвавшись.       Интересно, она оказалась здесь, потому что такова дорога для всех или потому что Анни особенная? Не обязательно от рождения; про дыры в мироздании рассказывала Офелия Нептане, и Анни вполне могла оказаться в одной из них. Могло случиться и так, что злую шутку сыграло заклятие Леты Инколоре. Или ее путешествие — воля Бога, кем бы он ни был, смиренным или сатаной.       Огоньки продолжали падать вместе с ней: маячили перед носом, дразнили тайнами, сменяли друг друга. Анни заметила, что не все из них одинаковые. Помимо разных нитей, встречались души с двойной сердцевиной. У них не было сферы вокруг и не было пут, только зеленая крупица, спрятанная под серебристой паутиной. «Кто это? — начала рассуждать Анни. — Словно осквернены наспех… И почему во всех душах два цвета, а не один?» Пытаясь найти ответ, она вгляделась в повисшую перед глазами душу: зеленые детали были гладкими и простыми, серебристые — имели орнамент и закручивались в плетенные цепи. В «двойных» огоньках безуспешно пытались упростить собственный стиль, но результатом стала только фальшь. Вывод напрашивался сам: создателей было двое.       Подумав это, Анни ощутила, что ее ногу начинает обволакивать что-то тягучее и холодное. Световой свод оказался именно тем дном, который она так долго ждала. Серебро поднималось выше и выше; Анни закрыла глаза. Однако несмотря ни на что свет продолжал бить сквозь веки. Это длилось недолго. Сначала шелковая пелена освободила ноги, потом — живот, грудь и добралась до лица. Казалось, с него будто смахнули пыль. Свет потускнел.       Анни стояла у мраморного стола. Конечно же, он не был мраморным, и едва ли Анни видела такой материал прежде. Над столом кружилась серебристая сфера с голубо-зелеными водоворотами. Вокруг нее застыли, точно детали часового механизма, прозрачные круги. Их Анни прозвала хрустальными, а присмотревшись, обнаружила еще одну деталь — зеленую сферу, вертевшуюся вокруг более крупной «сестры», точно Луна вокруг Земли.       — Мосант… — догадалась Анни. — И моя родная Вселенная. Такие похожие и, надо же, крутятся в разные стороны! Почему так?       Она положила подбородок на поверхность мраморного стола и с любопытством продолжила наблюдать за пляской двух сфер. На боку Мосант оказался шрам, в точности повторяющий размер Вселенной-Грани; над сферами застыла нить, ведущая наверх, где Анни различала только туман. Ее окружал туман. Это не пугало, напротив, если бы она знала, что за пределами привычного мира есть что-то еще, то сошла бы с ума. Бесконечность… Приятнее знать, что у нее есть границы. «А за ними что?» — тут же пришла мысль, заставив Анни отойти от стола к световой завесе. За завесой различались только размытые пятна жемчуга. Встревоженная Анни вернулась обратно, после чего заметила то, что прежде ускользнуло от внимания — хрустальное крошево вокруг Мосант. Взяв один осколочек пальцами, Анни поморщилась и кинула его на пол, после чего смахнула туда же все остальные. На душе стало легче, будто исчез не хрусталь со стола, а ледяная глыба с души.       И где она? В междумирье? Завеса вокруг не желала давать подсказки. Анни вновь склонилась над Мосант и Гранью. Ей нравились обе сферы. В конце концов, она прожила в каждой по чуть-чуть. Что люди делают после смерти? Растворяются в пустоте? С ней это не произошло. Перерождаются? Снова мимо. Наблюдают за дорогими людьми? Возможно. Анни заметила множество дырочек на поверхности сфер, которые при желании можно было сложить в фигуры. Большинство двигалось; неизменной оставалась одна, наверху, где на глобусе располагался Северный полюс. Анни склонилась на ней. Хоть одним глазком посмотреть на то, что она не успела пережить!       В лицо ударил ветер, и мир вновь завертелся.       Анни падала сквозь свет, холод и недвижимые звезды, тьму и облака, видела Мосант с высоты птичьего полета. Лунный свет заливал земли Хайленда, а острова Нитте-нори встречали новый день. Земли королевства скрывали облака; приближающиеся города-близнецы горели от бесчисленных фонарей. На правом берегу реки Анни заметила тело. Высокая нескладная девочка с порванной на спине рубашкой…       — Открой глаза, солнце. Тьма не причинит тебе вреда, — раздалось в голове, и Анни против воли глубоко вздохнула.       Дико болела спина, неприятный холодок шел от места удара по телу, захватывая клеточку за клеточкой. Ее морозило, но одновременно и жгло − над сердцем, которое остановилось по воле заклятия. Лезли в голову черные воспоминания, казалось, уже старательно стертые из памяти: детство, отрочество, смерть… Чья-то рука нежно гладила ее по щеке под едва различимый шепот… Анни с трудом открыла глаза, которые немедленно зажгло от соли.       Траву покрыло снегом, с неба падали редкие снежинки. Вокруг стояли полуразрушенные домики, коробки, бочки, разбросаны кирпичи. Где-то рядом плескалась вода. Так холодно…       — Ты как?       Рядом на коленях сидел юноша. Ему можно было дать пятнадцать, шестнадцать лет; густые каштановые кудри дрожали от ветра с моря, ладная одежда липла к телу, словно промокшая. Капли влаги на коже отражали лунный свет. От ресниц юноши падали тени. «Как принц из сказок», — подумала Анни и произнесла вслух:       — Ты кто такой?       Юноша всплеснул руками.       — Ну кто же отвечает вопросом на вопрос?!       Анни удивленно заморгала.       — Да ты же сам… Ладно. Ты вытащил меня из воды? — неуверенно предположила Анни, мотая головой в попытке прогнать назойливые белые пятна в глазах. Юноша с самодовольной улыбкой кивнул. Если Ричард Оррей внушал Анни доверие с первых слов, то неизвестный спаситель добился строго противоположного. Он не нравился ей, как только мог не нравиться случайный прохожий. Без причин. В поисках этих причин Анни начала изучать юношу и побережье.       Она заметила, что ее одежда, покрывшаяся коркой льда, лежит рядом, а сама Анни сидит в чужом плаще. Гадать, кому принадлежал плащ, было бы излишним. «А как он меня…» — Анни даже додумать эту мысль смогла, ощутив, что краснеет. Пелена наконец исчезла из сознания. Де Хёртц подняла руки: сквозь ладони просвечивал улыбчивый незнакомец. К горлу Анни подкатилась тошнота. Ей казалось, что в желудке находится кусок льда.       — Я сейчас… — с трудом сказала она, поднимаясь на ослабевшие ноги, и, пошатываясь, пошла в сторону пролива. Едва макушка незнакомца скрылась за поворотом, как Анни упала на колени, ворвавшись в черное сгоревшее поле. Кашель сотряс ее: желчь с примесью крови закапала на землю. Горло горело, во рту застыла ядовитая горечь. Спустя минуту спазмы прекратились, и Анни устало упала на спину, выдохнув с облегчением. Ночное небо показывало только одну звезду — через которую она вернулась. Вспомнив сказки Офелии Нептане, Анни произнесла одними губами «спасибо» и подумала, что действительно благодарна неизвестной душе, которой Майриор посвятил эту звезду. Конечно, если бы Анни не вытащили из воды, возвращаться было бы некуда… Вспомнив о юноше, она поднялась на ноги.       Берег был пуст. Кроме нее, на краю остатков Каалем-сум никого не было. Осталась только сложенная аккуратной стопкой одежда. Не могло же Анни все привидеться? Чужой плащ, принц из сказки и шепот… Она задумчиво коснулась щеки. Лучше бы привиделось. Иначе получалось, что ее вытащили из реки, переодели и воскресили искусственным дыханием. Конечно, смерть все же хуже…       При слове «смерть» Анни очнулась окончательно. Она ведь в захваченном королевством городе! Стоит, не скрываясь, у развалин верфи. Анни опустилась на колени и принялась лихорадочно думать, что ей делать. Сил осталось до ничтожного мало. Спина болела, ноги дрожали. План Каалем-сум она знала только примерно. Где-то рядом рыскает Лета Инколоре; судя по фонарям, спасение Анни не осталось незамеченным. Ее ищут.       Лета Инколоре…       Анни кинула взгляд на руку — уже не прозрачная, бледная, но все-таки из плоти и крови. На указательном пальце зеленовато-серое пятно. Сначала Анни подумала, что это следы разложения, но потом догадалась, что именно этим пальцем касалась взорвавшейся души. Значит… ее путешествие было реальностью?       — Некогда об этом думать, — одернула себя Анни и на согнутых ногах начала подбираться к ближайшему дому. Подозрительный незнакомец сбежал. Друг или враг? Разумнее будет считать врагами абсолютно всех. Анни-до-Анлоса ни за что бы не сказала такое, но Анни-после-Анлоса не доверяла никому.       Дом был, разумеется, пуст. Из-под обрушившейся внутрь крыши пыталась выбраться обглоданная крысами рука, сами крысы пищали в углу. Одна из стен лежала на земле горкой кирпичей. Анни пробежала мимо дома, морща нос, и оказалась у другого, не менее «прекрасного», после чего услышала ржание коня. Первой реакцией стал испуг — вдруг враги? Его сменило удивление. Анни поняла, что помнит, кому принадлежал этот «голос». Заглянув за угол, она воскликнула:       — Да как ты тут оказался! — и торопливо закрыла рот ладонью. Незачем кричать во вражеском городе.       У колодца стоял спасенный вчера конь. Увидев Анни, он начал медленно идти к ней, будто красуясь. «Не мог же он реку переплыть! — думала Анни. — Лошади умеют плавать? В мультиках умели, а в жизни?.. Или, может, он мост нашел?» Как бы то ни было, конь, брошенный ею в горах у Реймир-сум, вернулся, и теперь Анни могла продолжить путь. В седле шансов на спасение окажется больше. Решившись, она потрепала коня по гриве:       — Надеюсь на тебя, дружок, — после чего с трудом забралась на него. Левая рука слушалась слабо, боль в спине не думала утихать.       Если Реймир-сум не имел четкой планировки и разрастался хаотически, то Каалем-сум изначально отстраивали по плану. Все улицы соединялись между собой круговыми проспектами и стремились к центру. Анни знала, что при взгляде на город сверху Каалем-сум походил на гигантскую паутину. Ей, однако, нужен был вовсе не центр.       — Пройди-ка по круговой налево, — шепнула Анни коню, будто тот мог понять.       Ее послушались.       Анни ожидала увидеть разруху, следы битвы, кучу тел и следы крови на стенах, как в Реймир-сум, но ожидания не оправдались. На улицах пахло краской и свежим деревом, где-то не убрали строительные леса. На одном из домов висела табличка с благодарностью «Миледи Белладонне, Сердцу Оссатуры». Анни растерялась. Она привыкла считать Синаану воплощением хаоса, зла; зачем же королевство отстраивает захваченный город заново? Разве они не должны были стереть его, как выражались, с лица земли? Это заставило Анни задуматься и вспомнить женщину, стоящую около Валентайна. Наверное, ею была таинственная «миледи». С другой стороны, война, которую начала Синаана, унесла жизни миллионов. Не стоило об этом забывать.       Только… действительно ли ее начало королевство?       Анни знала: есть войны идеологические, религиозные, освободительные, войны за ресурсы. Она не смогла бы сказать, к какой принадлежало противостояние в Мосант. Слишком много неувязок и фальши находилось при взгляде на города под флагом Синааны. Хайленд защищался. Синаана нападала. Казалось бы, простой расклад. Вот только вспоминая карту западного материка, Анни понимала, что отправляя всю армию в малозащищенный стенами Каалем-сум, леди Астрея отдавала остальные земли без боя. Королевство обязано было победить в войне, и, тем не менее, позорно сбежало обратно под тучи и луну. Вот она, фальшь.       Мотнув головой, Анни заставила себя вернуться к реальности. Если Синаана решила отстраивать захваченные города, это не значит, что потерявшаяся в их стенах хайлендка останется целой. Ричард Оррей и Лета Инколоре успели показать «гостеприимность». Не стоило забывать и о сбежавшем юноше, он мог пойти за стражей. Будто уловив ее мысли, конь пошел быстрее.       Спустя двадцать минут Анни оказалась около очередной статуи. Любовь правящей династии к скульптурам бросалась в глаза. Анни, наверное, прошла бы мимо, если бы скульптура не изображала кронпринца верхом на жеребце. В руке он держал меч.       Анни остановилась. Либо автор польстил Михаэлю Аустену, либо красота погибшего наследника престола, о которой ходило столько легенд, действительно их заслуживала. Йонсу говорила, что она, Анни, похожа на кронпринца. В это с трудом верилось. Или речь шла о чем-то другом, более… вечном, нежели красота? Анни вспомнила взгляды Мару, Ричарда Оррея нахмурилась и полупинком заставила коня идти быстрее.       Она определенно приближалась к центру: дороги становились шире, дома — выше. Справа нависали очертания замка. Они испугали бы Анни, если бы на противоположной стороне реки не бродил Бесплотный клинок Синааны. «Бояться стоит только людей, — к такому выводу пришла Анни, сидя в темнице Анлоса. Упадет кирпич на голову — объективная неизбежность. Что сделает человек — субъективная случайность». Конечно, в их голове тоже возникали логические цепочки, но для постороннего они останутся тайной, а значит — все-таки случайностью. Можно сколько угодно представлять чужие рассуждения, угадать и, тем более, повлиять на результат практически невозможно. И на упавший кирпич — тоже.       Анни поняла, что запуталась. В чем тогда смысл?       Дорога резко слилась с прямым, как стрела, проспектом. Проспект, начинаясь у парадных ворот и преобразовываясь в главный мост, проходил через весь город. Конь остановился.       — Что такое? — обеспокоенно спросила Анни. Ночное небо серебрилось от грозы. «Гром — предсмертные крики, поэтому от них так жутко», — вспомнила она слова Офелии Нептане и заливистый смех Кестрель после. Мол, глупости все это. А страшно действительно было. Анни вцепилась пальцами в гриву коня, и тот все-таки продолжил путь. Когда они оказались посреди проспекта, де Хёртц стало окончательно не по себе. Восхищение перед воскрешенным врагами городом сменилось страхом.       — Никого не встретила, — вслух произнесла она. — Никого не встретила! Странно. Для кого тогда фонари горят? Свалить бы отсюда побыстрее. На людей — не повлияю, на кирпич — тоже, но избежать встречи с ними я могу, верно? Вот и смысл. Пошли быстрее.       Анни не могла понять, что ее пугало больше всего: взирающие сверху статуи, тишина, Лета или неизвестность. Наверное, все же последнее. Проспект был пуст, но кто знает, кто прятался рядом и готовился напасть? Ей было бы спокойнее на открытой всем взглядам, в том числе ее, равнине. Спасительные ворота с трудом различались где-то через сотни три метров. Перед ними возвышалась еще одна статуя — принца Вердэйна Завоевателя. Его вид несколько успокоил Анни, но ненадолго. Молния с грохотом ударила в самую высокую башню замка, заставив снова взволноваться. Странный шторм. «Или чары», — заметила Анни про себя, а вслух сказала:       — Беги, прятаться уже глупо. И находиться здесь сил нет!       В пустом Каалем-сум цокот раздавался особенно отчетливо, до звона камушков, отскакивающих прочь от копыт. Анни поняла свою ошибку, когда ворота впереди затрещали, закрываясь. В городе все же кто-то был, и ранее он не замечал гостей. Вспыхнули новые фонари; молния ударила во флигель дома по правую руку, и тут конь, всхрапнув, точно тигр, стремглав бросился по проспекту. Анни завизжала. После каждого прыжка она больно ударялась о круп, волосы закрывали обзор. Анни догадалась развернуться в обратную сторону (сделать это у нее получилось не иначе как с помощью неестественной удачи) и тут же пожалела об этом. В ореоле из молний и хрустальных крошек за ней летела Лета Инколоре. Анни даже не успела испугаться. Пламя само собой полилось из ее ладоней. Оно перекинулось на крыши домов и окна, начало стелиться по земле и попыталось добраться до Бесплотного клинка, но рядом с Летой огонь хирел и гас. Куда спешил конь, закрылись ли ворота — Анни не знала. Сердце колотилось как безумное, губы дрожали, а руки, наоборот, стали каменными, точно у кронпринца Михаэля, молчаливо взиравшего на город. Откуда бралась сила? Анни не чувствовала в себе ни злости, ни ненависти — чем еще питалось пламя? Ее огонь определенно грыз панику внутри. Страх сменился именно ею, и впереди маячил призрак исступления. Умереть! Ей не хотелось умирать снова. Она еще не все пережила.       Сияние и хрусталь Бесплотного клинка окружили хозяйку коконом. Субстанция постоянно менялась: мигала, выпускала гневные «копья», искрила, темнела и светлела. Иногда от него отрывались куски материи и неслись в сторону Анни. Большинство зарывалось в плиты дороги; очередной удар оказался не таков. Им оказался луч — луч прочертил воздух над головой Анни, заставив ее закричать, и исчез за спиной. Раздался треск, конь запетлял. Почему он не сбросил ее?.. Не было времени думать; не было времени ни на что. Когда-то прекрасное лицо Леты Инколоре притягивало взгляд, оно приближалось, и при желании Анни разглядела бы его до следов выцветших веснушек. Жалость и безумный страх породили нечто, чего Анни не ожидала: пламя стало призрачно-синим, как у Китти Вилариас. Его свет заставил де Хёртц крепко зажмуриться. Раздался высокий свист — конь резко подпрыгнул, и Анни почувствовала, что теряет равновесие.       Перевернувшись два раза в воздухе, она упала в песок и сразу же приподнялась на руках. Ворота, в которых, по всей видимости, пробило брешь заклинание Леты, падали вниз. Конь лежал в паре метров от Анни. Он пытался встать, но мешала передняя нога.       Постройки на крепостной стене горели. Горели синим. Анни пораженно уставилась на собственные ладони. Она никогда не думала, что способна на такое. С каких это пор чужая сила спасает жизнь неудачнице другого созвездия? Анни попыталась повторить триумф, но с кончиков пальцев посыпались только рыжие искры. После пропали даже они.       Конь всхрапнул.       Резко подняв голову, Анни успела заметить вспышку, поглотившую ее четвероногого друга. Лета стояла рядом. С ее одежды капала вода.       Анни попыталась отползти, но непонятный страх, казалось, взял под контроль каждый мускул. Это существо, тьма его дери, только что уничтожило коня, не оставив и горстки праха! Лета повернулась к ней. Где-то на крепостной стене обрушилась дозорная башня, осветив фигуру Бесплотного клинка — белую, как мел, кожу, обтянувшую человеческий скелет, и каскад седых волос. С трудом верилось, что когда-то Лета Инколоре была придворной дамой столицы Хайленда. Нынешняя Лета достойным образом смотрелась бы только смотрительницей кладбища. И на это кладбище, по всей видимости, она собиралась забрать Анни. «Как оптимистично, — подумала де Хёртц. — Теперь мне светит только Бездна, не иначе». Она начала закрывать глаза — смерть не так страшна, если ее не видишь, ведь так? — и вдруг услышала спокойный голос, каким, наверное, разговаривали ангелы:       — Вы действительно хотите это сделать, Лета?       Анни задержала дыхание. Акцент показался ей до боли знакомым. Так говорил мужчина из сна! Мягко обойдя ее, спаситель остановился, закрывая телом от Бесплотного клинка. Лицо Леты, однако, Анни продолжала видеть. Оно скривилось, будто обладательница увидела разрезанного надвое слизняка.       — Вы уже третий раз пытаетесь это сделать, — продолжил мысль незнакомец. — И все три — когда мир храню я. К чему такая неприязнь, Лета? Мы ведь семья, как бы тебе ни хотелось это признавать. Теперь.       Последнее слово поставило Анни в тупик. К чему оно относилось, к наличию семьи или признанию? К тому же… что значило «семья»?..       — Лживый засланный ублюдок, — просипела Лета. — Бродишь по Его миру, как по своему, и вынюхиваешь, вынюхиваешь… Ходишь за Моей Девочкой… Мой Король не верит, а я знаю — Его крови в тебе меньше, чем верности в Клинках! Она тебя прислала, чтобы следить… отобрать… убить…       Анни увидела, что ей протянули руку. Схватившись за нее, де Хёртц с трудом встала. Незнакомец был крайне высок, его профиль окончательно уверил Анни, что именно этого человека она встретила во сне у могилы Полуночного рыцаря.       — Если вас не затруднит, леди Валетта, — с прохладой обратился к ней спаситель, — то я прошу повторить эти же обвинение моему отцу, когда он вернется. Может, хоть этот бред его образумит и вернет к реальности. А пока будьте любезны хотя бы не нападать на мир. И на папиных друзей. Идем, Анни.       Опешив от того, что ее имя известно, Анни послушно последовала за незнакомцем. В голове беспорядочно крутились факты о Клинках. Кем он был? Лета говорила что-то о крови Короля… Анни оглянулась на оставшуюся стоять Инколоре и не могла поверить в то, что произошло. Ее спас синаанец… «Моему отцу», — услышала она в голове сказанные пару минут назад слова.       Ее спас сын Короля.       Анни не нашла ничего лучше, как непринужденно спросить, шагая вровень с синаанским принцем:       — Коник живой?       Спаситель, казалось, озадачился. Прошло с полминуты, прежде чем Анни услышала ответ.       — Думаю, больше да, чем нет, — рассудил принц. — Волноваться о нем в любом случае не стоит. Если бы ты знала этого коня как я, то смерти обрадовалась бы больше.       — Ясно… — протянула она, ощущая себя еще глупее. — А как тебя зовут?       — Можешь называть меня Бетти.       — Это не настоящее имя. Сокращенное!       — Так меня называют близкие. Ты ведь тоже представляешься не тем, что написано в документах. Какое для тебя настоящее: Анни или Анна-Алексия?       Она, уязвленная, надула губы.       Пожар за спиной освещал дорогу. Она вела по берегу, огибая пустыню, и выходила к соединению моря и горной гряды, разделяющей империю на две части. Бетти решил идти напрямик, и Анни мгновенно увязла в песке. Однако думала она не о том. Почему ей так легко рядом с человеком, которого она видит в первый раз? Впрочем, Ричард Оррей встретился тоже «в первый раз», но синаанский вампир был другого мнения. Анни в очередной раз попыталась разглядеть лицо Бетти, но висящее на груди кольцо отвлекло ее. Очевидно, заметив ее внимание, Бетти запахнул белый плащ и спрятал под ним странное украшение. Анни моргнула.       — Я не смогу проводить тебя до Анлоса, — раздался отрезвляющий голос Бетти. — Сейчас мне лучше не появляться на развалинах столицы империи. Не потому что боюсь или что-то вроде того. Там есть человек, то есть… полуэльфийка, с которой мне лучше не видеться. Не время лишаться самообладания. Ты понимаешь, о чем я? Должна.       Анни мотнула головой.       — Последним, что увидело твое прошлое перерождение, стал отчаянный поступок человека, которого он уважал, но, увы, не любил, как человек того заслуживал, — попытка объяснить запутала ее не сколько смыслом, сколько построением. Анни, не понимая, покосилась на Бетти. Тот предпринял еще одну. За руки они уже не держались. — Однажды папа решил построить систему, которая, на его взгляд, давала бы стимул к саморазвитию, к желанию жить благочестиво. Так появились перерождения. Перерождения помнят каждую ошибку прошлого. Каждую упущенную возможность, — голос Бетти едва заметно погрустнел. — Схожие механизмы есть во многих мирах. Пожалуй, они составляют суть всех миров. Я тоже чье-то перерождение и, как ты, не знаю, чье именно. Только догадываюсь — тоже как ты. Любовь подскажет, Анни, — это было произнесено уже с улыбкой. — Любовь подскажет… — он помолчал. — Я не смогу довести тебя до Анлоса, но и одну оставить не могу. Это слишком опасно. Леди Валетта перестала узнавать меня — что говорить о тебе? Она, ослепленная бездной, раздавит мир без оглядки. Ты можешь представить, что когда-то она, смеясь, танцевала на балах Хайленда? Мне с трудом в это верится, а тебе?       Вопрос стал для Анни неожиданностью.       — Ну… — проблеяла она. — Наверное, так всегда происходит, когда сердце забирает Король.       Бетти вздохнул.       — Действительно, — отстраненно заметил он. — Полюбил человек, а сердце забрал Король. Который не хочет принимать, что натворил. Анни, послушай меня внимательно и запомни, что я скажу.       Синаанский принц встал перед ней и наклонился, вновь держа за руку. Анни обомлела: Бетти был до безумия похож на Владыку востока. Только глаза у него были добрые и яркие, как полевые васильки.       — Что бы тебе ни говорили, что бы тебе ни казалось, что бы мой отец ни делал, помни — он любит тебя, как не любит никого. Ни меня, ни своих дочерей, ни мою маму когда-то, ни леди Валетту, ни… — Бетти запнулся и посмотрел на Анни. — В отличие от остальных, он иногда вспоминает, что был человеком. Быть человеком значит уметь любить. Стать богом значит стать абсолютно объективным. Значит обрубить этот мост, любовь, между собой и человечеством. Ты запомнила, что я тебе сказал?       Анни, глупо моргая, кивнула. На самом деле она совершенно не поняла, о чем ей толковал синаанский принц. Слова, впрочем, в памяти действительно остались. Бетти выпрямился. Цепь, на котором висело кольцо, заблестела в свете луны.       — Отлично. Я перенесу тебя в Айлир-иссе. Там ты встретишь надежного человека. Он позаботится о тебе.       Взгляд Бетти резко затуманился.       — Столько жертв, — проговорил он. — И ради чего? Нет, мне никогда не понять. Я буду сдерживать, сколько смогу, и все равно, что он подумает. В конце концов, разве папа не занимается тем же в Ожерелье? Разве не тем же занимается Чаосин? Доказываем что-то тем, кто боится перемен. Прощай, Анни. Мы еще обязательно встретимся в новой войне.       «Новая война?» — успела подумать Анни, прежде чем вспышка поглотила ее. Перед глазами качалось таинственное кольцо.       Айлир-иссе называлась маленькая площадка на самом южном пике восточных гор. Горы в том месте сворачивали к морю, обрывались крутыми утесами в бурлящую воду и заканчивались равниной, медленно спускавшейся к устью реки. В отличие от Палаис-иссе, тут не было ни башни, ни замка, ни серого тумана, ни пронизывающих ледяных ветров, только маленькая площадка, обдуваемая ветрами. К площадке вела извилистая горная дорога, поднимающаяся до самой вершины. Анни смерила ее презрительным взглядом. После услышанного ей не нужны были никакие «надежные люди». Ведь Бог любит ее, зачем люди?       — Да пошло оно к черту, — с чувством сказала Анни и начала спускаться вниз, где, по ее представлениям, начиналась дорога в Анлос.       Луна скрылась за тучами, впервые за долгое время оставляя ее одну.